Ник настороженно перевел взгляд с одного на другого. Он не помнил, чтобы Лазарус был в понедельник в ресторане. Впрочем, сам он приехал позже, когда Виктор и другие гости уже проследовали в зал. Майкл Лазарус слегка наклонился вперед, и Ник отметил в его непроницаемых глазах слабые искры внезапно появившегося интереса. Лазарус выдержал паузу, не мигая глядя на Виктора, а затем медленно произнес:
- Вы, по-видимому, говорите о брюнетке с потрясающе выразительными глазами. - Живо вспоминая красоту девушки, он почувствовал, что в нем начала подниматься волна возбуждения, однако скрытный Лазарус позаботился о том, чтобы спрятать ее за фасадом безразличия, и добавил: - Не думаю, что вы имеете в виду бесцветную блондинку с обликом дебютантки, которая также была в вашей компании.
- Попали в точку, - ответил Виктор. Он был рассержен пренебрежительной репликой, касающейся Франчески, однако сразу же взял себя в руки.
- Катарин впечатляет, не правда ли? Она так же красива как и Эва Гарднер.
Немедленного ответа не последовало. Лазарус, казалось, думал, и после паузы произнес:
- Я придержу свое мнение, пока не увижу пробу. И даже если проба окажется удачной, я все равно не уверен, что нам следует брать на эту роль неизвестную актрису. Я должен тщательно продумать этот вопрос. Очень тщательно. А теперь я хотел бы обсудить с вами сценарий. Честно говоря, его нужно менять. С моей точки зрения, это просто претензия на художественность. Такой подход к материалу не принесет нам коммерческого успеха. Нам следует привлечь другого сценариста. Немедленно. Нельзя терять ни минуты.
Воцарилось неловкое молчание. Ник, вздрогнув, подумал: "Сукин сын! Он ведет себя так, будто меня здесь нет". Он был готов взорваться от обиды. В желании защитить себя и свою работу он готов был нанести Лазарусу молниеносный хук правой. Но Виктор просил его молчать, что бы ни происходило, поэтому Ник сидел, уперев сжатый кулак в боковину кресла, и ждал.
Виктор, с каменным непроницаемым лицом, сказал со спокойной убежденностью:
- Это чертовски хороший сценарий, Майкл. Не просто хороший - выдающийся. Более тога это сценарий, по которому я хочу снимать фильм. И позвольте мне сказать еще кое-что. Я не буду менять Ника на другого сценариста. Ни сегодня. Ни на следующей неделе. Никогда, мой друг.
- Послушайте, Виктор, никто не может предписывать мне, как делать собственную картину. Картину, в которую я вкладываю два миллиона долларов. Должен отметить, что я думал…
- Заткнись, - тихо сказал Виктор. Лазарус был так ошеломлен, что поступил так, как ему сказали. Он сидел, уставившись на Виктора, и его лицо выражало сомнение в реальности происходящего.
Нику потребовалось мобилизовать все свои силы, чтобы в этот момент не разразиться хохотом. Майкл Лазарус выглядел так, словно ему только что залепили здоровенную оплеуху.
Лазарус оправился почти мгновенно.
- Давайте сразу кое-что выясним, мой друг. Прямо сейчас. Никто - я повторяю, - никто и никогда не говорил мне "заткнись".
- Я только что сделал это, - ответил Виктор. Наклонившись вперед, он положил свою папку на колени и открыл ее. - Вот контракт. - Он протянул Лазарусу конверт.
Несмотря на кипевшую в нем ярость, Майкл Лазарус не мог удержаться от того, чтобы не открыть его. Контракт был аккуратно разорван посередине. Глаза Лазаруса были прикованы к двум обрывкам, которые он держал. В первый момент казалось, что он загипнотизирован. И действительно, он был в шоке. Никогда в жизни он не был так унижен, так оскорблен. Это было почти непостижимо, и по мере того как до Лазаруса доходил смысл происходящего, его затылок, а затем и лицо густо покраснели. Когда он поднял голову, его осуждающие глаза были похожи на стальные лезвия.
Прежде чем он успел вымолвить слово, Виктор, быстрый на провокационные замечания, сказал:
- Вот что я думаю о вашем контракте. И я уверен, вы знаете, что вы можете с ним сделать. Как ни трудно вам в это поверить, я не хочу ваших денег и совершенно определенно не хочу, чтобы вы участвовали в моей картине.
Виктор взял свою папку и встал.
- Всего хорошего, Майкл, - закончил он с вежливой улыбкой. Его черные глаза были холодны и непроницаемы, как мрамор. Ник также встал. Лазарус несколько секунд смотрел на них с яростью. С его лица сошла краска. Оно было белым как мел, а голос, хотя и сохранивший свою обычную вкрадчивость, звучал убийственно, когда он сказал:
- Вы будете всю жизнь жалеть об этом, Виктор. Жалеть и раскаиваться. Раскаиваться и жалеть. Я об этом позабочусь, мой друг.
Виктор воздержался от ответа. Он взял Ника под руку и сказал:
- Пошли, дружище. Пора покинуть это место. Мне просто необходим глоток свежего воздуха.
Виктор быстро направился к выходу из отеля. Ник следовал за ним, и, когда они оказались достаточно далеко от Лазаруса, он сказал:
- Боже мой, Вик, ты действительно…
- Подожди, пока мы не окажемся на улице, Ники, - прервал его Виктор монотонным голосом. Они молча забрали свою одежду из гардероба. Виктор влез в кашемировое пальто светло-коричневого цвета и посмотрел на Николаса краешком глаза: - Должен признаться тебе, Ник, что я получил большое удовлетворение, приложив его именно так, как хотел.
- Я тоже. Но мне не понравились его прощальные слова о том, что ты пожалеешь. У него плохая репутация: он мстительный. При такой степени враждебности это небезопасно. Он попытается отыграться, Вик. - Голос Ника нервно вибрировал. - Вообще он изрядная тварь. Зловещая. Если честно, он меня пугает. Тебя нет?
- Нисколько. - Виктор бросил на Ника короткий взгляд. Его глаза сузились. - И я не думаю, что он напугал тебя, Ник. А что касается его зловещего облика, я думаю, что это плод воображения писателя, работающего сверхурочно. Ты любишь играть режиссера, ведающего подбором актеров, и представлять людей в разных ипостасях: проституток и леди, хороших парней и злодеев, добро в борьбе со злом и всю эту музыку.
- Наверное, это так, - согласился Ник, - тем не менее я думаю, что он чудовищно беспринципен. Ты и сам говорил, что он параноик. Боже, мне очень жаль Элен. Не могу смириться с мыслью о том, что она связалась с таким типом, как он.
- Я знаю, что ты имеешь в виду, - прервал его Виктор, - но она взрослый человек. Я думаю, в отношениях с мужчинами она может за себя постоять. Как ты считаешь?
- Думаю, что да. Кстати, ты заметил у него вспышку интереса, когда ты объяснял, кто такая Катарин?
- Конечно! Тот же самый взгляд я заметил в понедельник вечером в баре ресторана. Лазарус пришел с фигуристой рыжей бабенкой, увешанной побрякушками на всех мыслимых местах и присосавшейся к нему, как спрут. А с того момента, как он увидел Катарин, рыжей для него как бы не существовало. И не думай, что она не видела, кем он так заинтересовался. Это было так заметно. Они выпили по одному бокалу и ушли как раз перед твоим приходом.
- А кто эта рыжая?
- Не имею понятия, - ответил Виктор. - Но могу сказать тебе одно, Ник. Я думаю, Майкл Лазарус - большой бабник, выработавший свой собственный примитивный стиль обращения с женщинами. Мне это не приходило в голову раньше.
- Да он вообще крайне неразборчивый в средствах человек. Я думаю, Лазарус - настоящий подлец во всем, что касается женщин. И для меня очевидно, что у него, как у моряка, по подружке в каждом порту. Элен в Париже, рыжая в Лондоне. И одному Богу известно, где остальные. - Он вздохнул. - Бедная Элен. Разве он ей пара? Хотя это, я думаю, ее проблема, а не моя.
Виктор шагал быстро, охваченный своими мыслями. Через некоторое время он сказал:
- Ты не возражаешь, Ники, если мы прогуляемся? Мне не хочется сразу же возвращаться в "Клэридж". Я все-таки здорово взвинчен и чувствую, что надо бы поразмяться.
- Не возражаю.
Виктор и Ник шли быстрым шагом, не разговаривая, но хорошо понимая друг друга, как это было всегда с момента их первой встречи. Ни у одного из них не было потребности говорить, поскольку их сердца бились в унисон. Каждый из них погрузился в собственные мысли, и так они шли по Пиккадилли, миновали Грин-парк, направляясь к Гайд-парку Корнер.
Виктор размышлял о переговорах с компанией "Метро-Голдвин-Майер", анализируя предстоящую сделку и пытаясь сформулировать все пункты договора так, чтобы сделать их более привлекательными для партнера. Его участие в фильме давало требуемые ими гарантии кассовых сборов, и они не возражали против того, чтобы в фильме в главной женской роли снялась неизвестная актриса. Но если он предложит им созвездие настоящих талантов, то сделка будет исключительно выгодной для обеих сторон. Он не сомневался в том, что ему нужна команда серьезных британских актеров с именами, например, Терри Огден на важную роль Эдгара Линтона. И конечно, необходим хороший режиссер-постановщик. Марк Пирс. К сожалению, Марк уже отказался, сославшись на то, что не хочет ставить повторную экранизацию. Во всяком случае, он так сказал. Виктор знал, что должен заполучить его любой ценой. Но ему не было нужды беспокоиться о Марке Пирсе или Терри. Эту проблему будет решать надежный человек, и она будет обязательно решена. Если бы к тому же он сумел заполучить Осси Эдвардса, то вообще жил бы припеваючи. Эдвардс был лучшим оператором в Англии и уже завоевывал международную репутацию. Необходимо было еще получить гарантии на завершение фильма. Ему, возможно, придется обратиться к знакомому финансисту в Нью-Йорке, а впрочем, Джейк Уотсон проконсультирует его по этому вопросу. Джейк должен приехать в начале следующей недели. Он просто горел желанием начать съемки. Да, теперь, когда он принял несколько важных решений, все начинало крутиться.
Ник продолжал думать о Майкле Лазарусе. Несмотря на шутку Виктора о его писательском воображении, ничто не могло поколебать его уверенности в том, что этот человек опасен. Но чем мог Лазарус навредить Виктору? Ничем. У него не было никакого веса в киноиндустрии, и, кроме того, Виктор, будучи звездой и даже суперзвездой, был и частью старого голливудского истэблишмента, того верхнего эшелона киноиндустрии, который, по существу, являлся элитным клубом. "Господи, как же ты глуп!" - неожиданно воскликнул Ник про себя. Люди склада Лазаруса, обладавшие в течение столь длительного времени огромной властью, могли тем или иным образом влиять на исход дела в любом бизнесе, где крутились большие деньги. Он по привычке прокрутил в памяти несколько раз тот эпизод, анализируя его и тревожась все больше. Наконец, он сдался, придя к выводу, что его беспокойство ни к чему не приведет. Виктор казался спокойным и уверенным. Лучше всего не думать об этом, решил Ник. Если Лазарус пойдет войной на Виктора, его другу придется отразить не одну лобовую атаку. Для Ника было очевидно, что он до конца будет с Виктором в этой борьбе.
Ник вздрогнул от холода и поплотнее закутался в свое теплое пальто, внезапно ощутив сырость воздуха и порывы разыгравшегося ветра. Они были уже на Парк-Лэйн, приближаясь к отелю "Дорчестер", за которым просматривалась верхушка Марбл-Арк, силуэт которой отчетливо выделялся на фоне неба. Ник резко поднял голову, прищурившись. Это было уже не то весеннее небо, каким оно было утром - сиявшее великолепной голубизной и глянцем старого китайского фарфора, золотистое от солнечных лучей. Солнце скрылось, и голубизну омрачили сгущавшиеся облака разных оттенков: от жемчужного до опалового и пепельно-серого, переходившего в свинцово-синий на кромках облаков. Там, на краю горизонта, лучи света неожиданно прорывались, как осколки разбитого хрусталя, и светящимися стрелами вонзались в темную массу облаков. Через мгновение небо приобрело совершенно невероятные оттенки. Таким оно бывает только до или после грозы, но для Ника оно было божественно прекрасным.
Его не угнетали дожди, туманы и вечная серость Лондона в середине зимы. В отличие от Виктора, которому не хватало жаркого солнца и нежных бризов Южной Калифорнии, Ник любил суровую английскую погоду и четко сменявшиеся времена года, возможно, потому, что это напоминало ему Нью-Йорк, город его детства, и годы, проведенные в Оксфорде, когда он был еще совсем молодым и зеленым. Волна ностальгии охватила Ника, а затем, без всякой причины, его мысли перенеслись к Франческе Каннингхэм. Эта девушка очень отличалась от его остальных знакомых. Необыкновенная!
Ник тронул Виктора за плечо и сказал, засмеявшись:
- Лазарус был несколько несправедлив к Франческе, ты не находишь? Я бы ни за что не назвал ее бесцветной. Мне кажется, она потрясающая девушка.
- Я тоже так считаю! - воскликнул Виктор, взглянув на него. - Мне кажется, что Лазарус, говоря это, пытался завести меня.
Ник вопросительно взглянул на него, подняв бровь.
- Серьезно? Но как он мог подумать, что его пренебрежительное замечание о Франческе может вывести тебя из себя? Он что, знает больше, чем я? Ну, Виктор, просвети меня. Открой секрет, - произнес он подтрунивающим тоном.
Виктор добродушно рассмеялся.
- Я считаю, что ты можешь назвать это фрейдианской оговоркой с моей стороны. Нет, он ничего не знает. Да и знать, собственно, нечего. Но он, безусловно, заметил, что в баре я уделял Франческе слишком много внимания, стараясь сделать так, чтобы ей было удобно. Уверяю тебя: я, как всегда, лишь старался быть галантным и обходительным кавалером.
- Продолжай, мальчуган! Теперь тебе так легко не уйти от меня. Я слишком хорошо тебя знаю. Что ты имел в виду под фрейдианской оговоркой? Объясни!
- Если тебе так хочется знать, она мне понравилась с первого взгляда. И к тому же… К тому же я частенько вспоминал о ней с тех пор. Но это ничего не значит. Она еще ребенок, Николас. Младенец.
- Искушение святого Квентина, а? - Ник усмехнулся, явно забавляясь ситуацией.
- Не совсем так. Точнее, совсем не так. Ей всего девятнадцать.
- Она слишком молода для тебя, маэстро.
- Чертовски верное замечание - действительно слишком молода, - в голосе Виктора прозвучало сожаление. - Моложе на целых двадцать лет.
Ник бросил на Виктора скептический взгляд, стараясь вспомнить что-нибудь необычное в поведении друга в тот вечер в ресторане. Ему казалось, что Виктор вел себя вполне корректно, не обращал на Франческу излишнего внимания и даже не говорил с ней слишком много. