Окончательно движение было ликвидировано только к 17 ноября: в ряде волостей распущены исполкомы, созданы ВРК, проведены аресты и взяты заложники. Их, правда, быстро выпустили под наблюдение комбедов, ввиду отсутствия обвинений, но заставили подписать расписки о том, что в случае повторных выступлений они будут расстреляны. Под это дело местные коммунисты убрали из советов всех неугодных им людей, а власть оставалась у ревкомов до середины декабря. За этот период были созданы большевистские ячейки по волостям .
Некоторые источники по данному движению раскрывают порядок самообеспечения отрядов. В докладе Кратюка сообщается, в Дмитровской волости у кулаков были взяты фураж и провиант: 100 пудов сена, 70 пудов муки, 50 пудов овса, 10 штук мелкого скота. Тверской отряд Лапшина и Садовникова не ограничивался тем, что отбирал поросят и кур: сдирали с граждан каракулевые воротники, отбирали гармони, в Киселевской волости разграбили лавку потребкооперации . И это далеко не все художества, устроенные чекистами, не случайно они стоили Лапшину и Садовникову карьеры в Тверской ЧК. Но это тема для отдельного рассказа.
Княгиня Голицына? К стенке!
Вокруг восстания в нескольких волостях Зубцовского уезда в ноябре 1918 года в советское время было придумано немало легенд – сожженные в бане коммунисты; кучка красноармейцев, сдерживающая двухтысячную толпу; замученный до смерти комбедовец, которого привязали к саням и гоняли лошадь; подпольный штаб во главе с княгиней с белогвардейской фамилией… Прекрасный, кстати, повод показать, что такое фальсификация сведений исторических источников.
Как на северо-востоке губернии восстания нередко начинались из-за агитации ярославских крестьян, так на западе региона тверские мужики поддерживали смоленских и псковских. Вот и это восстание началось в Гжатском уезде Смоленской губернии. На том, что там происходило, подробно останавливаться не будем – не потому, что не интересно, а потому, что состав источников в тверских хранилищах не позволяет реконструировать происходившее за пределами губернии.
В общих чертах события развивались следующим образом. В ночь с 17 на 18 ноября в нескольких волостях были захвачены исполкомы, арестованы советские служащие, коммунисты, комбедовцы. Толпа двинулась в сторону Зубцовского уезда, сначала в Краснохолмскую волость (события охватили еще Дорожаевскую, Игнатовскую, Карамзинскую, Краснохолмскую, Ивановскую). По данным уездной милиции, число повстанцев достигало фантастической цифры в шесть тысяч человек.
Но здесь знали о восстании, и волсовет провел мобилизацию коммунистов и комбедовцев, запросил помощь из Ржева и Зубцова. В уезде создали реввоенсовет во главе с секретарем укома РКП(б) Логиновым, в мятежные волости были направлены несколько отрядов из коммунистов и красноармейцев, которыми командовал Федор Гусев (в источниках приводятся разные данные об их численности – от восьмидесяти пяти до двухсот человек, на вооружении, помимо винтовок, было по крайней мере два пулемета). Уездный ревком разослал телеграммы по соседним волостям, где была организована мобилизация коммунистов. Любопытный факт: в Роднинской волости собрание по срочной телеграмме провели только 21-го числа, причем коммунисты своим решением ввели в волости осадное положение, но винтовки решили раздать только в случае восстания, а патроны… купить .
Одновременно началось движение в Ивановской волости (избит волостной милиционер и принята резолюция о поддержке повстанцев), быстро ликвидированное местными коммунистами, в Краснохолмской (захвачен волисполком) и Игнатовской, где компактно проживали карелы. Здесь также был избит волостной милиционер, пытавшийся изъять конфискованного по решению комбеда быка, начались аресты сторонников советской власти. Помимо пришедших из Смоленской губернии, активное участие во всех этих событиях принимали и местные жители. Именно здесь председателя волостного комбеда Анатолия Павлова жестоко избили и, привязав к оглобле, водили по деревням. Держали его и остальных арестованных (большинство источников называет их количество – девять человек) в бане в деревне Киево Гжатского уезда, где был штаб восставших, но никаких сожжений не было. Из бани они то ли бежали, то ли были освобождены после подавления восстания .
Агитация повстанцев не отличалась оригинальностью – советская власть уничтожена под напором генералов Краснова и Иванова, скоро подойдут крупные силы Белой гвардии и казаки – полумиллионная армия с бронеавтомобилями, а потому необходимо объединиться против советов .
В Игнатовской волости, недалеко от деревни Скоросово, через пару дней произошло первое столкновение восставших с красными отрядами (в уезды, помимо собственных, прибыли силы из Ржева, Старицы, Торжка, Волоколамска). Общую численность сил по подавлению восстания можно оценить не менее чем в 500 человек с как минимум одним орудием и тремя пулеметами. Командовал ими представитель ВЧК Торожкевич – как и в случае с Молодым Тудом, большевики боялись захвата восставшими артиллерийских складов во Ржеве.
Силы восставших участники операции по подавлению оценивали в две тысячи человек, из них до четырехсот вооруженных, что, разумеется, не может быть принято за истину. Тем более в воспоминаниях большевиков вооружение восставших описывается как ружья, вилы, топоры. Первоначально отряд, который противостоял им, насчитывал, по разным сведениям, от двадцати пяти до сорока человек и, разумеется, не мог противостоять толпе. В результате перестрелки были захвачены разведчики красных – К. Павлов, Черноусов и Бакланов, которых восставшие убили. Достоверно подтвердить, что они были закопаны в землю живыми, невозможно – упоминания об этом есть только в некоторых воспоминаниях, которые противоречат друг другу. Но все трое разведчиков погибли и были похоронены восставшими. Позже могилы вскрыли и тела с почестями перезахоронили в Зубцове, в 1919 году установили памятник. Интересно, что, судя по некоторым документам, по волостям был организован сбор помощи их семьям. Во всяком случае, Краснохолмский комбед выделил по 1500 рублей на каждого .
После этого Зубцовский реввоенсовет усилил активность по подавлению восстания, в мятежные волости были направлены новые отряды под командованием Орлова, Гуркина и Логинова. Произошло еще одно боестолкновение у Княжьих Гор, после чего восстание было полностью ликвидировано (источники называют разные даты, но не позднее 26 ноября). Подоспевший ржевский отряд под командованием вездесущего Илюхина и военкома Сомика проследовал через зубцовские волости в Гжатский уезд, затем принимал участие в подавлении восстания в Бельском и Сычевском уездах, где, по воспоминаниям, были казнены десятки повстанцев .
На месте был организован ревком во главе с Творожкевичем с правами ревтрибунала (один из его членов пишет про "ревком по расправе с повстанцами на месте"). Ржевский и зубцовский отряды захватили в Гжатском уезде неких братьев Советовых, которых в воспоминаниях называют офицерами и кулаками (якобы один из них был военкомом), а также княгиню Марию Голицыну. После недолгого следствия полевой ревтрибунал во главе с Творожкевичем приговорил их к расстрелу. Также был казнен священник Троицкий, несмотря на заверения крестьян, что он никакого отношения к восстанию не имел. Всего расстреляно на месте было как минимум 29 человек. Также в воспоминаниях участников подавления восстания есть сведения о казни 10 человек в Зубцове. Вероятно, были и другие, поскольку в отношении начальника зубцовской уездной милиции в губернский центр говорится, что отряды расстреливали на месте присоединившихся к восстанию и агитировавших за него. В некоторых воспоминаниях говорится, что таких было от 20 до 30 человек, но точная цифра неизвестна: уничтожали всех задержанных с оружием в руках .
К остальным арестованным (около ста человек) судьба была куда милостивее: многих отпустили после внесения контрибуции. Оставшиеся под следствием провели немало времени в заключении, но суд так и не состоялся. 20 ноября 1920 года Тверской ревтрибунал дело прекратил в связи с очередной амнистией к годовщине революции . Кстати, дело в открытых хранилищах не обнаружено.
Участвовавшие в подавлении восстания местные деятели не забыли себя премировать. Например, Краснохолмский волостной совет и комбед выделили шестерым отличившимся по 100 рублей .
Глава 4. Хрупкое перемирие (январь – июнь 1919 г.)
Тихое начало
Первые месяцы 1919 года не предвещали бури, которая разразится в губернии в начале лета. Можно сказать, что в январе и феврале, несмотря на продразверстку, было тихо и причины для столкновений были совсем другие.
