8.00. Утро началось как обычно. Однако после повседневной процедуры отлова и лечения оленей на стойбище началась необычная суета и какие-то приготовления. Сначала хозяева обоих чумов распаковали священные нарты и вынули из старых дерматиновых чемоданчиков находившихся там, куклы-изображения умерших предков (нгытарма). Тряпочки, служившие поясками куклам, они привязали на концы хореев. Хореи воткнули в землю между полозьями и наклонно прислонили к нартам. К каждой нарте привя зали священного оленя. На лбу у одного из них я заметил белое пятно. Затем были выловлены еще два молодых оленя (подросшие телята) темно-коричневой и белой масти. Их завалили рядом со священными нартами на землю, связали ноги и накинули каждому на шею по мертвой петле, которые завязали на одной веревке.
Иван, стоявший между оленями, сорвал пучок мха и три раза обвел ими вокруг шеи сначала одного, потом другого оленя. После этого началось удушение. Оленей разделали, и я снова поел свежего теплого мяса. Попробовать оленью кровь я не решился.
Бабушка Владика набрала в небольшую алюминиевую миску несколько кусочков мяса и печени, налила туда кружкой крови и отнесла ее в чум дедушке. Он болеет и почти не выходит из чума.
Снова пьем горячий чай. На столе тот же набор продуктов - масло, сахар, хлеб. Семья большая, поэтому все расселись за двумя столиками, на той и другой стороне от костра. От стола к столу шныряют два маленьких черных щенка - сенг (колокольчик) и сеек (сердечко), выпрашивая кусочки. Ни одной большой собаке подобное не позволяется. Мать этих щенков, Алто, Владик называет лучшей собакой на стойбище, потому, что ни одна другая собака не умеет так быстро и хорошо работать с оленями.
Отец Владика уехал на дежурство, а мы отдыхаем в чуме. Владик возится с магнитолой, пытается активизировать подсевшие батарейки. Ему очень хочется послушать любимую (единственную на стойбище) кассету с записью группы "Сектор газа". Я попросил его оставить бесплодные попытки и научить меня самым необходимым сейчас для общения ненецким словам и выраже ниям. Для этого я дал ему отдельную тетрадь, где он записал не сколько ненецких выражений с русским переводом, такие как "я хочу есть", "я хочу спать", "ты откуда приехал", "говори со мной по-русски" и др.
Языковой барьер угнетает меня. Сейчас Владик является практически единственным моим собеседником и переводчиком.
Как только он отлучается куда-то по делам, все начинают говорить между собой по-ненецки и, я чувствую себя не в своей тарелке. Девушки и женщины стесняются или не хотят показать себя не скромными.
Записал родословную этой семьи Салиндер. В этом чуме проживают старик Мэйрю, его жена Масьне из рода Лапсуй, их сын Ыбля с женой Сянтой из рода Ядне и их дети Владик с женой Светланой Лапсуй, дочерью бригадира Мольки, Евгения, которую все ласково называют Женяко, Катя, самая веселая из всей семьи, Татьяна и Райка, младшенькая, которая постоянно крутится возле матери. У Мэйрю есть еще сыновья и племянники, у которых свои семьи. Они кочуют в разных концах антипаютинской тундры, а некоторые живут в Антипаюте. Отец Мэйрю Нунку Салиндер перекочевал сюда из Пуровского района. Эти Салиндеры называют себя "беличьими". Владик со слов деда Мэйрю рассказал мне о происхождении этого прозвания: "Жили в одном стойбище Салиндеры. И вот, однажды, решили они разделиться. Пришел с охоты мой прадед, убил пять белок. И начал он их считать, да вот никак не может, хоть и считает по руке. Четыре пальца гнѐт, а пятый остаѐтся. И невдомѐк ему, что пальцев пять и белок столько же. Вот с тех пор и стали называть наш род Беличьим." Владик стал подзадоривать деда. Он научил меня, как спросить у Мэйрю по-ненецки сколько ему лет. Я спросил, - Ирей! Сян пор? Мэйрю отвечает, что он 1908 года рождения. Тут в разговор вступает его жена Масьне и говорит, что это она 1908 года, а дед 1912. Дед с ней не соглашается и между ними завязывается полусерьезный полушутливый спор о том, кто из них старше, что вызывает у всех присутствующих умиление и добрый смех.
