Клер в ней души не чает - ему это как бальзам на сердце. Она будто ее удочерила, даже бегает за покупками для нее - всякие там тряпки, и учит, как лучше тратить деньги. А главное, Клер это нужно, коль уж так случилось, что детишки у нее не сыплются как из рога изобилия, хотя ему непонятно, в чем у них там дело. А Алли тоже у них счастлива, он это знает. Она прямо на глазах расцвела, стала доверчивее, даже говорит по-другому, свободнее - теперь, когда она столько времени проводит с ними, ей не надо следить за каждым словом. Он и сам был счастлив: у него появилось столько поводов видеться с ней; чего ж тут неестественного, если он нет-нет да и заскочит в пасторский дом повидать сестрицу или передать ей весточку от мамы.
Вот только Джоан все не по душе: это видно невооруженным глазом. Он усмехнулся, наблюдая, как пробирается Джоан по песку к выбранному им месту для стульчиков и зонтов. Нет, это невозможно! Оно и понятно, не многие старые девы за тридцать с восторгом встретят маленькую красотку восемнадцати лет, вот так ни с того ни с сего свалившуюся им на голову. Да еще к ногам ее бесценного братца!
Хотя жаль, конечно. Он исподтишка бросил критический взгляд на Джоан, раздевавшуюся в этот момент; со вздохом облегчения она высвободилась из платья и протянула руки к солнцу. Нет, она все же девушка что надо, высокая, с чертовски соблазнительным телом, ни капельки не утратившим своей стройности и упругости. Прекрасно готовит, хозяйка хоть куда, а этот ее четко вырезанный профиль, как у Роберта, и весь нордический облик - нет, она могла бы стать украшением любого мужчины.
Но было вместе с тем в Джоан что-то такое, что отпугивало любого парня. За все годы знакомства он не посмел к ней даже пальцем притронуться. Мужчина, решившийся жениться на Джоани Мейтленд, должен будет жить на лезвии кожа и всю жизнь играть вторую скрипку после ее брата - это уж как минимум если не хуже. Впрочем, настоящий мужчина сгладил бы ее острые углы горячей и сильной любовью, добрым сексом, тогда на лице у нее появилась бы улыбка, смягчающая все резкие непривлекательные для мужчин черты. И тогда б она была просто женщиной, которой нужно только получать тепло от мужчины. Если б она не была сестрой Роберта, он бы рискнул еще много лет назад. А сейчас даже думать об этом пустая трата времени; сейчас у него из головы ночью и днем нейдет эта маленькая крошка Алли Калдер, которая за все время кроме "привет" и "пока" не дала ему никаких авансов. А пропади все пропадом!
- Поль!
Джоан повернулась к нему с очаровательной улыбкой, но его уже и след простыл - он несся по песку в море, словно за ним кто-то гнался.
- Они захотят пожевать чего-нибудь сейчас или попозже, как думаешь? - Клер бросила подстилки и разлеглась на песке.
- Подожди, сами скоро скажут, вернее, их желудки, - саркастически заметила Джоан, располагаясь поудобнее и умащивал себя кремом для загара, настроение ее, впрочем, явно испортилось.
Сверху Роберту прекрасно был виден весь берег. Он даже не помнил, когда здесь бывало столько народу; можно подумать, что весь город решил не упустить последний сладкий денек уходящего лета и воспользоваться его прелестью, прежде чем навалится серенькое уныние зимы.
На приличном отдалении от берега на воде реяли двумя ровными линиями флажки, предостерегающие пловцов об опасности. На пляже резвилась молодежь: группки молодых людей играли в мяч, плескались в море, и порывы ветра доносили до него веселый смех. В нем вдруг шевельнулось острое чувство зависти. Боже, что может быть лучше молодости, силы, свободы! Был ли он когда-нибудь таким? Трудно вспомнить. И куда делись молодость и свобода? Неужели впереди его ждет только старение и медленное угасание?
