Морской ветер приятно освежал, голова прояснилась. Интересно, подумала Рина, он всегда оказывает такое воздействие, особенно ночью, или дело еще и в том, что яхта прямо-таки королевская и паруса надуты?
Рина положила локти на поручень и посмотрела вниз, в загадочную морскую тьму. За килем бежала пенная и светлая, как серебро, волна, поглощающая свет луны и сливающаяся цветом с такими же серебристыми парусами. Если долго смотреть, то, наверное, можно разгадать тайну времени…
- Не забывайте о силе тяготения, миссис Коллинз. Тут можно здорово разбиться.
- Что? - Рина круто обернулась, почувствовав прикосновение сильных рук и услышав знакомый хрипловатый голос.
- Слишком далеко высовываетесь. - При свете луны лицо Кила Уэллена казалось загадочной маской, глаза смотрели строго и холодно.
- Вовсе я не…
- Да, да. Вы что, о самоубийстве подумываете?
- С чего это вы взяли? И отпустите меня, пожалуйста.
Кил немедленно повиновался и встал рядом с Риной.
- А ведь похоже на то.
- Что на что похоже? - раздраженно спросила Рина.
- Похоже на то, что вас тянет покончить счеты с жизнью.
- Да? Спасибо.
- О, я не хотел вас обидеть. Просто совершенно очевидно, что жизнь вам в тягость.
Слова он ронял небрежно, вглядываясь в морскую даль. Ветер трепал его темные волосы. При свете луны были хорошо заметны бесчисленные морщинки, разбегавшиеся от уголков глаз, и Рине вдруг стало неловко за то, как она себя с ним ведет. Судя по жестким, линиям, избороздившим красивое лицо, живется ему несладко. Может, она судит его слишком строго? Понятно, что ей с ним трудно - слишком живо напоминает о прошлом, но справедливо ли делать его одного ответственным за смерть почти трехсот человек?
На этот вопрос Рина не могла найти ответа. Просто не могла. А что касается внезапного укола совести, то это вообще глупость, особенно если учесть, что он тут говорил о самоубийстве и отсутствии воли к жизни.
Рина оперлась о поручень и пристально посмотрела на Уэллена:
- Не понимаю, о чем это вы, конгрессмен. Живу я совсем недурно, на этот счет можете не волноваться. Впрочем, спросите своего друга Доналда. Уверяю вас, что, работая у него, ужом приходится крутиться.
- Ну да. "Она ходит, она говорит. И даже иногда улыбается". Точь-в-точь как куклы в Диснейленде. Но это не жизнь. Жизнь это риск.
- Прекрасно. Когда доберемся до Нассау, рискну - сыграю в рулетку.
- По крайней мере, у вас есть чувство юмора, - негромко произнес Кил. - Правда, юмор какой-то кисловатый.
- Бывает хуже, конгрессмен, честное слово, бывает. А сейчас, почему бы вам не вернуться в каюту и не заняться мисс Кендрик? Так будет лучше и мне, и вам. Она очаровательная девушка и с земным тяготением у нее все в порядке.
Кил весело рассмеялся и, распрямившись, потянулся в карман за сигаретами. Предложил закурить и Рине. Она заколебалась было, потом все-таки взяла сигарету и наклонилась к зажигалке, которую он прикрывал от ветра в сложенных ладонях. И снова в глаза ей бросились его руки, и вновь она незаметно вздрогнула, представив себе, как эти руки обнимают ее. Рина резко отодвинулась, поспешно выпустила дым и облокотилась о поручень.
- Это верно, с земным тяготением у мисс Кендрик все в норме. Впрочем, и у вас тоже.
- Мне тридцать три, конгрессмен Уэллен.
- А мне тридцать шесть.
- Везет же некоторым.
- А у вас злой язычок, миссис Коллинз. Скажите, а мужа вы в ежовых рукавицах держали?
Рина резко, словно ее ударили, задержала дыхание.
Откуда такая жестокость?
- Нет! - яростно ощетинилась она, ощущая в то же время накатившую вдруг слабость. - Да как вы…
- А вот так. Спрашиваю, потому что нет у вас прав лишь оплакивать собственную судьбу. Потому что ваш долг перед мужем - хранить живую память, а не предаваться пустой тоске. - Он внезапно швырнул окурок в воду и схватил ее за плечи. Пальцы его больно впивались ей в кожу, лицо окаменело, глаза полыхали огнем. - Знаете, Рина, не одна вы потеряли близкого человека. Моя невеста погибла в один день с вашим мужем.
- Не только с мужем! - выкрикнула Рина, не стараясь сдержать хлынувшие из глаз слезы - Были еще дети… Сын… Малышка… Ей было всего… - Больше говорить Рина не могла, слезы перешли в громкие рыдания. Она закрыла глаза и попыталась высвободиться, но он не выпускал ее, напротив, начал трясти изо всех сил и не останавливался до тех пор, пока она не подняла голову и не посмотрела сквозь слезы прямо ему в глаза.
- Вот так-то. - Кил и не думал извиняться. - Плачьте, плачьте. И не молчите. Да, все несправедливо. Да, ужасно, что вам пришлось усомниться в существовании Бога, потому что как иначе объяснить гибель здоровых, красивых детей? Но разве в наших силах понять и объяснить, почему все происходит так, а не иначе?
- В наших - нет, но в ваших - да! Ведь вы там были! И это вы решили, что какие-то там сомнительные принципы важнее, чем жизнь людей…
- Что? - Кил побелел и изо всех сил стиснул зубы. - Сука! - едва слышно проговорил он, и Рина поняла, что задела его ничуть не менее болезненно, чем он ее. - Вы что, не понимаете, каково мне тогда было? - угрожающе заговорил он. - Что я переживал, о чем догадывался и какую беспомощность, а после безнадежность ощущал…
Рина попыталась высвободиться. Ей не хотелось смотреть ему в глаза, не хотелось испытывать к нему сочувствия. Она хотела только одного - уйти.
- Отпустите меня, ну пожалуйста, - прошептала она. Но Кил по-прежнему держал ее, хотя уже и не так крепко. Он глубоко вздохнул, грустно улыбнулся и вновь заговорил, на сей раз стараясь скрыть обуревавшие его чувства:
- Никому из нас не дано знать будущее. Нам всем хочется верить, что несчастья случаются с кем-то другим - только не с нами. То, что произошло, стало личной трагедией для многих. Но вы-то уцелели…
- Да, но хотела умереть! - хрипло выкрикнула Рина.
- И все же остались живы. И слава Богу, потому что самоубийство было бы насмешкой над теми, кого вы любили. Ничего хуже и придумать нельзя.
- Насмешкой? Над детьми? А может, вы скажете мне, конгрессмен, почему все так произошло? Почему? И почему вы не спасли их?
Рина наконец вырвалась и, выдохнув эти вопросы, принялась яростно колотить его в грудь. Ну что это за человек? Просто садист какой-то. Вернулась прежняя боль, снова защемило сердце.
- О Боже, Рина, ну неужели вы думаете, что я не пытался? Да я душу дьяволу готов был заложить, лишь бы спасти хоть одного из тех людей. Никогда мне не понять, почему все случилось так, как случилось, да и вообще никто вам этого не объяснит. Но любовь - часть жизни, вы сами это прекрасно знаете, потому что у вас была семья. И та любовь, которой вас научила семья, никуда не уйдет, навсегда останется с вами. И если вы это поймете, то на этой любви может взойти будущее.
- Нет у меня никакого будущего, - тускло сказала Рина. Весь гнев у нее внезапно испарился, и осталась только немыслимая усталость. Растерянность и душевная истощенность. - Дети погибли, - без всякого выражения добавила она.
- Вы молоды, и у вас еще будут дети.
- Нет! Тех не заменишь!
- Не заменишь. Заменить вообще никого нельзя. Любая любовь неповторима.
- Конгрессмен, что вам от меня нужно? - Рина резко подалась назад и попыталась вытереть слезы рукавом платья.
- Хочу встряхнуть вас, - отчеканил он.
- Но зачем? - прошептала она. - Меня уже… Меня уже так встряхнули, что ничего не осталось. Вы, похоже, самый жестокий из всех живущих на свете…
- Живущих. Вот к этому, Рина, я и клоню. - Он положил руку ей на плечо и не дал сбросить.
