- Просто не могу быть пессимисткой, - весело сказала Тереза. - От этого бывают морщины. А, кроме того, если верить в плохое, оно обязательно происходит.
Дженнифер равнодушно посмотрела на нее.
- Если не верить в плохое, оно все равно происходит.
Тереза смущенно улыбнулась.
- Я так не думаю, - тихо сказала она.
- К черту! Неважно, веришь или не веришь, все равно в жизни полно гадостей! - присоединилась к спору Шер. Она села напротив Терезы, а Мовита - рядом с ней. - Неприятности поджидают нас уже готовенькие, чтобы произойти в самый неподходящий момент.
Тереза молча смотрела в свою тарелку.
- Лучше заткнись, - сердито сказала Мовита, обращаясь к Шер. - Тереза старалась поднять настроение Дженнифер, неужели не понятно? - Она взглянула на Дженни. - А ты постарайся быть благодарной, когда кто-то пытается тебя подбодрить.
Дженнифер не ответила. Она проглотила еще пару ложек пшеничной каши и снова возмутилась:
- Что это за дрянь? Разваренная шелуха от арахиса? - Она повернулась к Зуки: - Как ты можешь это есть?
Зуки пожала плечами:
- Нормально. Особенно если положить четырнадцать ложек сахара.
Она действительно высыпала в свою кашу почти всю сахарницу и положила столько маргарина, что каша плавала в нем.
- Нормально, - повторила Зуки. - Мне это нравится больше всего остального, что здесь дают.
Дженнифер с отвращением бросила ложковилку. Остальные сделали вид, что ничего не заметили.
Она сидела не двигаясь. Не ела и не разговаривала, пока Зуки не сказала ей, что пора в прачечную. Дженни встала и последовала за ней, как робот. Жизнь казалась ей пугающе пустой и безрадостной, словно она сидела на дне глубокой ямы. Даже если она отсидит свой срок и не сойдет с ума, что маловероятно, ничего хорошего на свободе ее не ждет. Она задохнулась от мысли о бездонной пустоте, ожидающей ее. Ей хотелось рыдать и звать на помощь, но рядом с ней была только Зуки - маленькая, слабая и к тому же беременная. Такая же беззащитная.
- Как ты себя чувствуешь, Зуки? - спросила Дженнифер.
- Отлично. А ты как?
- Отлично.
Когда она выйдет из тюрьмы, у нее не будет ни работы, ни денег, и это страшно пугало Дженни. Она не сможет пойти в магазин и купить то, что ей понравится. Она не сможет путешествовать. Она будет нищей с криминальным прошлым.
Бедность похожа на тюрьму: она не дает жить. Она ограничивает твою свободу. Она говорит тебе: нельзя! Точно также, как Дженнингс. Бедным приходится питаться всякой дрянью, спать на неудобных матрацах, носить плохую одежду и обходиться без медицинской помощи. Все, как в Дженнингс. Значит, она никогда не выйдет отсюда…
Войдя в прачечную, Зуки немедленно принялась за сортировку белья, а Дженнифер остановилась и замерла, как кукла, у которой кончился завод. Когда она наконец осознала, где находится, Зуки как раз поднимала тяжелую тележку. "Она же беременная, - вспомнила Дженни. - Ей нельзя, ей нужна работа полегче".
- Остановись! - сказала она подруге, выходя из транса. - Не поднимай это! - Зуки только удивленно посмотрела на нее. - Перестань, говорю тебе. Я сама буду загружать белье, а ты только сортируй.
- Ты что? Все нормально.
- Ничего нормального! - Апатию Дженни сменил гнев. - Ты не получаешь никакой медицинской помощи, и тебе даже не говорят, как позаботиться о своем здоровье. И о своем ребенке, - добавила она тише. - Мне очень хочется тебе помочь, но что я могу? По крайней мере, не поднимай тележки, хорошо? Иначе я этого не выдержу.
Так что Дженни досталась более тяжелая часть работы, в то время как Зуки выполняла более нудную: проверять карманы и сортировать белье по цветам. Но в прачечной было ужасно душно, и меньше чем через час Дженни заметила, что Зуки ужасно побледнела.
