Глава 2. ЮНОСТЬ
Закончив на "отлично" десять классов, с рекомендациями и всяческими направлениями, Веня отправляется поступать в мединститут. Но его не устраивал Новосибирск и перспектива возвращения в родной район. Он едет в Европу - в Киев, и там на общих основаниях с блеском поступает на первый курс.
К концу учебы он стал подумывать, как бы остаться в столице и начать строить карьеру. Напрашивался вариант женитьбы на коренной жительнице этой самой Европы.
Оторвав голову от учебников, Веня оглянулся вокруг и увидел много красивых и неглупых девушек. Он произвел анализ кандидаток и остановился на почти глупышке и совершенной дурнушке - дочери гэбэшного генерала. Та, недоумевая по поводу свалившегося на нее внимания первого студента института, через полгода ухаживаний дает согласие стать его женой. Генеральская семья сочла за удачу такую партию для своей невыдающейся дочки: хоть и безродный, но с умом, волевой, без намека на вредные привычки, подающий большие надежды и весьма красивый юноша, каковым был Веня. За полгода до диплома справили генеральскую свадьбу, благодаря чему распределение в столицу было в кармане. И тут начался стремительный полет ввысь, или -
Глава 3. НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ
Отработав год в поликлинике, Веня переходит в госпиталь имени организации папы жены. Через год он уже завотделением и тэ дэ и тэ пэ. Между делом у Вени рождаются сын, потом дочь. Ему уже тридцать три. Все идет как по писаному. Генерал предлагает зятю окончить интернатуру и защитить кандидатскую, взяв на временную дотацию семью своей дочери. Дело заканчивается докторской в сорок Вениных лет.
Врачом Веня не стал - некогда было, а вот функционировать научился не хуже своего звездоносного тестя. Появились вожделенные блага: машина, дача - своя, не генеральская, много еды и питья.
Великий доктор медицинских наук, напрягшийся на борьбу с жизнью с самого детства, вдруг расслабился и увидел рядом с собой какую-то невыразительную и неумную женщину, которая оказалась к тому же матерью его тринадцатилетнего сына и десятилетней дочери. Что-то стало происходить внутри Вениамина Дмитриевича: вопросы без ответов, тоска без причины. Сплин, одним словом, - который чудесным образом, вполне объяснимым медициной, улетучивался после принятия пятидесяти граммов чистой медицинской же жидкости.
Тесть, к этому моменту поднявшийся еще на одну ступеньку лестницы, ведущей к заоблачно-закиевским московским вершинам, заметив неладное, берется за Веню и проталкивает его в министерские коридоры, показав ему пальчиком на кресло министра охранения здраво. Вене оно вполне приглянулось. Но тут на него нежданно-негаданно сваливается -
Глава 4. НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ
Однажды, занемогши, Вениамин Д. отправляется в свой родной госпиталь. Его осматривает милая докторша, недавно перешедшая сюда на работу из обычной поликлиники, благодаря своим необычным качествам, замеченным кем-то с высоты высокого полета (как будто обычные поликлиники не нуждаются в чутких самоотверженных профессионалах!).
Вениамину Д. так понравилось лечиться у нее, что он никак не хотел выздоравливать. Поняв через месяц, что его болезнь гораздо серьезней тривиального бронхита и расположена совсем в другой области его еще вполне молодого и крепкого организма, не на шутку испугавшись этого, начинает с нею - болезнью - бороться своим испытанным методом. Еще через пару недель опоминается и, чувствуя, что не выкарабкается сам, идет снова к милой докторше. Он говорит ей без обиняков о своей любви и просит подписать приговор: казнить или помиловать. Докторша милует его - потому что тоже полюбила.
Начинается бурный подводный роман. На поверхности пока все спокойно: генерал-майорская семья и муж докторши ничего не подозревают. Во многом этому способствуют имеющиеся в распоряжении доктора медицинских наук блага, а также благоразумие, приобретенное им в нелегкой борьбе за них.
Докторша - добрый, совестливый, что не мешает ей быть весьма страстной женщиной, человек - мучается от необходимости врать денно и нощно, не выдерживает и уходит от мужа - в никуда, без адреса. В. Д. через своего друга и товарища по несчастью - такого же инвалида души, ползущего на пузе по карьерной лестнице министерского работника - переводит возлюбленную на работу в загородный санаторий, где ей предоставляют и жилье.
