- Я тоже. Я желаю ей сильного энергичного мужа, который увез бы ее далеко, и который сбил
бы с нее эту спесь и замашки дикой кобылицы, ничего более.
- Но Джонни страдал бы… Сильно страдал, если бы она вышла замуж за другого и уехала… Ес-
ли бы кто-нибудь рассказал ему что-либо плохое о Веронике, какой-нибудь случай, чтобы он не мог
больше любить ее, он бы сильно страдал, правда?..
- Не сомневаюсь, сначала помучился бы немного. К несчастью, мой сын Джонни, иногда кажет-
ся мне таким же дураком, как его отец; впрочем, впоследствии, он гораздо сильнее радовался бы, освободившись от подобного бедствия… он позабыл бы как болезнь, как корь, эту глупую влюблен-
ность, обратил бы взгляд туда, куда нужно было с самого начала...
- У меня нет на это надежды, тетя Сара… да это даже и к лучшему, я привожу его в ярость.
- Ты?.. Почему?..
- Не знаю, мужчины такие странные…
- В них нет ничего необычного, доченька; единственное, что происходит – это то, что хотя они
становятся благоразумнее, в делах любви они немного простодушны, поэтому мы, женщины, должны
хватать их за руку и вести их туда, куда хотим привести…
- Но, тетя Сара, я не умею этого делать …
- Я сделаю это за тебя, когда наступит момент, а потихоньку-помаленьку, постепенно ты
научишься…Ты – ребенок, ангел, но, если ты последуешь моим советам, то победишь.
- Твоим советам…
- Конечно, малышка, конечно… немного терпения и ничего больше. С твоим кузеном будь все-
гда скромной, естественной и ласковой, чтобы он всегда видел в тебе приятную девушку и идеальную
жену… все остальное я беру на себя ради счастья вас обоих…
- Какая ты хорошая, тетя Сара, я должна быть тебе так благодарна! А сейчас ты должна разре-
шить мне пойти в комнату Джонни, спросить его, как он?
- Ты очень этого хочешь?
- Меня беспокоит, что он себя плохо чувствует!..
- Его отец с ним рядом, а потом я пойду взглянуть на него, но, если ты хочешь опередить ме-
ня…
- Да… да, тетя Сара… Позволь мне пойти прямо сейчас, чтобы прийти чуточку, капельку рань-
ше, приблизиться на цыпочках и преподнести ему сюрприз… Ты прстишь меня, если я оставлю тебя
одну за столом?
- Единственное, что я не могу простить тебе – это то, что ты ничего не съела.
- Это потому что мне грустно, и я в нетерпении… Разреши мне, чтобы я пошла прямо сейчас…
- Ну, иди; позже я принесу тебе стакан молока в постель, и ты весь его выпьешь, если не хочешь
меня огорчить.
- Все, что ты захочешь, милая тетечка… Я тебя обожаю…
55
- Она – ребенок… ангельский ребенок!.. Любовь отбивает аппетит… Хенаро, а теперь принеси
мне жареное мясо.
***
Находясь в одиночестве в номере отеля, Деметрио де Сан Тельмо уткнулся лицом в ладони,
погрузившись в пучину своих размышлений, стараясь упорядочить хаос, творящийся в его душе.
Сидя перед распахнутым окном, он не заметил наступления ночи, все так же слепо моргая от
сияния и блеска разноцветных огней города. Но вот, наконец, он поднял голову, бледный, с суровым
выражением лица и взглядом еще более упрямым и смелым, чем прежде, с еще более отяжелевшим и
волевым подбородком.
- Я сделаю то, что должен сделать!
Деметрио подошел к столу и зажег небольшую лампу. В ящиках он ищет ручку, конверт и бу-
магу, тотчас же присаживаясь к столу с тем самым своим злым и роковым спокойствием.
- Ну что же, один фарс против другого!.. Ложь против обмана; фальшивая любовь против дру-
гой, еще более лживой любви!..