- Сядь, - строго сказала ей Дженнифер. - Ты такая белая, какой должна быть эта простыня. Я позову Флору.
- Да ты такая же! - засмеялась Зуки. - Только не зови Флору, со мной все нормально.
Дженнифер посмотрел на живот подруги. Зуки никогда не говорила ей о том, когда и как она забеременела, - только о том, как она хочет ребенка. Так или иначе, ее живот уже стал бы заметным, если бы комбинезон не был ей так велик. Зуки собиралась скрывать свою беременность до тех пор, пока не будет поздно делать аборт.
Дженни вздохнула. Зуки не отличалась умом и сообразительностью, однако была веселой и доброй. Она должна стать хорошей матерью. Дженнифер боялась спрашивать, сколько времени разрешается держать новорожденного в тюрьме.
Когда они занялись складыванием простыней, Дженни вспомнила о плане "ДРУ Интернэшнл". Какое бы наказание Зуки ни получила за свою беременность, его даже невозможно сравнивать с тем, как к ней отнесутся после приватизации тюрьмы. После первого гневного порыва Дженни уже остыла и не так уж стремилась бороться против планов "ДРУ Интернэшнл": ей это могло дорого обойтись. Но Зуки было очень жалко. Дженнифер не знала, какой у нее срок, но за вооруженное ограбление приговор должен был быть жестокий.
Смена казалась бесконечной, а перерывы - короткими. Но вот закончился несъедобный обед, затем вечерняя смена. К этому моменту Дженни с трудом держалась на ногах. Пора было возвращаться в камеры и заняться ужином. Теперь Дженнифер была членом семьи, и сегодня как раз наступила ее очередь готовить для всех.
Она легко разобралась бы в финансовых делах крупной корпорации, но список известных ей рецептов не заполнил бы и листа бумаги. Можно было бы попробовать что-нибудь новенькое, но не хотелось давать Шер повод для насмешек.
Хотя сначала Дженни была рада войти в семью, сейчас ей казалось, что она напрасно согласилась на это. Она не хотела разговаривать с этими женщинами ни сейчас, ни потом. Никогда. Ей необходим покой. И одиночество.
Но, вспомнив меню столовой, Дженни быстро одумалась. Она должна оставаться в семье, если хочет выжить. В конце концов, необязательно с кем-то общаться. Она молча приготовит ужин и поест. И постарается не вступать в разговоры. А на следующей неделе нужно заказать в столовой что-нибудь приличное, что легко готовить.
Когда Зуки и Дженни вошли в камеру, все уже собрались. Не сказав никому ни слова, Дженни подошла к столику, на котором были разложены крупы и приправы, и с ужасом уставилась на большой кусок мяса и неизвестные ей овощи бледно-зеленого цвета. Она что, должна тут китайские блюда готовить? Она в жизни ничего такого не делала!
- Что я, по-вашему, должна из этого соорудить? - спросила она прямо.
Никто ей не ответил.
- Ну, если вы сами не знаете… - возмущенно начала Дженнифер.
- Может, не будешь вести себя как невоспитанный подросток? - неожиданно закричала на нее Мовита. - Мы и так знаем, что ты два дня просидела в этой чертовой дыре, но не надо стараться, чтобы всем было плохо, когда плохо тебе. Разве я тебе не говорила, что нам и так уже достаточно хреново? Многие из нас побывали в карцере и не хотели бы вспоминать об этом. Иди к себе в камеру и сиди там, пока не успокоишься!
- Хорошо, я замолчу и буду готовить, - сухо сказала Дженнифер.
- Тогда вперед. И сделай из этого что-нибудь повкуснее.
Не представляя, с чего начать, Дженни налила масла на сковороду и поставила ее на электроплитку.
- А где взять нож? - спросила она, ни к кому не обращаясь.
В ответ послышались только смешки. Тогда она бросила кусок мяса целиком в кипящее масло. Во все стороны полетели брызги, а по щекам Дженни полились слезы.
- Так ты сожжешь мясо, - спокойно заметила Мовита. - Если оно сгорит, я выгоню тебя из нашей семьи.
Это стало для Дженни последней каплей: всхлипывая и обливаясь слезами, она быстро перевернула мясо и убавила огонь.
- Ну, вот что, нам не нужен ужин со слезами, - заявила Мовита. - Тереза, займись этим, а ты иди сюда.
Дженни положила лопаточку и, шмыгая носом, пошла за Мовитой в свою камеру. По дороге девушка оторвала кусок грубого коричневого бумажного полотенца и вытерла лицо.
- Садись, - приказала Мовита.
Дженнифер послушалась.
- У тебя есть выбор, леди. И ты должна сделать его прямо сейчас.
- У меня нет никакого выбора, - всхлипнула Дженни.
- Молчи, когда я говорю! Именно это я тебе и пытаюсь объяснить. "У меня нет никакого выбора", - передразнила она Дженнифер. - У тебя столько же возможностей, сколько у остальных. Твоя проблема в том, что ты слишком жалеешь себя. Считаешь себя особенной. Ты должна понять, что ты слишком такая же, как все. Считаешь себя умной? Но ты позволила этим скользким подонкам засадить тебя за решетку. Это глупейший поступок. Ты получила бы за него первый приз на конкурсе доверчивых дур этой тюрьмы. Считаешь себя образованной? Но Мэгги из библиотеки в сто раз образованнее и при этом не задирает нос. Твои знания - просто ничто по сравнению с опытом многих сидящих здесь женщин. Так что остается? Чем ты лучше нас? Да ничем!
Каждое слово Дженни воспринимала как удар. У нее действительно ничего не осталось, да и она сама превратилась в ничто. Всю жизнь она была особенной. Лучше других. На этом она строила всегда свои планы. Быть лучше всех, получить хорошую работу, разбогатеть… Теперь она стала как все.
Мир потемнел у нее перед глазами.
25
МЭГГИ РАФФЕРТИ
"Героиня трагедии" - вот что я подумала, когда в библиотеку вошла Дженнифер Спенсер примерно через неделю после того, как ее выпустили из карцера. Она выглядела опустошенной, как Антигона с небольшой примесью Медеи. Другими словами, ярость тоже присутствовала, но скрытая под горем.
Я понимаю, что из-за своих вечных литературных аллюзий могу показаться синим чулком или бессердечным наблюдателем. Но я никогда ни с кем ими не делюсь. Да мне и не с кем здесь об этом разговаривать. В таком месте важно держать при себе свои мысли и поменьше носиться со своими чувствами. Здесь нельзя жалеть ни себя, ни других. Но иногда я отступаю от этого золотого правила. Сейчас был как раз такой случай.
Дженнифер Спенсер выглядела на пять лет старше, и у нее было такое выражение лица, словно она увидела что-то ужасное. Впрочем, так и было. Она же побывала в карцере. Когда Спенсер заходила в библиотеку в последний раз, я читала отчет "ДРУ Интернэшнл" и у меня случился сердечный приступ. А она пыталась помочь мне. Теперь мы поменялись ролями.
- Мовита просила меня поговорить с вами, - сказала мне Дженнифер, подойдя к моему столику. - У вас сейчас есть время?
Я улыбнулась. Хотя она и отведала ужасов тюрьмы, но еще не поняла, что слово "время" здесь бессмысленно. В тюрьме самая страшная пытка - скука. Часы тянутся за часами, время растягивается до бесконечности.
- Есть, - серьезно ответила я.
Спенсер понизила голос:
- Мовита рассказала мне о плане "ДРУ Интернэшнл".
- Я знаю.
С тех пор как я прочла этот ужасный отчет, я не спала спокойно ни одной ночи. И ни разу не поела с аппетитом. И даже дышала с трудом. Я несколько раз звонила сыновьям, но боялась открыто говорить о приватизации тюрьмы: наши разговоры записываются и выборочно прослушиваются. В любом случае Брюс был в Гонконге, а Тайлер - в Лондоне. Они оба обещали прийти ко мне, как только вернутся.
Между тем Дженнифер явно была чем-то смущена.
- Мовита хочет, чтобы я помогла…
- Я знаю, - снова повторила я, чувствуя, что ей не хочется даже говорить на эту тему.