Еще несколько лет все идет спокойно: деликатная докторша ничего не требует от своего любимого, только мается по поводу его двойственного положения в семье. Раз-два в год они ухитряются провести по неделе то в крымской деревне на берегу моря, то в Юрмале, то еще где.
Жизнь рядом - точнее, душа в душу - с человеком чистой души делает свое дело: Вениамина Д. тоже начинает глодать совесть, и он подумывает о саморазоблачении. Но тут начинается обратный отсчет по минутам до назначения нашего героя на пост зама того самого кресла.
Следом поступает сообщение о том, что у него есть шанс еще раз стать отцом - уже вполне прочувствованным отцом ребенка, зачатого в любви. Докторша недолго ждет приговора - ребенку быть, его женой ей стать, вот только "еще чуть-чуть"…
Проходит "еще чуть-чуть", рождается чудная девочка по имени Лизочек, которой исполняется сначала год, потом два.
И вот Веня, без пяти минут министр, не выдерживает напора: количество переходит в качество, происходит соответствующая реакция, и в один прекрасный день, на семейном обеде в честь очередного чего-то, он признается всем во всем. Он ощущает физически, как кандалы падают с ног, тело приподнимается над землей и голова упирается прямо в небеса. Веня утверждает даже, что он услышал в тот момент пение ангелов.
На следующий день его разыскивает тесть, делает суровое ата-та и предлагает замять его мальчишескую выходку раскаянием, прошением прощения и проч. Попутно с распеканием он приводит в пример себя: свое умение не путать божий дар с яичницей и жить не то чтобы двойной, а тройной жизнью. Веня гордо отказывается вернуться на стезю лжи и через неделю скатывается с той самой лестницы, на которой то тут, то там он оставлял клочья своей души. Поскольку безработных в Стране Советов не бывает, ему дают возможность вспомнить то, чем он занимался двадцать один год тому назад.
Не успев приступить к своим новым обязанностям, он узнает, что тесть его в чем-то там разоблачен, с треском снят со своего поста и лежит с инсультом.
Подлая составляющая Вениной натуры, так долго находившая себе приют в его нутре, начинает глодать кишки: что же ты наделал…(непечатное), не мог подождать еще две недели… (непечатное), пока тесть не слетит со своих вершин и ты станешь недосягаемым для него… честной жизни ему захотелось… был бы сейчас министром и кумом королю… тихо развелся бы со своей женой, а любимую сделал бы министершей!.. И в том же духе. Но у Вени было испытанное средство. Сперва оно помогало глушить этот гадкий голос, но -
Глава 5. ЗА ВСЕ НАДО ПЛАТИТЬ
Поняв, что приносит боль и мучение любимой женщине своими запоями, и не в силах с ними бороться, Веня уезжает в немилую Сибирь и, не доехав до родных мест с полтыщи верст, вербуется по случаю в геологоразведочную экспедицию разнорабочим - катать круглое и таскать плоское от забора до заката.
Жестокий сухой закон не дает ему съехать с катушек по три-четыре месяца. Потом месяц на Большой земле он отдается той отраде, которую приносит ему горячительная жидкость.
Проскитавшись так года два, дед Бен - опять же по случаю, ступив после очередной вахты на Большую землю и не успев еще прикоснуться к горлышку бутылки с замурованным в ней зеленым змием, - попадает на некое собрание, где выступают некие миссионеры, несущие по всему лицу земли некую благую весть, и уходит оттуда с маленькой синенькой книжицей, крепко зажатой в его трудовой ладони, и с проветренными мозгами (утверждает, что во второй раз в жизни взлетел над землей и услышал ангелов). Тут же, в своем перевалочном общежитии, он пишет письмо любимой, по старому адресу, не зная, где она и что с ней.
Опуская его в ящик, дед Бен говорит Кому-то, Кого еще не очень хорошо знает: "Если Ты есть, принеси это письмо в ее руки, а все написанное мной - вложи в ее сердце. За карьеру я заплатил жизнью - и не только своей, скажи мне, чем я могу заплатить за счастье моих любимых?"
Тем же вечером, раскрыв книжицу наугад, он читает: "И познаете истину, и истина сделает вас свободными". Тогда дед Бен открывает первую страницу и читает, читает, читает.
ЭПИЛОГ
Любимая ответила, что любит и ждет. Дед Бен дорабатывает вахту и собирается в дальний путь.
СЧАСТЛИВЫЙ END
3анавес".
В тот вечер Лера прочитала оба Послания, коринфянам, но поняла только про любовь и дала себе слово систематически читать Библию. Для начала она положила ее на кресло рядом с дорожной сумкой и вещами, которые готовила, чтобы взять с собой в Палангу.
* * *
Гарри предложил ехать машиной. У него был почти новый, добротный "форд", который с честью выдержал несколько долгих путешествий. Лера была не против.
Они проехали через Таллин и Ригу, проведя день в каждом из этих красивых городов, в которых Лера прежде не бывала. Она с удовольствием слушала рассказы Гарри об их богатой истории и наслаждалась экзотическими видами.
Иногда он спрашивал ее: "Вы не устали меня слушать?"
Нет, напротив, с ним Лера исполнялась сил и нового интереса к жизни.
На подъезде к Паланге, когда дорога вышла к морю, Гарри остановил машину.
- Я всегда волнуюсь, подъезжая к дому. Притом что я не могу назвать себя сентиментальным… - Он замолчал, но Лера поняла, что он хочет сказать что-то еще, что-то важное. - Можно я закурю?
Она всего несколько раз видела его с сигаретой.
- Конечно.
Гарри затянулся. Он смотрел прямо перед собой, на полосатое серо-сине-бежевое море.
- Каждый раз у меня возникает чувство, что то мое детство… реальное, которое было у меня, оно не мое… Я не знаю, как это объяснить… Что это нечто вроде фильма, виденного мной давным-давно… А мое - это мама и папа, которые любили и лелеяли меня… Что они выйдут навстречу, будут наперебой обнимать, целовать… - Лера услышала в голосе Гарри сдавленные слезы. Он откашлялся. - И что я буду жить в своей комнате, где все осталось так, как было в детстве… А у меня не было такой комнаты в родительском доме. У родителей было по спальне, а я спал и делал уроки внизу, в проходной гостиной… когда не жил у бабушки… Потом они переехали в бабушкин дом и мою комнату в нем ликвидировали…
Лера закрыла лицо и заплакала. Гарри даже испугался.
- Что с вами? Лера… Лера…
Он отстегнул ремни и положил ее голову к себе на плечо. Он гладил ее по волосам и спине и приговаривал:
- Ну не надо… Простите… Я не хотел вас расстроить…
Но от его нежности, от его тихого голоса и теплых больших рук она совсем разошлась. Она рыдала и не могла остановиться, как когда-то в Катькиной комнате.
В последний раз ее обнимали вот такие же крепкие руки, когда ей было двадцать лет. Это папа поздравлял ее с днем рождения. А потом его арестовали и осудили, и больше никогда не довелось ей испытать подобного сладостного чувства нежности и защищенности. И любви.
Ну как родители могут не любить своих детей?.. Этого не может быть! Не может быть!.. Любите, сказал Гарри… Гарик, любите - это единственное, что имеет смысл. Бедный, бедный Гарик. Бедный его отец - этот большой и сильный мужчина, достигший таких вершин… но не знавший ласки матери… нежности женщины - любящей женщины… отдающей, а не требующей…
Когда Лера успокоилась и привела себя в порядок, она спросила:
- А вы не пробовали первым сделать шаг навстречу?
Гарри задумался.
Они брели по песку, оставив машину на дороге.
- Не пробовал… А как вы себе это представляете?
- Ну, я не знаю… Как происходит ваша встреча?
- Мы с отцом пожимаем руки, с матерью приветствуем друг друга словами…
- А вы подойдите и обнимите маму, поцелуйте ее… и папу…
- Да это невозможно! - Он усмехнулся. - Не станете же вы обнимать фонарный столб!..
- Неправда! Они - не фонарный столб! Они - люди! У них есть душа! Ее не может не быть! Как бы глубоко она ни была спрятана! И любовь к вам в них есть!.. - Лера опомнилась и сбавила тон. - Ну попробуйте…
Гарри остановился.
- Меня от одной мысли об этом парализует.
- Вам что - страшно? противно? стыдно? Вас что, поразит током?.. - Лера опять разгорячилась.
- Да у меня руки не поднимутся! Я деревенею…
- Стоп! - Она остановилась напротив Гарри. - Я - ваша мама.
Гарри посмотрел на нее удивленно, понял и улыбнулся. Лера сказала:
- Лаба дена, сынок. - Гарри научил ее нескольким словам и фразам. Она протянула к нему руки.
Гарри засмеялся.
- Ну? - сказала Лера. - Ах да, - спохватилась она и опустила руки, продолжая смотреть на него выжидающе.
- Лаба дена, мамите, - сказал Гарри и двинулся к Лере.
Он не без усилия обнял ее. Его руки и впрямь были деревянными - совсем не такими, как несколько минут назад в машине.
- Плохо, сынок. Ты, видно, меня совсем не любишь… свою мамите.
Гарри сжал объятия - совершенно механически.
- Попробуем по-другому, - сказала Лера, высвободившись и встав в исходную позицию.
- Лаба дена, сынок. - Она обвила шею Гарри и поцеловала в обе щеки.
Он обнял ее в ответ - живыми и нежными руками.
Лера снова высвободилась.
- Четыре с плюсом, - сказала она.
Гарри рассмеялся. Он схватил Леру в охапку и крепко прижал к себе. Лера запищала, а он кружил ее и приговаривал:
- Мамите мано… Мамите моя…
Он опустил ее на песок. Оба были в смятении и не смотрели друг на друга.
Совладав с собой, Лера сказала:
- Если вы сможете повторить, это будет выше всех ваших диссертаций.
Остаток пути они ехали молча. Лера только спросила:
- Они знают о вашем приезде?
Гарри кивнул.
- А…
- Нет, об этом нет.
По тому, как напряглись руки, державшие руль, Лера поняла, что они близки к цели.
Машина остановилась около живой изгороди, в проеме которой виднелась мощеная прямая тропинка, ведущая к большому кирпичному дому.
Гарри пошел первым, Лера за ним. Вероятно, их заметили в окно. Из дому вышли два старых человека. Сухощавые, аккуратно одетые, строгого вида мужчина и женщина. Они остановились у порога. Лица были спокойными и бесстрастными.
Гарри замер в нескольких шагах. Потом решительно подошел к матери и прижал ее к себе, поцеловал. Потом обнял и поцеловал отца. Те не шелохнулись, а на их лицах сквозь маску суровости проступило недоумение. Только приветствия слетели с губ.
Гарри представил Леру:
- Лера. Мой лучший друг. - Потом сказал несколько фраз по-литовски и продолжил, обращаясь к Лере: - Мама - тетя Констанция, папа - дядя Миндаугас.
Они разгрузили машину, Гарри поставил ее в гараж, рядом с новой бордовой "семеркой".
Было около пяти вечера. Мать стала собирать на стол. Лера предложила свою помощь. Гарри указал Лере на сумку с привезенной провизией и велел ее выпотрошить, а сам отправился с отцом на задний двор, как он пояснил после недолгого монолога матери - за свежей зеленью и клубникой.
Мать была молчалива. По-русски она говорила медленно, но довольно чисто. Лера решила быть самой собой и не подстраиваться под царящее в доме настроение. Она живо общалась с родителями Гарри, спрашивала о том, что ее интересовало, рассказывала о том, что приходило в голову по ходу разговора.
За обедом она ловила на себе нежный и благодарный взгляд Гарри и улыбалась ему и остальным. В ее душе был мир. Она уже любила этих суровых стариков, как своих родных.
Поужинав, они пошли к морю. Был тихий теплый вечер. Садилось солнце.
Оставшись наедине с Гарри, Лера чувствовала, что что-то витает между ними, мешая прежним легким отношениям. Она решила, что причиной этому могут быть вновь не оправдавшиеся ожидания Гарри, приехавшего в свой дом, который, увы, не стал теплей. Или груз страшной тайны, которую ему предстоит поведать родителям… Или то и другое вместе.
Быстро стемнело, и они вернулись.
Мать о чем-то спросила Гарри по-литовски - родители звали его Гарис, - он ответил:
- Лера - мой друг.
Мать посмотрела на Леру и вышла.
Гарри смущенно пояснил:
- Она спросила, стелить ли нам одну постель.
С наслаждением вытягиваясь в прохладных крахмальных простынях, Лера замерла. Она вдруг вспомнила, как Гарри обнимал и кружил ее, как прижимал к своему плечу в машине. Ее кожа словно восстановила его прикосновения, его тепло. Ей стало невыносимо хорошо, и захотелось, чтобы все повторилось… Потом она испугалась - к чему это? Но тут же отогнала от себя ненужную сейчас мысль и вернулась к приятным воспоминаниям.
В ее затуманенном усталостью и волнением сознании неожиданно всплыл вопрос матери, обращенный к сыну. Это повергло Леру в еще больший трепет. Она попыталась представить себе, что подумал Гарри… но провалилась в блаженную бездну.
Ночью ей снилось детство и море в Крыму.