Скажем, решила советская власть собрать весь нетрудовой элемент губернии в Тверь, в трудовую роту, ибо нечего, когда весь народ бьется за собственное счастье, не участвовать в общей битве. 20 января, выполняя это распоряжение, Киверический волисполком (Бежецкий уезд) собрался отправить в губернский центр местного священника. Возмущенный этим председатель сельсовета деревни Чернеево Дмитрий Морозов собрал сход, который в полном составе, человек триста, отправился в Киверичи. Где крестьяне и потребовали оставить священника в покое и распоряжение отменить, называя советских служащих нехорошими словами и угрожая. Правда, до столкновения дело не дошло: после агитации народ разошелся по домам. Это не помешало бежецкой милиции арестовать тринадцать человек и передать в ЧК .
11 февраля в Борзынской волости Вышневолоцкого уезда тоже произошло столкновение из-за мобилизации священников в трудовую роту, а также по причине общего недовольства кампанией по вскрытию мощей. Несколько советских работников были избиты. Есть сведения о том, что соседей поддержали жители Бараньегорской и Поведской волостей Новоторжского уезда, но как именно – сказать сложно. На подавление выступления был отправлен отряд вышневолоцких милиционеров в количестве пятнадцати человек. Он арестовал по указанию волисполкома трех человек, еще двое зачинщиков бежали. На волость (точнее, на сорок наиболее обеспеченных жителей) была наложена контрибуция в 100 тысяч рублей .
В феврале в Олехновской волости Вышневолоцкого уезда из-за тревожной обстановки было объявлено осадное положение . Что вынудило волисполком принять такое решение – неизвестно.
А вот в Чижевской и Поречской волостях такое же решение было принято после столкновения местных крестьян с продотрядом. 14 февраля в Поречье прибыли подводы за хлебом, направленные из волостного ссыпного пункта. В волости хватало своих голодающих, и такое событие вызвало возмущение крестьян, собравшихся на базаре. Подводчики и возглавлявший их инструктор уездного продкома Свитков были избиты и отправлены восвояси.
Про это узнали в соседней Чижевской волости, местные коммунисты решили ликвидировать выступление своими силами и отправились в Поречье арестовывать контру (в итоге арестовали весь волостной исполком). Но там собралась огромная толпа, до трех тысяч человек, были стычки без применения оружия, нескольких коммунистов серьезно избили, в том числе бывшего председателя комбеда Зайцева. Точного подтверждения информации некоторых источников о том, что один коммунист был убит, нет. Однако дальше этих стычек дело не пошло. Более того, волостное собрание решило отправить ходоков в Москву, чтобы узнать, правильно ли действует местная власть, отбирая хлеб.
В это время в волостях находились агитаторы уездного агитпросвета Леший и Евстигнеев (запомним эти фамилии, через пару месяцев они будут упомянуты не где-нибудь, а в постановлении ЦК партии большевиков), которые и отправили в уезд телеграмму о восстании. Из Бежецка были направлены два отряда, в общей сложности до шестидесяти человек, с пулеметами. В Чижевской и Еськовской волостях мобилизовали коммунистов. Продвигался отряд медленно, не желая вступать в столкновения с толпами, ждали, когда крестьяне разойдутся. В итоге рейд по мятежным волостям затянулся до 19 февраля, когда прошел волостной митинг, был распущен реввоенсовет и власть передана Лешему и Анисимову с поручением переизбрать совет, перерегистрировать коммунистов в Поречье, а заодно наладить сбор продуктов и борьбу с дезертирством . К чему это привело – узнаем позднее. Судьбу арестованных за это выступление и даже их количество установить не удалось.
В те же дни схожие события происходили в Дорской волости Новоторжского уезда. 14-го числа в деревне Бирючево был разоружен и изгнан продотряд из коммунистов, которые пытались изъять хлеб, описанный в 1918 году местным комбедом. На собрании крестьяне решили не допускать вывоза хлеба, а голодающих снабжать по твердым ценам – 30 рублей за пуд овса. Обратились в соседние деревни, все пообещали помощь, если продотряд вернется. Еще бы, ведь ходили слухи (надо полагать, не лишенные оснований – начальник станции Калашниково вспоминал, что отбирали даже хлеб, предназначенный для обеспечения бедноты), что все выгребают подчистую, оставляют по 10–15 фунтов на месяц вместо положенного по советским нормам пуда на едока.