В Лондоне были и другие уголки, навеки поселившиеся в ее сердце. Например, Кавендиш-сквер. Там абсолютно случайно Стиви впервые увидела изумительную скульптуру Джекоба Эпстейна "Мадонна с младенцем". До этого момента она не слышала имени скульптора и ничего не знала о его творчестве. Только потом она познакомилась с ним.
Впервые Стиви увидела скульптуру весенним вечером вскоре после смерти Ральфа, когда она шла по скверу в направлении Оксфорд-стрит. Неожиданно полил дождь, и, остановившись, она полезла в сумочку за шарфом. Накинув его на голову, Стиви повернулась, и ее взгляд упал на скульптуру. Какое-то время она так и стояла под дождем, пораженная ее красотой.
Скульптура была установлена на каменной стене над аркой, ведущей в Динс-Мьюс. При этом казалось, что она не касается стены, а словно плывет по воздуху. Фигуры в натуральную величину возвышались перед зрителем на фоне бледного весеннего неба. Стиви как завороженная подошла ближе, глядя вверх.
Мадонна сидела на стене, слегка наклонясь вперед, и дождь, стекающий по мрамору и капающий вниз, казался зрителю слезами скорбящей Богоматери. Капли стекали по щекам Мадонны и на головку младенца Иисуса, стоящего перед Девой.
Сейчас Стиви ясно видела скульптуру перед собой именно так, как в тот первый раз, когда ее сердце было полно горем, и божественные слезы Мадонны облегчили ее измучившуюся душу. Только промокшее до нитки пальто заставило ее расстаться с этим чудом и вернуться к обыденности. Но Стиви много раз возвращалась туда, чтобы снова пережить встречу с прекрасным.
"Я поеду посмотреть на нее и в этот раз", – решила Стиви.
Вдруг ей показалось странным такое глубокое погружение в прошлое без видимого внешнего толчка.
Может быть, ей просто хотелось не думать о настоящем? Спрятаться от проблем и тяжелых предчувствий? Предчувствий, которые касались Найгела, если быть честной.
В конце концов, сегодня двадцать третье декабря, через два дня Рождество, ей меньше всего хотелось бы внести в семью разлад или выяснять отношения накануне праздника.
В любом случае, сейчас Найгела нет в офисе. Его секретарь, Анджела, сказала Стиви, что Найгел улетел в Амстердам с Гилбертом Дрекселом, одним из ведущих специалистов по бриллиантам. Стиви много бы отдала, чтобы узнать, не за камнями ли для султана Кандреи они отправились в Голландию.
"После Рождества, – решила Стиви, – я разберусь с Найгелом. Когда окончатся рождественские каникулы".
Старинные французские часы от парижской фирмы "Ле Рой и сыновья", стоящие на инкрустированном комоде у дальней стены кабинета, пробили двенадцать раз. Стиви вздрогнула от неожиданности и подняла голову. Был полдень. Она договорилась пообедать с Дереком в половине первого. Окончательно возвращаясь к настоящему, она отправилась освежить макияж в примыкавшую к кабинету ванную комнату.
На улице Стиви остановилась в раздумье. Она не могла решить, как лучше – пройтись пешком или взять такси. День был холодным, но небо чистым, и светило солнце. В конце концов, Стиви решила бросить вызов зимнему ветру и пройти до закрытого клуба, в котором находился бар "У Гарри", выбранный Дереком для их встречи.
Поплотнее закутавшись в красный шарф из тонкой шерсти, она быстрым шагом направилась вниз по Бонд-стрит. Через несколько минут Стиви уже повернула на Гросвенор-стрит, которая привела ее к Саут-Одли.
Стиви нравилось гулять по городу, особенно это касалось городов, дорогих ее сердцу. Лондон она знала лучше всех других мест. Особенно ей нравился район Мэйфер с его внушительными старинными особняками и высотными отелями, вокруг которых словно толпились уютные маленькие дома, обрамленные зелеными квадратами газонов.
Когда минут через десять Стиви толкнула дверь бара "У Гарри" и вошла внутрь, она сразу же увидела Дерека, который, стоя у стойки, пил воду. Он тут же поставил свой стакан и, поспешив к ней, помог раздеться.