Ничуть не содрогнувшись, его рука начала писать любовное послание…
"Вероника, душа моя… Вас удивит начало этого письма и та манера выражаться, которую Вы
от меня не ждете; но я не в состоянии выразить мои чувства словами, гораздо легче доверить это бу-
маге, и я молю Бога, чтобы Вы не отвели глаз от этих строчек… Продолжайте читать, Вероника, или я
буду слишком несчастен…"
***
- Для меня?..
- Да, сеньорита. Его принес паренек, посыльный в униформе отеля "Палатино", но он сказал, что он не ожидает ответа.
- Хорошо. Спасибо… Ах, подожди!.. Отнеси все это.
- Вы насилу поужинали, сеньорита. Вы плохо себя чувствуете?..
- Пустяки. Немного устала… Я лягу пораньше.
Горничная быстро собирает почти нетронутый ужин, который Вероника оставила на столике в
своей комнате. Вероника же между тем направляется к креслу, зажигает небольшую лампу, чтобы
скорее прочитать эти строчки, это письмо, отправитель которого был угадан с первой секунды.
На этом длинном конверте с грифом отеля, размашистый и твердый почерк выдает крепкую
руку, которая его надписала, ту руку, чью безрассудную, слепую, безотчетную власть, чью грубую жи-
вотную силу вспоминает Вероника со слабой улыбкой влюбленной…
- Вы ничего не желаете, сеньорита?..
- Ничего. Ах, да!.. С Джонни все хорошо?
- Не знаю, сеньорита. Ни он, ни дон Теодоро не ужинали за столом, но я совсем не слышала раз-
говоров, что за ним нужен уход. Хотите, чтобы я спросила, сеньорита?..
- Вечером я сделаю это сама…
Оставшись одна, Вероника вскрыла конверт с письмом – в нем всего несколько строчек – и
она читает его, не торопясь, глаза ее скользят по этим скупым словам, а сердце бьется все быстрее, разгоняя по жилам кровь.
"Вероника… Если Вы способны простить непрощаемое, быть может, Вы сможете
извинить и мой приступ ярости тем вечером."
- Дикарь мой!..
"Боюсь, я чрезмерно удален от общества, по крайней мере, от Вашего круга, и, боюсь, что
неловкие фразы этого письма мало послужили мне оправданием. Хоть Вы и оказываете мне честь, подтвердив приглашение на завтрашнюю прогулку верхом, я Вас умоляю подойти к боковой решетке
немного раньше всех остальных. Я буду ждать Вас там получасом раньше условленного, в надежде, 56
что Вы соблаговолите подарить мне счастье, выслушав меня в течение всего лишь нескольких секунд.
Я – Ваш покорный слуга, целующий Ваши ноги и надеющийся на снисхождение. Деметрио де Сан
Тельмо…"
Словно небесная музыка, словно перезвон серебряных и хрустальных колокольчиков звучит
сейчас это имя на ее губах, и эхом отдаются в ее душе те слова… Да, она ощущает в себе любовь, и
только божественная мечта о любви, только святое чувство любви может пролить на ее душу такой
огромный поток счастья. Она бежит к двери, зовя служанку…
- Мария!.. Мария!.. Мария!..
- Вы меня звали, сеньорита? Что-нибудь случилось?..
- Где тот паренек, что принес это письмо?..
- Я уже сказала сеньорите… Это был посыльный из отеля "Палатино". Он передал письмо и
ушел. Но, если сеньорита хочет послать кого-нибудь из слуг с каким-либо ответом…
- Нет, Мария. В этом нет необхоходимости… Раз он не приказал пареньку подождать…
Вероника подошла к окну, к тому самому окну без решетки, к которому толстые стебли вьюн-
ков образуют цветущую лестницу. Именно здесь в эту тихую, безмятежную ночь среди тысяч выве-
сок, озаряющих небо, среди миллионов огней, мигающих вдалеке, волнуясь, она ищет, как будто смо-
жет отыскать, того, кто чувствует то же, что она, у окна другой спальни. Откуда-то оттуда, возможно, Деметрио де Сан Тельмо смотрит сюда…
***
- Не верю ни единому слову!... Абсолютно ничему не верю!..
