И вот в 70-е годы система "звезд" - блестящий французский социолог Эдгар Морэн показал это в специальном исследовании "Звезды" на примере Голливуда (см. 26) начала ломаться и сломалась. Первые симптомы надлома, однако, проявились уже в 60-е годы, когда из кинофильмов стал постепенно уходить happy end и произошла смена центрального "мифологического героя". На смену малорефлексирующим рубахам-парням без проблем пришли "нервные", с надломом герои Пола Ньюмена и Марлона Брандо" (Э.Морэн). Кстати, и в советском кино в 60-е годы произошла аналогичная смена героев. На место Л.Харитонова ("Солдат Иван Бровкин") и Н.Рыбникова ("Высота") и нескольких других актеров такого типа, занявших в послевоенный период возрастную нишу, которую в довоенный период занимали герои П.Алейникова и Н.Крючкова, казалось бы, внезапно пришли их нервные рефлексирующие герои А.Баталова и И.Смоктуновского. Пришли великие крупные актеры. Но "звезды" - в смысле 40–50-х годов - кончились, погасли, Л.Харитонов и Н.Рыбников попали под колесо истории. Похожие примеры можно найти и в Америке. В частности, Э.Морэн пишет о Джейн Фонда, которая явно шла на роль новой "звезды" массового кино, но - не повезло со временем. "Кино звезд" к тому времени кончилось. Отсюда - поиски других форм (аэробика - не от хорошей жизни - у Джейн Фонда и т. д.). Система "звезд" лишь отразила изменения в обществе или даже в чем-то упредила их. Даже количественно "звезды кино" и по их роли в обществе как символа резко отличаются в периоды, скажем, 55–75 и 75–95 гг.
Но ведь аналогичным образом обстоит дело и в футболе! Сколько настоящих футбольных "звезд" зажглось между 1975 и 1995 гг.? Марадона, Платини. Кто еще? С натяжкой можно добавить голландца Крёйфа (у нас его фамилию часто произносят как Круифф), хотя в 1974 г. он в последний раз выступал на чемпионате мира. Но не будем жадничать. В 1955–1975. гг. "звезд" того уровня, которому соответствуют Марадона, Платини, Крёйф, можно насчитать около двадцати. То же самое с хоккеем, как энхаэловским, канадо-американским, так и советским.
Короче, на примере системы массовых зрелищ, которые суть не только плоть от плоти, но квинтэссенция массового общества, структур его досуга, видно, как это общество в 70-е–80-е годы начинает умирать. Как и его атрибуты. Думаю, правы те специалисты, которые не видят значительных социальных перспектив у кино и футбола.
По-видимому, эти формы уже никогда не будут играть той роли, какую они играли прежде. Это и не значит, что завтра они исчезнут. Нет. Но их вытесняют немассовые зрелищные формы, кстати, тесно связанные с НТР, Таким образом, НТР стала Терминатором не только функционального капитализма и коммунизма, но и их любимых чад - кино и футбола. Расцвет последних совпадает с расцветом функционального капитализма и коммунизма, массового общества в 50–70-е годы. Именно тогда окончательно оформились понятия и концепции "советского образа жизни" и "западного", или "американского образа жизни". И хотя их противопоставляли друг другу - и справедливо, между ними было и некое сходство. Два массовых идеала двух массовых обществ. Но обществ - с разными знаками. К тому же одно из них было функционально-субстанциональным, а второе - функциональным, а потому оказалось более хрупким. Кино и коллективный игровой спорт были двумя проекциями, измерениями этих обществ. Более того, прав П.Вайль, который пишет, что весь XX в. прошел под знаком кино. И уходят они вместе. На смену массовому досугу идут камерные приватизирующе-приватизированные формы. Видеомагнитофоны с ориентированной на них кинопродукцией, с одной стороны, персональные компьютеры и "видеошлемы", способные создать то, что называют "виртуальным миром" (или киберпространством), в котором актер как таковой, его мастерство не требуются, не говоря уже о "звезде", - с другой. Все это - индивидуализированные или, точнее, приватные формы, рассчитанные на индивидуальное, а не массовое (хотя и максимально широкое) потребление.
Все активнее заявляют о себе более "камерные" виды спорта. И даже шоу-бизнес, если не индивидуализируется, то приватизируется, дробится, сегментируется на много разных, почти камерных ниш, на микроаудитории, исключающие возможность общенациональных массовых кумиров, "возлюбленных всей Америки" и т. д. Равно как и возможность массовой мечты всей нации - американской или советской. Все мечты остались в XX в. Это XX в. был веком мечтателей - из Кремля, Рейхсканцелярии, Белого дома и других мест.
Нужно признать: в это тридцатилетие расцвета XX в. советский образ жизни тянулся к западному - причем тянулся, повторю, в массовом порядке. И казалось, разрыв, по крайней мере материальный, сокращается. И чем дальше, тем будет лучше и больше. Вместо шести соток - двенадцать, вместо "Москвича" - "Жигули"; вместо хрущобы - что-то получше; вместо дома отдыха в Мисхоре - пансионат в Дагомысе. Знай наших. Наших - не узнали. По крайней мере в большинстве случаев. Счастья, в том числе и социального, не бывает ни слишком много, ни слишком долго.
На рубеже 70–80-х годов и тем более к середине 80-х стало ясно: коммунизм как система не может сохранить уровень благополучия и социальных гарантий и связанную с ними повседневность в таком объеме и в такой массе. Или иначе: "сделочная позиция" господствующих групп коммунистического режима по отношению к населению будет ухудшаться при сохранении тех массовых структур повседневности, которые оформились за позднехрущевское и главным образом брежневское время, когда казалось, что субстанция безбрежна.
Но это была иллюзия. Субстанции было не так много. Коммунизм - функциональная система, перераспределяющая субстанцию, оставшуюся от прошлого, в том числе и раннекоммунистического, и поступающую извне. В 60–80-е годы проедалось, во-первых, то, что было накоплено на народной крови в 30–50-е годы и "экспроприировано" в захваченной части Европы во второй половине 40-х - начале 50-х годов; во-вторых, то, что можно было выкачать сначала из мира, переживающего экономический подъем (кондратьевская фаза "А" - 1945–1968/73 гг.), а затем уже на фазе "Б" - за счет продажи нефти. Но на рубеже 70–80-х годов "А упало. Б пропало". На трубе остался голый коммунизм, согнувшийся от "чувства глубокого удовлетворения".
Субстанция начала сжиматься. И господствующим группам понадобился черный передел Субстанции. И провели они это под лозунгами почти что "земля и воля". С волей более или менее получилось (хотя нередко "я пришел дать вам волю" оборачивалось "я пришел дать вам вволю" - Баку, Тбилиси, далее почти везде). С землей вышло хуже - субстанция. Это не демократия, не перестройка и не гласность. Это - вещественное и конкретное.
По-видимому, одно из существенных различий между капитализмом и коммунизмом (а также Капиталистической Системой и Русской Системой) заключается в том, что субстанция как вещественность, как накопленный труд, как социальное время, как собственность играет принципиально различную роль в этих системах. Если Капиталистическую Систему накопление вещественной субстанции укрепляет, упрочивает, то при коммунизме (и в Русской Системе в целом) дело обстоит иначе. Создается впечатление - по крайней мере об этом свидетельствует исторический опыт, - что, упрочивая систему в краткосрочной перспективе (одного поколения), в среднесрочной перспективе накопление субстанции свыше некоего социального передела или подрывает систему, точнее, ее конкретную историческую структуру, или грозит ей и ее господствующим группам социальной смертью. Начинается передел субстанции, в ходе которой ломаются структуры повседневности, и наступает Смута.
И это неудивительно. Господствующая субстанция Русской Системы - Власть. Повышение удельного веса другой субстанции - вещественной, даже если она и не отливается в собственность, а принимает форму организованного быта (именно последний был в коммунистическом порядке эквивалентом частной собственности и защищал индивида от хаоса этого порядка, становясь контрпорядком, бросал вызов господствующей субстанции, а с какого-то момента - начинал угрожать ей. Собственник - всегда угроза для Власти и ее персонификатор. Реагируя на угрозу, система наносит ответный удар - по вещественной субстанции. При отсутствии или слабом распространении частной собственности такой субстанцией может быть только организованная повседневность. В Русской Системе может быть только одна Субстанция - Власть. Иная (вещественная) субстанция могла быть субстанцией только с маленькой буквы и существовать в определенных границах. Как только она их перерастала и достигала такого уровня, который угрожал двоевластием субстанций (собственность - власть, вещество - энергия), начинался передел. Сверху ли, снизу ли; с кровью ли, в виде жульничества ли, но. - начинался. Наступал великий час субъективных материалистов. Ну а их сменяли терминаторы в пыльных шлемах и кожанках, которые вообще по ту сторону материализма и идеализма, объективного и субъективного. Они разрешали ситуации Русской Смуты, т. е. ситуации двух относительно разнозначимых субстанций. Русская Смута: смущение, замутнение. Норма - это ясность одного субъекта, одной Субстанции - Власти. Эту ясность и осуществляли терминаторы Русской истории - опричники, гвардейцы Петра, большевики, "новые русские" (бандиты + бизнесмены, т. е. бандмены или биздиты). Но за всеми ними - Власть, централизованная или приватизированная.
Иными словами, если Капиталистическую Систему в средне- и долгосрочной перспективе накопление субстанции как вещества и времени укрепляет, то с коммунизмом и, по-видимому, с Русской Системой дело обстоит диаметрально противоположно. Здесь хорошо идет накопление субстанции только в форме Власти и Пространства. Получается совсем как в поговорке: что русскому хорошо, то немцу смерть; что немцу хорошо, то русскому смерть. Короче, избыточная, сверх некой меры материальная субстанция, избыточная, а потому могущая быть более или менее широко распределенной, массовой (а следовательно, угрожающей Власти) - это Кощеева смерть Русской Системы.
Но это же делает Русскую Систему и значительно более уязвимой, чем Капиталистическая. В последней субстанция на уровне структур повседневности может стать дополнительным резервом сопротивления. Русская Система на такую субстанциональную повседневность рассчитывать не может, у нее такой нет. И это - одна из причин того, почему падение политического гегемона, т. е. "главного властителя" капиталистической Системы не ведет к упадку системы, а вот в Русской Системе упадок Власти означает и падение конкретной исторической структуры. Ведь иной Субстанции - ни в форме собственности, ни в форме повседневности нет. Более того, поскольку избыточная массовая субстанция в виде организованных структур повседневности способна и подорвать Систему, то ситуация еще более осложняется.
Десятилетие 1985–1995 г. подорвало структуры повседневности, структуры максимально для России отлаженного быта, сломало их как явление массовое. Выталкивание в underclass, отсечение от общественного пирога прежде всего реализуется и ощущается на уровне повседневности, в быту, в том, что человек себе может позволить - купить, подарить, съесть; куда поехать. Структуры быта сжались до сингулярной точки ваучера. Возьми его, мальчик, и ни в чем себе не отказывай. Ваучер - это тот самый чудный колпачок, который, как внушили постсоветскому Буратино нововластные лисы Алисы и коты Базилио, он может продать за четыре золотых. Ищи дурака. Дурака - нашли, и в этом - победа "перестройки: кто кричал "ура", а кто - "дурак!"". Но победа эта может оказаться пирровой, поскольку ваучер очень смахивает на "черную метку" асоциала. Да, сломана повседневность, единственная массовая западно- или даже буржуазно-подобная повседневность в истории Русской Системы. Сломан забор, вал, стена. Из нее несут "по кирпичику" - на особняки - вон их сколько заторчало под Москвой, по всей России. А кто - там, за забором, за стеной?