– Ты выглядишь потрясающе, Стиви! – воскликнул он, улыбаясь ей, когда они устроились за столиком в углу. – Просто цветешь. В самом деле.
Она довольно рассмеялась и поблагодарила его.
– Ты тоже неплохо выглядишь, Дерек.
– Я чувствую себя на небесах. – Дерек нагнулся к ней и признался: – Я решил ставить "Льва зимой".
Пьеса выйдет не раньше осени, а с весны мы начинаем репетировать, так что у меня еще будет время отдохнуть и я накоплю силенок для настоящего дела.
– Я очень рада за тебя, я же знаю, без работы ты начинаешь смертельно скучать. А что об этом думает мама?
– Блер хочет, чтобы я поставил эту пьесу. Она волновалась, что я переутомился после постановки Беккета и съемок фильма, но я прекрасно себя чувствую, и теперь она тоже убедилась в этом.
К столику подошел официант, и Дерек замолчал, выбирая напитки.
– Что ты будешь пить, Стиви? Может быть, "Беллини"?
– Спасибо, это как раз то, что мне нужно, чтобы согреться.
Когда официант отправился выполнять заказ, Дерек продолжил разговор:
– Если мы добьемся успеха в Вест-Энде, думаю, продюсеры захотят поставить эту пьесу и на Бродвее.
– Я рада, что ты поработаешь здесь и вы немного поживете в Лондоне. Мама всегда скучает, когда уезжает из дома надолго.
– Это правда. Кстати, раз уж мы заговорили о Блер, о какой броши ты говорила мне по телефону?
– Это прелестная старинная вещица работы Жана Буве. Скорее всего она сделана в тридцатые годы. Мне показалось, что она очень понравилась бы маме. Чувствуется стиль, но при этом вещь изящная и неброская. Бриллианты, оправленные в платину. Брошь подписана автором. Она очень ценная. Андре абсолютно случайно нашел ее.
– Полностью полагаюсь на тебя. Скажи, на тебе то самое перо, которое Андре подарил тебе на день рождения? – Дерек с восхищением рассматривал изящную брошь на лацкане ее темного костюма.
– Знаешь, она мне ужасно нравится! Да, я практически не снимаю ее с тех пор, как Андре вручил мне подарок. Она подходит к любой моей вещи. И днем ее можно носить, и на вечерних туалетах она прекрасно смотрится. Брошь Буве того же класса, Дерек. Ее можно носить всегда и со всем.
– Как ты понимаешь, мне сначала хотелось бы на нее взглянуть. Судя по твоему отзыву, я думаю, что это будет прекрасный подарок для Блер. Вообще-то, я собирался пройтись с тобой в "Джардин" после обеда.
– Великие люди думают одинаково, – засмеялась Стиви. – Мне самой пришла в голову та же идея, когда я шла сюда.
Дерек кивнул и спросил:
– Тебе понравился подарок на день рождения, который ты получила от Майлса?
Стиви внимательно посмотрела на отчима.
– О, так ты знал об этом?
Дерек рассмеялся, как мальчишка, заразительно.
– На самом деле мы с Блер знали, но Майлс заставил нас поклясться на Библии, что мы сохраним секрет.
– Это прекрасный портрет Хлои! И Майлс так быстро его написал. На одном дыхании, как он сказал мне. Он по-настоящему хороший художник, ты согласен со мной? Мне иногда непонятно, почему он работает для сцены, хотя там он тоже добивается больших успехов.
– Портрет Хлои ему необыкновенно удался, ты права. А почему он работает для сцены, я тоже не понимаю. Наверное, основная причина в том, что ему нравится то, что он делает. И нравится такой образ жизни. – Дерек внимательно посмотрел на Стиви. – Ты уже виделась с Гидеоном, с тех пор как приехала?
– А, переходим, так сказать, к обратной стороне Луны? Да, мы уже… – Стиви оборвала фразу.
Подошедший официант поставил коктейли.
Отпив из своего бокала несколько глотков, Стиви продолжила:
– Мы вчера обедали вместе: Хлоя, Гидеон и я. Мне тоже показалось, что он был очень мрачен и напряжен. Майлс, как видишь, не ошибся.
