"Отгадай", - сказала она.
"Ты переутомилась?" - догадался папа.
"Какой же ты глупый! - сказала она. - У нас будет ребенок".
"Не может быть!" - сформулировал папа очень умно, а главное - оригинально свои чувства.
В конце февраля на свет должен был появиться Санька, папин товарищ, с которым они вот уже девять месяцев водили тесную дружбу.
Все так и получилось, за одним небольшим исключением - у этого товарища не оказалось… Одним словом, девочку назвали Сашей.
Вот такая была папина история.
А дальше начиналась история девочки Саши.
* * *
В жизни каждого человека есть момент, с которого ведется отсчет той самой его истории, которую он знает и помнит без чужих подсказок.
В Сашиной жизни это был страшный момент. И если бы не любовь мамы и папы к своей дочке, не их мудрость - неизвестно, какой след мог бы оставить он в ее душе.
Однажды ночью маленькую Сашу что-то разбудило. Недолго думая, она пошлепала босыми ножонками к маме с папой, как делала это и прежде.
На пороге спальни она замерла, увидев жуткую картину: мама лежала с запрокинутой головой, цепляясь обеими руками за блестящие прутья широкой кровати, и стонала, а папа, схватив маму за плечи, пытался перегрызть ей горло.
Саша оцепенела от ужаса.
Сколько времени прошло, пока папа случайно не заметил ее, неизвестно.
Когда он вскочил с постели и прижал к себе маленькую дочь, та дрожала. Она не издала ни звука, а папа качал ее на руках, приговаривая: птичка моя, не дрожи, я сейчас тебя согрею. Он положил Сашу между собой и мамой, и оба принялись нежно разговаривать с ней и целовать ее испуганное личико.
Почувствовав, что опасность миновала, Саша немного успокоилась.
Тогда папа спросил: "Тебя что-то испугало, малышка моя?"
Она сказала: "Зачем ты грыз маму?"
"Я не грыз, - засмеялся папа, - я целовал, вот так". - И он осторожно стал целовать мамино плечо, потом грудь, потом шею.
Саша внимательно следила - не станет ли от этого больно маме. Нет, мама улыбалась и гладила папины волосы.
"А почему же мама вырывалась?" - спросила Саша.
"Потому что она хотела меня перебороть, чтобы тоже поцеловать, правда, мама?" - сказал папа.
"Правда", - сказала мама и поцеловала папу.
"А почему же ты меня так не целуешь, как маму?" - спросила Саша.
"М-м-м… - замялся папа, - потому что так целуются только взрослые".
Саша заснула умиротворенная под покровом переплетенных родительских рук.
А через несколько дней, встречая папу на пороге и по своему обыкновению повиснув у него на шее, она вдруг прижалась губами к его уху и зашептала: "А когда я вырасту, ты поцелуешь меня так?"
"Как?" - спросил папа.
"Ну так, - сказала Саша, - как маму".
"А-а! - понял папа и засмеялся. - Конечно, обязательно!"
И Саша стала ждать, когда же она станет взрослой.
Прошло время, девочка превратилась в девушку - тоненькую, стройную, с золотыми, как у мамы, волосами и зелеными, как у папы, глазами.
Настала пора, когда на нее стали заглядываться и мальчики-ровесники, и взрослые юноши. Но только одному из них суждено было удостоиться взаимности.
Случилось это, когда Саша окончила восьмой класс, а ее избранник - десятый. Тем летом дочка гораздо меньше времени, чем прежде, проводила со своим папой в его джипе.
А осенью юношу провожали в армию.
Играл оркестр поселкового клуба, светило вечернее солнце, и автобус с новобранцами удалялся по обсаженной тополями дороге.
Когда Саша возвращалась домой, держась за папину руку, и едва сдерживалась, чтобы не заплакать от грусти и одиночества, папа вдруг остановился, повернул к себе дочь, приподнял за подбородок ее печальное лицо и сказал: "Не обижайся, моя птичка, но у твоего избранника никудышное рукопожатие, пусть послужит, станет мужчиной, тогда посмотрим". Саша не обиделась - она очень любила папу и верила ему.
Через год избранник приехал в отпуск и привез с собой из Литвы, где служил, жену. Он оставил ее у своих родителей и поехал дослуживать, даже не заглянув к Саше. Вскоре его жена родила мальчика, и новоиспеченного папашу отпустили на несколько дней взглянуть на ребенка. И снова он не появился даже близко с Сашиным домом.