- Но я не уверена, что я должна это делать, - наконец призналась Спенсер.
- Я понимаю, - ответила я, давая своим тоном понять, что совершенно этого не понимаю.
Никто так не чувствителен к отрицанию в любой форме, как я. Тридцать лет своего замужества я прожила в атмосфере несогласия. А здесь, в Дженнингс, я долгие годы ни во что не вмешивалась. Впрочем, нет, когда я поступила в тюрьму, я пыталась учить женщин читать и даже организовать какие-то курсы, но уже давно отказалась от этого.
Я заметила, что Дженнифер Спенсер смирилась с тем, что ей придется сидеть в тюрьме - хотя бы какое-то время, - и поэтому не хочет быть ни в чем замешанной. Она не собиралась участвовать в заговорах со своими товарками по несчастью, и я ее прекрасно понимала. Но, к сожалению, она была нам нужна. Я знала свою роль и вступила в игру.
- Вы можете это обдумать, - мягко сказала я. - В конце концов, здесь вам все равно больше нечего делать.
Дженнифер опустила глаза.
- Не в этом дело. Вы знаете, где я была на прошлой неделе?
- Да, я знаю. И прекрасно знаю, что такое карцер. - Я заметила, что заинтересовала ее. - Боюсь, что у вас обо мне сложилось ложное представление. Наверное, это из-за того, что я была директором школы, а теперь - почтенный библиотекарь, пусть даже в тюрьме. Но когда я сюда попала, я так часто оказывалась в яме, как здесь это называется, что меня прозвали "Баба Яга, которая живет в карцере".
Спенсер смотрела на меня с удивлением.
- Не может быть! А что вы делали? И как вы это выдержали?
- Даже не знаю. Наверное, как-то приспосабливалась. И для меня в яме было не хуже, чем наверху. Мне было над чем подумать.
Я посмотрела на нее и улыбнулась. Я понимала, что Дженнифер Спенсер тоже надо о многом подумать.
- Кроме того, надо заметить, иногда я впадала в такую ярость, что для меня лучше было оставаться в одиночестве.
- Боже мой! - вырвалось у Дженнифер. - Еще раз я там не выдержу. - У нее дрожали губы. - Это было ужасно. Невыносимо… Извините, я не могу надолго у вас задерживаться. Я бы с удовольствием помогла, но я не хочу снова попасть в карцер. Даже на один день.
Я попросила ее сесть. И улыбнулась ей, прежде чем начать свою лекцию.
- Вас не отправят в яму за то, что вы читаете деловые бумаги. Хардинг - гуманный человек. Так наказывают только за контрабанду и буйное поведение.
- Мне кажется, вы недооцениваете опасность. Ведь отчет - тоже контрабанда.
Дженнифер замолчала. Я видела, что она привыкла владеть собой и управлять ситуацией. По крайней мере, она так себя воспринимала. Потеря самоконтроля казалась ей катастрофой.
- Понимаете, я собираюсь вести себя примерно. Я хочу, чтобы мне сократили срок за хорошее поведение.
- Это хорошее поведение в пассивном смысле, - заметила я. - С точки зрения этики такое поведение как раз является дурным. Самый страшный грех для хорошего человека - стоять в стороне и ничего не делать, когда совершается зло.
Как ни странно, она покраснела. А! Это чувство вины. Надо же, я не ожидала, что она так легко поддастся. Видимо, ее учили монашки. Они еще хуже, чем иезуиты. А, кроме того, она еще не остыла после карцера.
- Даже если я соглашусь, я не много смогу сделать, - возразила Дженнифер. - Я хочу сказать, что я работала с частными компаниями. У меня нет никаких связей в кабинете губернатора, и не думаю, что мой адвокат…
Она осеклась, но собралась с духом и продолжила:
- Собственно, у моей фирмы "Хадсон, Ван Шаанк и Майклс" тесные связи с губернатором, но они…
- Мы еще не знаем, как и что будем делать, - сказала я. - И вы не одна будете этим заниматься. Я уже поговорила со своими сыновьями. Когда они вернутся в США и узнают об этом проекте, они тоже будут помогать нам. У них есть и связи, и другие возможности. Думаю, их участие придаст делу респектабельность.
