* * *
Когда Ковач подъехал к своему дому, его сосед возился во дворе, собирая перегоревшие рождественские лампочки. Ковач остановился на дорожке, наблюдая, как он выкручивает лампу из нимба Девы Марии и кидает ее в пакет для мусора.
- Даже если бы перегорела половина, все равно чувствуешь, как будто живешь рядом с солнцем, - сказал Ковач.
Сосед посмотрел на него с обидой и тувогой, прижимая пакет к груди. Это был низенький старичок лет семидесяти с маленькими злыми глазками. На нем была красная пилотская шапка с клапанами, свисающими, как уши спаниеля.
- Где же ваш рождественский дух? - осведомился он.
- Я утратил его, когда четвертую ночь не мог заснуть из-за ваших чертовых ламп. Не могли бы вы поставить таймер, чтобы они отключались на ночь?
- Показываете свою образованность? - фыркнул сосед.
- Если вы лунатик, то я - нет.
- Хотите, чтобы я устроил короткое замыкание? Если эти лампочки включать и постоянно выключать, весь квартал останется без света.
- Вот бы повезло! - Ковач повернулся и зашагал к дому.
Включив телевизор, он подогрел оставшиеся макароны, сел на кушетку и принялся за обед. Интересно, не сидит ли сейчас Майк Фэллон с тарелкой макарон перед своим большеэкранным телевизором, пытаясь спрятаться от горя за рутинными повседневными процедурами?
За время своей карьеры в отделе убийств Ковач не раз видел людей, погружавшихся в иллюзорный мир, когда в их жизнь вторгалось насильственное преступление. Не будучи социальным работником, он не задумывался над этим. Его делом было раскрыть одно преступление и переходить к следующему. Но сегодня Ковач об этом думал, так как Майк тоже был копом, - а может, и по другим причинам.
Покончив с макаронами, Ковач подошел к письменному столу, порылся в ящике и вытащил адресную книжку, которая не видела дневного света лет пять. Первой в ней значилась его бывшая жена. Он набрал номер, подождал и положил трубку, когда автоответчик отозвался голосом ее второго мужа.
Да и что бы он мог ей сказать? "Сегодня я видел труп, и это напомнило мне, что у меня есть ребенок"? Нет. Это напомнило ему о том, что у него никого нет.
Ковач вернулся в гостиную - к телевизору и пустому аквариуму. Должно быть, Железный Майк сейчас сидит в своем массажном кресле перед экраном, один во всем мире. У него не осталось ничего, кроме горьких воспоминаний и несбывшихся надежд. И мертвого сына.
Для Ковача убежищем всегда была работа. Там он знал, что делать и чего ожидать. Без полицейского значка он не стоил бы и ломаного гроша.
Ковач любил свою работу, если только в нее не вмешивалась политика. И он был хорошим копом - без дешевого блеска в стиле Эйса Уайетта, которому непременно нужно было мелькать в газетных заголовках и выпячивать челюсть перед камерами.
- Всегда занимайся только тем, что ты умеешь делать, - пробормотал Ковач.
Выключив телевизор, он взял куртку и вышел.
* * *
Том Пирс жил в кирпичном двухквартирном доме, расположенном чересчур близко от шоссе на Лоури-Хилл. Неподалеку проживала богемная публика с достаточным количеством денег, чтобы приобретать приличные куски земли и ремонтировать старые здания. Но этот район был разбит на маленькие участки много лет назад, когда расширяли основные магистрали Хен-непина и Линдейла. Он так и остался каким-то фрагментарным - не только в физическом, но и в психологическом смысле.
Соседи Тома Пирса не устраивали рождественской иллюминации, истощая энергетические ресурсы штата. Везде ощущались вкус и умеренность: одна гирлянда здесь, другая там. Но как бы Ковач ни ненавидел собственных соседей, здешняя публика нравилась ему еще меньше. Казалось, обитателей этой улицы не связывает абсолютно ничего - даже вражда.
Ковач сидел в своей машине, которую припарковал на противоположной стороне, наблюдая за домом Пирса. Он думал о том, что едва ли Энди Фэллон оставил бы свою дверь незапертой. О том, что Том Пирс, по-видимому, знает о своем приятеле куда больше, чем говорит.
Люди лгали копам во все времена - не только преступники, но и абсолютно невинные. Матери грудных младенцев, бабушки с подсиненными волосами, мальчишки, торгующие газетами… Казалось, это запрограммировано в генетическом коде каждого.
Ковач не сомневался, что Том Пирс тоже лгал. Главное - выяснить, имеет ли его ложь отношение к смерти Энди Фэллона.
Вынув из-под пассажирского сиденья пачку сигарет, Ковач поднес ее к носу, понюхал, потом спрятал на прежнее место и вышел из машины.
Пирс открыл дверь, благоухая отличным скотчем, словно одеколоном. На нем были тренировочные штаны и хоккейная фуфайка, во рту торчала сигарета. За прошедшие несколько часов он приобрел внешность человека, давно сражающегося со смертельной болезнью - глаза были красными, лицо приобрело пепельный оттенок.
- Смотрите-ка! - Пирс вынул изо рта сигарету и усмехнулся. - Санта-Клаус! На сей раз вы захватили резиновую дубинку? Ну что ж, сегодня я уже обнаружил лучшего друга мертвым, подрался с копом и подвергся запугиваниям тупоголового детектива. Очевидно, этого мало. В таком случае, не возражаю против небольшой пытки.
- Этот день и для меня был не слишком приятным, - отозвался Ковач. - Мне пришлось сообщить человеку, которого я всегда уважал, что его сын, возможно, покончил с собой.
- И он вас выслушал?
- Кто?
- Майк Фэллон. Он слушал, когда вы рассказывали ему об Энди?
Ковач приподнял брови:
- У него не было выбора.
Пирс уставился на темную улицу, словно надеясь, что Энди Фэллон материализуется из мрака. Но реальность оказалась сильнее.
- Мне нужно выпить, - заявил он, выбросил окурок за дверь, повернулся и зашагал по холлу.
Ковач последовал за ним, оглядываясь вокруг. Хотя он ничего не смыслил в обстановке, но понимал, что дубовая мебель в стиле ретро стоит немало. Стены были увешаны претенциозными фотографиями в белых паспарту и тонких черных рамках.
Они прошли в кабинет с темными стенами и массивными кожаными креслами цвета перчаток для крикета. Пирс подошел к бару в углу и наполнил стакан из бутылки "Макаллана" ценой в пятьдесят долларов. Ковач знал стоимость, так как однажды внес свою долю на покупку такой бутылки в подарок покидающему отдел лейтенанту. За выпивку для себя он никогда в жизни не платил больше двадцатки.
- Я говорил с братом Энди Фэллона. Оказывается, Энди приезжал к нему около месяца назад и рассказал, что он гей и что уже поведал об этом отцу. - Ковач прислонился к бару, глядя, как нахмурившийся Пирс вытирает со стола воображаемое пятно. - Думаю, старик воспринял это без особого восторга.
- А чего еще следовало ожидать? Зачем нужно было ему об этом рассказывать? - В голосе Пирса послышались нотки горечи. - "Папа, я тот же самый сын, которым ты гордился, - просто мне нравится трахаться с мужиками"? - Он залпом выпил скотч, словно это был апельсиновый сок. - Пускай бы старик видел то, что хотел видеть. Все были бы довольны.
- А как давно вы знали, что Энди - гей?
- Понятия не имею. Я не отмечал эту дату в календаре.
- Месяц? Год? Десять лет?
- Какое это имеет значение? - раздраженно осведомился Пирс.
- Он скрывал это только от своей семьи? Остальные знали - друзья, сослуживцы?
- Энди ведь не был пассивным гомосексуалистом. Его сексуальная жизнь никого не касалась. В колледже мы жили в одной комнате, так что ему ничего не оставалось, как рассказать мне обо всем. Меня это не шокировало. Мне же лучше - больше курочек достанется.
- Почему же он теперь рассказал отцу и брату? Люди так просто не выкладывают подобные секреты. Что-то их к этому побуждает.
- В ваших вопросах есть какой-то смысл? Если нет, я лучше посижу тут один и напьюсь до бесчувствия.
- Вы не производите впечатления человека, который хочет сидеть и напиваться, - заметил Ковач. Отойдя от бара, он облокотился на спинку одного из кресел. Кожа пахла крикетными перчатками. Возможно, это увеличивало стоимость.
Пирс застыл под взглядом Ковача. Люди умеют лгать и языком своего тела - правда, они делают это куда менее успешно, чем обычным языком.
- Ваш друг решился на смелый шаг, - продолжал Ковач, - и приложился мордой об стол - по крайней мере, в случае с отцом. Это могло подтолкнуть к самоубийству такого человека, как Энди, - который любит своего отца и стремится не разочаровывать его.
- Чепуха!
- Энди написал на зеркале слово "жаль". О чем ему было сожалеть, если он просто решил позабавиться?
- Не знаю. Но он бы не стал себя убивать.
- Тогда, возможно, это слово написал не Энди, - предположил Ковач. - Может быть, он забавлялся таким образом со своим дружком, произошел несчастный случай, дружок испугался и сбежал… Вам известны имена каких-нибудь его партнеров?
- Нет.
- Странно. Вы ведь были лучшими друзьями.
- Я не интересовался его сексуальной жизнью. Она не имела ко мне никакого отношения. - Он отхлебнул скотч и мрачно уставился на электрическую розетку в стене.
- Утром вы говорили мне, что сейчас у него ни с кем не было связи. Похоже, вас это все-таки интересовало.
- Знаете, инспектор, с меня вполне достаточно нашей утренней беседы.
Ковач развел руками:
- По-моему, Том, вы хотите облегчить душу. Я мог бы вам помочь.
- Мне нечего вам сообщить.
Ковач провел рукой по усам и подбородку.
- Вы уверены?
У входной двери звякнули ключи, и Пирс тут же использовал возможность ускользнуть. Ковач последовал за ним в прихожую. Привлекательная блондинка снимала сапоги, поставив сумки с продуктами на столик.
Цыпленок в чесночном соусе и говядина по-монгольски. В животе у Ковача заурчало - он вспомнил об остатках макарон на своем столе с нежностью, которой они не заслуживали.
- Я же говорил тебе, Джосс, что не хочу есть!
- Тебе нужно что-нибудь поесть, милый, - мягко возразила блондинка, снимая пальто. У нее были правильные черты лица и огромные глаза. Доходящие до плеч волосы напоминали светло-золотистый шелк.
Повесив пальто на дубовую антикварную вешалку, стоившую небольшое состояние, девушка повернулась - и тут впервые заметила Ковача. Она сразу напряглась, словно королева, заставшая в своих покоях крестьянина. Даже в одних чулках, она была ростом не ниже Пирса, а ее фигура выглядела спортивной. Одета она была вполне традиционно, но дорого - коричневые шерстяные слаксы, ярко-голубой блейзер и свитер цвета слоновой кости, удивительно мягкий на вид.
- Ковач, отдел убийств, - он продемонстрировал ей значок. - Я здесь по поводу Энди Фэллона. Простите, что испортил вам вечер, мэм.
- Отдел убийств? - Ее карие, как у Бэмби, глаза удивленно расширились. - Но Энди не был убит!
- Нам необходимо в этом убедиться, мисс…
- Джослин Деринг. - Она не протянула ему руку. - Я невеста Томаса.
- И дочь его босса? - рискнул предположить Ковач.
- Вы переходите границы, - предупредил Пирс.
- Прошу прощения, но со мной этого не избежать. Очевидно, меня плохо воспитали.
Взгляд, которым одарила его Джослин Деринг, мог бы заморозить горячий кофе. Но Ковача это мало заботило. Он думал о том, что Том Пирс, очевидно, считается перспективным сотрудником фирмы "Деринг - Лэндис", и что такие сотрудники должны быть прозрачными, как стекло, и не иметь никаких позорных тайн.