- Ну пожалуйста! - взмолилась она.
- Рина, не надо молчать. Вы должны злиться, должны испытывать ужас и боль, и отчаяние. Только так можно исцелиться - постепенно.
- Это невозможно.
Кил вздохнул. Он понимал ее чувства, ибо и сам пережил то же самое. И больше всего на свете хотел ей помочь. Ну кто понимает ее лучше его? Никогда ему не забыть тех бесконечных дней и ночей, что были пережиты после несчастья. Он вскакивал, разбуженный жуткими кошмарами, думал о тех, кто был тогда в самолете, пересчитывал их. А бессонными ночами думал об Эллен, о том, что не должна она была умирать, и уж тем более из-за него. Время. Время никогда не рассеет чувства вины, со временем боль утраты не исчезает. Но время помогает постепенно примириться со случившимся. Учишься трезвее смотреть на вещи, понимаешь, что и ты смертен. И еще он осознал, что в тот момент действительно сделал все от него зависящее.
- Вы заблуждаетесь, - мягко заговорил Кил. - Полностью забыть прошлое невозможно. И тем не менее время постепенно исцеляет раны. Даже шрамы заживляет. Только не надо противиться времени. И надо заставить себя открыться навстречу жизни.
Рина оттолкнула его и гневно посмотрела прямо в глаза:
- Открыться? Потрясающая идея, конгрессмен. Значит, сделаться чем-то вроде подсадной утки для садистов вроде вас. Вам-то, конечно, только того и нужно. Признаю, вы меня заинтересовали. И все же предпочитаю оставаться роботом. Так что извините меня, Кил Уэллен.
- Чушь. И чем больше мы будем вместе…
- Не будет никакого больше!
- И опять-таки чушь, миссис Коллинз. Теперь-то уж я от вас не отстану.
- Я ненавижу вас!
- Хорошо. Для начала просто отлично. Но когда путешествие завершится, вы меня будете либо любить, либо презирать. Но по крайней мере, вы будете жить. Передвигаться, разговаривать - и переживать.
Ну вот, хоть слезы высохли на ночном ветру. Рина откинула голову и вызывающе посмотрела на него: в серебряном свете луны зеленые глаза ее так и горели яростью.
- Вы переоцениваете себя, конгрессмен. Я считаю вас жестоким и беспардонным типом. И это все. А теперь, если не возражаете, я пойду к себе.
Рина круто повернулась, но тут же с ужасом почувствовала на кисти железные пальцы. Не успела она и слова вымолвить, как он прижал ее к себе, и, не в силах даже пошевелиться, Рина столкнулась с его настойчивым взглядом, в глубине которого разгорался таинственный огонь.
- Я не просто жестокий и беспардонный тип, миссис Коллинз. У меня есть масса других качеств. И скоро вам предстоит в этом убедиться.
Рина открыла было рот, но так и не успела ничего выговорить; он изо всех сил прижал ее к груди и властно замкнул губы поцелуем. Объятие было не грубым, но уверенным и… беспощадным. Так же уверенно и умело он целовал ее, сминая всякое сопротивление, завладев ее губами и словно придавая им желаемую ему форму. Проникнув языком в глубину ее рта, он ощутил слабый привкус бренди и запах табака. Его же запах, такой вроде неуловимый, вдруг сделался всепоглощающе мужским. Она не откликалась на ласки - просто стояла совершенно ошеломленная, испуганная, не в силах хоть как-то противостоять этому вихрю. Она ощущала его прерывистое дыхание, слышала, как бешено колотится сердце, и не могла не признать, что ей это приятно. И вообще этот человек производил на нее некое гипнотическое воздействие. Кил был мужчиной, мужчиной с головы до ног, сильным, решительным, неотразимо уверенным в себе - и в то же время теплым, нежным. Поцелуи его выдавали немалый опыт в любовной игре - страстные, настойчивые, опустошительные - и упоительные. Ей оставалось лишь покориться - все равно он так крепко прижимал ее к себе, что пошевелиться было невозможно.