Мэйрю практически не говорит по-русски, хотя в молодости, по словам Владика, он работал в поселке, общался с приезжими и знал русский язык хорошо. Единственное, что осталось у деда в памяти это несколько русских частушек с матерными словами. Когда он их произнес, все, и я в том числе, покатились со смеху.
Владик рассказал мне, что дед был шаманом, правда не очень сильным, но теперь уже давно не шаманит. Я спросил Владика, не может ли старик показать шаманские принадлежности для того, чтобы я их сфотографировал. Владик перевел деду вопрос. Тот как-то сразу насупился, и что-то отрывисто сказал внуку по-ненецки. Владик не сразу нашелся, что мне ответить, перебросился с дедом еще парой фраз, а потом сказал, что все шаманские вещи деда сейчас находятся в зимних нартах и до них не доехать.
Мы вышли с Владиком на улицу, и пошли в гости в соседний чум. Там молодая ненка Людмила Салиндер развела огонь и вскипятила воду для чая. Ее брат Иван и мы с Владиком расселись у столика и стали пить чай, макая в него баранки. За чаем, я продолжил расспрашивать Владика о старике Мэйрю. Он сказал, что дед неоднократно предлагал ему стать его учеником и перенять все навыки шаманской практики. Однако Владик отказывается, говоря, что не замечает в себе никаких шаманских способностей. То же самое отвечает на настойчивые просьбы Мэйрю и отец Владика.
На закате приехали пастухи, отец Владика вернулся с дежурства, а отец Ивана, Някуля Салиндер и бригадный зоотехник Николай Сусой приехали из основного стойбища бригады. На ночное дежурство отправился Иван.
15 августа, понедельник.
8.00. Встали, позавтракали. Началось обычное утро.
10.00. Ловим и лечим оленей. Старик Мэйрю вышел из чума и молча наблюдает за нами. Поймали олененка, которого уже нельзя вылечить от копытки. Владик взял топор и хотел убить его, но Мэй рю попросился сам это сделать. Одной рукой он взял олененка за левый рог, а правой коротким движением руки ударил его по затылку обухом топора. Затем Владик воткнул олененку свой нож в затылок, чтобы перерезать позвонки, повернул его на спину, а голову запрокинул мордой кверху, чтобы из затылка стекала кровь. Через некоторое время с теленка сняли шкуру, а тушу оттащили подальше от чумов.
11.00. После чая, в чуме других Салиндеров, записал родословную семьи Ивана. Рассказывал сам Иван, потому, что его отец отвечал на мои вопросы не охотно, постоянно спрашивая меня по-ненецки, - Нгамгэн тара? - Зачем нужно? Многих родственников Иван не знал, поэтому родословная получилась не очень большая. Мать, бабушка и сестра Ивана занимались своими делами по хозяйству и в разговоре практически не участвовали. Бабушка что-то шила из шкур, сидя возле входа у откинутого полога. Мать на улице выскребала скребком шкуру. Сестра возилась с посудой, заносила дрова в чум, разводила костер и кипятила чай.
13.00. Мужчины отдыхают, а женщины занимаются шитьем.
15.00. Жара и комары. Все мужчины стойбища собрались и пошли ловить убежавших больных оленей. Мы с зоотехником Николаем спустились с небольшой сопки, и я увидел олененка, а затем еще одного вместе с важенкой. Мы разошлись в разные стороны и начали их ловить. Одного поймали быстро, а другой оказался очень прытким и убежал за матерью. Содрали шкуру с убитого теленка, и пошли ловить беглеца, растянувшись цепочкой. Долго никого не могли найти. Обзору мешали густые кусты ольшаника. Някуля Салиндер сходил к чуму и принес оттуда малокалиберную винтовку. Наконец мы увидели олененка и стали его преследовать, но он убегал от нас все дальше и дальше. Някуля опустился на одно колено, прицелился и выстрелил. Попал. Олененок все равно бежал. Винтовку взял зоотехник и продолжил преследование. Первым выстрелом он ранил его в бедро. Теленок захромал, но не остановился. Скоро он выдохся, но, однако не давал к себе приблизиться, отскакивая в сторону. Вторая пуля попала ему прямо в лоб. Уставшие, но довольные собой мы вернулись в стойбище.