А вот об этом раньше надо было думать.
За забором-то асоциал, новый варвар из бандформирований, бригад, а то и просто неорганизованный. Или прячущийся под маской госслужащего. Который очень просто может, подобно герою одной из песен Галича, "как в подъезде кирпичом". Не надо смеяться над Жириновским. Это в таком виде корчится, лицедействует и юродствует от социальной боли, от самого себя и своей жизни - как бесконечного тупика - асоциал. Так часто бывает: разрушают то, что считают опасным или злом, а приходит нечто еще более злое. Рухнула Римская империя и оказалось: варварские королевства-то хуже, они более жестокие, дикие, кровавые, менее предсказуемы. Рухнуло самодержавие - и погребло под своими обломками не только своих защитников, но и своих критиков и оппонентов. Свержение самодержавия и финальная - кровавая - фаза Русской Смуты оказались той самой "славной охотой", битвой серых волков и рыжих собак, о которой старый мудрый Каа сказал бы, что по ее окончании не останется ни человека, ни детеныша волка, ни старого удава, а будут валяться только голые кости. Так и вышло. Остались хозяева "корабля, с которого сбежали все, даже крысы" (Г.Уэллс).
Рухнули коммунизм и СССР - и что теперь? Какие уроки можно извлечь из этого - извлечь не только России, но, может быть, и всему миру в целом, Капиталистической Системе. Ведь умные должны учиться на чужих ошибках. И никогда не спрашивать, по ком звонит колокол.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Анисимов К. Россия без Петра. - СПб.: Лениздат, 1994. - 496 с.
2. Гронский Н. Юридическая природа СССР. // Сборник, посвященный памяти П.Б.Струве. - Прага, 1925. - С. 175–183.
3. Зедльмайер Г. Утрата середины / Реферат Бибихина В.В. // Общество. Культура. Философия; Реф. сб. - М: ИНИОН, 1983. - С. 56–102.
4. Зиновьев А. Желтый дом. - Lausanne: L'Age d'Homme, 1980. - T. 1–2.
5. Изгоев А. Об интеллигентной молодежи (Заметки о ее быте и настроениях) // Вехи. Из глубины. - М.: Правда, 1991. - С. 97–121.
6. Крылов В.В. О логическом развертывании понятия "капитал" в понятие "многоукладной структуры капиталистической системы". - М., 1972. - 8 с. - Не опубл. рукопись.
7. Маркс К. Экономические рукописи 1857–1861 гг. - М.: Изд-во полит, лит., 1970. - Ч. 1. - XXVI,546c.
8. Пивоваров Ю.С., Фурсов А.И. Русская Система // Рубежи. - М., 1995. - № 1–5 и след.
9. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из Хаоса. - М.: Прогресс, 1986. - 431 с.
10. Пригожий И., Стенгерс И. Время, Хаос, Квант. - М.: Прогресс, 1994. - 431 с.
11. Совершенно секретно. - М., 1994. - № 10. - С. 4–5.
12. Тихомиров Л. Воспоминания Льва Тихомирова, - М; Л., 1927. - XL,516 с.
13. Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. - М.: Прогресс-литера; СПб.: Алетейя, 1995. - 651с.
14. Фуко М. Слова и вещи. - М.: Прогресс, 1977. - 488 с.
15. Фурсов А.И. Капитализм в рамках антиномии "Восток - Запад": Проблемы теории // Капитализм и Восток во второй половине XX в. - М., Наука, 1995. - С. 16–133; 597–599.
16. Эко У. Заметки на полях "Имя Розы" // Иностр. лит. - М., 1988. - N 10. - С. 97–106.
17. Bahro R. From red to green: Interviews with "New left rev". - L.: Verso, 1984. - 239 p.
18. Braudel F. Civilization materielle, economique el capitalismе, XV–XVIII siеcles. - P.: Colin, 1979. - Vol. 2: Les jeux de I'echange. - 855 p.
19. Certeau, M.de. L'invention du quotidien. - P.: Gallimard, 1990. - Vol. 1: Arts de faire. - 350p.
20. Furet F. La Revolution francaise. - P.: Hachetle, 1988. - Vol. 1: De Turgot a Napoleon. - 544 p.
21. Gimpel J. Cathedral builders. - L.: Russel, 1980, - 236 p.
22. Gimpel J. The medieval machine: The industrial revolution of the Middle Ages. - Aldershot: Wildwood house, 1988. - 294 p.
23. Jameson F. Postmodernism, or, cultural logic of late capitalism. - Durham, Duke Univ. press, 1991. - XXII.,438 p.
24. Laulan I.-M. La planète balcanizée. - P.: Hachеtte, 1993. - 365 p.
25. Minc A. Le nouveau Moyen Age. - P.: Gallimard, 1993. - 251 p.
26. Morin E. Les stars. - P.: Seuil, 1972. - 190 p.
27. Nandy A. The shadow state // Illustrated weekly of India. - Bombay, 1985, Fеbr.24 - March 2. - P. 20–23.
28. Pocock J.G.A. Modernity and antimordemity in the anglophone political tradition // Patterns of modernity. - N.Y., 1987. - Vol. 1 - P. 44–59.
29. Priestly J.B. The Edvardians. - N.Y. etc.: Harper a. Row, 1970. - 302 p.
30. Rufin J.-C. L'empire et les nouveaux barbares: Rupture Nord. - Sud. - P.: Lattes, 1991. - 255 p.
31. Schumpeter J. Capitalism, Socialism, Democracy. - N.Y. etc.: Harper a. Row. 19. -XIV,431 p.
32. Symons J. Bloody murder: The classic crime fiction reference fully revised and uptaded. - L. etc.: Pan Books, 1992. - 365 p.
33. Tolkien J.R.R. The Lord of the rings. - L.: Harper Collins, 1992. - Vol. 1: The fellowship of the ring. - 427 p.
34. Wallerstein I. The bourgeois(ie) as concept and reality // New left rev. - L., 1988. - N 167. - P. 91–105.
35. Wallerstein I. The Cold War and the Third world: The good Old Days / Fernand Braudel Center for the study of economies, historical systems, a. civilizations. - N.Y., 1990. - 20 p
36. Weber-Shafer P. Politics: A European luxury // Culture and politics / Ed. by Crauston M., Barlevi L.S. - Boston; N.Y.: De Gruyter, 1988. - Р. 120–129.
37. Wiener M.J. English culture and the decline of industrial spirit, 1850–1980. - Cambridge etc.: Cambridge univ. press, 1981. - XI,217 p.
38. Jantsch E. The self-organizing Universe: Sci. a. human implications of the emerging paradigm of evolution. - Oxford etc.: Pergamon press, 1980. - XVI,343 p.
Часть II
Не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол:
он звонит по Тебе.
Джон Донн.
XXXVII
Падение коммунистического Центра, точнее - Центроверха, его - по видимости - ликвидация тремя "обкомовцами", представителями регионов и выходцами из них, ухудшение жизни значительной части населения, рост насилия (войны, этнические чистки, криминализация, асоциализация) - реализовались не только как результат распада коммунизма, хотя как и это тоже. Все это, помимо автодинамических причин - логики разложения коммунистического порядка, было следствием хотя и негативного, но вступления СССР/России в энтээровский мир и век. Это и есть пока Русский Путь в XXI в.: "Ино побредем еще". Впору кричать: "Симсим, открой, я хочу выйти!" Симсим Истории только впускает, но не выпускает, так же как машина времени Истории, которая катит только в одну сторону. И чтобы не оказаться похожим на персонажа детской страшилки: "Мальчик едет на машине, весь размазанный по шине", - русским людям предстоит приложить немало усилий и истребить многое в своей душе.