– А что говорил сам Гидеон? Он тебе что-нибудь рассказал? Признался, что его беспокоит?
– Нет, Дерек. И я не хотела его расспрашивать в присутствии Хлои. Не забывай, ему уже двадцать семь. Он считает себя взрослым мужчиной, который сам может позаботиться о себе. И все-таки, что бы это ни было, я надеюсь, что Гидеон справится с этим. Молодые быстро восстанавливаются.
– Это правда, – согласился Дерек. Ему показалось, что лучше отойти от этой темы, и он предложил Стиви: – Давай-ка посмотрим меню и закажем обед, дорогая.
– Я знаю, что буду… То же самое, что всегда "У Гарри". Китайский салат и ризотто.
– А я предпочитаю рыбу и спагетти. Нельзя побывать здесь и не отведать знаменитых спагетти, – уточнил Дерек и погрузился в изучение меню.
Когда он наконец поднял глаза и взглянул на Стиви, она вдруг решительно произнесла:
– И все-таки больше всего меня беспокоит не Гидеон, а Брюс.
– Брюс? – удивился Дерек. – А что такого случилось с Брюсом?
– В том-то и дело, что я не совсем понимаю, что происходит. В субботу я долго работала с Гилбертом Дрекселом, и он сказал мне, что очень беспокоится о Брюсе. И он сделал ударение на "очень". Гилберт считает, что Брюс выглядит усталым и слабым, но похоже, что Брюс решил снова вернуться на фирму. Гилберт сказал мне, что в последнее время Брюс приходит в демонстрационный зал гораздо чаще, чем раньше. Гилберту кажется странным – ведь Брюс уже давно практически отошел от дел.
– Интересно. – В голосе Дерека появилась озабоченность. Ему вдруг пришло в голову, что у Брюса, возможно, появились такие же подозрения в отношении Найгела, как и у Стиви. – А Гилберт больше ничего тебе не сказал? – спросил он.
– Только что Брюс держится очень замкнуто. – Стиви в недоумении покачала головой. – Гилберт очень волновался и несколько раз возвращался к этой теме. Я спросила, не считает ли он, что у Брюса приступ старческой подозрительности, но Гилберт ответил, что на это совсем не похоже. Он добавил, что с головой у Брюса все в порядке, это его точные слова.
– Да. – Дерек задумался. – Вообще-то ему уже за восемьдесят. Ты еще не виделась с ним в этот приезд?
– Нет, я обедаю с ним завтра. Мы всегда обедаем вместе в Сочельник, это стало традицией.
– Брюс всегда казался… неразрушимым, вот, я нашел нужное слово. Но никто из нас, увы, не обладает этим качеством. Никто из нас не вечен, хотя мы часто думаем и поступаем, как будто это не так.
Дерек сказал это так торжественно, что Стиви не могла не улыбнуться.
– Но если кто-то и принадлежит вечности – это ты, Дерек. Ты ведь снялся в стольких фильмах. В некотором смысле ты будешь жить вечно.
Дерек ответил ей улыбкой, но ничего не сказал. Стиви продолжила:
– Когда я сказала, что меня волнует Брюс, я имела в виду не его здоровье, а его поведение. Не могу понять, зачем ему понадобилось курировать дела фирмы, в этом нет никакого смысла.
– Думаю, что он сам тебе расскажет, когда вы увидитесь завтра.
– Я тоже на это надеюсь.
– Ну что ж. Давай все-таки закажем обед? – сказал Дерек, потягивая коктейль. Но мысль о поведении Брюса озадачила и его. Может быть, старый брюзга знает что-то, неизвестное им?
15
– Я знаю, ты мне сейчас ответишь, чтобы я не лез не в свое дело, но я все равно скажу тебе то, что собирался. – Майлс замолчал и добавил строго: – Так что хочешь или не хочешь, а тебе придется меня выслушать.
Гидеон исподлобья сердито взглянул на брата, но ничего не ответил. Он увидел отражение самого себя: те же голубые глаза, темно-русые волосы и правильные черты лица. Красивый молодой человек его брат Майлс. И очень обаятельный. Он пользуется большим успехом у женщин. И прекрасно это знает. У них с братом, в сущности, одни и те же проблемы. В конце концов, они близнецы и похожи как две капли воды. Как говорила Стиви, две горошины из одного стручка.
– Ну же, Гидеон, что ты молчишь?! – воскликнул Майлс, наклоняясь к брату. Они сидели за столиком в Марк-клубе на Чарльз-стрит, где обедали сегодня после долгого перерыва, хотя всегда любили бывать вместе.
Гидеон улыбнулся и сказал:
– Я жду, что ты честно расскажешь мне, что тебя волнует. Выкладывай. Я тебя не съем. И не скажу, чтобы ты не лез не в свое дело.
– Отлично. Меня волнуешь ты. Или скорее твое поведение в последние несколько месяцев. Ты ведешь себя как разочарованный во всем мрачный меланхолик. Или, еще хуже, как человек, который опустился на дно и даже не пытается выплыть. Ты постоянно мрачен, неразговорчив, возникает ощущение, что ты чем-то озабочен. Мама тоже это заметила, Гид, и теперь, пока она не выяснит, в чем дело, она от тебя не отстанет. Ты же знаешь, что, когда она вцепится во что-нибудь, она, как бульдог, ни за что не выпустит.
– Спасибо за предупреждение, Майлс, с мамой я разберусь. Это правда, мне было здорово не по себе в последнее время.
– Но, ради бога, скажи наконец, в чем дело?
– Женщины. Проклятое племя. Женщины – только и всего.
– Какие женщины?
– Ну, на самом деле только одна женщина. Это Марго Сондерс, если уж ты хочешь знать все. Она устроила мне веселую жизнь, с тех пор как мы расстались. Вернее, с тех пор как я с ней расстался.
– Ты хочешь сказать, что она преследовала тебя?
Гидеон помолчал, а затем, понизив голос, пояснил:
– Инсценировка "Роковой страсти" в реальной жизни. Видел этот фильм?
– Видел. Но подожди, ты же не женат и…
– Это правда, – перебил брата Гидеон. – Но это не помешало ей преследовать меня и изводить всевозможными угрозами, она была совершенно невыносима.
– Могу себе представить! Оскорбленная женщина – это действительно страшно! – Майлс с сочувствием посмотрел на брата и добавил: – Может быть, я смогу чем-нибудь помочь?
– Да нет. Но все равно спасибо. На самом деле сейчас она уже готова уйти с моего пути и вести себя как милая и воспитанная девушка и не причинять мне больше никакого беспокойства.
– Почему ты так считаешь?
– Она пообещала мне это.
– И ты ей поверил?
– На все сто процентов.
Гидеон заметил, что брат сомневается в волшебном превращении Марго Сондерс в кроткую овечку, и сказал:
– Уверен, она прекратит создавать мне проблемы.
– И как тебе удалось ее усмирить? – Майлс вопросительно поднял бровь, в его глазах было недоверие.
– Я заявил Марго, что расскажу все о ее поведении Джеку Беллангеру, моему другу, журналисту. О ее преследовании, угрозах и многом другом, о чем сейчас не хочу даже вспоминать. И это вернуло ее на путь истинный. Ни одна молодая девушка из общества не захочет видеть свое имя на страницах газет, упомянутое в колонке сплетен, которую читают все ее знакомые.
– Неужели она действительно поверила, что ты способен на это?
– Представь себе. Она видела меня в обществе Джека, знает, что мы вместе учились в Итоне и что мы с ним близкие друзья. Кроме того, Марго всерьез боится ребят с Флит-стрит после жуткого скандала с ее братом. Тогда она была в ужасном трансе, а ее мать перенесла какое-то нервное заболевание.
– Очень умно с твоей стороны, Гид. И когда ты все это устроил?
– Не будь таким подозрительным, – засмеялся Гидеон. – Я говорю тебе правду. Я пригрозил Марго устроить шумный скандал неделю назад.
– Почему же вчера, когда ты обедал с мамой и Хло, ты был как в воду опущенный?
– Это мама тебе сказала?
Майлс кивнул в ожидании ответа.
Но Гидеон решил не отвечать на вопрос брата. Он предпочел сменить тему разговора.
