- Я тебе, пожалуй, дам еще один урок вождения, - начал он со смешком. - Боюсь только, в темноте ты наскочишь на дерево! - Она рассмеялась. - И с огорчением должен заметить, что бедная старушка очень изменилась с тех пор, как я купил ее. Правда, она была не новенькая - из вторых рук, а то и из сто вторых! А последнее время она вообще грозит испустить дух!
К его радости мотор завелся сразу, они отъехали от пасторского дома и покатили по мысу. Роберт почувствовал, что настроение ее опять меняется, словно девушка, как морские приливы и отливы, зависела от луны.
- Смотрите, - наконец сказала она, и голос был чуть хрипловат от наполнявшего его глубокого неведомого чувства. - Смотрите, - показала она на море. - Вон там, на горизонте корабль.
Сидящий глубоко в воде лайнер, еле различимый на фоне темнеющего неба, мелькнул на светящейся линии горизонта и исчез из поля зрения.
- Куда он уходит?
- Куда? Наверное, в Сидней. А, может, в Мельбурн. А то и в Англию…
- Я не о том. Я хочу сказать, куда он исчез? С детства так и не могла этого понять.
- Что не могла понять? - Голос ее звучал хрипловато, и было в нем что-то соблазнительное. Он снова насторожился и следил внимательно за малейшим изменением ее интонации.
- Я вот о чем. Если земля круглая, как нас учили, то откуда эта прямая линия - там, где край?
- Даже не знаю. - Он много чего не знал, когда бывал с ней.
Он ничего не знает, думала она. Даже не знает, что я сижу и думаю о…
- Я тоже не знала, - растягивала она слова, будто говорила в полусне. - Долгие годы не знала. А потом наконец поняла.
Он думал о Галилее, Гершеле, Эйнштейне, о всех великих астрономах прошлого - но Алли Калдер… ее жажда знания, ее борьба за свободу самовыражения по своей силе и важности не уступала им. Однако с таким вот телом - как можно ее воспринимать серьезно? Тело… он попытался взять себя в руки и продолжать разговор.
- Как тебе это удалось, Алли?
Она возвращалась к своей теме, подогреваемая его интересом.
- Однажды ночью я удрала из дома - отец убил бы меня, если б узнал. Я пошла на пляж и стала смотреть, как луна всходила над морем. Я наблюдала всю ночь напролет - не спала, иначе все бы испортила - и вот наутро из-за горизонта появилось солнце. Тогда я поверила.
- Поверила. - Он видел маленькую розовую ладошку, покоящуюся на бедре рядом. Внезапно неистовое острейшее желание схватить ее, поднести к губам и покусывать каждый пальчик пронзило его. Он не посмел шевельнуться, чтобы не нарушить очарование момента.
- Да, поверила. И тогда все приобрело смысл, понимаете? Картинки в книжках с этими сферами, планетами и прочее - и все приобрело смысл, на самом деле, впервые. Видно было, что земля, наша земля - одна из них, и мы не представляем ничего особенного - и какая она необъятная - и в то же время такая маленькая… И потому мы все можем делать что хотим и когда хотим, - голос ее опять изменился. - Мы здесь ненадолго. А нас окружает бесконечность. И я хочу получить от жизни свое, хочу жить и радоваться, прежде, чем умру!
- Радоваться? - настороженным подозрительным голосом спросил он. - Что ты понимаешь под словом "радоваться"?
Ей хотелось закричать, ударить его, оскорбить, чтобы он, наконец, заметил ее. Да почему ты никак не проснешься? - звенело у нее в голове. Почему же ты не видишь, что творится у тебя под носом? Почему же ты не можешь прикоснуться ко мне, обнять меня, поцеловать, почему ты не можешь…
- Что за разговор, - произнес он все тем же наставническим тоном. - Что у нас за разговор! Неужели ни о чем поинтереснее мы не можем поговорить!
Она разрывалась между злостью и послушанием.
- Вы же знаете, что я ни с кем так не разговариваю, как с вами! Я так вообще никогда в жизни не разговаривала! Но вы правы! Что за разговор!
Сердце его наполнила нежность; он улыбнулся.
- Никаких запретных тем, Алли?
У нее вырвался вздох - глубокий-глубокий.
- В вашем мире их слишком много, Роберт. - Он отметил, что впервые она произнесла его имя абсолютно естественно - без смущения, без агрессии, без принуждения.
- Но их не должно быть. Ты сама сказала Мы здесь на земле ненадолго. И должны говорить правду.
Она не ответила. Взгляд ее все еще был прикован к горизонту; отсюда, с высоты мыса открывалась панорама безбрежного спокойного моря, постепенно становящегося пурпурным, потом серым и черным. Сейчас она казалась куда спокойнее, умиротвореннее и ближе; такой он ее не видел. Неужели время, проведенное в их доме, начинало оказывать свое действие? Неужели эти разговоры урывками дали ей почувствовать, что она такая же личность, такая же ценность - что ее благополучие, ее будущее действительно важно ему, ее священнику, ее другу?
- Как-то я забрела сюда одна глухой ночью, прямо на вершину мыса, - вновь заговорила она бесцветным, сонным голосом. - Море открывалось на десятки миль, ночь была ясная. Над водой виднелся светящийся силуэт - и до меня доносились обрывки музыки - ничего прекраснее я в жизни не слышала.
- Музыки?
- Ну да. Вдали плыл огромный корабль - океанский лайнер. На них, наверное, есть свои оркестры, я так полагаю, - а огни - как на новогодней елке. Было так красиво - слов нет, как красиво.
- Я помню. Сам смотрел на них от нашего дома.
Алли вдруг совершенно пробудилась, но была совсем другой. Скосив глаза, она рассмотрела его во мгле.
- Только я уверена, вы не плакали от желания оказаться там, стать одним из тех богачей, что танцуют под музыку на палубе! Вам-то не приходилось молиться о том, чтобы унестись за сотни миль, лишь бы подальше отсюда!
- Нет, - ответил он неторопливо, всем сердцем болея за это дитя.
- Ну, а я молилась! И знаете что? - Ему было известно, что она сейчас скажет. - Я и сейчас молюсь об этом! Я хочу жить, жить, пока не умерла. А для этого надо уехать отсюда!
Он не хотел, чтоб она уезжала, он это знал. Но знал также и то, что говорить этого не должен.
- Перед тобой большой мир, Алли. Ты должна взять его, схватить обеими руками. Ты теперь женщина. Ты должна решать сама за себя. И окружающим тебе людям придется с этим смириться. В жизни многое надо сделать. И нельзя терять время. Чем раньше начать, тем лучше.
- Да, ну а как насчет вас? - Голос ее снова изменился.
- Что насчет меня?
- Вам много надо сделать? Или то, что вы здесь делаете, - цель вашей жизни?
- О Алли! - Зачем обременять ее своими надеждами, своими мечтами, своими страхами и разочарованиями?
- Давайте! Я вам поведала все мои секреты. Теперь расскажите ваши. - Она опять была ребенком, настаивающим, чтоб все было "по-честному". Но это был вопрос женщины, и на него надо было ответить по-мужски честно.
- Я хочу сделать намного больше, - медленно начал он, - намного больше, чем могу здесь, в Брайтстоуне. Я знаю - мне так много дано - и я мечтаю о более широком поприще.
- О более широком поприще, - он видел, что ей понравилось это выражение. - Но в качестве ли священника? В качестве ли священника?
- О да. - Здесь он чувствовал себя наконец на твердой почве. - Всегда в качестве священника Если, разумеется, Богу будет угодно!
Они мчались по дороге; внизу под обрывом притаился в ожидании город. Она незаметно рассматривала его четко вылепленное лицо с крепкими челюстями, удивительно красивый очерк губ, большую копну светлых волос, спадающих с высокого загорелого лба. Боже правый, ну почему он должен быть священником? Это занятие для куда более пожилых людей, таких как пресвятой Джо, последний и неутешный бенефициарий святого Иуды. Невероятно!
