* * *
Но я не могла - и не хотела - проигнорировать день, который мог бы стать праздником. А сознание того, что к нему нужно подойти с невероятной осторожностью - со мной не нужно считать до трех, - заставило пошевелить мозгами и напрячь душевные силы.
Я остановилась на тактике волнолома: чтобы лишить девятый вал разрушительной силы, нужно его упредить.
Дня за два, вечером, я напустила на себя вид печальной озабоченности.
Сначала Кирилл ничего не замечал. Но, поскольку мое состояние было из ряда вон, он спросил в конце концов:
- По-моему, что-то случилось, а?
- Да нет, все в порядке, - кисло сказала я.
- Я не конченый балбес, - сказал он и взял меня за подбородок. - То есть балбес, конечно, но не конченый.
Мне хотелось расхохотаться и повиснуть у него на шее. Но передо мной стояла серьезная задача - слишком серьезная, - и я не должна была провалить ее решение.
Озабоченность моего возлюбленного возрастала. Я едва держалась. Чтобы не выдать себя, я уткнулась лицом ему в плечо.
- Лиза, что случилось?
- Ничего, - буркнула я.
- Я вижу, - сказал он и попытался оторвать меня от своего джемпера. - Ты нездорова?
- Нет… То есть да… То есть здорова. Здорова я, здорова, не бойся. - Я хотела добавить нечто еще более утешительное, но побоялась перегнуть палку.
- Тогда в чем дело?
- В тебе.
- Говори.
- Не скажу.
- Говори.
- Не скажу.
- Мы долго так будем препираться?
- Возможно, всю оставшуюся жизнь. - У меня уже тряслись плечи.
- Нам больше нечем заняться? - Кирилл все еще не сообразил, что происходит.
Я промолчала и шмыгнула носом.
- Лиза, я жду.
- Ты рассердишься.
- Не рассержусь.
- Я не верю… знаю я, как ты умеешь…
- Я не рассержусь.
- Пообещай.
- Обещаю. Я уже обещал. И еще раз обещаю.
- Поклянись.
- Клянусь.
- Честно-честно?
- Чтоб я сдох!
- Я хочу новое платье, - сказала я и посмотрела на него влажными от сдерживаемого смеха глазами.
- И всего-то? - Кажется, он был разочарован, он ждал от меня большего чувства юмора. - Прямо сейчас?
- Можно завтра.
- Хорошо. - Он готов был оставить меня в покое.
Но я удержала его и снова спрятала лицо.
- Что-то еще?
- Мне не нужно платье, - сказала я. - Это я так ляпнула, потому что правду боюсь сказать.
- Говори.
- Боюсь.
- Не бойся, я воплощенная нежность. - Он гладил меня по спине.
И я поняла, что уже можно. Но сначала я поцеловала его в губы - так, как он это любил. Потом, глядя прямо ему в глаза, сказала:
- Я хочу, чтобы у тебя был день рождения.
Он дернулся и сделал попытку освободиться от меня, но я не выпускала его и ловила глазами его взгляд.
- Ты обещал, - напомнила я.
- Я обещал всего лишь не сердиться.
- Вот и не сердись.
- Я не сержусь.
- Я не слышу.
- Я не сержусь.
- Не верю, повторите с чувством.
Но мы уже смеялись оба. Он кружил меня, крепко прижав к себе, и мне показалось, что он сдерживает то ли ликование, то ли рыдания.
* * *
Я подарила Кириллу предмет его слабости - галстук. Он стоил мне пол моей зарплаты.
Сама не ожидала, как метко попаду в десятку: цвет перекликался с седой щетиной и темно-серым блеском глаз, а рисунок был словно графическое выражение сущности моего любимого мужчины: монолитный сплав, конгломерат изящных хрупких деталей.
Кирилл настоял на новом платье для меня и повел в ресторан.
Я была счастлива, глядя в его сияющие глаза и на просветленное, казалось, помолодевшее на двадцать лет лицо.
Ночью он впервые сказал мне: я люблю тебя.
- Ты не боишься, - сказала я, - делать такое заявление?
- Если я чего и боюсь, так только того, что однажды ты уйдешь.
- Я не собираюсь этого делать, - сказала я.
- Ты не сможешь долго со мной. Я тяжелый человек. Я плохой и не стану лучше. И моложе не стану.
- Мне не нужно, чтобы ты становился другим или моложе. Мне ничего не нужно от тебя, я просто тебя люблю. Люблю, как в тот миг, когда впервые увидела тебя.
- Повтори, - сказал он.
Я повторила.
- Еще, - сказал он.
Я говорила ему о своей любви, о том, как я тоскую по нему, стоит мне вспомнить о нем на работе, а не вспоминать я не могу… и я жду вечера, жду, когда увижу его или на пороге своей конторы - я так люблю, когда ты встречаешь меня в конце рабочего дня! - или в нашей прихожей - мне так нравится, что ты всегда выходишь мне навстречу!
- Еще, - сказал он.
- Я тоскую по твоему голосу, и, когда ты вдруг звонишь мне на работу, чтобы о чем-нибудь договориться, мне кажется, что в этот миг мы соединяемся с тобой в любви…
Он не дал мне продолжить.
Первая разлука
Как-то вечером Кирилл обнял меня и посмотрел на меня загадочно.
- Дай-ка мне твой загранпаспорт, пожалуйста, - сказал он.
- У меня его нет, - сказала я.
- Принеси от родителей, - сказал он, - желательно прямо завтра.
- Но у меня его просто нет, - сказала я, не понимая, о чем речь.
- То есть как это у тебя нет загранпаспорта? - удивился Кирилл. - А где он?
- Нет, просто нет… не нужен был как-то. А что?.. зачем?..
Кирилл не смог сдержать чувств:
- Ты это серьезно!? Как можно жить без такой необходимой вещи, как загранпаспорт?!
Когда он объяснил, что к чему, чувства пришлось сдерживать мне. Оказалось, что Кирилл летит на две недели на какой-то свой симпозиум в Женеву, на который собирался взять и меня.
- Но за десять дней сделать загранпаспорт совершенно нереально, - сказал сокрушенно он, - даже имея деньги. Завтра же, - сказал Кирилл, - хочешь - бери отгул, отпуск, увольняйся - не важно как, но ты идешь в ОВИР и занимаешься этим вопросом; где удастся, я ускорю события.
Меня печалила предстоящая разлука, а не ускользнувшая возможность побывать в Женеве. А Кирилл успокаивал: не грусти, как только получишь паспорт, мы куда-нибудь слетаем или съездим.
Только теперь я узнала, что у Кирилла "много денег" и что зарабатывает он большую часть этого "много" не преподаванием в нашем университете, а публикацией своих научных работ и лекциями по своей специализации, которые читает по приглашению различных университетов, комитетов и прочих заинтересованных субъектов, в основном за границей.
- И как часто ты летаешь на симпозиумы, конференции и лекции? - спросила я.
- Несколько раз в год. - Он сам выбирает, какое предложение принять, а от какого вежливо отказаться.
- И что же ты выбираешь?
- Разумеется, то, что наиболее выгодно - с материальной или научной точки зрения. Но за научный интерес, - сказал он, - я сам порой готов платить любые деньги и лететь куда придется.
- А что тебе даст эта поездка в Женеву? - спросила я.
В данном случае расклад был следующий: пятьдесят процентов - престижность участия и необходимость поддержания своего реноме в научных кругах, а пятьдесят - желание совершить небольшое романтическое путешествие вместе с тобой.
- Мне льстит такой баланс, - сказала я и подумала, что хотелось бы его хоть немножко сдвинуть… Но тут же опомнилась, и мне стало стыдно.
* * *
Несколько ночей перед отлетом Кирилл засиживался за работой далеко за полночь - подготовка к конференции, объяснял он. Мне было непривычно засыпать одной, а еще, думала я, четырнадцать дней придется одной и просыпаться. Как я привыкла… приросла к моему любимому…
Любимый, ложась под утро в постель, был нежен и страстен. Мы соединялись в одно целое, едва коснувшись друг друга - так капли ртути сливаются, оказавшись рядом. Мы словно покрывались одной кожей. Я думала, что это предстоящая разлука на него так действует…
И вот это абстрактное до некоторых пор событие приблизилось вплотную и стало осязаемым. Утром в день отлета мы нервничали оба, но в поведении Кирилла было смятение, граничащее с отчаянием. Он вдруг бросал все, подходил ко мне, брал за плечи и спрашивал:
- Ты любишь меня? ты правда любишь меня? и ничто-ничто не заставит тебя уйти?
- Мы уже семь месяцев вместе, - говорила я, - а ты все еще не понял, что я не уйду, пока ты меня не прогонишь.
- А вдруг я сделаю это… невольно… сам того не желая?
