(Зарубежная литература средних веков. М., 1975. С. 107).
Строгий и практичный стиль римской цивилизации соответствовал задаче, которую она выполняла, – расширение ареала греческой и других культур, их перенесение на громадные расстояния. Рим можно назвать первой цивилизацией, которая пыталась создать единое культурное поле на огромной захваченной территории, где (новый момент!) существовало несколько достаточно развитых культур. Помогало то, что римская культура не обладала собственной целостностью, которая противостояла бы другим культурам. Она впитывала в себя культуры покоренных народов и духовно подчинялась им, придавая специфику. В гигантском котле варились многие культуры. Римская империя объединила большинство известных в то время цивилизаций – египетскую, ближневосточные, еврейскую. Это потребовало беспрецедентной культурной работы. Начиная со II в. н. э., после завоевания Греции, данную роль выполняли греческая мифология и философия, в новую эру она перешла к христианству, ставшему мировой религией. Сама же римская культура участвовала в этом синтезе искусством в лице Овидия, создавшего в своих "Метаморфозах" единую художественную картину мира, и философией в лице римских стоиков, создавших единый этос.
Римская культура – прообраз мировой культуры, позволяющий сделать вывод, что это возможно. Правда, Римская империя объединила не весь мир, но можно представить, что было бы, если бы римляне захватили Индию и Китай. Итак, в римской культуре осуществился первый в истории синтез, который повлиял на последующее развитие культуры (достаточно вспомнить, что христианство пришло в Европу из Рима, а мусульманство было бы невозможно без христианства).
Три великих историка Древнего Рима – Тит Ливий (59 г. до н. э. – 17 г. н. э.), Тацит (ок. 58 – ок. 117 гг. н. э.) и Плутарх (ок. 46 – ок. 127 гг. н. э.), грек, прславившийся сравнительными биографиями исторических деятелей. Титу Ливию, написавшему "Историю Рима от основания города" и относящемуся к "золотому веку" древнеримской литературы, мы обязаны сведениями из мифологии Древнего Рима.
Мифология древнего Рима
Первичные мифы римской цивилизации, например, миф о выкармливании волчицей двух братьев – основателей Рима, – мало чем отличаются от мифов первобытных народов. Тит Ливий пишет, что первый культ, учрежденный на римской земле Ромулом, был культ Геркулеса (Геракла), так как Ромул был ревностным почитателем бессмертия, порожденного доблестью. Для древнейшего периода римской истории характерен культ семейно-родовых духов-покровителей – богини домашнего очага Весты, пенатов и ларов. Еще один исконно римский бог – двуликий Янус. После завоевания Греции происходит отождествление римских богов с греческими и перенимание структуры греческого пантеона: Юпитер отождествляется с Зевсом, Марс с Аресом, а взятые от греков боги приобретают новые имена: Афина называется Минервой, Афродита – Венерой, Посейдон – Нептуном, Гера – Юноной, Гермес – Меркурием.
Овидий в "Метаморфозах" повторяет в расширенном варианте "Теогонию" Гесиода. Он попытался собрать воедино все предшествующие знания от первобытного хаоса до системы Пифагора и соединил мифы, научные и исторические сведения в художественую картину мира, в которой все находится в процессе изменения, метаморфоз. Данный синтез вполне соответствовал историческому значению Римской империи, включившей в себя к началу нашей эры большинство известных земель. Создателем человека у Овидия является Прометей, который "между тем, как, склонясь, остальные животные в землю смотрят, высокое дал он лицо человеку и прямо в небо глядеть повелел, подымая к созвездиям очи" (Публий Овидий Назон. Собр. соч. Т. II, СПб., 1994. С. 11). В "золотой век" не было страха, земля все "сама приносила, плугом не ранена" (Там же), реки текли молока и т. д. При Юпитере зародился "серебряный век". Появились четыре времени года, люди стали жить в пещерах и трудиться на земле. Дальше был "медный век" и худший, "железный", в который ушло благочестие и справедливость, а пришло насилие и "проклятая жажда наживы", а вместе с ней частная собственость на землю и войны. Юпитер решает уничтожить человеческий род и устраивает потоп. В живых остается один человек с женой, от которого происходят новые поколения.
В "Метаморфозах" Овидия Юпитер в основном занимался любовными интригами, заставляя вспоминать написанную Овидием ранее "Науку любви". Пантеон богов намеренно заземлялся, и ему трудно становится соперничать с нарождающимся христианством. Можно сказать, что здесь происходит подмена. Юпитер Овидия намного легкомысленнее Зевса Гесиода, и верить в благостность бога с таким поведением становится все сложнее.
В императорский период утверждается культ гениев императоров. В новую эру в Рим проникают мифологические системы из покоренных стран – Египта и Малой Азии. Между ними разворачивается борьба за господство. Во II в. в Риме стал популярен культ персидского бога света и правды Митры, который в религиозном отношении был самым большим конкурентом Христа. Это был шаг от политеизма к монотеизму, и в этом смысле почитание Митры подготовило к принятию христианства в начале IV в. на закате Римской империи. А на протяжении длительного времени римские сатурналии воспринимались как жуткий анахронизм, в то время как жертва Сократа для римских стоиков оставалась образцом мужества. Философия в Древнем Риме лидировала вплоть до победы христианства.
Философия древнего Рима
Древний Рим не создал новых философских систем. После подчинения Греции Риму на древнеримскую почву переходят учения, которые появились в Древней Греции в эпоху крушения афинского государства, – эпикурейство, стоицизм, скептицизм. Престиж философа достигает высшей точки. "Сильные мира содержали при своей особе домашнего философа, который был в то же время их ближайшим другом, наставником, стражем их души… В больших печалях приглашали философа, чтобы он утешил" (Ренан Э. Марк Аврелий… С. 29–30). Философ выполнял роль, которую впоследствии в христианстве играли духовники. "Таким образом, осуществилось настоящее историческое чудо, которое можно назвать владычеством философов" (Там же. С. 32). Практическая направленность римской души привела к тому, что в Древнем Риме интересовались не диалектикой и метафизикой, а преимущественно этикой. Римляне взяли из греческой философии две основные темы: как избежать страха смерти (к этому стремились эпикурейцы) и как ее достойно встретить (стоики). В Древней Греции противопоставленные, в Древнем Риме стоики и эпикурейцы дополняли друг друга (Сенека охотнее всего цитировал Эпикура).
Популярности Эпикура способствовала поэма "О природе вещей" Лукреция Кара, уроженца Рима (ок. 99 – ок. 55 гг. до н. э.). Лукреций был не теоретиком, а поэтом, скорее эпикурейцем, чем поэтом, потому что сам объяснял, что взялся изложить взгляды Эпикура в поэтической форме для облегчения их восприятия, следуя принципу, что главное – наслаждение, как, скажем, больному дают горькое лекарство вместе с медом, чтобы не было неприятно его пить.
Проблема "бог и зло" одна из самых сложных в этике. Христианство отвечает на нее утверждением, что Бог дал людям свободу воли; индийская философия – концепцией кармы. Эпикурейцы дают свой ответ, считая, что боги не вмешиваются в жизнь людей, потому что в противном случае, по Эпикуру, пришлось бы признать, что допускающие зло боги или не всемогущи, или не всеблаги.
И интересное дело: сам Эпикур, по Лукрецию, оказывается выше богов, потому что боги не вмешиваются, а Эпикур своим учением спас человечество от страхов. Еще раз убеждаемся: чем ниже ставятся боги, тем выше оказывается человек. "О богах ничего не знаю", – говорит Будда, и… обожествляется. Боги не вмешиваются, утверждает Эпикур, и… почитается богом. Недавний пример – обожествление правителей атеистического государства.