– Когда же наконец принесут эти знаменитые грибы? Я уже умираю от голода!
– Я тоже. Надеюсь, что скоро. Когда я заказывал столик, Бруно сказал, что у них сегодня напряженный день. Смотри, все столы заняты. Он по старой памяти сделал нам одолжение.
– Заметно!
Несколько минут Гидеон отрешенно смотрел перед собой невидящими глазами. Наконец, приняв решение, он сказал брату:
– Послушай, Майлс, у меня на самом деле все в порядке. Хотя эти последние несколько месяцев мне было здорово не по себе. Но теперь, когда мне удалось справиться с Марго, думаю, будет полегче.
– Рад это слышать.
Майлс отпил глоток красного вина и сказал:
– Можно тебя еще кое о чем спросить?
– Давай.
– Почему ты порвал с Марго? Я думал, что ты наконец встретил свою женщину.
– Я и сам так думал. Но только в начале наших отношений. И, увы, очень недолго. В сущности, из-за этого я и порвал с ней. Потому что она оказалась совсем не "моей" женщиной, а совершенно чужим человеком.
– Бывает. – Майлс откинулся на спинку стула.
– А что насчет Алисой Грейнджер? – задал ему вопрос Гидеон. – Ты в последнее время ничего о ней не говоришь.
– То же самое, что у тебя с Марго, старик. Не то, что мне надо. Она прелесть, и я иногда встречаюсь с ней, но так, от случая к случаю и совсем не так, как раньше. Просто так легче, чем резко рвать отношения. И потом, она не заслужила плохого отношения. В сущности, она славная.
– Знаешь, Майлс, вчера за обедом мама сказала мне, что Найгел появлялся в Нью-Йорке после аукциона Сотби. К чему бы это?
– Я тоже удивился, когда узнал. Есть соображения на этот счет, Гид?
Гидеон пожал плечами.
Братья обменялись понимающими взглядами, наконец Гидеон сказал:
– Не знаю, что и подумать. Найгел ведь и мне не сказал, что собирается в Нью-Йорк. Но, с другой стороны, он и не обязан передо мной отчитываться. В последнее время он сам не свой. Резкий, нетерпеливый, несдержанный. – Гидеон задумался и добавил: – И очень скрытный.
– Мама считает, что он что-то замышляет против нее, – решился Майлс.
– Она говорила мне.
– И что ты думаешь?
– Ничего. Я очень редко вижу Найгела в "Джардин". Думаю, что и никто ничего не знает, ты же знаешь: о чем думает Найгел, знает один только Найгел. Если он что-то и задумал, он никого не станет посвящать в свои планы.
– Ты прав, – согласился Майлс. – Если бы я с ним увиделся, может быть, мне удалось бы что-нибудь выяснить в разговоре с ним. Или хотя бы подтолкнуть его к разговору. Но у меня не было времени заехать на фирму.
– Не волнуйся, на Рождество ты увидишь и его, и Тамару, и малышей.
Майлс удивился.
– Но ведь Найгел всегда на Рождество с Тамарой и детьми отправляется в Париж. Что это вдруг он изменил свои планы на этот раз?
– Отец Тамары был болен – сердечный приступ. И ее родителей в Париже не будет, они решили поехать на рождественские каникулы куда-нибудь, где климат более мягкий для сердечников. На Мартинику или что-то в этом роде.
– Значит, мы будем праздновать с Найгелом. Вся семья в сборе, как мило!
– Но ведь есть еще Тамара, его прекрасная русская женушка.
К ним подошел официант с подносом.
– Наконец-то наши грибы в горшочке! – обрадовался Майлс.
– Хорошо, что их принесли в этом году, – пробормотал Гидеон.
Майлс не смог удержаться от смеха.
– Мы могли бы и не ждать так долго, Гид. Заказали бы какие-нибудь закуски – креветки или копченого лосося.
– Не придирайся, – пробурчал Гидеон. – Ты же знаешь, как я люблю поворчать.
– Даже слишком хорошо.
Еда была вкусной, и несколько минут прошло в молчании. Затем Майлс серьезно посмотрел на брата и снова спросил: