* * *
Леру разбудил легкий звон оконного стекла. Она встала и подошла к полураскрытому окну. Внизу стоял Гарри и кидал в него камешки. Лера улыбнулась: лабас ритас. Он ответил и махнул рукой: айда на море - пробежка перед завтраком.
Когда она увидела Гарри раздетым, в маленьких обтягивающих плавках, она вспомнила слова своего давнего случайного собеседника об эстетической стороне отношений мужчины и женщины…
Лера знала Гарри в строгом костюме, в джинсах и джемпере, в легких брюках и поло. - она никогда не думала о его теле.
А сейчас перед ней стоял почти обнаженный мужчина, показавшийся вдруг незнакомцем, и вид его вызывал тот самый звон тех самых струн…
Лере не хотелось лезть в холодную воду, но Гарри мягко настоял, а потом, накинув на Леру махровую простыню, так растер ее, что она еще долго испытывала жар в мышцах. И волнение от прикосновений его рук - энергичных и сильных.
Молчаливая мать украдкой бросала короткие взгляды на сына и его "друга". Лере казалось, что она, как рентгеном, просвечивает их отношения.
Но чутье подсказывало ей, что в этом нет ничего, кроме профессионального стремления учителя держать под контролем ситуацию.
Гарри менялся на глазах. Он превращался в задорного мальчишку. Это был совсем другой Гарри - не ленинградский, не ученый-отшельник. Казалось даже, что он забыл о трагедии, постигшей его всего несколько месяцев назад.
* * *
Обычно, совершив утреннюю процедуру с пробежкой и окунанием, они возвращались на завтрак, а потом уходили далеко на безлюдный берег и проводили там весь день, взяв с собой термос с кофе, бутерброды и фрукты. Они плавали и загорали, разговаривали и молчали. Несколько раз Лера наблюдала, как Гарри делал записи в блокноте, предварительно извинившись перед ней.
Однажды он сказал:
- Это единственное место на земле, где я могу не работать. Где бы я ни был, у меня всегда в голове кишат мысли. А тут - их словно выдувает ветром. И вот эта штука, - он закинул кожаную папку в раскрытую сумку, - почти не нужна мне здесь.
- Ведь это хорошо, - сказала Лера.
- Это просто замечательно. - Гарри помолчал и добавил: - И еще замечательно, что вы со мной. Вы удивительный слушатель и собеседник… По-моему, я вам это уже говорил. - Он посмотрел на нее: - Мне очень хорошо с вами, Лера.
Ей тоже было хорошо с Гарри. Было интересно слушать его неиссякаемые рассказы о своих поисках в области лингвистики, об истории разных народов, о своих поездках на раскопки в Африку или о преподавании в Японии. Ей нравился его тонкий юмор и манера заменять в разговоре одни слова другими, когда получалась забавная игра нюансов их значений, или наоборот - вопиющие ляпсусы. Лера смеялась и ловила себя на мысли, что никогда в жизни она не чувствовала себя так безмятежно и легко. Только в далеком-далеком детстве. Пока однажды, в разгар праздника, не принесли в их дом страшную телеграмму, ставшую первым порогом на ее пути по далеко не такой безмятежной жизни, какой она казалась дотоле…
Гарри много плавал, а Лера - нет.
- Я с детства любила море ушами и носом. Мне достаточно вдыхать его запах и слышать шум. Ну и изредка поплескаться, когда станет жарко. Зато ни солнце, ни песок без моря не доставляют мне истинного наслаждения.
- Вы, вероятно, очень впечатлительный и чувственный человек, - сказал Гарри. - В вашей речи постоянно присутствуют эмоционально насыщенные выражения.
- Правда?.. Не замечала. - Лера смутилась от слова "чувственный".
- Конечно не замечали. Вы же не замечаете, как дышите.
"Ошибаетесь, - подумала Лера. - С некоторых пор мое дыхание учащается в вашем присутствии… а иногда и в отсутствие. Раньше оно - ваше присутствие - было не больше чем воздух… Ну не совсем обычный воздух, а, скажем, как после дождя или в лесу - сдобренный волнующими душу ощущениями. Теперь же я слишком часто замечаю, как дышу… как неровно дышу. Вот такой каламбур… Только бы вы ничего не заметили!"
Впечатлительный, чувственный человек… А что, разве не все люди чувственны и впечатлительны?
Лера задумалась. Пожалуй, нет - не все. Однажды, на работе, выглянув в окно, Лера воскликнула: "Ой! смотрите!" Сослуживцы приникли к стеклам: что? где? Они ничего не могли понять, пока Лера не указала им на заснеженные кусты и рассевшихся по ним снегирей. Народ был разочарован - их это не заинтересовало. Только молоденькая практикантка сказала: "Какое чудо!" - и долго смотрела на зимнюю картинку, пока начальница выразительным покашливанием не загнала их обеих на места.
И еще она вспомнила, как совсем недавно, возвращаясь с Сонечкой и тетей Таней с могилы Катьки и Гарика, Лера присела на корточки, заметив двух муравьев, тянувших ношу. Она наблюдала их слаженную работу и то, как к ним пришли на помощь еще несколько собратьев. Зрелище захватило ее. Сонечка, ушедшая вперед, подождав немного, сказала: "Лерочек, сколько тебе лет?"
* * *
Гарри выходил из воды. Лере нужно было бы лечь и не смотреть на него. Но она сидела, обхватив колени руками, и не могла оторвать взгляда: подтянутое тело, стройные ноги, узкие бедра. Грудь покрыта пушистой растительностью, которая тонким ручейком стекает на плоский живот и расплывается по нему еще одним темным пятном…
Когда Лера видела в кино или журналах переливающиеся мышцами голые мужские торсы, то сочувствовала их обладателям: они казались ей обиженными природой, поскольку в ее понимании мужчина с лысой грудью - это нечто неполноценное. Откуда это в ней? Ищите в колыбели, сказал бы понимающий в таких делах умудренный опытом Старик.
У них с папой в детстве была игра: в осадки.
Начиналось с того, что папа, лежа на диване и закрыв глаза, слушал, как мама вычитывала ему его очередную статью. Он делал замечания, мама помечала что-то и продолжала. Лера, замерев, ждала заветного момента, когда папа восклицал: да будет так! Это означало, что читка закончена. Тогда она срывалась со своего места и с криком "Осадки!" укладывалась папе на живот и ждала загадок.
"А что у нас это?" - спрашивал папа и начинал постукивать кончиками пальцев по Лериной спине.
"Дождь!" - кричала Лера.
"А что у нас это?" - Ладони папы мягко скользили по ней.
"Поземка!"
При этом Лера лежала уткнувшись лицом в папину грудь. Торчащие из распахнутого ворота волоски щекотали ей нос и губы. Это страшно нравилось Лере.
Еще она иногда спрашивала бреющегося папу: для чего тебе здесь борода? - и водила ладошкой по волосам на груди и животе. Папа смеялся: спроси у мамы. Мама тоже смеялась и говорила: чтобы хоть чем-то отличаться от женщины. Тогда папа бросал бритье и гонялся по комнате за мамой со словами: так, значит, это единственное отличие? стой! сейчас мы тебе покажем! сейчас покажем все наши отличия!.. Мама сквозь смех отбивалась: Шурка! здесь же Лера!.. Что она имела в виду, Лера совершенно не понимала, но тоже смеялась и бегала за ними с визгом, пока все не оказывались в куче-мале на тахте - барахтающимися и перемазанными папиной пеной…
Да, законченный образ истинно достойного представителя противоположного пола сложился в Лерином сознании в самом раннем возрасте из достоинств окружавших ее умных, красивых, сильных и благородных мужчин.
И ей так нравилось, что Гарри не только своей сущностью, своими манерами, но и внешними признаками - штрих за штрихом - вписывается в этот эталон.
Вот только к чему это? - думала Лера и продолжала бороться с приступами волнения, все чаще накатывавшими на ее беспомощную в подобных вопросах душу.
* * *
Однажды погода испортилась. На пару дней, не больше, сказал отец, и оказался прав.
Гарри решил сводить всех вечером в кино, а потом - поужинать где-нибудь. Красиво и дорого - ультимативно заявил он. Родителей не удалось уговорить, но Лере понравилось, как настойчив был сын.
Остановились на том, что завтра, если погода не исправится, на дневной сеанс они пойдут все вместе.
* * *
Лера надела костюм, который год назад привезла ей Катька и который Лере довелось продемонстрировать всего два раза. Он нравился ей и произвел фурор в обществе родственников - в первый раз и коллег - во второй.
Тонкий финский трикотаж: облегающее длинное платье на бретелях с обнаженной спиной и свободный жакет без пуговиц в виде накидки. Фисташковый цвет, очень идущий к Лериным соломенным волосам и ореховым глазам. На шею - тонкую блестящую серебряную цепочку, такую же - на запястье. Тоже Катькин подарок. Может быть, волосы не закалывать? Нет, слишком длинные, уже не по возрасту.
Гарри сидел на диване рядом с матерью, которая что-то по обыкновению вышивала. Тут же, в кресле, читал книгу отец.
Когда вошла Лера, все замерли, оторвавшись от своих занятий.
Лера смущенно засмеялась:
- Что случилось?
Гарри первым нарушил тишину:
- Лера, вы неотразимы. - Встал, приблизился к ней и сказал: - Можно один штрих?
Зашел сзади и вытянул шпильки из волос - он видел, как это делает Лера. Пышные волнистые волосы рассыпались.
- Мама, отец, правда, так лучше?
Лера сказала:
- Мне кажется, это не совсем прилично…
- Красота не может быть неприличной, - сказал Гарри.
- Нет, не убирайте, - сказала мама.
- Да. Так очень хорошо, - сказал отец. Он подумал и добавил: - Я вас отвезу. Маленький дождь.
- Спасибо, отец, - сказал Гарри.
Гарри выглядел светским львом: трехдневная щетина, безукоризненно сидящий на его стройной фигуре костюм, модный галстук и классический запах туалетной воды, который очень нравился Лере, - она даже подсмотрела, что это такое, чтобы при случае угодить ему… да и себе тоже.
Отец отвез их на своей блестящей новенькой машине, подаренной ему Гарри - как Лера потом узнала от матери, - в кинотеатр.
То ли кстати, то ли наоборот - очень некстати шел восстановленный фильм "Мужчина и женщина". Лера видела его раза два, еще тогда, когда он вышел на экраны впервые. Он будил в ней тоску и смутное осознание неполноценности собственной жизни. Но и радовал: у кого-то бывает вот так…
Она не знала, выбрал ли Гарри этот кинотеатр нарочно или нет и видел ли он этот фильм? Хотя кто же его не видел?.. А может быть, и не видел - он говорил ей, что не киноман.
Это было испытание для Леры. Ее волновал сюжет, но еще больше - сидящий рядом мужчина: плечо, касавшееся ее плеча, его дыхание, его тонкий волнующий аромат, их отношения… Смогут ли они обернуться взаимной любовью - как у этих двоих?..
Лера была благодарна погоде, остудившей ее влажным ветром, когда они вышли после сеанса.
По-прежнему накрапывал дождь. До ресторана было недалеко, и они дошли быстрым шагом, не успев намокнуть.
Желающих попасть внутрь было больше, чем свободных мест. Но столик был заказан, и их пропустили. Лере понравилась такая предусмотрительность Гарри.
Ресторан был совсем несоветским. Как в кино о загранице.
- Как вам фильм? - спросил Гарри, когда они сели и сделали заказ.
- Замечательный… Я его уже видела.
- Правда? Но я надеюсь, вы не скучали?
- Разве на таком фильме можно скучать… если вы живой человек?
Гарри засмеялся:
- Как всегда - метко. А я не видел. И мне понравилось. Это может означать, что я - живой человек?
- Вы и без этого живой.
В его глазах играл отсвет свечи, стоящей между ними на столике. Лера вспомнила самый первый вечер, который они провели в доме Гарри у камина.
- У вас снова весна в глазах.
- А в ваших глазах - всегда лето: то жаркое, то не очень, но всегда - лето… В ваших глазах живет тепло.
- Я родилась летом… - Лера смутилась и не знала, что придумать поумнее.
- Нет, не поэтому… А когда летом вы родились?
- У меня через несколько дней день рождения.
- Восхитительно! Вы должны загадать желание и сообщить о нем мне.
- Перестаньте… Я не привыкла…
- Я буду вас приучать… Можно? - Он улыбнулся одними глазами. - Так когда?
- Пятого.
- Умолчали бы?
- Не знаю… Наверно, проговорилась бы. Как ни странно, я люблю дни рождения…
- А я - нет.
- Я буду вас приучать. - Лера передразнивала Гарри и постаралась придать голосу его интонации. - Можно?
Гарри засмеялся:
- Вы можете делать со мной все, что захотите. - Он стал серьезным и добавил, глядя прямо ей в глаза: - Знайте это. Помните это, Лера.
К их столику подошел молодой человек и что-то сказал сначала Гарри, потом Лере.
- Он приглашает вас на танец, - перевел Гарри.
Лера смутилась и сказала, что не танцует. Молодой человек извинился и пригласил даму, сидящую за соседним столиком.
- А если бы я вас пригласил - вы все равно не танцуете?
- А вы рискните, и узнаете.
Гарри усмехнулся:
- И правда - чего проще!
Он дождался начала следующего музыкального номера, поднялся и, вытянувшись в струнку, с поклоном головы и протянутой рукой, сказал:
- Разрешите пригласить вас на танец.
Лера несколько лет ходила в балетный класс по настоянию и протекции бабы Марины. Ей нравилось это занятие, но, поняв, что великой ей не стать, она бросила его. Это не амбиции - это реализм, объяснила она родителям. От экзерсисов у Леры остались стройная подтянутая фигура и легкая походка.
Гарри танцевал непринужденно, но не виртуозно. Он сразу отметил Лерино мастерство и сказал, что, к сожалению, он не ее партнер.
- Можно я сама решу этот вопрос - кто мой партнер?
Гарри засмеялся:
- Три - ноль в вашу пользу всего за несколько минут. - И он так нежно прижал ее к себе, что у Леры кругом пошла голова.
Неужели и он неравнодушен к ней? Или это спровоцировано фильмом, шампанским, приятной музыкой?.. И что же, в его жизни до сих пор не было подобной ситуации? Наверняка были… Но он говорил, что… Мало ли что он говорил и о чем молчал!
* * *
Засыпая, она каждый раз думала о Гарри - это началось еще в Ленинграде. Когда?.. Скорее всего, после первых же их встреч.
Устроившись в постели, Лера представляла свою сестру лежащей на полу на матрасе и принималась пересказывать ей свой день. Порой ей даже казалось, что она слышит Катькин смех и меткие шуточки, сопровождающие Лерины рассказы.
А в них - в Лериных рассказах - все чаще появлялся отец Гарри Анатольевича - будь то встреча или телефонный разговор. Или даже ожидание встречи.
Она смотрела на своего нового знакомого не иначе, как через призму пережитого обоими, не отдавая себе отчета в этом, и он долго оставался для нее человеком из другого мира - мира, к которому она не имела никакого отношения. Наверное, поэтому она не пыталась заглянуть дальше границ, обозначенных темами их разговоров, и представить себе его жизнь за пределами их общения.
Только оказавшись в Паланге, вне обычной для каждого среды, словно на нейтральной территории, на острове, проводя бок о бок большую часть суток - на пляже или за обыденными делами в кухне, во дворе, - они сближались и узнавали друг друга, и чем больше узнавали, тем больше сближались.
Гарри перестал быть для Леры просто ученым, спускавшимся изредка со своих эмпиреев, дабы приобщиться к земной жизни. Здесь он был обычным человеком: сыном, соседом, одноклассником. И Лериным другом. Пока только другом: добрым и заботливым.
Но и его растущий интерес к себе Лера тоже ощущала. Да, похоже, в нем просыпается мужчина и начинает видеть в Лере женщину…
Или наоборот - просыпающаяся в ней женщина обращает на себя внимание Гарри. И ждет: а вдруг завтра?..
Что - вдруг: признается в любви или добьется близости? Чего ты ждешь больше?
Чтобы сначала одно, а потом - другое.
А если наоборот? Или только второе?..
Не знаю…
Ты что - согласна на близость без уверенности в его любви?
Не знаю… Думаю, да.
Но ты рискуешь: ты неопытная женщина, а он опытный мужчина. Если у него это не любовь, все может закончиться сразу. У тебя не станет даже друга.
Глупости! Моя любовь сделает все, чего я не умею.
Оптимистично, но наивно. И потом: это же аморально - близость вне брака.
Любовь не может быть аморальной. А я люблю.
Ты уверена?
Как никогда и ни в чем!
В ее "столбике" по всем четырнадцати позициям стояли плюсики. А в формуле из трех слагаемых только одно - последнее - было обозначено буквой икс.
Она лежала и смотрела в темноту, перебирая в памяти вечер, слова Гарри, его жесты. Его часто неожиданные жесты.
Прощаясь после ресторана на пороге ее комнаты, он взял Лерину руку в обе свои, поднес к лицу, приоткрыл одну ладонь и приник губами к тыльной стороне ее пальцев. Лера ощутила упругость его губ и тепло дыхания. Потом он прижал ее ладонь на несколько мгновений сперва к щеке, потом к губам и отпустил. Пожелал ей спокойной ночи и ушел вниз, к себе.
Почему, подумала она: стесняется родителей? Хранит ее целомудрие? Или?..
Не важно… Любовь "не ищет своего"… И Лера решила больше не думать на эту тему, а "долготерпеть" и "всего надеяться".