Папа успокаивал Сашу и говорил, что избранник ее - не мужчина, а выходить замуж за немужчин категорически не рекомендуется; она должна радоваться, что так рано раскрылась его непорядочная сущность, и что это еще не все.
Саша погоревала, но скоро поняла: папа прав - ее счастье, что она не успела стать женой предателя. А те горячие поцелуи - на солнечной лесной поляне перед расставанием на два года - она простила и себе и ему.
Она взгромоздилась на папин джип и смотрела на все происходящее свысока.
И еще она сказала себе: или как у мамы с папой, или никак.
Потом приехали родители литовской жены и забрали дочь домой. А после - в свой срок - вернулся со службы бывший возлюбленный Саши.
Саша к тому времени окончила школу и, не пройдя по конкурсу в медицинский институт, работала у мамы в фельдшерском пункте и готовилась к новому поступлению.
Бывший возлюбленный принялся обивать Сашин порог, убеждая ее, что любил и любит только Сашу, что случилась ошибка, что теперь он разведен и, стало быть, свободен и предлагает Саше быть его женой.
Саша только однажды соизволила выслушать его, на что ответила: "Ты должен понимать, что между нами все было кончено в тот момент, когда ты прикоснулся к другой, даже если я этого и не знала. Такие вещи понятны без объяснений, - добавила она, - а если непонятны, то их и не объяснить". И нажала на газ папиной новенькой ярко-васильковой "нивы", почти такой же большой и высокой, как отправленный на пенсию джип.
Летом Саша поступила в медицинское училище, окончила его и стала хирургической сестрой.
Вот так. Вот откуда ноги растут у темно-зеленого "джипа-чероки" 4x4.
* * *
Хотя никакого темно-зеленого джипа в действительности у Саши нет. Где хирургической сестре - даже если она работает в самой серьезной косметической клинике - взять двадцать семь с половиной тысяч условных единиц? В своей жизни ей довелось подержать в руках ровно полторы тысячи таковых. Тогда мама с папой выкупали вторую комнату в квартире умершей тетушки - той самой, что была почтальоном у двух молодых влюбленных, - чтобы их дочь жила там одна, без соседей.
И все-таки он есть - этот "чероки"… Впрочем, если вы запутались, прочтите все с самого начала.
Можно продолжать?..
* * *
Однажды в отделении пластической хирургии что-то праздновали - то ли удачную операцию, то ли чьи-то именины. Был предвыходной день, поздняя весна, светило солнце, пели птицы - словом, жизнь была прекрасна и без этого не слишком выдающегося повода.
Саша… пардон, Александра Борисовна Листопад сидела напротив своего шефа - главного хирурга отделения, Антона Яновича Ли, симпатичного мужчины тридцати трех лет, по венам которого текла на четверть корейская кровь.
Болтая о том о сем, Саша, Александра Борисовна, заговорила с кем-то о прелестях утренней рыбалки на озере Мичиган - так они с папой называли самое крупное из озер, расположенных в двадцати с лишним километрах от ее родного поселка, - и о тонкостях таковой, связанных с ветром, облачностью и прочими погодными обстоятельствами. Она отметила, что Антон Янович стал прислушиваться к ее рассказу, но не придала этому большого значения - в конце концов, каждый волен выбирать себе собеседника в подобного рода компаниях.
Веселье закончилось, и все стали расходиться. На улице, когда, сказав всем "пока, приятных выходных", Саша захлопнула дверцу джипа и готова уже была повернуть ключ зажигания, ее окликнули:
- Александра Борисовна!
- Да? - Она приспустила темное стекло.
Шеф сделал несколько шагов по направлению к ней.
- Скажите, вы и вправду любите утреннюю рыбалку?
- Люблю, - сказала Саша. - А что? - добавила она после некоторой паузы, за которой ничего не последовало.
- А вы не согласились бы составить мне компанию?
- М-м-м… Интересное предложение. - Она глянула на шефа. - Когда?
- Послезавтра.
- Можно.
Они договорились, что в воскресенье, в четыре утра Антон Янович заедет за Александрой Борисовной, чтобы к шести быть на месте.