Теодоро де Кастело Бранко в гневе вскочил на ноги, сильно расстроенный и встревоженный.
Его благородная фигура патриция возмущенно выпрямилась. Его разум, чувства, его сердце и рассу-
док отказываются принять только что услышанную историю, как что-то невообразимое, что нельзя
вынести…
- Это не может быть правдой!.. Ты – дурак, если поверил в это…
- Выслушай меня, отец, послушай меня … Клянусь тебе, что моим первым чувством было отри-
цать, опровергнуть это, клянусь – я отчаянно кричал: "Нет же, нет, я не верю в это!.."
- Но ведь это – единственное, о чем ты продолжаешь думать. Вероника – вульгарная авантю-
ристка!.. Вероника – ветреная женщина!..
- Это не так, отец!.. Не так… Она вполне могла угодить в сети любви…
- Любви?.. Любви к кому?.. К этому глупцу Рикардо?..
- Раньше ты сказал, что он не был заурядным человеком. Ты сказал мне о нем, как о превосход-
ном кабальеро, как об очень привлекательном человеке…
- Да, да… Не могу этого отрицать, ну и о чем это должно свидетельствовать?.. Это не важно, из-
за кого порядочная девушка из рода Кастело Бранко теряет голову…
- Вероника – женщина из плоти и крови, и не имеет значения, что она – Кастело Бранко. Она
способна чувствовать и любить, как все, и, как все, сходить с ума, если какой- нибудь мерзавец нашеп-
чет ей в уши такие слова, какие обычно очаровывают и соблазняют женщин!..
- Никогда бы не подумал, что Рикардо окажется подлецом…
- Зачастую обманываешься. Ты вполне мог думать одно, а на деле – по-другому. Да ведь ты и
сам часто говорил о дружбе Вероники с этим человеком.
- Я не отрицаю. Рикардо был больше, чем друг, он был, как член семьи, был своим человеком в
доме…
- Они повсюду ходили вместе, вместе и одни…
- Этого я тоже не могу отрицать. Они ходили почти всегда с Вирхинией, но она возвращалась, всхипывая, жалуясь тому, кто хотел ее слушать, что на нее не обращали внимания.
- Хочешь, я все объясню?.. У них были одинаковые увлечения, одни и те же желания: они рисо-
вали, играли на фортепьяно, занимались спортом… читали одни и те же книги…
- Ничего этого не достаточно, чтобы обвинять их… Доказательство, предоставь мне доказатель-
ство… Я не понял, как ты мог без доказательства поддаться на обман.
57
- Какое еще доказательство, ведь это же очевидно?..
- Кто их видел?..
- Вирхиния…
- Это – неправда!..
- Она неоднократно видела его своими глазами, как он влезал в комнату Вероники через окно.
Она поклялась мне и, рыдая, заверила меня в этом… Она видела это много раз, и молчала, принуждае-
мая Вероникой из страха и жалости!..
- Чушь!.. Это – отвратительная и, в то же время, несуразная, смехотворная небылица.
- Ха, это – отвратительная и несуразная небылица, да эта небылица разорвала мне душу, и, кро-
ме того, она предельно ясно объясняет последующее поведение Вероники…
- Какое поведение?..
- Она отвергает меня, страшится моих признаний в любви, предлагает мне сестринскую любовь, между тем, как сама укрывается за непостижимым молчанием…
- Так было?..
- Да… да… Совесть вынуждает Веронику отвергать меня.
- Ты не можешь делать умозаключения…
- Это – не умозаключения. Все это производит впечатление ужасающей правды. Думай…
думай… вспоминай… Ты сам сказал мне… Что тебя не ослепляет отцовская любовь, с которой ты
всегда смотрел на нее. Тысячу раз ты давал мне понять…
- Предположим, что Рикардо был любовником Вероники. Тысячу раз я видел его шушукаю-
щимся с Вирхинией, предположим, что она была его доверенным лицом, которая выслушивала его
жалобы и стоны, его терзания безнадежно влюбленного…
- Безнадежно?..