- Сомнительно, - ответила Дженнифер.
Я обиделась. Конечно, моих мальчиков часто упрекали в рискованной игре, но Дженнифер Спенсер была сейчас не в таком положении, чтобы бросаться камнями, живя в стеклянном доме.
- Почему же? Мне кажется, вы слишком критично настроены, - заметила я, стараясь не поддаваться эмоциям.
- Нет. Я только хотела сказать, что все мы, вместе взятые, слишком мало можем. Допустим, я попрошу своих знакомых узнать все, что они могут, о "ДРУ Интернэшнл", и мы найдем какое-то пятно на их репутации. Если нам повезет, их президент, Таррингтон, окажется сатанистом и нам удастся поднять публичный скандал. Но это слишком дальний прицел.
Дженнифер повернулась к двери, как будто собралась уйти, и я многозначительно вздохнула. Так я обычно вздыхала, чтобы показать своим ученикам, что ждала от них большего. "Я манипулирую людьми, как марионетками, - подумала я, когда Дженнифер снова повернулась ко мне. - Но это для ее же блага - столько же, сколько для моего".
- Дженнифер… могу я называть вас Дженнифер? Вам не кажется, что вы ведете себя как отъявленная эгоистка? Разве Мовита не рассказала вам, какие изменения собирается произвести здесь "ДРУ Интернэшнл"? Разве вас не ужасает сама мысль о таком обращении с людьми?
Она не успела ответить: в коридоре послышались тяжелые шаги охранника Бирда.
- Тише! - Я приложила палец к губам. - От него могут быть серьезные неприятности.
Я быстро сунула отчет между двумя коробками книг, которые нужно было разложить на полках.
- Как сегодня идет книжный бизнес, леди? - спросил Бирд, заполняя собой все свободное пространство маленькой библиотеки.
Никто из нас не сказал в ответ ни слова.
- Думаю, что пришла пора весенней уборки, как вы считаете? - самодовольно спросил он и начал скидывать книги с полок прямо на пол. - Надо же, упали! - заржал он, продолжая разбрасывать книги.
Бирд часто заходил в библиотеку, чтобы так развлечься. Я к этому уже привыкла, но Дженнифер застыла от ужаса. Я выразительно посмотрела на нее, давая понять, что надо замереть и не двигаться. Карл Бирд - злобный и агрессивный негодяй - всегда искал, к чему бы придраться. Он шел по комнате, швыряя на пол все подряд. Наконец добрался до коробок с книгами, среди которых был спрятан отчет, и посмотрел Дженнифер прямо в глаза. Но она не отвела взгляд, стараясь не выдать своей тревоги: наверное, уже поняла, что Бирд чует страх, как собака.
Перевернув стол со всем содержимым, Бирд удовлетворенно сказал:
- Мне кажется, дамы, что здесь не помешает небольшая уборка.
Когда он радостно хмыкнул и ушел, мы обе вздохнули с облегчением.
- Мы чуть не попались, - сказала я.
- Какой же он подонок! - возмутилась Дженнифер. - Лучше бы эта фирма "ДРУ Интернэшнл" предложила выгонять таких садистов из охраны. Но это вряд ли. Очевидно, общественность хочет, чтобы тюрьмы не стоили ни копейки, а заключенных сторожили монстры. Но что я могу сделать одна? Я не могу это изменить!
- Я же тебе твержу, что ты не будешь одна. Мы будем вместе. Только пойми главное: если "ДРУ Интернэшнл" наложит на нас свою лапу, завладеет нами, как рабынями, мы все предпочтем яму белому свету. Здесь, наверху, будет еще хуже.
- Хорошо, я попробую узнать насчет "ДРУ Интернэшнл" все, что смогу. И подумаю, что тут можно сделать, но я…
Дженнифер замолчала, но я уже поняла, что она на нашей стороне и будет работать, и еще немного надавила:
- А больше пока ничего не нужно. Я постараюсь добиться, чтобы вас назначили в библиотеку моим ассистентом, и у вас появится время для исследований. Я буду вам помогать всем, чем смогу.
- Хорошо, - вздохнула Дженнифер.