- Обещаю, - сказала я, - что, даже если ты спустишь меня с лестницы, я приползу назад и попытаюсь выяснить, что же ты имел в виду.
Мы засмеялись, но из этого едва не получились слезы. Чтобы как-то покончить с нервячкой, я - была не была! - спросила:
- Скажи, ты всегда так расставался с…
- Нет. Никогда, - отрезал он таким тоном, что я не посмела засомневаться.
В аэропорт я поехала, несмотря на сопротивление Кирилла. Мы едва не опоздали из-за небывалых снежных заносов. Регистрация заканчивалась, когда мы все же добрались. Кирилл успел только заполнить декларацию и оформить багаж - времени на томительное прощание у нас не оставалось, к счастью.
Перед тем как уйти на нейтральную территорию, Кирилл протянул мне запечатанный конверт.
- Я очень тебя прошу, выполни все, что здесь написано.
Потом крепко прижал меня к себе и сказал:
- Знай… помни, я люблю тебя.
Вероятно, Глядя на нас, на наши лица со стороны, можно было придумать сто десять сюжетов для мелодрам.
Но это была всего лишь наша жизнь. Наша с Кириллом жизнь. Наше с ним первое расставание.
Я попросила Бога, чтобы Он пронес моего возлюбленного на Своих ладонях до места назначения, и вернулась в город.
* * *
Готовясь к своему одиночеству, я купила несколько книжных новинок еще до отъезда Кирилла. Увидев их, он сказал: надеюсь, вернувшись, я застану тебя на диване читающей все это.
На удивление, я смогла погрузиться в чтение в первый же вечер.
Когда позвонил Кирилл, я сказала, что я читаю, за окном валит снег, мне грустно одной, но это не смертельно - ведь когда мы ляжем спать, мы будем вместе, правда?
Конечно, сказал он. Еще он сказал, что полет прошел незаметно, что он купил мне подарок в венском аэропорту - я буду рада.
Не могу обещать, что обрадуюсь ему, больше, чем тебе, сказала я.
У него завтра открытие конференции и дела до вечера, а послезавтра, в воскресенье, он пойдет искать мне другие, женевские подарки.
Не слишком усердствуй, сказала я.
Мы поцеловали друг друга и попрощались.
Прежде мне никогда не приходилось так откровенно торопить время. Я готова была просто отказаться от этих двух недель жизни. К тому же на самом видном месте лежал тот самый конверт, на котором было написано рукой Кирилла: распечатать такого-то, во столько-то. Это был канун его возвращения.
Что в конверте? Я не знала.
Может, какая-то шутка?..
* * *
Помню, я как-то спросила Кирилла:
- Ты умеешь хулиганить?
Он подумал немного.
- Хулиганить?.. М-м-м… нет, не умею. А что?
- Да так.
Я забыла об этом коротком разговоре. Но недавно, перед отлетом, Кирилл удивил меня.
Я искала зубную пасту и не могла найти на привычном месте. Заглянула в шкафчик, взяла непочатую коробку, раскрыла тюбик и выдавила на щетку красного цвета гель. Я глянула на коробку - обычная паста, которой мы пользуемся все время, должна была бы быть бело-голубой… Я понюхала, лизнула - сладко. И вкус клубники. Я лизнула смелей и поняла, что это самый что ни на есть натуральный клубничный джем.
Я уронила щетку в умывальник и расхохоталась. Вошел Кирилл - очень серьезный. Но в глазах я заметила лукавинку… нет, хулиганинку.
- Что случилось? - спросил он, оставаясь серьезным.
- Это… это ты?.. Ты нахулиганил?.. - Я не могла говорить от смеха.
Он тоже не выдержал и рассмеялся. Я прижала его к стене и давай пичкать пастой… то есть джемом. Кирилл выхватил тюбик и…
Затихли мы, когда перемазанные сладким и липким принялись вылизывать друг друга. Потом, конечно, целовались… потом пришлось принимать душ…
- Вот твоя паста, - сказал Кирилл, когда выходил из ванной.
Я вытерлась, надела халат, взяла пасту, которая зубная паста, выдавила на щетку…
У меня свело живот и скулы… Я, кажется, в жизни так не смеялась…
На сей раз это был сливовый джем.
* * *
Мама с папой смирились, насколько это возможно, с моим "позорным и греховным положением любовницы пожилого человека" и уже не пилили меня всякий раз, когда мы встречались. Узнав, что я остаюсь одна, они настаивали, чтобы эти дни я пожила дома.
- Мой дом теперь там, где живет Кирилл, - сказала я.
- Надолго ли? - сказала мама.
- Как Бог даст, - сказала я, - я за каждый день благодарна…
- Не говори о Боге, - прервала она меня, - у тебя сейчас другой господин.
Мне казалось, что пропасть между нами растет, а не сокращается. Какой же Ты безграничный, Господь, думала я, что, веря в Тебя Единого, опираясь только на Твое слово, можно так по-разному понимать Тебя, жизнь…
Кирилл звонил каждый день, точнее, каждую ночь - разница между нами была в два часа. Когда он падал уставший на постель и набирал мой номер, я уже давно спала. Он рассказывал мне о прошедшем дне, и мы "сверяли наш календарь" - до встречи осталось…
* * *
И вот до встречи осталось меньше суток. Мне следовало вскрыть конверт. В конверте была записка:
"Это - свидетельство моего малодушия. Я не был уверен, что смогу сказать тебе по телефону в последний вечер перед встречей: включи компьютер и открой файл под именем ИСПОВЕДЬ.
Сделай это сейчас. До встречи в файле.
К."
Исповедь
"Ты читаешь эти строки, значит, я все-таки решился…
Еще одно свидетельство моего малодушия, милый мой Лизочек. Все, что ты прочтешь, я никогда не смог бы тебе рассказать глаза в глаза, Но я должен был это сделать. И чем дальше заходили наши отношения - точнее, чем ясней я понимал, что это ЛЮБОВЬ, - тем больше я мучился от необходимости исповедаться. Возможно, это Бог устроил нашу разлуку, чтобы помочь мне. Благодарю. И - благослови…
Перед тем как начать, заявляю, будучи в здравом уме и ясной памяти: все нижеизложенное освобождает тебя от всех данных тобою обещаний и слов; ты вольна, дочитав до конца или не дочитав, уйти навсегда, оставить меня - без каких-либо объяснений или оправданий.
(Ты спишь сейчас, моя любимая, рядом, за стеной. Я могу нажать на кнопку и пойти к тебе и больше не возвращаться к этому.
Но нет такой кнопки, нажав на которую я смог бы стереть из своего прошлого весь его ужас…)
Начну в обратном порядке.
Ты как-то спросила, неужели в моей жизни не было женщины, которую я бы любил так, что захотел бы от нее детей.
Была женщина, которую я любил. Это было давно, лет пятнадцать назад. Тогда я еще не был богат, а даже наоборот: мне хватало только на то, чтобы снимать однокомнатную страшную квартирку и питаться макаронами. Я преподавал и подрабатывал тем, что писал рефераты и научные работы студентам - едва ли не своим собственным… На книги для моих исследований можно было не тратиться - я все свободное время проводил в читалках. Там я и встретил свою любовь.
Она была красива, умна и тоже увлечена наукой. Роман развивался стремительно, и вскоре она переехала ко мне. Постепенно она наладила наш быт, но отношения наши не были гладкими. Мы часто ссорились, потом бурно мирились - мы не могли уступать друг другу. Почему я думаю, что это была именно любовь? Не знаю. Любовь трудно определить словами, но душа это чувствует.
Прошло пять лет, мы достигли кое-каких успехов на своих поприщах, сменили однокомнатную на двух, притерлись своими тяжелыми характерами, хотя и не до идиллии.
Однажды, после страстной ночи с выяснением отношений и сладостным примирением (это утро я помню в мельчайших подробностях - вплоть до запахов и занавесок на окне кухни), она подошла ко мне и загадочно сказала: брось турку, потом доваришь свой кофе. Почему она решила сказать это именно в тот момент - ведь у нее было много времени и до и после?.. Хотя вряд ли это что-либо изменило бы. Она, сияя счастьем, сообщила, что беременна уже три месяца.
Я помню, как загудело в голове, но я еще какое-то время слышал ее. Она сказала, что я должен придумать имя для мальчика, она уверена, что будет мальчик…
Дальше я не помню ничего. Скорей всего, я оттолкнул ее обеими руками. Вероятно, это было сделано с огромной силой: у нее было сотрясение мозга и сломано ребро о ручку холодильника. Разумеется, ребенка она потеряла.
Меня направили к психиатру.
Великое это дело - психоанализ! Инструмент для извлечения ржавых гвоздей из подсознания.
Извлекли из меня не больше, чем я знал сам, но опасность их коварной работы поуменьшилась.