* * *
Клев был отменным, как в плохом кино. Они наловили дюжины две окуней, щуренка и одну большую щуку.
К полудню в котелке булькала уха. Заправляла ею Саша, хотя шеф сказал, что только из врожденной деликатности отдает ей это право. Саша сказала, что в таком случае пользуется этим правом в первый и последний раз и ничуть не сомневается в кулинарных способностях своего шефа.
Она снимала первую пробу, когда шелковистая прядь волос выскользнула из-за спины и едва не упала в котелок. Антон Янович вовремя подхватил ее и отправил на место - за плечо, на спину.
Шеф расхваливал уху. Как Саше показалось - вполне искренне.
Поплавав в еще не слишком теплой воде озера, позагорав и доев остатки ухи, они возвращались на закате домой.
Вдали, в низине показался поселок, в котором прошло детство Саши, и она сказала:
- Вон мой дом, третий слева, под красной крышей.
Шеф очень удивился: он ничего не знал о своей ассистентке, можно сказать, правой руке.
- Хотите, заедем? Мама с папой будут очень рады, - сказала Саша.
- А если в следующий раз?
- А что, будет и следующий раз?
- Вы разочарованы нынешним?
- Отнюдь, - сказала Саша.
Уставшая, она легла спать, но заснуть не могла.
Реджинальд Кеннет Дуайт, натрескавшись свежей озерной рыбы, спал без задних ног под боком у хозяйки и вяло удивлялся, будучи потревожен очередным толчком: ну что это ей не спится?
А Саша вспоминала прошедший день. Главным образом своего шефа, который предстал перед ней совсем другим, неизвестным доселе человеком: остроумным собеседником и надежным спутником. И еще - как это ни странно - она впервые увидела в нем мужчину. Да, мужчину - ведущего автомобиль или рубящего дрова, рассекающего мощным брассом водную гладь, или со спиннингом в руках и азартно сверкающими глазами.
А это нечто совсем иное, нежели то, к чему она привыкла: голубой халат, шапочка, маска. И только высокий гладкий лоб и глаза за очками, да еще длинные чуткие пальцы в латексных перчатках.
Она даже разглядела признаки растворенного в его существе Востока: пленительный рисунок четко вылепленного рта и едва заметный медовый оттенок кожи.
У него красивый тембр голоса. Почему она раньше этого не замечала?
Что-то еще не давало покоя. Что?..
Ах да… Она вспомнила, как он поймал падающую прядь волос и, отправляя ее на место, ненароком задел рукой шею, плечо, лопатку…
Саша тронула след его пальцев. Ее ударило током, в голове поплыло. Она переждала и повторила касание - реакция была та же. Это был не след, это была зияющая рана.
"Я на плече своем ношу клеймо…" - сложилось у Саши в голове.
Она продолжала ворочаться и пыталась заснуть: завтра сложная операция на лице гордости страны - примы музыкального театра…
"И эта адская печать мне не дает покоя…"
Мало того что много швов… ой, каламбур получился…
"Там нервы обнаженные сплелись в комок…"
…так еще желательно, чтобы поскорее зажило…
"Где кожу выжег ты своей беспечною рукою".
…у нее юбилейные концерты на носу.
"Мне тело гибкое свое приятно ощущать…"
Кстати, а что там у нее с носом?..
"И лишь плечо саднит и ноет рваной раной…"
Кажется, нос не трогаем…
"Как тяжела касанья твоего печать!.."
Подбородок второй удаляем…
"Но я молю: клейми меня опять!.."
Шею режем…
"Я эти муки ада назову нирваной".
Уже на рассвете она забылась на пару часов.
* * *
После обычной ежедневной планерки шеф сказал:
- Александра Борисовна, зайдите, пожалуйста, ко мне через минуту.
Саша отсчитала ровно шестьдесят секунд, глядя в окно, и постучала в дверь кабинета с табличкой "Главный хирург отделения пластической хирургии, такой-то".
Услышав "войдите!", она вошла.
Главный хирург сидел за столом, сосредоточенно рассматривая свои переплетенные пальцы.
- Присаживайтесь, Александра Борисовна.
- Спасибо, Антон Янович.
Пауза.
Антон Янович поднял на Александру Борисовну свои на четверть корейские глаза. Глаза как-то необычно блестели. И еще ассистентка заметила темные полукружья под ними.
- У нас ответственная операция… - произнес Антон Янович.
- Да, Антон Янович, - сказала Александра Борисовна, пока не понимая, к чему это: ведь все уже только что обсудили.
- А я не спал всю ночь… - продолжил он, не отводя взгляда.
"Если он сейчас предложит провести операцию вместо него, что в последнее время бывало нередко, - подумала Саша, - мне придется признаться ему в том же…" И опустила глаза.
- По вашей милости, между прочим, - добавил шеф.
Саша удивленно посмотрела на него.
- Я не мог заснуть, потому что думал о вас.
Саша прикрыла лицо - она сейчас рассмеется.
- Больше того, я не хотел засыпать, чтобы продолжать думать о вас.
Она снова посмотрела на шефа.
Шеф встал.
Саша тоже поднялась.
Он обогнул стол и подошел к ней близко-близко.
- Что прикажете делать? - спросил шеф.
- В этом месте… - Саша улыбнулась, - в этом месте мой будущий папа крепко-крепко прижал к себе мою будущую маму.
Шеф коротко хохотнул, запрокинув голову - о, как же Саше нравилась эта его диковатая манера! - а потом прижал к себе Александру Борисовну.
- Так? - спросил он.
- Не совсем…
- Так? - Он сжал объятия.
Александра Борисовна пискнула, и в этот самый момент на пороге кабинета появилась старшая сестра предоперационной палаты с весьма озабоченным лицом, которое не замедлило вытянуться и преобразиться в недоуменное.
Антон Янович - и Саша это отметила - не дернулся, не отпрянул, а тихо сказал, повернувшись к сестре:
- Я сейчас выйду.
Сестра ретировалась, а он посмотрел на Сашу.
- А что было потом? - спросил он.
- Отгадайте с трех раз.
Но он не стал гадать, а просто поцеловал ее в губы. Саша ответила на поцелуй.
Операцию перенесли на следующий день - у примы поднялась температура. Возможно, это спасло ее лицо от некоторых вполне вероятных непредвиденностей.
* * *
В следующую субботу Саша с Антоном снова отправились на рыбалку. И снова им повезло с уловом.
В обратный путь они тронулись пораньше, чтобы заехать к Сашиным родителям - угостить их свежей рыбой и познакомиться.
Саша вошла в гараж. Папа что-то сверлил на настольном станке и не слышал, как хлопнула дверь.
- Па! - крикнула с порога Саша.
Папа не слышал.
Саша свистнула в два пальца.
Папа обернулся, увидел дочь, обрадовался и отключил станок. Саша с разбегу бросилась ему на шею - она все еще была маленькой девочкой рядом со своим могучим папой - и уткнулась в нее лицом.
- Сашок! Не предупредила… Я так рад…
- Па, я не одна. - Она подняла глаза, в которых папа сразу же прочитал все-все-все, что произошло в жизни его дочки за последние несколько дней.
- Кто он? - строго спросил папа.
- Он тебе понравится!
- А тебе он нравится?
- Да… очень. - И Саша снова спрятала лицо.
Папа взял ее за подбородок.
- И что, он уже целовал так мою птичку? А?
- Папка, ну тебя!..
Хохоча, в обнимку, они вывалились из невысокой гаражной калитки.
- Папа, это Антон Янович. Антон, это Борис Владимирович.
Папа протянул руку Антону. Саша знала - сейчас будет вынесен приговор.
Антон не опустил глаз под пристальным папиным взглядом.
У мамы, как всегда по выходным, были пироги. За столом было так же хорошо и весело, словно гость - вовсе и не гость, а давний друг, с которым все знакомы сто лет.
Прощаясь с дочкой, папа шепнул ей на ушко:
- Сегодня ночью я немножко всплакну.
- Почему, па? - удивилась Саша.
- Потому что это - настоящий мужчина. - Папа кивнул в сторону Антона. - У него настоящее мужское рукопожатие.
- Но почему же тогда?..
- Потому что теперь моя птичка будет щебетать на другой груди. - И папа крепко прижал ее к себе, а Саше показалось, что он не станет дожидаться ночи…
Она поцеловала папу в мягкую колючую, немного постаревшую щеку и сказала:
- Тебя должно утешать, что фамилия у меня останется твоя… только чуть-чуть сокращенная. Усеченная, называется у нас, хирургов.
И они засмеялись.