18.00. Привожу в порядок свои записи. Разговорились с Владиком о собаках. Здесь в тундре живут собаки только двух пород - самоед ский шпиц и оленегонная лайка. У каждой собаки свой темперамент и способности к обучению. Самая хорошая собака - Алто (черная). Она быстро бегает и хорошо слушается команд. Есть ленивые или про сто глупые собаки. Например, пес Хутебяку (щенок), воспринимает загон оленей как игру. Если его во время не привязать, он разгонит всех с трудом собранных оленей. Другой пес, Пуру, совсем постарел и ослеп. Когда он был помоложе, хорошо собирал оленей. Зимой Владик собирается его убить. Я спросил, как это делается. Владик ответил, что по ненецким обычаям собаку убивать нельзя. Нужно будет веревкой завязать у нее на шее мертвую петлю и привязать к нарте. При перекочевке нужно разогнать упряжку так, чтобы собака не успевала за ней бежать. Приехав на новое место, как бы случайно обнаружится, что собака умерла.
20.00. Мясо и мясной бульон каждый вечер. На стойбище заканчивается хлеб. Владик говорит, что завтра будут печь лески (лепеш ки).
16 августа, вторник.
8.00. После завтрака мы с Владиком сидели в чуме и не спеша беседовали. Владик заметил, что очень долго нет оленей, видимо, пастуху трудно их собрать. Сейчас начался грибной период, и олени разбегаются в поисках грибов на довольно большие расстояния. Наконец в чум вошла жена Владика и громко сказала, - Ты тоо! - Олень пришел! Мы вышли на улицу и увидели как к стойбищу, растянувшись цепочкой, бредут олени. За ними с лаем бегает собака, не давая раз бредаться.
10.00. Начался загон быков в кораль и отлов больных оленей. Ловили оленей долго, многих привязывали к нартам. Сначала я не понимал, зачем это делается. Владик объяснил мне, что сегодня будем каслать (перекочевывать на другое место), потому что оленям уже не хватает на этих местах корма.
12.00. Начались сборы. Все стойбище пришло в движение. Сразу же образовался страшный беспорядок. Из чумов стали выносить вещи и складывать на нарты. С половины чума, с подветренной стороны, сняли брезент. Напоследок мы напились чаю в другой половине чума, затем чум разобрали до конца. После того как все вещи были уложены на нарты и крепко привязаны веревками, на стойбище не осталось практически никакого мусора.
14.00. Владик взял винтовку и аркан, и мы отправились ловить больного теленка. Пройдя метров двести по тундре, мы увидели важенку, возле которой лежал теленок. Попытались подойти ближе.
Важенка рванулась в сторону. Теленок вскочил на ноги и заковылял за матерью. Владик вскинул винтовку и подстрелил его, а затем, привычными движениями снял шкуру. Важенка к тому времени убежала в сторону стойбища. Я обернулся в ту сторону и увидел, как караван из нарт плавно спускался с сопочки.
Владик указал направление, куда должен двигаться караван и я побежал фотографировать его передвижение. Два аргиша уже проехали. Мне удалось сфотографировать только аргиши семьи Владика. Каждый аргиш состоял из шести упряжек. В первые упряжки были впряжены по три оленя, в каждую последующую по два. Караван растянулся примерно на километр. Сзади двое пастухов на нартах гнали остальное стадо.
Я дождался Владика, и мы вместе двинулись к новому стойбищу. Когда пришли на место, чумы уже начали ставить. Мы принялись помогать женщинам. Чумы поставили гораздо быстрее, чем разобрали. Началась жизнь на новом месте. Женщины сходили на ближайшую речку за водой, разожгли костер и вскипятили чай. После чая мы с Владиком пошли по морошку. Ее здесь очень много.
22.00. Женщины стали разбирать постели, а мы с Владиком вышли на улицу покурить. Владик зашел в чум первым, а я остался.
Вскоре он позвал меня и сказал, чтобы я укладывался. Однако я увидел, что мое место уже занято. Из-под ягушки торчали чьи-то ноги в чижах. Семья решила меня разыграть, но я сразу догадался об этом. Я вынул чижи, надел на ноги и забрался под ягушку. Розыгрыш не удался.
17 августа, среда.
Сегодня день моего рождения. Отметить его нечем, ну и бог с ним. Отметим ударным трудом.
Первая половина дня прошла в повседневных делах и заботах.
Мужчины ловили оленей, женщины выделывали шкуры и занимались хозяйством. Утром доели последний хлеб, и жена Владика Света принялась за лепешки. Она замесила в эмалированном тазике тесто на воде и добавила туда соды. Таз она поставила на два горизонтальных шеста, висящих над костром, чтобы тесто подошло.
13.00. Тесто готово. Света подбросила в костер ветки тальника, поставила на него небольшой железный круг на трех ногах, на который положила лист железа. Лепешки из теста она клала на раскаленный лист, переворачивая их время от времени и запекая до румяного цвета. Готовые лепешки складывала в тазик.
14.00. Владик сегодня на дневном дежурстве. Я разбираю свои записи.
14.30. Вся женская половина чума засобиралась в тундру по морошку. Я пошел вместе с ними. Из посуды для меня нашелся только чайник. Женщины ушли далеко вперед и вскоре скрылись за сопкой.
Не спеша, собирая ягодку за ягодкой, я дошел до небольшого озера. Над ним кружились две чайки. Здесь оказалось очень много спелой морошки. Я стал потихоньку обходить озеро вокруг и скоро мой чайник заполнился до половины. Весь занятый собиранием ягод и погруженный в свои мысли я не обращал внимания на чаек, круживших над озером и издававших время от времени звонкие крики. Возможно, где-то поблизости у них было гнездо, и они хотели меня от него отогнать. Нагнувшись за очередной ягодой, я вдруг услышал у себя за спиной громкий окрик, похожий на человеческий. Я вздрогнул и резко обернулся. Вверх со звонким криком, похожим на человеческое "ха-ха-ха", взмыла чайка. Я погрозил ей кулаком и устроил перекур.
После отдыха я продолжил собирать ягоды. Постепенно я обошел все озеро кругом и набрал полный чайник морошки с горкой. Вер нулся в стойбище очень довольный. Возле чума присел отдохнуть на нарту, угостил ягодой Николая Сусоя. Женщины вернулись только через час. Оказалось, что я собрал ягод больше, чем каждая из них в отдельности.
После ужина трое мужчин на двух оленьих упряжках - Някуля, Иван и зоотехник Николай отправились на берег Тазовской губы на рыбалку. Они взяли с собой сеть, непромокаемые костюмы, чайник и небольшой котелок. С ними поехала сестра Владика Катя, чтобы готовить им пищу.
18 августа, четверг.
Обычный день. Все заняты своими делами. Больше всего меня поражают женщины, которые ни минуты не сидят без дела. Они встают раньше мужчин, готовят пищу, выделывают шкуры, шьют одежду, носят воду, дрова, ходят за ягодами. При перекочевке они разбирают и собирают чум. Помогают мужчинам при загоне оленей. Мужчины же между дежурствами могут подремать часок другой в чуме, не спеша прогуляться за ягодами или строить нарту, а могут и не строить… 15.00. Наблюдал за Иваном, как он строит нарту. Никакими особыми инструментами он при этом не пользуется. У него только остро заточенный топор и ножи разной формы. Ножи, как сказал Иван, делают обычно из пружин капкана или из старых напильников. Ручки и ножны для ножей делаются из оленьего рога. Все ножи под вешиваются на специальном кожаном ремне. Топор служит для грубой обработки заготовок, а ножи для доводки. Отверстия в дереве высверливают лучковым сверлом. Я обратил внимание на загнутые носы полозьев. Они были обожжены. Иван сказал, что концы полозьев сначала размачивают в воде, а потом начинают загибать, нагревая на костре. Нарты строят обычно из лиственницы. Дерево добывают на берегу губы, собирая плавной лес, или на зимних пастбищах на Тазовском полуострове, где лиственница растет вдоль речек.
19.00. Вернулись рыбаки. Улов небольшой, по полмешка на чум. Впервые отведал свежей рыбы.
19 августа, пятница.
8.00. После завтрака я пошел вместе со всеми арканить оленей. Понемногу получается. Бросил аркан, как меня учили. Однако петля оказалась слишком большой, она накрыла оленя целиком. Он перескочил через нее, но я дернул аркан на себя и поймал оленя за ногу. Олень оказался сильным, он рванулся, пытаясь убежать, и я перекувырнулся один раз через голову. Встав на ноги, и уперевшись ногами в землю, я стал постепенно перехватывать аркан руками, приближаясь к оленю. Мне закричали, что это не тот олень, который нужен. К нему подошла Антонина и сняла с ноги петлю.
13.00. Когда собрались в очередной раз пить чай, увидели, что к стойбищу приближаются две упряжки. Это оказался Нерчу, с сыном Денисом и Русланом Салиндером, братом Ивана. За чаем Нерчу рас сказал, что они откочевали уже далеко и сейчас их трудно найти. Со мной Нерчу говорил какими-то намеками. Он все спрашивал, не хочу ли я вернуться к ним на стойбище. Я отвечал, что пока не могу, так как мы на днях собираемся на губу порыбачить.
Нерчу вскоре уехал, а Денис с Русланом остались. Денис все ходил вокруг чума Ивана и разговаривал с его сестрой Людмилой. Молодые люди явно симпатизируют друг другу.
15.00. Я усадил Владика на шкуры рядом с собой, и мы стали записывать ненецкие названия животных, птиц, явлений природы.
Набралось около 50 слов.
17.00. Пастух пригнал стадо. Отловили дежурных оленей.
18.00. Вечер был ясный. Я, Владик и Руслан отправились по морошку. Зашли очень далеко, но ягод почти не набрали. Вернулись, когда уже сварился суп, и тут же стали предметом обсуждения всего стойбища, мол, что это за добытчики.
20 августа, суббота.
10.00. Первый раз встали так поздно. Утро выдалось жарким и безветренным. Дежурному пастуху Някуле не пришлось особо трудиться, собирая оленей. Они пришли сами и сбились в кучу возле чумов. Их собрал овод. Почти все обитатели стойбища стали убивать овода. Мужчины расстелили вокруг стада оленьи шкуры белого или светло-серого цвета. Каждого овода, садившегося на шкуру, они убивали палкой. Кроме того, они еще откручивали каждому голову, чтобы наверняка не ожил. В это время женщины и дети ходили между оленями и убивали оводов прямо на них. Ненцы говорят, что из-за овода олени очень сильно нервничают, не могут есть и, не набирают вес.
13.00. Поднялся ветер, солнце ушло за тучи, и олени немного успокоились. Някуля отогнал их на пастбище.
15.00. Напившись чаю, мы с Владиком и Русланом стали готовиться к пешему походу на губу. Взяли сеть, непромокаемый костюм, маленький чайник, спички, соль, немного хлеба. Малицы свернули и положили в рюкзаки. На всякий случай Владик захватил свой дробовик.
По пути мы собирали морошку и голубику. Ребята всю дорогу расспрашивали меня о моей работе, об экспедициях. Я рассказывал им о Чукотке, где я был два года назад, а сам спрашивал их о жизни в тундре. Они, избалованные интернатским воспитанием, жаловались на трудности, но перспектив другой жизни не видели.