Оканчивается поэма Лукреция описанием массовой смерти от эпидемии. Так оптимистическое учение Эпикура неожиданно оборачивается пессимистическим выводом римского поэта относительно возможности его реализации в жизни. В дальнейшем, со становлением империи, места для оптимистических учений вообще не осталось, и мы видим только стоиков и скептиков.
Эпикурейство больше подходит для свободных людей, могущих забраться в "башню из слоновой кости". А раб? Как он может жить незаметно и без страхов наслаждаться жизнью? Каждый человек в эпоху империи был под пятой тирана. В этих условиях учение Эпикура теряет свою жизненную силу, уже не подходит к социальным обстоятельствам Римской империи, когда человек принуждается к противостоянию с властью.
Ни один из многочисленных последователей Эпикура ничего не изменил в его учении. Или оно настолько целостно, что ни прибавить ни убавить, или в эпикурейцы не шли творческие люди. Напротив, метафизика стоиков сделала сильный крен в сторону платоновского идеализма, тогда как этика (а для стоиков, тем более римских, именно она была главной) изменилась мало.
Взгляды римских стоиков отличались от греческих по тональности – силой своего чувства и выразительностью позиции, – и это объяснялось изменением социальных условий. Постепенно подтачивалось достоинство людей и вместе с тем их уверенность.
Иссякал психологический запас прочности, и начинали преобладать мотивы обреченности. Б. Рассел писал, что в плохие времена философы придумывают утешения. "Мы не можем быть счастливыми, но мы можем быть хорошими; давайте же представим себе, что пока мы добры, неважно, что мы несчастливы. Эта доктрина героическая и в плохом мире полезная" (Рассел Б. История западной философии. М., 1959. С. 286).
У римских стоиков ведущими чертами становятся не гордость, достоинство, уверенность в себе и внутренняя непоколебимость, а скорее, слабость, ощущение ничтожности, растерянность, надломленность. Нет у них оптимизма греков. Понятия зла и смерти выходят на первый план. Римские стоики демонстрируют стойкость отчаяния и терпения, сквозь которую прорывается мотив духовной свободы.
Известным римским пропагандистом стоицизма был Цицерон. Им разъяснены основные стоические понятия. "Но первая задача справедливости – в том, чтобы никому не наносить вреда, если только тебя на это не вызвали противозаконием" (Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. М., 1974. С. 63). Жить в согласии с природой означает "быть всегда в согласии с добродетелью, а все остальное, что соответствует природе, избирать только в том случае, если оно не противоречит добродетели" (т. е. богатство, здоровье и т. п.). Больше, впрочем, Цицерон прославился как оратор.
Цицерон стоял у смертного одра республики. Будучи сенатором, он говорит как государственный муж с поддаными, избравшими его. Следующий известный стоик пришел, когда республика погибла. Сенека не мечтает об ее реставрации, смирился с этим и своей проповедью, не назидательной, как у Цицерона, а дружественной, обращается не к жителям государства, а к отдельному человеку, другу. Испанец Сенека (ок. 5 до н. э. – 65 н. э.) родился в Риме. С 48 г. н. э. он воспитатель будущего императора Нерона, от которого и принял смерть. Это автор для всех времен и народов, и если есть несколько книг, которые в своей жизни должен прочитать каждый, в этот список входят "Нравственные письма к Луцилию".
С эстетической и нравственной точек зрения произведения Сенеки безупречны. Даже у Платона высокохудожественные куски текста перемежаются с вполне заурядными. У Сенеки все тщательно отделано и соединено в одно целое, хотя мы имеем дело с циклом писем, по-видимому, действительно, написанных адресату в разное время. Единство произведению придает цельность мировоззрения автора. Нравственная проповедь Сенеки не грешит назидательностью, дешевыми лозунгами, а тонко ведет и убеждает. Мы видим в авторе сочетание гордости, доблести, благородства и милосердия, которое не встречаем ни у христианских миссионеров, ни у философов Нового времени.
