Источники не позволяют установить точную цифру расстрелянных. Но утверждения о том, что сегодня известно только семь фамилий, а общее количество приговоренных к высшей мере наказания, по данным краеведов, ориентировавшихся, помимо следственных дел, на воспоминания потомков участников восстания, – тридцать шесть человек , – не выдерживают критики.
Уже 20 июля 1919 года в "Известиях Вышневолоцкого совета" был опубликован пофамильный список расстрелянных – двадцать один человек, приговор которым был вынесен следственной комиссией с участием представителей ВЧК. Эта же цифра фигурирует в отчете Тверской ГубЧК за июнь – июль 1919 года, датированном 27 июля, то есть буквально через полторы недели после подавления восстания .
По постановлению следственного комитета ВЧК и выездной сессии ревтрибунала не позднее 14 августа в Вышнем Волочке были расстреляны еще тридцать четыре участника восстания. В воспоминаниях участника событий А. Ферина, написанных в 1924 году, сказано, что до сорока человек были доставлены в Вышний Волочек, где их расстреляли, и на городском кладбище есть братская могила. Схожие сведения имеются и в собранных Е. И. Ступиным воспоминаниях потомков участников восстания. Скорее всего, речь идет об одном и том же расстреле в уездном центре. Наконец, в докладе представителя Вышневолоцкого уезда Григорьева на втором губернском съезде председателей уездных исполкомов и уездных отделов управления сообщалось, что чрезвычайной комиссией за участие в восстании было расстреляно около семидесяти человек . Очевидно, эта цифра близка к истине, с учетом двух известных нам массовых расстрелов и проводившихся отрядами непосредственно при подавлении восстания, сведения о которых не сохранились. Некоторые краеведы полагают, что были расстрелы и в Новоторжском уезде, однако никаких упоминаний о них в источниках не обнаружено.
Выездная сессия губернского ревтрибунала работала в Вышнем Волочке с 6 по 28 августа. Из почти двух тысяч человек, привлеченных к суду, более 90 % были отправлены на фронт или переосвидетельствование. Менее 1 % приговорили к расстрелу (все смертные приговоры по амнистии к очередной годовщине революции заменены длительными сроками лишения свободы), около 3 % – к лишению свободы и штрафам .
Как и в подавляющем большинстве восстаний зеленых в Тверской губернии, лидеров ясеновичского захватить чекисты не сумели. Активные мероприятия по их розыску велись в волости до апреля 1920 года. По некоторым данным, большинство членов штаба повстанцев некоторое время скрывались в лесах, а затем уехали из губернии.
В феврале 1920 года был задержан некто Лапин, якобы один из активных участников восстания. Но эта фамилия ни в одном из списков штаба повстанцев не встречается. В апреле 1920 года в Ясеновичской волости были обнаружены землянки, в которых скрывались лидеры восстания, что подтвердили и некоторые члены штаба во время нового следствия по делу о восстании, которое велось в 1924–1925 годах. В волость был направлен отряд милиции и политбюро из семнадцати человек, позже к нему присоединился отряд ВОХР. Две землянки располагались у эстонских хуторов (колония Нурмекунде), были отапливаемыми и хорошо оборудованными. Поиски, организованные отрядами в окрестных лесах, закончились безрезультатно. Из семей лидеров восстания были взяты заложники, арестовано имущество, на хуторах конфискован скот, но никого задержать не удалось .
Еще до этих событий, 31 марта 1920 года Тверской губернский ревтрибунал заочно приговорил Громова и Мусатина, как руководителей восстания, к 30 годам лишения свободы (в этом же заседании бы вынесен приговор "идейным вдохновителям" восстания Назимову и Безобразову). Тогда же были осуждены еще шестьдесят пять человек, в том числе члены штаба восставших.
3 декабря 1920 года Всероссийский кассационный ревтрибунал оставил приговор для руководителей восстания в силе, сократив сроки заключения до 5 лет, остальных амнистировал в связи с третьей годовщиной революции.
21 декабря 1924 года Тверской губернский суд по амнистии 1921 года освободил от ответственности Назимова и Мусатина, Громову наказание было снижено до 9 месяцев (суд постановил его немедленно арестовать, поскольку он проживает в Ясеновичах). По данным 1925 года, В. Мусатин также жил в волостном центре . Таким образом, никто из руководителей восстания расстрелян не был. По данным Е. И. Ступина, в 1937 году из двадцати четырех членов штаба были расстреляны семеро. Место жительства еще пятерых было известно НКВД, можно предполагать, что их судьба сложилась не менее трагически. Характерно, что в 1937 году Громов и Мусатин скрывались, и чекисты не смогли установить их местонахождение.