- Иногда Вероника плохо с ним обращалась. Критиковала его нехватку честолюбия, насмеха-
лась над его романтизмом… а он воспринимал всерьез ее шутки.
- Шутки?..
- Конечно… Вероника имеет обыкновение применять их ко всем своим друзьям; не говоря о
том, что она – превосходная девушка, она – достаточно искренняя, чтобы говорить ясно, достаточно
смелая, чтобы выражать свои мысли, не заботясь о том, что они могут кого-то оскорбить…
- Да, да… Вероника во всем такая, но в этом случае, в этом ужасающем случае, мы сходимся на
том, что все это был фарс, игра. Она любила его… Ее шутки были маской, которой она прикрывала
правду в своей душе; она любила его и хотела заставить измениться, не быть бедным, ничтожным
фантазером… и он из любви к ней…
- Замолчи!.. За этой дверью кто-то есть. Если это – твоя мать, она ничего не должна знать. Ты
слышал?.. Ни единого слова!.. Молчи, притворяйся и открой дверь…
Джонни быстро послушался своего отца.
- Вирхиния!..
- Джонни… Дядя Теодоро… Простите меня, но ваши голоса слышны в коридоре, и слышны
очень отчетливо.
Вирхиния находится в дверях спальни Джонни, и никто не мог найти более нежного и печаль-
ного выражения лица, чем у нее.
- Я хотела, чтобы ты никогда не узнал это, дядечка, миленький, но я не обвиняю Джонни в том, что он нарушил клятву, не сдержал своего слова… Он так страдает…
Теодоро сделал усилие, чтобы сдержаться и не выразить словами неудержимый гнев, сотряса-
ющий его душу. Перед этим кротким смущенным личиком, перед этими синими, такими близкими, всегда затуманенными слезами, глазами любое возражение кажется несправедливым и грубым…
- Я поступила плохо, все рассказав тебе, Джонни… Очень плохо. Я знала, что ты неспособен сдер-
жать свою клятву, что не удержишь только в себе то, что я тебе рассказала; я в отчаянии, видя твои
страдания из-за нее… Я знала, что этот ужасный случай должен был произойти… Теперь об этом
узнают все, узнает тетя Сара… и Вероника никогда меня не простит!.. Как я не должна была прощать
тебя, Джонни, потому что ты поклялся мне молчать, ты поклялся мне в этом… О. Господи… Боже
58
мой!..
- Тебе незачем так убиваться, Вирхиния. И незачем упрекать Джонни, ведь у него и так уже
предостаточно на душе. А также я дал ему слово кабальеро, и я первый воспротивлюсь тому, чтобы
Сара узнала что-нибудь об этом скандале…
- Понятно… Ты хочешь защитить Веронику. Ты – очень славный, дядечка… тетя Сара очень
прямая и справедливая и никогда не пребывала в совершеннейшем заблуждении. Твоя любимица не
могла ее обмануть…
- Я никому не отдаю предпочтения!.. И я не согласен с тем, что есть кто-то более прямой и
справедливый, чем я. Однако, именно для того, чтобы быть справедливым и прямым, всегда необходи-
мо знать правду и детали, на которых базируются обвинения…
- Я не обвиняла… Я никому не предъявляла обвинений… Если вы не хотите мне верить – не
верьте. Если думаете, что я солгала, я уйду из этого дома… просить милостыню, работать слу-
жанкой…
Она закрыла лицо руками и, похоже, непроизвольная дрожь сотрясает ее. Глубоко потрясен-
ный, Джонни вплотную приближается к отцу…
- Ты – самый справедливый в мире, это – моя вина… Она не хотела говорить,.. я заставил ее.
- Тебе не нужно никого ни охранять, ни защищать. Это – семья, а не суд. Домашний очаг был до
сих пор чистым, незапятнанным, честным, и всем нам одинаково важно, чтобы тень позора и бесче-
стья не упала на наше незапятнанное имя. Ведь только что обнаруженные гниль и моральная проказа
не могут быть раскрыты ни друзьями, ни слугами. А в твоем поведении, Вирхиния, больше всего за-
служивает упрека то, что ты до сих пор не говорила, а только молчала. Ты должна была сообщить мне
о том, что произошло, тогда, когда еще было время… Я должен был предотвратить эту пагубную дурь, я поженил бы Рикардо и Веронику, потворствуя им в их слабости и исправив их безрассудство…
Папа…
- Я говорю вам о них все это, потому что никто не уйдет из этого дома опозоренным, что не бу-
дет ни одного разговора, который может оскорбить, или запятнать нас, одним словом, никто из вас не
подвергается материальному риску… Но, чтобы мне в будущем урегулировать моральное поведение, чтобы по сути наметить правила, мне необходимо знать ветреная ли женщина Вероника, или ты ни-
чтожная клеветница!
- Нет, дядя Теодоро!.. Нет!..
- Правда не просочится за пределы четырех стен этой комнаты, но здесь она необходима, и я
требую ее. Пойди, поищи Веронику, Джонни…
- Что ты предлагаешь?
- Дядечка, миленький!..
- Пусть немедленно придет сюда, но без твоей матери, невзирая ни на что. И перед ней, слово в
слово, ты повторишь то, что сказала Джонни!..
- Дядечка душа моя… Я уже поклялась тебе, что это – правда… что я своими глазами видела
этого мужчину, влезающего в окно комнаты, что много раз слышала, как он выходит в дверь, что за-
ставала их целующимися в парке, на верховой прогулке… Зачем я стала говорить об этом?.. Чтó, я вы-
думала столь ужасающую вещь?.. Я никогда не рассказала бы об этом, вот только ради избавления
Джонни от этой женщины, недостойной его… Клянусь тебе в этом своей жизнью!.. Памятью моих ро-
дителей…
- Ну, хватит, довольно!.. Отец, ты не веришь и после того, как выслушал ее?.. Но, если ты со-
мневаешься, то я уверен, абсолютно уверен. Чтобы поверить ей, мне больше совершенно ничего не
нужно!..
Джонни встал напротив отца, а между тем Вирхиния готовится рискнуть, поставив все на
кон… Скорчившись, она упала на диван…
- Этот нервный срыв очень кстати!
- Ты уж совсем потерял рассудок от тревоги, папа!.. Кроме того, вспомни, что ты не имеешь
права использовать то, что Вирхиния тебе доверила. Она не виновата, Я заставил ее говорить, и
сказал тебе об этом сотню раз… Вирхиния!.. Вирхиния!.. Сделай же что-нибудь, папа, помоги мне!..
59
Но вот голос доньи Сары прозвучал с другой стороны двери…
- Откройте дверь… Открывайте..
- Это единственное, чего нам не хватало!.. Дверь открыта. Входи, Сара!..
- Джонни, Теодоро! Что происходит?.. Ох, Вирхиния!.. Доченька душа моя… Но что же это?..
- Не переполоши всех, у нее просто разыгрались нервы.
- Я отлично знаю, что это такое, потому что я говорила с врачом!.. Ты не знаешь, что с ней, и
тебя это не интересует, ты никогда не любил ее так, как следует, а вот я – да, я любила… Единствен-
ное, что ты должен сделать – вызвать врача, ты меня слышал?..
- Есть десяток слуг, которые могут это сделать… Оставьте меня в покое!..
- Вызови ты, Джонни, позови доктора Андреса немедленно!.. Поторопись, Джонни, прошу те
бя!..
- Я иду сейчас же, мама, успокойся. Я поеду сам на машине.
Глава седьмая.
Удобно примостившись на диване среди подушек в комнате Джонни, пока слуги и горничные
суетятся вокруг нее, выполняя распоряжения доньи Сары, Вирхиния приоткрывает глаза, слабо прояв-
ляя возвращение к жизни.
- Где я, тетя Сара?..
- Ты в комнате Джонни… ты пришла справиться о нем, а сейчас ты приболела. Ты огорчена,
правда?.. Верно, из-за Теодоро… Это случилось из-за него!..