Кил прервал поцелуй и, ласково улыбаясь, лениво проговорил:
- Не спорьте со мной, миссис Коллинз, - будущее есть, это точно.
Никогда в жизни Рина не приходила в такую ярость. Сначала ей хотелось дать ему пощечину, да только руки по-прежнему были стиснуты. Должно быть, он почувствовал ее порыв и от души рассмеялся:
- Какой, однако же, темперамент. Ну что ж, это неплохо, только к насилию прибегать, пожалуй, не стоит. Во всяком случае, когда имеешь дело со мной.
Она молча посмотрела на него, а потом разразилась таким потоком ругательств, которому и мужчина мог бы позавидовать.
- Итак, наша Дама Червей показывает-таки свой истинный характер. То ли еще будет, когда вы действительно научитесь думать, как я.
Рина изо всех сил лягнула его в голень. Наверное, ему было больно, но единственной наградой ей снова оказался смех, на сей раз почему-то удовлетворенный, что еще больше взбесило ее.
- Да отпустите же меня наконец, - прошипела она.
- Как вам будет угодно. - Он разжал руки и немного отступил. - Валяйте, бегите в свою каюту, миссис Коллинз. Удирайте. Отступление это лучшее проявление доблести. Только запомните - от себя не убежишь.
- Да я никуда и не собираюсь от себя бегать, конгрессмен. От вас - иное дело. - Рина стремительно двинулась к лестнице.
- Посмотрим, насколько это у вас получится. Времени у нас с вами хватает.
- На вашем месте, конгрессмен, на эту карту я бы не ставила. - Уже миновав свернутые на палубе канаты и взявшись за перила лестницы, ведущей вниз, Рина обернулась. - Да, и вот еще что…
- Да?
- Я живу в Виргинии. На мой голос можете не рассчитывать.
- Ну, это я как-нибудь переживу. Можно проводить вас до каюты?
- Нет!
- А может, зайдем куда-нибудь еще?
- Нет!
- Печально. А то мне что-то потанцевать захотелось.
- Ну так потанцуйте с мисс Кендрик.
- Недурная мысль. Пожалуй, так и сделаю. Спокойной ночи, Рина.
- Слава Богу, наконец отвязался, - достаточно громко сказала Рина, направляясь вниз. Вслед ей раздался смех, который сопровождал ее до самой каюты.
Рина по-настоящему устала. Ощущение было такое, словно по ней проехалась бетономешалка. Но, переодевшись в ночную рубашку, погасив свет и забравшись в постель, она вдруг обнаружила, что не может заснуть.
Все из-за этого проклятого конгрессмена. Он и есть та самая бетономешалка, которая уж точно по ней проехалась. Будто клещами в нее впился, впрочем, напомнила себе Рина, она тоже ему кровь пустила. Никогда ей не забыть пепельного оттенка, который приобрело его лицо, когда она напомнила ему о той страшной трагедии. И боли в голосе, когда он сказал, что сделал все от него зависящее, лишь бы отвести беду, тоже не забыть.
Но ведь не один же он был тогда в Овальном кабинете, с легкой дрожью подумала Рина. Он просто взял на себя общую вину. Рискнул своей карьерой ради других. Или это был просто ловкий ход? Не поймешь. Нынче вечером ему каким-то образом удалось смягчить ее. И все равно прощать его не хотелось. Она так долго приучала себя к безразличию. А сейчас… сейчас чувствует себя совершенно опустошенной, измученной - но не спится, потому что мучают разные мысли.
Рина повернулась на бок и прижала к груди подушку, Наволочка была мягкой и прохладной - безжизненно-прохладной.
Было время, она спала, прижимаясь к мужчине, делясь своим теплом, впитывая его тепло. Она ласкала и обнимала сына и девочку-малышку, и ее затапливала волна удивительной нежности. А теперь она поглаживает всего лишь подушку.
Рина крепко зажмурилась, но ничего не помогало.
Накатило чувство безнадежности и одиночества. И еще - тоска по мужской ласке.
Пол - так и полоснуло по сердцу. Сама мысль о ком-то другом - предательство по отношению к нему. Но, как ни тяжело это признавать, славно было бы заснуть, обнимая кого-то, а не что-то. Ночь всегда самое трудное время. Тьма перемещает тебя в страну мечты. Закрываешь глаза, и на мгновение возникает иллюзия, что ничего не произошло, все, как прежде.
Рина еще крепче вцепилась в подушку. Чувствовалось, как судно, ходко продвигающееся вперед, покачивается на волнах. Вроде бы это должно успокаивать. А на самом деле волнение моря только усиливает бурю, бушующую в сознании. Может, шторм надвигается, рассеянно подумала Рина. Ну что же, она от души надеялась, что кое-кого из танцоров смоет волной и он навсегда исчезнет во тьме.
Рина машинально прижала палец ко рту. Все еще ощущается прикосновение его губ. Да и тело не забыло его сильные руки, его мускулистую грудь, всю его мужскую стать.
Рина негромко застонала и повернулась на другой бок. Чего уж тут спорить, равнодушной он ее не оставил, огонь в крови зажег, вызвал чувство, которое, думалось, вновь уж не испытать. Да только не тот это мужчина, совсем не тот.
А почему, собственно, спросила себя Рина. Потому что она все еще считает его виновным в том, что случилось? Или потому что боится собственных чувств - на тот случай, если все-таки решит простить. А может, прощать не за что? Может, он действительно сделал все, что от него зависело.
Рине не хотелось слишком углубляться в эти мысли, прикидывать, что да как. Проще выстроить стену и убедить себя в том, что он ей не по душе.
А вообще-то, если посмотреть объективно, именно такой ей и нужен: привлекательный, зрелый, разумный мужчина, с которым неплохо бы затеять небольшой роман. А стало быть - вернуться к жизни. Да, для такой интрижки он, наверное, был бы незаменим. Мужчина, который не ищет - и не требует взамен - глубокой привязанности. В конце концов, у Уэллена за последние полтора года было не менее десятка женщин, и, как все говорят, непродолжительные романы эти протекали легко и безбурно.
Почему же сейчас он ведет себя столь необычно? Ощущение такое, словно неопытный мальчишка гоняется за дичью. Но если так, то ведь вокруг хватает других, весьма очаровательных объектов. В чем же дело?
Он хочет отпущения грехов, неожиданно подумала Рина. Она вспомнила его лицо там, на палубе. Вспомнила, как оно исказилось от боли и ярости и как он прямо-таки вышел из себя, словно сказал ей больше, чем говорил кому бы то ни было раньше. Может, этим все и объясняется? Может, именно поэтому он решил покорить ее, чего бы то ни стоило? И тем же объясняются и его слова - либо полюбишь, либо будешь презирать?
- Так вот, конгрессмен Уэллен, я презираю вас, - яростно выкрикнула Рина, впечатав кулак в подушку. - И чтобы убедиться в этом, не надо ждать конца путешествия.
Ой ли?
Рина была совершенно не способна разобраться в собственных чувствах. А в мыслях у нее вообще царил полный хаос.
Она резко повернулась на спину и снова, машинально вцепившись пальцами в простыню, крепко зажмурилась. А он где-то там танцует, наверняка с Джоан Кендрик.
С неотразимой мисс Земное Тяготение. С прекрасной блондинкой, юной и стройной.
Теперь Рина повернулась на живот. Ну а ей-то что за дело до этой красавицы? Она ведь сама отправила к ней Уэллена и при этом ничуть не покривила душой. Но теперь ей представились эти двое. Уэллен со своими угольно-черными с поволокой глазами, способными превращаться то в гранит, то в облачное небо, сквозь которое весело и вызывающе пробиваются острые солнечные лучи. И эти глаза поглядывают сверху на изящную золотистую головку мисс Кендрик. А мисс Кендрик встречает взгляд Кила и прижимается к его сильному, мускулистому телу. Рина так и видела его руки, крупные, натруженные, но очень ухоженные руки, покоящиеся на осиной талии девушки…
- Проклятие! - Рина соскочила со своей узкой кровати и, вцепившись пальцами в волосы, всмотрелась в светящийся циферблат будильника. Больше двух ночи. Вот уже три часа как она не может заснуть.