Жизнь на территории, охваченной восстанием, уже в августе вошла в привычную колею, хотя в Ясеновичах даже в сентябре дежурили отряды коммунистов и ЧК, а жителям пяти волостей, наиболее активно участвовавших в событиях, было запрещено хранить даже охотничьи ружья. Информация о восстании обсуждалась на закрытых заседаниях ячеек большевиков в Новоторжском и Вышневолоцком уездах, причем коммунисты обязывались хранить услышанное в тайне . В целом восстание, ставшее одним из крупнейших событий в истории Вышневолоцкого уезда, не повлияло сколько-нибудь заметно на политику губернской власти именно на этой территории по сравнению с другими уездами.
Можно утверждать, что ясеновичские события отличались от других восстаний зеленых на территории Тверской губернии только масштабом. Не прослеживается какой-либо специфики в идеологии и тактике повстанцев. Зачатки примитивной системы управления, сложившейся в ходе восстания, можно проследить и во втором крупнейшем центре зеленого движения в регионе – Горицкой волости Корчевского уезда. Идеологические требования к власти и даже призывы к ее свержению следует расценивать как в первую очередь недовольство действиями местных партийных и советских структур.
В ясеновичском восстании несколько сильнее было выражено недовольство властью в целом, но никаких представлений о том, как организовать ее по-новому, у восставших не было. В отчете о политико-экономическом положении Тверской губернии в 1918–1923 годах, составленном Тверским губотделом ГПУ в июле 1923 года, было верно отмечено: "Разразившиеся массовые мятежи дезертиров вносили громадную дезорганизацию в настроение крестьянства и они колебались, т/е предполагали, что Соввласть и коммунисты будут от Власти отстранены. Но кем отстранены они этого не знали и не понимали…" Зеленые не были для крестьян силой, которая может заменить коммунистов и советскую власть.
Идейный лидер в безыдейной деревне
Лидерами большинства крестьянских и практически всех зеленых восстаний и выступлений на территории Тверской губернии в 1918–1919 годах становились бывшие младшие офицеры. Как правило, источники не позволяют сформировать сколько-нибудь полное представление об идеологии восставших и их отношении к советской власти в целом, а не ее отдельным мероприятиям типа призыва в армию, сбора продразверстки и т. д. Насколько можно судить, они практически не отличались от повседневных взглядов крестьянства на политику большевиков в отношении деревни. Кроме того, поскольку в подавляющем большинстве случаев после подавления восстаний и выступлений задержать их лидеров не удавалось, крайне мало известно и о личностях предводителей повстанцев. Тем не менее можно с уверенностью утверждать, что практически никто из них идейным противником советской власти не был, что повстанческая идеология формировалась за короткий период (от нескольких дней до двух-трех месяцев) и отличалась крайней ограниченностью, лозунговостью ("Долой войну", "Бей коммунистов" и т. д.).
Тем любопытнее фигура Василия Даниловича Калявина-Вещего, организатора антисоветской группы в Мартыновской волости Краснохолмского уезда, которая в период зеленых восстаний в Тверской губернии (середина июня – середина июля 1919 года) по своей активности и формам протеста занимала промежуточное положение между собственно зеленым движением, крестьянским повстанчеством 1918 года и будущим политическим бандитизмом, который развернется в губернии в 1921–1922 годах. В архиве управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Тверской области сохранилось следственное дело, в составе которого имеются уникальные источники – дневники В. Д. Калявина-Вещего, черновики его воззваний к крестьянам и письма в органы власти, а также типичные для таких дел протоколы допросов обвиняемых и свидетелей, обвинительные заключения, информация агентов ЧК и т. д. Сведения других источников о событиях, связанных с этой группой, крайне скудны, но в некоторых случаях дают важную дополнительную информацию.
Состав дела позволяет проследить формирование антисоветской идеологии у человека, задолго до революции воспринявшего социалистические взгляды и даже какое-то время поддерживавшего большевиков. С учетом того, что в некоторых восстаниях в Тверской губернии их лидерами становились люди с аналогичной биографией, а иногда даже бывшие члены РКП(б), представляется крайне важным проследить эволюцию таких взглядов даже на единичном примере. Кроме того, исследование позволяет понять отношение деревни к таким "идейным" людям, выяснить, насколько важна была антисоветская идеологическая составляющая как для крестьянства в целом, так и для участников повстанческого движения.
Во всех документах следствия и в сообщениях уездной и губернской печати Калявин-Вещий фигурирует как организатор зеленых банд, и даже восстания зеленых в Весьегонском уезде, к которому он не имел никакого отношения.
Выходец из семьи крестьян-середняков, Василий Данилович Калявин (в 1919 году ему было 37 лет), как и многие его земляки, был отходником, работал на заводах Петрограда. Образование – земская школа. К моменту событий 1918–1920 годов у него была изба, двор, две коровы, и при этом жена и четверо детей (старшей дочери было всего 10 лет) – даже середняком его считать трудно.
В 1905 году Калявин принимал участие в революционных событиях в столице. Между революциями он начал писать в петербургских газетах "Русь", "Молния", "Обрыв". В 1911 году появился псевдоним Вещий.
В его биографии есть эпизод, который позволил большевикам записать Василия Даниловича в ярые враги советской власти: в 1907–1908 годах он служил в полиции урядником в Антоновской волости Весьегонского уезда, всего чуть менее 14 месяцев. После этого был писарем у волостного старшины в родной Мартыновской волости (до 1918 года Весьегонский, после – Краснохолмский уезд). В начале 1917 года снова жил в Петрограде .
В дни Февральской революции он в гуще событий – распространял прокламации, искал полицейских, стрелявших в народ с чердаков, был арестован за агитационные выступления перед казаками. В период между революциями некоторое время симпатизировал большевикам, участвовал в сборе денег для взятия арестованных членов партии на поруки. Насколько можно судить, он пробовал служить новой власти, но очень быстро в ней разочаровался и уехал домой, прихватив с собой револьвер, четыре винтовки и несколько сот патронов . Причина разочарования, по его признанию, – то, что к власти пришли не идейные люди, а ищущие собственную выгоду.
Но и в родном селе он столкнулся с тем же, что в столице, – деревенские большевики проводили повальные обыски и изъятия без описей, разворовывали конфискованное. После того как Калявин стал возражать против этих бесчинств новой власти, он был объявлен ее врагом, и его дом тоже подвергся обыску-разграблению .
В июне 1918 года в Мартыновской волости проходило собрание по продовольственному вопросу, руководили которым братья Калявины. Благодаря их агитации крестьяне высказались за свободу торговли и за отмену продовольственного налога. Мотивация была типичной для лета 1918 года: уезд для волости ничего не делает, никакой помощи мы не получаем, а куда идет налог – неизвестно .
12-13 июня в соседней Чамеровской волости Весьегонского уезда произошло одно из самых крупных и известных крестьянских восстаний в Тверской губернии. Его участники во время наступления чекистских отрядов попросили помощи от Мартыновской волости, и группа жителей вышла к ним, но к тому времени восстание уже было подавлено. Очевидно, что брат Калявина, Александр Данилович, был одним из предводителей этой группы. Его задержал отряд Весьегонской УЧК. Дважды он пытался бежать из арестного дома и после второй попытки был расстрелян .
Очевидно, каким-то образом принимал участие в событиях и Василий Данилович, поскольку вскоре после чамеровского восстания, 2 июля 1918 года, его пришли арестовывать. Он бежал из волости в Петроград и больше в свой дом никогда не возвращался. В октябре 1918 года из-за голода он приезжает в Мартыново, рассчитывая, что про него тут забыли, живет у знакомых. Тогда же, во время повальных обысков осенью 1918 года, у его семьи отобрали немало вещей, в том числе ткань для одежды детям, о чем он неоднократно упоминал в обращениях в органы власти. Именно эти события окончательно убедили его в "несправедливости" коммунистов .
В итоге в январе 1919 года он опять уезжает в Петроград, но в местный совет поступило обращение из Мартынова о нем как о контрреволюционере, и Калявину пришлось уже в марте вернуться на родину. В этот период началась его антисоветская деятельность – возмущенный обысками, он изготавливал и развешивал прокламации с протестами против действий большевиков. Впрочем, и ранее он раздавал знакомым оппозиционные газеты, писал из Петрограда письма с критикой большевиков. Но когда вокруг него начинает собираться группа, выяснилось, что никаких политических мотивов выступать против власти, кроме как у Калявина, ни у кого нет. Более того, в конце июня, испытывая нужду, ее участники решили достать деньги и оружие в Судковском волисполкоме в Ярославской губернии, банально его ограбив.
7 июля там были захвачены шапирограф и бумага, револьвер, деньги в размере 97 тысяч рублей, из которых Калявин по 10 тысяч раздал сообщникам, остальное оставил себе .
8 период между захватами Судковского и Мартыновского волисполкомов Калявин печатал и распространял антисоветские прокламации. Тогда же от членов группы неоднократно звучали угрозы в адрес советских служащих, а по волостному милиционеру даже стреляли. Также они распространяли слухи о том, что белые армии находятся уже под Москвой и Бологом и конец большевиков близок.
Вечером 16 июля 1919 года группа захватила Мартыновский волисполком, где был вывешен плакат "Долой советы, да здравствует Учредительное собрание!". Но уже 16-го и 17-го числа в волость вошли отряды Весьегонского военкомата и губернской милиции, были убиты участники группы Н. Митюшов и И. Павлов, некий Николаев (упоминается только в одном источнике), Калявин ранен в ногу, причем пуля задела кость . Десять дней он отлеживался в лесу, ему делали перевязки и носили еду сестра Мария, жена Полина и любовница Любовь Бурилова. Через некоторое время, в августе, он уехал в Петроград, где несколько месяцев лежал в больнице, даже была угроза ампутации ноги .