Ему бы быть киногероем. Или, по крайней мере, телезвездой.
Словно читая ее мысли, Роберт улыбнулся одной из своих обворожительных улыбок.
- Обо мне не стоит беспокоиться, Алли. Это вам мы хотим помочь, чем только можем.
В этот момент идущая им навстречу машина стала яростно гудеть, чтобы привлечь их внимание. Через секунду напротив затормозил голубой "додж" и оттуда высунулась голова Поля. Роберт резко остановил машину.
- Я направлялся в приход, Алли, - крикнул Поль. - Хотел повидать Клер, а заодно подбросить тебя домой. А ты, вижу, уже здесь. Ну, я все равно на мыс. Увидимся там, Роб.
- Это еще бабушка надвое сказала, - проворчал Роберт. Как он и опасался, такая резкая остановка оказалась не по силам его развалюхе. Старушка закашлялась, пару раз дернулась и заглохла. Поль ехидно засмеялся.
- Подожди, сейчас припаркую "Голубую Стрелу" и приду помочь тебе. А ты пока суть да дело начинай молить о чуде!
С явным огорчением Алли взяла сумку.
- Я пойду, пожалуй, - бросила она.
Роберт почувствовал себя уязвленным.
- Эх вы, маловеры! - воскликнул он. Выскочив из машины, он поднял капот и полез внутрь. Алли подошла и заглянула в мотор через его плечо.
- У вас и ключа-то нет? А? - не без насмешки заметила она Алли наслаждалась от души его смущением и была не прочь показать ему это.
- О, Господи, - снова застонал он. - Просвети нас во тьме нашей! - У него появилось нехристианское желание дать машине всемогущего пинка. - Одному дьяволу известно, что с ней!
- А он помалкивает и вам не говорит! - Роберт чувствовал, что Алли вне себя от радости - да и почему бы нет? Много ли развлечений видела она в детстве? Ни братьев, ни нормального отца - вот она и потешается теперь.
- Ты хоть знаешь, чего тут ищешь?
За его спиной с видом эксперта, который с десяти лет разбирал и собирал моторы, вырос Поль.
- А то как же!
У Поля расширились глаза.
- Ну и чего же?
- Помощи и поддержки. В данном случае - твоей.
- Ах вон оно что! А где почтение, Ваше преподобие?
Однако обмен любезностями, радуя, быть может, сердца пассажиров, не оказывал ни малейшего воздействия на машину. Как, впрочем, и все, что бы ни предпринимал Поль. Алли уже начинала ежиться от холода в тоненьком джемпере. Роберт забеспокоился и отвел Поля в сторону.
- Послушай, ты бы не мог отвезти Алли домой, а? Я только потому и вез ее, что она явно опаздывает, а Клер беспокоилась, зная гнусный характер ее отца Мне бы не хотелось, чтобы она попала в какой-нибудь переплет.
- Что попусту говорить! Я туда и обратно: отвезу ее и к тебе. И без меня ничего не делай - только молись!
Довольный своими прощальными словами, Поль отъехал. Алли сидела рядом.
- Надеюсь, с ним будет все в порядке, - бросила она с нескрываемым беспокойством. - Не по душе мне вот так бросать человека в полном одиночестве.
Поль немного опешил.
- Ты про Роберта? Да что с ним случится?
- Почему ему не могут дать машину поприличнее? - взорвалась она. - Такой человек заслуживает чего-то получше!
- Но он всего лишь местный приходской священник, а не Папа.
В раздражении Поль говорил резче, чем хотел, но ему не нравилось направление, которое принимал разговор.
- Только у епископов приличные машины - это факт. Слава Богу, что он не младший священник, а то колесил бы по городу на велосипеде! Однако за его страдания ему воздастся сторицей!
Она замолчала, насупившись, и никакие попытки разговорить ее не возымели успеха. Только когда подъехали к дому, она вновь оживилась.
- Уж не собираетесь ли вы сворачивать за угол, к самому дому? - забеспокоилась она.
- А что тут такого? Ты ничего плохого не сделала, Алли. - "Ты ни разу не дала мне к себе и пальцем прикоснуться", - хотел он сказать, но промолчал. - Ну, если хочешь, скажи, где мне остановиться. Да только рано или поздно все равно придется предстать пред светлы очи твоего папочки. Но ты же прямиком из прихода, в конце концов. Нечего, кажется, разводить тут турусы на колесах.
- Конечно.
Ее голова работала с неимоверной быстротой и ясностью. Она все еще слышала голос Роберта, видела искренность и теплоту в его глазах, когда он говорил:
"Теперь ты женщина, Алли, ты сама за себя решаешь, как поступать, и с этим придется считаться". - Да, Роберт. Он знал, как это должно быть.
- Вон там, Поль. - Лицо ее сияло надеждой. - Высади меня вон там, недалеко от дома Я ничего плохого не сделала. Уж пора ему привыкнуть.
Но Джим Калдер не собирался привыкать к тому, что имело отношение к Полю Эверарду. Первый удар настиг ее прямо в дверях, когда она еще не успела вытащить ключ из замка.
- Ты, лживая сучонка! - шипел он, и от этого голос его был еще страшнее, чем его обычный крик. - Лживая сучка! - Второй чудовищный удар пришелся по щеке, и она пролетела через весь коридор.
- Пап, я не… - полубессознательно она подняла руку, чтобы защищаться.
- Ты смеешь еще угрожать мне? Поднимать руку на отца, грязная телка! - Не спеша он влепил ей пощечину, отчего у нее хрустнули зубы.
- Папа! - Она отлично знала, что жалобы здесь не помогут, а только пуще раззадорят отца, но не могла остановиться. - Пап, не надо… не надо…
- Я видел, как ты подъехала к моему дому на этой его колымаге и вылезла как ни в чем не бывало, провались я на этом месте, Алли, и перестань мне мозги пудрить!
Она рыдала не столько от боли, сколько от безнадежности всей этой ситуации.
- Мне не к чему врать! - всхлипывала она. - Он не мой дружок. Он мне никто. Просто подвез меня.
- Ты врешь, Алли. - Его голос снова стал страшным. - Ты врешь, я знаю. Я видел машину и его - как он отъезжал от дома.
- Я же пытаюсь объяснить тебе, но ты не слушаешь, - стонала она. - Я была в приходе, и преподобный повез меня домой…
Расчетливо схватив ее лицо левой рукой, он двинул ей в глаз правой.
- Ты снова врешь, - заревел он. - Совсем как твоя мамаша. Вот это могло бы ее отучить от вранья - если б она не сбежала. Она тоже все время говорила, что не выдержит этого. Ты, Алли, тоже не выдержишь этого? А? - С той же обдуманностью он, как художник, наносящий завершающий мазок на свой шедевр, ударил ее в другой глаз. - Вот так, милая девочка!
Она лежала на полу, а он наклонялся над ней, наваливаясь всей тушей; его горячее дыхание обжигало шею.
- Ты не понимаешь, Алли, потому что ты глупая девчонка и ничего не понимаешь в таких делах. Он подъезжает к тебе, чтоб достать меня, этот Эверард. На тебя ему плевать, ты для него только новая шлюшка. Ему нужен я. Но я его насквозь вижу.
Он на секунду замолк, и она теперь чувствовала его тяжелое дыхание на щеке. - Знаешь, что он задумал? Он хочет обрюхатить тебя, сделать тебе ребенка, а потом бросить, как ненужную тряпку, оставив мне его ублюдка. Вот что он замыслил!
Он обхаживал ее теперь с настырностью кобеля, ластящегося к суке:
- Но я раскусил его. Правда ведь, девочка? Хорошая девочка! Ты всегда была хорошей доброй девочкой, Алли. Ты ведь все еще папина дочка? Как и прежде? Папина хорошая дочурка?
13
В первую же секунду Джоан поняла, что это за письмо. Однако со своей обычной сдержанностью и железным самообладанием не позволила себе сразу же ознакомиться с его содержанием. Ни слова не сказав, она вручила Роберту всю корреспонденцию, а он разложил письма на столике для завтрака, как делал это изо дня в день.
- Вот, одно для тебя, Джоани, и для Клер.
Короткое восклицание Клер нарушило утреннюю тишину.
- Нет, не может быть! Поверить не могу!
- В чем дело?
Клер вспыхнула.
- Знаешь, это приглашение от специалиста, которое я ждала! Приглашение в клинику пройти эти - ты же знаешь - эти тесты. У них оказалось свободное место - что-то там неожиданно изменилось - они могут принять меня в четверг. Но тогда надо ехать завтра - нет, сегодня! Как же я могу уехать на целую неделю, а то и больше, в Сидней и пропустить все празднование Столетия? - Она чуть не плакала от огорчения.
Все растерянно глядели друг на друга.
- Нет, я не могу сейчас ехать, как ни крути, - наконец выдавила из себя Клер; лицо ее от волнения порозовело.
Первой выступила Джоан и высказала то, о чем думали все.
- Но если сейчас откажешься, ты даже не знаешь, получишь ли следующее приглашение.
- Джоан права, - подумав, согласился Роберт. - Ты столько ждала этого, дорогая. Еще полгода…
"…просто убьют меня!" - подумала Клер. Она понимала, что муж прав.
- Что важнее? - начал Роберт, пытаясь сохранить твердость и вместе с тем помочь Клер разрешить эту дилемму. - В конце концов столетие Брайтстоуна бывает раз в сто лет! Для тебя это - раз в жизни.
- Для нас, Роберт, для нас! - гневно возразила Клер. - Я это все не для себя делаю, ты же знаешь!
- Конечно, знаю, дорогая, - поспешил загладить оплошность Роберт и высказал мысль, которая пришла ему в голову, как только Клер заговорила о клинике. - Я знаю, насколько это важно. И считаю, что ты должна ехать, - твердо сказал он, - я поеду с тобой.
- Ты? - от удивления глаза у Клер расширились. - Но это невозможно, Роберт!
- Почему невозможно? Без меня могут обойтись на церемонии открытия, на открытии выставки. Все и так оценят по заслугам прекрасную работу Алли. Не умрут они без нас и на балу в субботу вечером - все будут от души развлекаться!
- А как же служба - торжественная служба в воскресенье, Роберт, ее-то тебе нельзя пропустить! - вскричала Джоан, в голосе ее чувствовалась тревога. - Кто же может отслужить ее за тебя?
О, если б только Джоан не была столь убеждена в его незаменимости! Однако Роберт сразу понял, что и Клер эту жертву не примет и никогда не согласится с его предложением.
- Ах да, служба, Роберт! Джоан права. Это центральное событие всего празднования. Ее ты ни на кого переложить не можешь. И я никогда не соглашусь, чтобы ты уехал, положив столько сил на создание общины и все организационные дела.
- Клер! Я еду с тобой! Ты мне важнее всего остального!
- Но и ты мне важнее всего на свете, - лицо Клер светилось решимостью. Ему было знакомо это выражение. - Нет, я не могу тебе это позволить, Роберт Если ты будешь настаивать, я не поеду вовсе!
Они смотрели друг на друга, не зная, что делать.
- Я поеду.
Вмешательство Джоан явилось для обоих неожиданностью.
- Я полагаю, Клер, одной тебе в столь дальнее путешествие ехать не с руки.
И ради каких-то ничтожных, жалких по своим результатам, тестов, подумала она про себя. Разумеется, любой мужчина должен оказать жене поддержку. Но если ей в данном случае удастся заменить Роберта, больше не будет разговоров о его поездке Ну разве можно упустить такую возможность - предстать во всем блеске перед всей общиной, перед всем округом, перед самим епископом. Даже архиепископ намекнул, что не преминет посетить праздничное богослужение, если позволит его плотное расписание. Нет, здесь и говорить не о чем - Роберт должен остаться!
- Я бы очень хотел поехать с тобой, Клер, действительно хотел. Да и отдохнуть не помешает - мы бы в Сиднее кое-что купили, малость развеялись…