В творчестве Сенеки преобладает мотив страданий, а уверенность в возможности избавления от них гаснет, оставляя надежду только на себя. "Изменить… порядок вещей мы не в силах, – зато в силах обрести величие духа, достойное мужа добра, и стоически переносить все превратности случая, не споря с природой" (Сенека Л. А. Нравственные письма к Луцилию. М., 1977. С. 270). Вне себя человек бессилен, но он может быть господином самого себя. Ищи опору в собственной душе, которая и есть бог в человеке, советует Сенека.
Внешнему давлению Сенека противопоставляет индивидуальное нравственное самосовершенстование и борьбу прежде всего с собственными пороками. "Ничего я не осудил, кроме самого себя. И с чего тебе приходить ко мне в надежде на пользу. Кто рассчитывает найти здесь помощь, ошибается. Не врач, а больной живет здесь" (Там же. С. 124). В отличие от киников периода расцвета философии Сенека считает больным самого себя.
Для обретения независимости от деспотических сил, во власти которых находится человек, Сенека предлагает стать равнодушным к судьбе, не следовать подобно скоту за вожаками стада и воззрениями, которые находят много последователей, а жить как требует разум и долг, т. е. по природе. "Жить счастливо и жить согласно с природой – одно и то же" (Антология мировой философии. Т. I. С. 514).
По Сенеке, смерть нужна не потому, что страдание превышает удовольствие, как для Гегесия, а как способ освобождения от жизни, не соответствующей достоинству человека. Мотив самоубийства у Сенеки становится столь сильным, потому что в эпоху империи только так можно было стать свободным, и свобода впервые стала цениться, когда исчезла из реальной жизни.
Воспевание смерти римскими стоиками – это не жажда смерти, а признание поражения человека. "Тому, кто попал в руки владыки, поражающего стрелами его друзей, тому, кого господин принуждает вырвать внутренности у родных детей, я скажу: что ты рыдаешь, безумец, чего ты ждешь? Чтобы враг уничтожил твой род, чтобы какой‑нибудь чужой владыка напал на тебя? Куды бы ты ни обратил свой взор, всюду ты найдешь исход из своих бедствий! Взгляни на этот крутой обрыв – он ведет к свободе, взгляни на это море, этот поток, этот колодезь – на дне их таится свобода; взгляни на это дерево – невысокое, засохшее, жалкое – с него свешивается свобода. Твоя шея, твоя гортань, твое сердце – они помогут тебе избежать рабства. Но эти пути слишком трудны, они требуют большой мощи, душевной и телесной; ты спросишь, какой же путь к свободе открыт; он в любой кровеносной жиле твоего тела" (История римской литературы. Т. 2. С. 81).
Смерть для Сенеки – критерий прожитой жизни. "Все наши прежние слова и дела ничто… смерть покажет, чего я достиг, ей я и поверю" (Сенека Л. А. Нравственные письма… С. 50). "Смерть не есть зло. – Ты спросишь, что она такое? – Единственное, в чем весь род людской равноправен" (Там же. С. 320). Но и в жизни все люди равноправны в одном – и свободные, и рабы. Все люди – рабы по отношению к фортуне. И каждый в рабстве у самого себя. "Покажи мне, кто не раб. Один в рабстве у похоти, другой – у скупости, третий – у честолюбия и все – у страха… Нет рабства позорнее добровольного" (Там же. С. 79). Понимая рабство в самом широком смысле и борясь против него, отражая тем самым растущие антирабовладельческие настроения, Сенека верит в то, что каждый человек свободен потенциально, в душе.
Мораль Сенеки отличается милосердием, человеколюбием, состраданием, жалостью, благоговейным отношением к другим людям, благожелательностью, незлобивостью. Во всесильной империи жизнь философа небезопасна, и это в полной мере испытал Сенека, обвиненный бывшим учеником Нероном в заговоре против себя. Хотя никаких улик не нашлось, Сенека, не дожидаясь ареста, вскрыл себе вены, сохранив верность своим взглядам. Не столь важно, участвовал ли Сенека в заговоре, уже то, что он принимал участие в государственных делах в такое время, говорит о том, что он готовил себе гибель.
Сенека – вершина нравственно-философской мысли. Ему удалось синтезировать ценное, что было в античной этике, не исключая и оппонента стоиков Эпикура. Сенека издевался над софизмами и антиномиями. Он мог согласиться, что объективная истина невозможна, но для него не этот вопрос важен, а вопрос как жить? От него не спасешься парадоксами, его надо решать здесь и сейчас.
Сенека соединил в себе судьбы трех великих древнегреческих философов. Он был воспитателем будущего императора, как Аристотель; писал столь же художественно, как Платон; и умер, как Сократ, в убеждении, что по установлению природы "несчастней приносящий зло, чем претерпевающий".
Эпиктет (ок. 50-140) был первым из знаменитых философов, который был рабом, но для стоиков, признающих всех людей равными, это не удивительно. Издевавшийся над ним хозяин сломал ему ногу, а затем отпустил калеку. Вместе с другими философами он был впоследствии выслан из Рима и открыл свою школу в Никополисе (Эпир). Его учениками были аристократы, бедняки, рабы. В своей школе нравственного совершенстования Эпиктет учил только этике, которую называл душой философии.
Первое, что требовалось ученику, – осознать собственную слабость и бессилие, которые Эпиктет называл началами философии. Стоики вслед за киниками считали, что философия есть лекарство для души, но чтобы человек захотел принять лекарство, он должен понять, что болен. "Если хочешь быть хорошим, сперва проникнись убеждением, что ты плохой" (Цит. по: Маковельский А. Мораль Эпиктета. Казань, 1912. С. 6).
Первая стадия философского обучения – отбрасывание ложного знания. Начав учиться философии, человек испытывает состояние шока, когда под воздействием истинного знания он как бы сходит с ума, отказываясь от привычных представлений. После этого новое знание становится чувством и волей человека.
Три вещи необходимы, по Эпиктету, чтобы стать добродетельным: теоретические знания, внутреннее самосовершенствование и практические упражнения ("нравственная гимнастика"). Требуется ежедневное самоиспытание, постоянное обращение внимания на себя, свои мысли, чувства и поступки; зоркое слежение за собой как за злейшим врагом. Для освобождения от страстей надо постепенно уменьшать пищу, которой они питаются. Если привык сердиться ежедневно, постарайся сердиться через день и т. д.
Два основных принципа Эпиктета: "выдерживай и воздерживайся". Стойко выдерживай все внешние трудности, которые обрушиваются на тебя, и ко всему, что бы ни случилось, относись спокойно. Воздерживайся от любых проявлений собственных страстей, памятуя, что твои‑только разум и душа как нечто единое и разумное, а не тело.
На земле все пленники и одинаково дети бога. К богу Эпиктет взывал так страстно, что назван предтечей христианства. Обнаруживаем мы у Эпиктета и золотое правило этики. "То положение, которое ты не терпишь, не создавай для других. Не желаешь быть рабом – не терпи рабство около себя".
Необычно для философа, но полностью противоположно, чем у Эпиктета, общественное положения Марка Аврелия (121–180) – император. Тем не менее его пессмизм и мужество отчаяния столь же выразительны. Шатко стало не только положение личности, тем более раба, но и империи. Наступал период ее заката. У Марка Аврелия была огромная власть, но она не радовала его. Как ни покажется странным, именно в период максимального могущества империи человек внутри нее чувствует себя в наибольшей степени незащищенным и ничтожным, раздавленным и беспомощным. Чем сильнее государство, тем слабее человек. И не только раб или придворный, а сам всемогущий правитель.