У кромки воды кучка парней обступила Поля; некоторых он помнил по поездкам в город, это были, судя по комплекции, шахтеры. Все смотрели в море, в какую-то одну точку. Их внимание привлекала одинокая фигура, - с серфингом - голова опущена, торс выпрямлен, словно копье, - воплощенная сосредоточенность, она взлетала на гребни самых громадных бурунов. Судя по повышенному интересу мужчин и белому купальнику, особенно яркому на фоне синевы и зелени моря, можно было догадаться, что это женщина. И когда морские скакуны, на которых она неслась, с последним неистовым всплеском обрушились на берег, смелая наездница оказалась у ног подоспевших парней. Явившись из морской пены, она пыталась подняться среди леса крепких ног.
Даже за полмили Роберт узнал Алли. Сотрясаясь от смеха, Поль подхватил ее одним ловким движением и бросил стоявшему рядом. С криками и воплями мужская команда играла с девушкой, как с куклой, подхватывая и снова бросая в воду, обдавая все вокруг каскадами брызг. И снова Роберт почувствовал острую зависть, приступ дикой ревности из-за того, что они вот так запросто могли прикасаться к ней, так вольно обращаться с ее телом, играть с ней, как мальчишки.
Он пришел в неописуемую ярость. Но из-за чего так беситься? Скорей всего, то были ее друзья; это вообще, наверное, обычный ритуал. И у него нет ни малейшего основания считать, что она огорчена - правда, он не мог сказать, счастлива ли она в этой ситуации или нет. Среди криков, воплей и гомона, заполнившего всю бухту, не было слышно ее голоса. Да и как мог донестись сюда ее негромкий, почти детский голосок? И почему в конце концов ей не веселиться - хорошо это или плохо - в компании своих сверстников? Что это с ним?
Медленно он стал спускаться по тропинке, не теряя из поля зрения сцену на берегу. Алли одним быстрым движением освободилась от своих мучителей, нырнула в воду и поплыла, энергично работая руками. И долго еще он наблюдал, как она уверенными движениями рассекает воду, направляясь вдаль; потемневшие от воды волосы струились за ней, как у русалки, а она все плыла и плыла, пока не превратилась в едва заметную точку.
- Честное слово, Джоан, это бесподобно - просто фантастика. Но я больше не могу. - Роберт аккуратно убрал свою тарелку с остатками еды и взглянул на небо. Солнце стояло низко, похолодало - близился вечер.
Какая-то меланхолическая грусть охватила его: еще одно лето на исходе, еще один год - а чем он может похвастать? Сколько еще лет предстоит ему проводить здесь, на брайтстоунском пляже, тоскуя по уносящейся юности и гадая, что стало с его мечтами, надеждами, обещаниями лучших дней? С болью сравнил он свои чувства с блаженством первого дня, который он, Клер и Джоан провели здесь, в бухте Крушения. Роберт был достаточно честен с самим собой, чтобы не знать причины свой хандры. Он понимал, что виной тому недавняя сценка: Алли с теми парнями - даже с Полем, который так с ней дурачился. Все это испортило день еще до того, как он начался.
Он встряхнулся. Господи, как же противны такие вот приступы жалости к самому себе! Надо с этим кончать, смотаться отсюда, пока не заразил других своим нытьем.
- Ну, прогулка на прощание. Кто со мной? Пойду, разомнусь, до камней и обратно.
Хор вялых возражений дал ему понять, что все слишком хорошо устроились, слишком хорошо поели или слишком поглощены своими заботами, как Джоан, - забавы Поля и Алли не остались незамеченными ею, с грустью подумал он. Пытаясь стряхнуть с себя дурное настроение, обрушившееся на него с внезапностью летнего ливня, он быстрыми шагами направился к кромке воды, затем повернул и пошел вдоль берега к камням.
Справа над ним высилась громада скалы "Мать и Дитя". За ней тянулись выглянувшие на свет Божий из-за отлива камни чуть поменьше, которые европейские поселенцы окрестили "Падшими Ангелами". Роберт осторожно пробирался между ними, стараясь ступать на песок. В соседней бухте под прикрытием большого камня на пляжном полотенце сидела в обществе транзистора Алли.
Глаза ее излучали приветливое тепло, которого ему так не хватало сегодня. Не ожидая приглашения, он бесцеремонно опустился рядом.
- Совсем одна, Алли? Вы не знали, что мы здесь, на другой стороне, в бухте Крушения? Могли бы к нам присоединиться.
- Я видела, когда вы пришли. - В лучах заходящего солнца она была белой, розовой и золотой - падший ангел, невольно подумалось ему, - и дышала легко и тихо, словно котенок. - Но не знала, будете ли вы рады моему появлению. Вот и решила побыть одна, раз нельзя с вами. - Она смотрела на него в упор.
- И не хотела отдохнуть со своими, - он тщательно подбирал слово, - друзьями?
Глаза ее вспыхнули.
- Это не мои друзья! Просто шахтеры - невежественные свиньи - они только и могут, что пить и лапать. В гробу я видала такие компании. - Она сердито наклонилась вперед и стала ногою чертить на песке медленные круги. Ему вдруг вспомнился тот странный сон, когда он занимался любовью с незнакомой женщиной, и та вот такими же круговыми движениями ласкала его…
Его буквально завораживало каждое ее движение. Ноги у нее были длинные, стройные, коричневые от загара, с солью и песком; своими маленькими ручками она ритмично водила вверх и вниз по бедрам, как будто от этого зависела ее жизнь. Алли вновь посмотрела ему прямо в глаза своим открытым, доверчивым взглядом:
- Если нельзя быть с людьми, с которыми хочется - лучше оставаться одной.
Волевым усилием Роберт отвел взгляд и постарался отвлечься.
- Но в твоем возрасте…
- В моем возрасте, - перебила она, снова бросив при этом на него свой странный взгляд. - Готова поклясться, вам тоже хотелось бы побыть одному. Беда в том, что не дают.
Это была правда.
- Мне и сейчас хочется, - признался он, в который раз чувствуя, что эта девушка каким-то непонятным образом захватывает его врасплох. - Конечно, я многое хотел бы сделать прямо сейчас в своем кабинете. Но это, думаю, только потому, что я новенький в церкви и приходе. Ну, кроме того, я впервые здесь служу самостоятельно, а для этого многое приходится придумывать; на мне большая ответственность…
И снова это прозвучало фальшиво - не то, чтобы совершенная ложь, но просто не совсем правда - не вся правда.
Алли смотрела на него.
- Так здорово остаться одному, наедине с собственными мыслями, - просто сказала она.
- Но мы нуждаемся в людях, Алли, - заметил он, стараясь поддержать разговор. - Чтобы было кому помочь нам в жизни - научить чему следует. Вот, например, твои уроки вождения. Ты делаешь заметные успехи. Скоро сможешь сдать экзамены и получить права, без всяких сложностей, я надеюсь. Вот как люди помогают друг другу!
- Не все люди, - она наклонилась в его сторону. - Только вы. От вас я могу научиться всему на свете.
У него перехватило дыхание. Что она хотела этим сказать?
Будь на ее месте Дженис Писли или даже Ноэллин Фоли, он бы подумал, что это заигрывание - но Алли?..
Словно читая его мысли, она вдруг опять стала ребенком.
- Хотите винограда? - подмигнула она ему и указала на сумку.
Роберт взглянул на нее. Девушка извлекла гроздь винограда и, открыв рот, оторвала одну ягоду снизу.
- Берите. Вкусно!
- Спасибо.
Рука и плечо, пальцы, разрывающие грозди и кладущие ягоды ему на ладонь, - все было золотым, глянцево-коричневым с тончайшим пушком волосков, вспыхивающих как настоящая позолота… На лице выступали пятна соли, а обычно летучие пряди белокурых волос свисали по спине толстыми тяжелыми жгутами. От нее пахло морем. Что-то переполняло его сердце, и он почувствовал возбуждение, настоящее физическое возбуждение, как ни трудно было в это поверить.
- Вам нравится быть священником?
Вопрос застиг его врасплох своей резкостью, будто удар в солнечное сплетение. Он посмотрел на Алли. Ее глаза сверкали, как серо-голубые кусочки льда, и уклониться от их вопроса было невозможно.
- Даже не знаю. Это был мой свободный выбор - но я не уверен, что здесь уместно говорить "нравится-не нравится"…
- Как будто это не совсем подходящая работа для мужчины - если позволено будет спросить?
Он снова задумался.
- Никогда не узнаешь и не поймешь, пока не спросишь, Алли, - выдавил он наконец.
- Есть еще один вопрос. - Она помолчала, обдумывая, как далеко можно заходить. - А священники - они такие же, как другие мужчины?
- Ну конечно, совсем такие же.
- Такие же? Это значит, пьянство, драки, матерщина, вранье, воровство - все что душе угодно?
Ее презрительный тон озадачил его.
- Ну, мы не шахтеры, если ты это хочешь знать. Но мы тоже несовершенны. Нам не приходится нести на себе тяготы жизни под землей со всеми ее бедами, но мы такие же "живые люди", как ты это называешь! Под воротничком и сутаной скрыты те же человеческие существа. Если в нас хватает честности, мы даже не притворяемся какими-то особыми! Мы такая же плоть и кровь, как и все вы - может, даже в большей мере, потому что нам из первых рук известна человеческая слабость и зло. Мы такие же грешники - всего лишь плоть и кровь.
Она молчала. Несколько смущенный своей горячностью, он бросил на нее косой взгляд. Она наклонилась вперед и, трогательно обхватив колени, совсем как девочка, глубоко задумалась. Он видел подъем ее мягких округлых плеч, женственное движение и выпуклости грудей, каждый изгиб стройного тела, обтянутого купальником.
Он вдруг успокоился, ему стало хорошо с ней рядом. Золотистая кожа ее ног, казалось, светилась в последних теплых лучах солнца Он подумал, что перед ним совершенное создание Божие, и с восхищением смотрел на застывшую фигуру. И даже после того, как она прошептала легкие слова прощания и удалилась на пляж, он сидел, изумленный красотой меняющегося мира и благодатными щедротами Всемогущего, изливаемыми Им в своей любви на смертного.
12
Стало заметно холоднее. Закончились пикники на пляже. И никаких надежд на ребенка в этом году! Чувствуя, как наваливается знакомая горькая печаль, Клер вошла через боковую дверь пасторского особняка, и в то же мгновение уютное ощущение дома вернуло ей хорошее настроение. Но дом только тогда дом, когда в нем живут люди. О, как славно видеть в доме юное создание! Сейчас Роберт был завален работой и проводил с Алли каждую свободную минуту, настолько поглощенный предстоящим празднованием, что ему было некогда переброситься словом с ней или Джоан. О ком-то заботиться… о ком-то хлопотать и беспокоиться… Иметь рядом человека, который мог бы принять всю любовь и внимание, которое ты можешь ему дать… Улыбаясь в предвкушении благодарной улыбки, с которой, как она знала, ее встретят, Клер толкнула дверь в столовую.
Стоя на коленях на полу, заваленном горами подшивок старых газет, Алли сортировала и раскладывала разлетающиеся желтоватые вырезки в нужные кучки. Она вопросительно посмотрела на входящую Клер: всегда не задает вопросов сама и не заговаривает, пока с ней не заговорят, отметила про себя Клер. Одному Богу известно, что за жизнь у нее дома! Не удивительно, что ей хочется быть с ними все время, не удивительно, что она так привязалась к Роберту, просто глаз с него не сводит. Может, это первая приличная семья, которую бедная девочка видит за всю свою жизнь!
Клер придвинула стул и села.
- Милая, пока я уходила, ты все работала не покладая рук, - в голосе ее чувствовалась теплота, - столько успела переделать! Честное слово, я была уверена, что это займет у тебя недели!
Девушка улыбнулась, настороженное выражение заброшенного подростка явно смягчилось от неожиданной похвалы.
- Мне действительно нравится эта работа, миссис Мейтленд. У меня такой никогда не было. Да и интересно. Я тут столько узнала о Брайтстоуне, - как явились сюда пионеры, сколько трудов пришлось потратить на строительство города, - когда читаешь об этом, все выглядит в каком-то другом свете.
- Что правда, то правда, - согласилась Клер. - Я родилась здесь как и ты, и думала, что все здесь досконально знаю, а сейчас поняла, что это не так. Теперь я не сомневаюсь, что нам действительно есть что отмечать, когда придет июнь - а, благодаря тебе, у нас получится замечательное празднование и найдется, что показать брайтстоунцам из истории их города, когда они придут на выставку.
- Хотите, я сделаю вам чашечку чая, миссис Мейтленд?
- Ах, как это мило с твоей стороны, Алли, но вообще-то я забежала сказать, что сегодня мы не будем тебя задерживать. Уже седьмой час, а сейчас темнеет рано, и мне б не хотелось, чтобы ты добиралась до дома одна в потемках.
- Да, пожалуй, вы правы, - угасшим голосом согласилась Алли. Последние дни ей не хотелось уходить из пасторского дома, с острой жалостью отметила Клер, - да, в общем, никогда не хотелось.
Словно читая ее мысли, девушка вновь вернулась к груде бумаг на полу.
- Не хочу бросать все в таком виде - но я скоро пойду.
- Скоро! Боюсь, будет поздно! И потом твой отец, я бы не хотела, чтоб он думал, будто мы перегружаем тебя. - "Или имел повод придираться к тебе", - с неприязнью подумала Клер. - Пожалуй, попрошу Роберта подвезти тебя домой. Может, заодно он даст тебе по пути еще урок вождения. Он говорит, что ты делаешь поразительные успехи, Алли. Ты действительно замечательная ученица, что и говорить!
Роберт! Отвезет ее домой. И она - лучшая его ученица… Ей было странно слушать, как Клер говорит о нем.
- О нет, не беспокойте его, миссис Мейтленд, это совсем не обязательно, - запротестовала она. Но Клер уже вышла.
- Дорогой?
По выражению ее лица он понял, о чем она собирается попросить его, как только темная головка жены появилась в дверях кабинета.
- Роберт, дорогой, не отвезешь ли ты Алли домой? А то мне как-то боязно, что она пойдет одна в такой темноте.
- Алли?
Он вспомнил последний урок вождения. Потом их встреча на пляже, когда ему было так трудно ответить на ее вопрос - как и самому себе, впрочем… Надо быть осторожнее; надо все время напоминать себе об этом. Лучше бы ему пореже встречаться с ней. Он посмотрел на разбросанные по столу бумаги, словно ему было некогда.
- А она что, не может?..
- О, Роберт, - воскликнула Клер, пораженная его бессердечностью. - Ты же знаешь ее отца! Поль говорит…
А, черт. Опять этот Поль. С минуты на минуту раздастся рев его "доджа" и он предложит подвезти ее - уж очень эти визиты к сестре подозрительно совпадали с концом рабочего дня Алли в доме священника. Поль. Нет, хватит с него. Он поспешил закрыть вопрос.
- Конечно, я отвезу Алли, куда велишь, Клер. Подожди секунду…
Алли ждала в холле; она явно нервничала, теребя свою сумку, и посмотрела на него неестественно расширенными потемневшими глазами. Опять не хочет идти домой, бедная девочка, и кто будет ее винить, с внезапным сочувствием подумал он. Поль рассказывал ему о том, что этот Калдер известен своими грубыми выходками, драками и ссорами. О, Боже, воистину за грехи отцов отвечают дети.
Он ласково улыбнулся ей.
- Пойдем, Алли.
Та странная атмосфера, которая появлялась, когда они оставались наедине, опять воцарилась между ними, пока они шли к машине. Вечер был удивительный, просто волшебный; на ясном небе висела огромная луна, деревья отбрасывали зыбкие черные тени.