Невеста ободряющим и в то же время властным жестом положила руку на плечо Пирса, не сводя глаз с Ковача.
- У вас есть какая-нибудь причина здесь оставаться, детектив? Томас перенес сегодня ужасное потрясение. Мы бы хотели какое-то время побыть вдвоем, чтобы справиться с этим горем. Кроме того, едва ли его вина, что Энди покончил с собой.
Пирс даже не посмотрел на нее. Его взгляд был устремлен в открытую дверь кабинета - или вообще в другое измерение. Было нетрудно догадаться, что он там видит. Вопрос в том, что это для него значило и испытывал ли он чувство вины. А если да, то в чем состояла эта вина…
- У меня просто возникло несколько вопросов, - сказал Ковач. - Я пытаюсь составить четкую картину происшествия. Меня интересует, что за человек был Энди, кто были его друзья, что могло довести его до крайности - если он пошел на это добровольно. Были ли у него в последнее время какие-нибудь разочарования, прерванные связи, другие личные неудачи.
Джослин Деринг открыла изящную черную сумочку, которую она поставила на стол рядом с продуктами, и извлекла оттуда визитную карточку. Пальцы у нее были тонкими и длинными, ногти переливались, как жемчуг. На безымянном пальце левой руки сверкал бриллиант, которым мог бы подавиться верблюд.
- Если у вас возникнут еще вопросы, позвоните сначала по этому телефону.
Ковач взял карточку и удивленно поднял брови:
- Адвокат?
- Томас рассказал мне о том, как вы обошлись с ним утром, детектив. Я не позволю, чтобы это повторилось. Вы меня поняли?
Пирс по-прежнему не смотрел на нее.
- Да, - кивнул Ковач. - Я туговато соображаю, но начинаю понимать, как обстоят дела.
Он прошел мимо них к двери, но, взявшись за ручку, обернулся. Джослин Деринг стояла между ним и Томом Пирсом, словно закрывая от него жениха своим телом.
- Вы знали Энди Фэллона, мисс Деринг? - спросил Ковач.
- Да, - кратко ответила она. Ни слез, ни других проявлений горя Ковач не заметил.
- Примите мои соболезнования, - сказал он и вышел из дома.
Глава 7
Маленький и неприметный дом Лиски стоял плечом к плечу с полудюжиной таких же домов на безымянной улице в Сент-Поле. "Возле Грэнд-авеню" - называли это место люди, живущие там, ибо Грэнд-авеню вполне соответствовала своему названию. На ней находились реконструированные особняки, принадлежавшие ранее лесопромышленным магнатам, а также дом мэра Сент-Пола. Тот факт, что мэр - бывший профессиональный борец, не отражался на репутации пригорода. Грэнд-авеню с ее бутиками и роскошными ресторанами была сентполской версией Верхнего города.
Место, где жила Лиска, походило на то, где проживал Энди Фэллон, - оно располагалось на достаточном расстоянии от фешенебельного района, чтобы здесь можно было жить на полицейскую зарплату. Теоретически экс-супруг Лиски выплачивал алименты, которые должны были облегчить финансовое бремя разведенной матери. Но та сумма, которую был обязан платить Стив Майер по распоряжению суда, и та, которую он выплачивал в действительности, значительно отличались друг от друга.
"Вот что бывает, когда выходишь замуж за копа из отдела наркотиков", - не раз думала Лиска. Такие люди постоянно на пределе - грань между работой и семейной жизнью для них зачастую размыта. Для Стива же такая грань не существовала вовсе.
Теперь Лиска понимала, что видела в нем эту необузданность, еще когда они оба носили униформу" и что она привлекала ее наряду с его ослепительной улыбкой и великолепной задницей. Но хотя необузданность - желательное свойство для любовника, оно не является таковым для отца. Улыбка заставляла Лиску прощать Стива слишком много раз, а задница вообще оказалась серьезным препятствием на тернистом пути их семейной жизни. Уж очень многим женщинам хотелось наложить на нее руки.
Просматривая фотографии Энди Фэллона, Лиска думала, испытывали ли его любовники такие же чувства. До того, как стать трупом, Фэллон выглядел что надо. Такая внешность заставляет женщин проклинать однополую любовь.
Лиска разложила фотографии на кофейном столике в гостиной рядом с экземпляром "Сент-Пол пайонир пресс", которым намеревалась прикрыть их, если войдет кто-нибудь из мальчиков. Хотя было поздно, а Кайл и Ар-Джей уже час как легли, тот или другой нередко приходил в гостиную в пижаме, с сонными глазами и забирался к ней на .кушетку, где она путалась расслабиться с книгой в руке.
На самом деле именно этого Лиска сейчас и хотела - чтобы она смогла выкинуть из головы фотографии и хотя бы ненадолго стать нормальным человеческим существом. У нее болела голова и ныли зубы - ей сегодня слишком часто приходилось их стискивать. Когда Лиска ждала Ковача, который так и не появился, ее подловил Леонард и сообщил, что Джамал Джексон грозит подать на нее жалобу за жестокое обращение. Оснований у него нет, однако это не помешает ему подцепить какого-нибудь ловкого адвоката и превращать ее жизнь в ад, покуда суд не откажется рассматривать жалобу. Но независимо от исхода, рапорт попадет в ее досье, и БВД начнет копаться в ее делах. Как странно: если бы этот инцидент произошел хотя бы неделей раньше, она могла бы познакомиться с Энди Фэллоном, прежде чем он превратился в труп.
Лиска изучала фотографии, не чувствуя отвращения, которое испытывала бы на ее месте обычная женщина. Эти эмоции остались в прошлом. Она смотрела на снимки как коп, ища в них то, что они могут сообщить. Но внезапно ей пришло в голову, что Энди когда-то было двенадцать лет, как ее старшему сыну Кайлу.
Лиску всегда тревожило, что она проводит с сыновьями слишком мало времени. Мальчики были поглощены школой, скаутским отрядом, хоккеем, а Лиска с головой ушла в работу. При этом она старалась вести хозяйство, готовить еду, посещать родительские собрания и исполнять тысячи других материнских обязанностей. Все это было настолько утомительно, что к концу дня у нее больше ни на что не хватало сил. Как же ей узнать, не сбился ли с пути один из сыновей? Лиска читала, что эксперименты с удушьем с целью эротического самоудовлетворения достаточно распространены среди подростков. Значительная часть самоубийств в этом возрасте являлась на самом деле несчастными случаями во время автоэротических актов. В свои двенадцать лет Кайл больше интересовался спортом, чем девочками, но половая зрелость была не за горами.
Лиска старалась не думать об этом и сосредоточиться на Энди Фэллоне. Если его смерть была несчастным случаем, то к чему эта надпись на зеркале? Допустим, подобный способ самоудовлетворения вошел у Энди в привычку. Но мог ли, в таком случае, об этом не знать Том Пирс? Возможно, нет, если они были только приятелями. А если не только?.. Что, если Пирс лжет, пытаясь защитить память Фэллона - или самого себя?
Четвертое издание "Диагностики и статистики психических расстройств" лежало на столе, открытое на странице 529, где начиналась глава "Сексуальный мазохизм". Чего только не откалывают люди с целью испытать оргазм! Подвергают себя изнасилованию, избиению, даже заставляют партнеров мочиться на них!
В середине третьей страницы Лиска нашла то, что искала.
"Особенно опасная форма мазохизма, именуемая гипоксифилией, предполагает сексуальное возбуждение с помощью лишения себя кислорода… Акт может совершаться в одиночестве или с партнером. Из-за оплошностей с приспособлениями, ошибок в размещении петли или лигатуры иногда происходит смерть от удушья… Сексуальный мазохизм обычно носит хронический характер - человек склонен к повторениям одного и того же мазохистского акта".