О, Калдер, пьяница, драчун и пустозвон, спеси и чванства в нем больше, чем в призовом быке на ярмарке. Он всегда себе на уме, даже когда нальется пивом под завязку, просто так в драку не ввяжется. Но девчонка? Да еще такая хрупкая, как Алли, тоненькая как былиночка, у нее ж не мускулы, а шелковиночки. На что ей надеяться против этих двухсот фунтов туши, которая в бешенстве кулаком быка уложит?
Он повернул на дорогу. Даже с такого расстояния он увидел сцену, которая реально подтвердила его самые худшие опасения. В дверях калдеровского бунгало, освещенные лампочкой над крыльцом, яростно сражались двое: огромный мужчина и субтильная девушка, чьи крики уже явственно доносились до его ушей. Он выжал до отказа акселератор, и "додж" рванулся вперед как олень.
- Пусти! Пусти!
- Ты никуда не пойдешь, ступай домой!
На дорожке перед входной дверью Алли, цепляясь изо всех сил за большую дорожную сумку, отбивалась от затрещин и пинков Калдера, который пытался загнать ее назад в дом. Поль резко остановил машину, распахнул дверцу и закричал:
- Алли! Алли! Сюда!
Застыв на секунду от изумления и неожиданности, девушка выскользнула из рук Калдера и бросилась бежать по дорожке, волоча за собой тяжелую сумку. Проскочив калитку, она рухнула на сидение машины и захлопнула дверцу.
- Гони, Поль! Гони!
Но Джим Калдер все же недаром проработал три десятка лет в шахте. Даже годы крутого пьянства не смогли убить в нем звериную реакцию. Он стремительно бросился вперед и остановился как вкопанный перед капотом "доджа", высясь над машиной, как злой гений.
- Куда-то собрался, Эверард? - ехидно процедил он. Нагнувшись, Калдер схватил машину за бампер и начал раскачивать ее, яростно при этом плюясь и ругаясь.
В отчаянии Поль включил задний ход. Но прежде, чем он успел переключить рычаг, Калдер возник у его дверцы. Громадная лапища протянулась в окно и вцепилась Полю в горло.
- Хочешь умыкнуть мою дочь, Эверард? Ну, мы еще посмотрим! - Он начал медленно сжимать пальцы.
- О, нет, пап, не надо!
Поль сделал яростную попытку сбросить руку Калдера со своей глотки, но не тут-то было. Со своего места Алли попыталась помочь Полю, но позиция Калдера делала его неуязвимым для любых нападений.
Поль чувствовал, как голова начинает кружиться, и в глазах потемнело. Он понимал, что ему долго не продержаться. Из последних сил Поль дотянулся до ручки дверцы, распахнул ее и двинул по туше Калдера, вложив в удар всю энергию. Дверца больно ударила старика по голеням, а верхний край задел челюсть. С проклятием Калдер отскочил.
С трудом соображая, Поль попытался подняться с места и выбраться из машины. Однако Калдер схватился за ручку дверцы, рванул на себя и с рассчитанной резкостью и дикой силой захлопнул, нанеся чудовищный удар по голове своего противника Поль почувствовал, как кровь хлынула из раны и потекла по виску.
- О, нет, нет! Хватит!
Дверь снова раскрылась и громадная лапища сунулась в кабину и вцепилась Полю в рубашку.
- Думаешь, бой кончился - потому что ты готов выбросить полотенце? Ну нет, я еще не закончил!
Обеими руками схватив Поля, он выгреб его из кабины, швырнул на корпус машины и нанес сокрушительный удар в челюсть. Поль сделал слабую попытку защититься, но руки совершенно не слушались его, и он прекратил всякое сопротивление. Однако полное бездействие противника не могло остановить Калдера. Беспощадно, как он всегда карал своих врагов, старый садист наносил удары в голову, лицо и корпус поверженного противника и остановился только тогда, когда заболели кулаки и пресеклось дыхание.
- Отличная разминка, - осклабился он.
С удовлетворением, которое невозможно передать словами, он глянул вниз на избитую, истекающую кровью фигуру у его ног. Эверард получил по заслугам! Никому не дано безнаказанно доставать Джима Калдера! Теперь эти подонки в пабе закроют пасти! Хотел бы посмотреть на их рожи! А что касается рож, то не ему ли, Калдеру, смеяться последнему, когда этот красавчик Эверард явится туда с хорошо разделанной физиономией?
Но это всего лишь начало, закусочка, так сказать. А теперь пора за настоящую еду - подавайте главное блюдо! Тут уж все факты налицо - этот ублюдок прикатил на своей идиотской корытине, чтоб умыкнуть ее в тот самый момент, когда он поймал ее с этой громадной сумкой, набитой битком. Но он накрыл их - накрыл эту расчудесную парочку.
Калдер разогнул плечи и сжал кулаки, как перед выходом на ринг. Пора задать этой дряни взбучку, чтоб знала, как огорчать родителя. Пора вздрючить на славу, как и ее дружка! Отцу положено наставлять дочь на путь истинный и отвращать от путей неправедных. С довольным хрюканьем, всегда предвещавшим начало самых жутких его выходок, он двинулся к дверце с другой стороны машины. Но когда он сунулся в кабину за недостойной дщерью своей с целью преподать ей урок на всю жизнь, машина была пуста.
18
Бежать…
Бежать к Роберту…
Он что-нибудь придумает, он должен…
Рыданья душили ее. Алли неслась, словно зверь, за которым гонятся в ночи. Она уже оставила город, и дорога на мыс с каждым шагом становилась круче. Тьма впереди сгущалась, так что не видно было собственной руки. Низкое небо нависло над ее беззащитной головой, тяжелы и мрачны были тучи, весь день собиравшиеся над городом и теперь совсем закрывшие небо. Без фонарей, без звезд она беспрестанно спотыкалась в вечном страхе упасть. Но ничто не могло остановить девушку в этом неудержимом паническом бегстве. Бежать! Бежать. Надо бежать.
Но даже несмотря на весь ужас положения, Алли ликовала. Вот оно! Наконец она освободилась от отца и вправе назвать Роберта своим - все сошлось! Ну и отлично, пусть все вышло не так, как она думала, - да она и вообще ничего не думала, призналась себе Алли с честностью человека, которому нечего терять. Просто в ней что-то сломалось, когда вернулась домой, назад в это жуткое бунгало, и вдруг просто поняла, что больше не может, что надо бежать. А потом он поймал ее, и тут подоспел Поль…
Поль… Господи, Боже мой, Полю не позавидуешь. Джим в таком состоянии, что лучше держаться от него подальше! Но пусть уж лучше он, чем я. С какой-то невероятной беззаботностью Алли выбросила Поля из головы. Она никогда не нуждалась в нем, никогда не поощряла, ей всегда был нужен один только Роберт. Вот и здорово, что Поль подвернулся и вступился за нее, ни о чем не спрашивая. Уж кому как не ему знать, что Джиму лучше под горячую руку не попадаться. Но как бы то ни было, он помог смотаться.
Бежать…
Бежать к Роберту…
Теперь-то ему придется выступить в открытую, ликовала она, нет худа без добра - благодаря тому, что случилось, ему придется обо всем сказать жене, а потом решиться уйти со мной! Со мной, со мной, Алли! Холод, страх, надежда и радость смешались в тугой клубок эмоций, в одну секунду изменивший ее настроение. Но одно яснее ясного. Роберт после этого не может думать, что она останется с отцом. Ему придется что-то предпринять - и есть только один-единственный выход.
Она осиливала последний подъем, и цель была уже рядом. Впереди, чуть освещенный мерцающим светом моря, вздымал свои крепкие стены пасторский дом, неподалеку виднелась церковь. Во мраке ночи дом манил своей надежностью и уютом. Отсюда ей были видны клубящиеся далеко на горизонте тяжелые тучи, зловеще закрывающие небо. На мгновение она застыла от ужаса: тучи, громоздясь и налезая друг на друга, сбивались в тяжелую плотную кипящую массу, медленно ползущую к берегу. Все говорило о надвигающемся шторме.
Внезапно ее охватил неудержимый страх. Надо добраться до Роберта. Он придумает, что делать. Тихо всхлипывая, пытаясь восстановить прерывающееся дыхание, она перебежала лужайку перед пасторским домом. Оба выступающих окна с незадернутыми шторами ярко светились. Но комнаты были пустынны, и весь дом имел какой-то нежилой и брошенный вид, словно его покинули ангелы-хранители, предоставив обитателей их горькой участи.
Где он? Она вообще не чувствовала его присутствия. Но он сказал, что идет домой, и машина его на месте, она видела, когда подходила. Где он? Где-то на побережье издала одинокий отчаянный вскрик ночная птица, и девушка почувствовала, что теряет рассудок.
Возьми себя в руки, Алли, приказывала она себе, борясь с подступающими слезами. Не время расслабляться - надо найти его, надо привлечь его внимание. Она уговаривала себя с горькой, почти мазохистской настойчивостью. Он не позволит мне никуда уходить! Он обнимет меня, и все будет прекрасно, никаких беспокойств… Пока я не докучаю ему. Надо быть осторожнее, лучше бы он сказал своей жене и этой ужасной Джоан, пока они сами не узнают… Записку! Оставить ему записку, вот что надо!
Лихорадочно она стала искать в сумке ручку и листок бумаги. В это время над морем ярко вспыхнула молния, на мгновение рассекшая небо, и нырнула затем в глубины океана. Еще секунда - и на лицо, голову, плечи обрушился поток воды, словно разверзлись все хляби небесные, как это бывает в тропиках.
О, Роберт! Роберт! Где ты?
Она даже вскрикнула от обиды и гнева Слезы текли по ее лицу, усиливая бешеный ливень взрывом чувств. Движимая инстинктом, словно дикое животное, пытающееся спастись от ярости стихии, она прокралась на ступеньки дома, чтобы спрятаться под козырьком крыльца.
Освещаемая вспышками молний, она наконец нашла в сумке то, что искала, дрожа от холода, схватила перо и пустой конверт и нацарапала несколько слов. В этих словах была ее жизнь.
Вокруг бушевала гроза, низвергая на ее незащищенную голову всю ярость природы. В такую ночь из гробов восстают мертвецы, являются неупокоенные духи тьмы, а все доброе прячется в укрытие. С запиской в руке она потерянно стояла у запертой двери и думала о Джордже Эверарде, его похоронах… о его духе… о всех духах, которые могут выйти в такую жуткую ночь и бродить по мысу…
Пребудь со мной…
Роберт… Роберт!.. Где ты?
Что там такое? Джоан подняла голову от Библии, замерла, напрягая слух, затем расслабилась. Ничего особенного - только шторм. И славно, это очистит воздух, как она очистила душу Роберта. Успокоившись, Джоан вернулась к чтению.
"Чрез семь дней воды потопа пришли на землю… в сей день разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились; и лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей…"
Сорок дней и сорок ночей… столько же, сколько длилось искушение Иисуса в пустыне, отметила она машинально. Покаяние Роберта, его пребывание в пустыне будет гораздо более длительным. Но да исполнится воля Божия!
"Ной же обрел благодать пред очами Господа…
остался только Ной и что было с ним
в ковчеге."
С треском захлопнув Библию, Джоан встала и вышла из столовой в холл. За окнами дома все новые и новые вспышки молний разрезали черное небо, буря становилась все неистовее, обрушивая всю свою мощь на скальный массив мыса. Мгновение помешкав, Джоан распахнула дверь кабинета и без стука вошла.
Роберт сидел за столом, уронив голову на руки; рядом лежали открытые отцовские Библия и Псалтырь. Да, он нуждается в молитве, холодно подумала Джоан. Если б он побольше молился и поменьше приударял за девчонкой, мы б не попали в такой переплет. Молись, Роберт, воззвала она к нему из глубины сердца. Это, пожалуй, все, что тебе осталось.
- Я иду спать.
Он не откликнулся.
- Каждый может совершить ошибку, Роберт. Не ешь себя поедом. В сущности, твоя не так уж велика. И помни, что сказано в Писании: "Не судите, и не судимы будете; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте и прощены будете". Я прощаю тебя, Роберт. Я просто хотела, чтоб ты об этом знал.
Она простила меня. Мало мне мучений ума и души - еще и это, мелькнуло в голове у Роберта. Джоан морализирующая, Джоан проповедующая, Джоан… Джоан прощающая! Он с трудом сдерживал ненависть.
Со всей слепотой человека, который не видит ничего, кроме себя, она истолковала его молчание как проявление покорности.
- Все будет хорошо, дорогой, вот увидишь. Шел бы ты спать, утро вечера мудренее.
В нем так и кипело желание вбить сестре в глотку ее нравоучительные сентенции. А еще лучше схватить за горло и задушить.
- Иди спать, Джоан, - сказал он.
Она повернулась.
- Я, пожалуй, запру боковую дверь.
Он в бешенстве вскочил.
- Я сам закрою. - Надо было как-то от нее отделаться. Еще секунду, и он не выдержит. Они вышли в холл. В этот момент он услышал какое-то шуршание на крыльце и тут же увидел листок бумаги, появившийся из-под двери. Он быстро шагнул вперед и наступил на него, обернувшись к Джоан, следовавшей за ним по пятам.
- В чем дело?
- Нет, ничего. - Удивительно, с какой легкостью и без малейших угрызений совести может он ей лгать.
Джоан стояла неподвижно, на лице ее было написано недоумение и недоверие.
- Мне кажется, я что-то слышала.
- Это буря.
Она постояла еще секунду и пошла дальше.
- Да, похоже. Надеюсь, она не помешает тебе спать. Покойной ночи, дорогой.
- Покойной ночи.
Записка была предельно лаконичной.
"Не могу больше оставаться в Брайтстоуне. Пыталась бежать из дома, но отец пронюхал. Не могу здесь оставаться без тебя. Найдешь меня на мысе у бухты Крушения, ночью. А."
Скомкав записку, он бросил отчаянный взгляд на дверь. Всего мгновение тому назад она была здесь - а теперь? Снаружи злые духи бури в ярости полосовали небо. Снова и снова зигзаги молний разрывали в клочья небесную высь, а ветер завывал дикими голосами терзаемых муками стихий. Прижимаясь пылающим лбом к холодному оконному стеклу, Роберт смотрел на пустое крыльцо, необитаемый мыс и безжизненные дали, и не было слов, чтобы описать бурю в его душе.
Помощь…
Помощь…
Нужна помощь…
В отчаянии Поль всем телом навалился на руль, мча вперед сквозь пелену дождя. Ночь вокруг машины была такой плотной, что фары "доджа" не могли пробить эту вязкую тьму. Только прекрасное знание дороги не позволяло ему сбиться с пути. Вместе с тем ему было яснее ясного, что если он в ближайшее время не доберется до пасторского дома, то уже никто не сможет помочь, по крайней мере сегодня.
Все тело Поля представляло собой множество болевых точек, сливающихся в одну невыносимую боль, поэтому он не мог бы сказать, какая именно рана приносит больше страданий. По пронзительной рези в боку при каждом вздохе он догадывался что по крайней мере одно ребро может засвидетельствовать эффективность ударов Калдера. Глаза у него заплыли, но больше всего его беспокоила голова, непреодолимое головокружение. Не много ли наказаний за один вечер? Поль чувствовал, как медленно ускользает сознание, и он может вот-вот отключиться. Только бы скорее добраться до пасторского дома; он сразу передаст дело Роберту и будет петь, плутать в блаженном забвении и не возвращаться к жизни долгие дни.
Роберт… он человек. Надо добраться туда, добраться до входа в дом - даже Калдер едва ли осмелится напасть на служителя Церкви. Роберт сумеет настоять на свидании с Алли, он заберет ее оттуда и привезет к себе в дом, а если надо будет, подержит у себя, лишь бы вытащить девушку из этого ада. Слабея, Поль проклинал себя за то, что не вмешался по-настоящему раньше - синяки, которые он увидел под размытой косметикой в тот вечер после бала, подтвердили ему то, о чем он и так догадывался, а именно: что Калдер бьет свою дочь смертным боем… Теперь одному только Богу известно, что она претерпевает дома сейчас, а он, избитый как щенок, не может и пальцем пошевелить.
Вот только найти помощь.
Найти помощь.
Роберт поможет.
Перед глазами все мелькало - быстро, очень быстро. Со вздохом облегчения он наконец сообразил, что дорога, взбирающаяся на мыс, выровнялась, и в свете фар узнал лужайку перед пасторским домом. С трудом припарковав свою машину, он долго боролся с дверцей, превозмогая пронзительную боль в боку, и вдруг, потеряв равновесие, вывалился на мокрый гравий. Секунду он лежал неподвижно, дождь хлестал его по всему телу. Затем кое-как встал на четвереньки, потом на ноги… Чудовищный приступ рвоты сотряс его, и он, нагнувшись над цветочной клумбой около стоянки, начал блевать, пронзаемый разрывающей болью.
Поль чувствовал смертельную слабость. Надо доковылять до дома. Качаясь, он добрел до крыльца и стал карабкаться по ступеням. Уже вверху, дотянувшись до дверного звонка, он потерял равновесие. Поль пытался крикнуть, но не мог издать ни звука. Покачнувшись, он рухнул головой вниз через низкие перила в плотную чащобу кустарника и погрузился наконец в объятия тьмы и демонов ночи.
- Он там! Он там! Быстрее, черт бы тебя побрал, быстрее!
- Спокойнее, Джим! - с некоторой опаской успокаивал Мик Форд. - Я и так гоню изо всех сил!
Он бросил неодобрительный взгляд на своего спутника. Одно дело помочь старому собутыльнику разыскать сбежавшую дочку, и совсем другое устраивать гонки по дороге на мыс на его старом фургончике с одной более или менее надежной фарой и в такой шторм, какого он не припомнит, сколько живет.
Когда Джим обрушился на него час назад, все это показалось ему бурей в стакане воды. Алли не может уйти далеко, успокаивал он приятеля за бутылкой пива. Вот они сейчас вернутся к нему домой, а она, голубушка, жива и невредима - пьет чай или что-нибудь гладит.
Вместо этого они явились к дому Джима как раз в тот момент, когда в конце улицы мигнули задние фары голубого "доджа" Поля Эверарда Плюясь, матерясь и неистовствуя, Джим орал, что этот чертов Эверард укатил с его девочкой, и требовал немедленно гнаться за ним. Старательно притормаживая, Мик делал все, что в его силах, чтобы благополучно потерять из вида переднюю машину, что, впрочем, было не так трудно для дряхленького фургончика, пытающегося соревноваться с гоночным автомобилем. Однако "додж" еле полз, виляя и качаясь из стороны в сторону в сгущающейся темноте, словно водитель не видел дороги.
А когда стало ясно, что Поль направляется на мыс, Мик испытал настоящий страх. Ехать туда по неосвещенной дороге, без ограждающего барьерчика, в такую ночь, когда одного неверного движения достаточно, чтобы загреметь с обрыва, как покойный преподобный Мейтленд - увольте! Это не для маменькиного сынка Мика, который спит и видит, как дожить до следующего дня рождения. Притормозив у въезда на мыс, он сообщил Джиму, что куда бы ни направлялся Эверард, он, Мик, дальше не тронется.
Последующий за этой тирадой поток брани заставил Мика содрогнуться. Несколько минут Джим Калдер вопил и брызгал слюной, словно хотел переорать не на шутку разыгравшуюся стихию. Ничто не могло его переубедить. Переключив скорость и двигаясь со всей осторожностью, Мик Форд повел свой фургончик вверх по дороге к пасторскому дому и впервые за всю свою беспутную жизнь искренне молился.
Что это было?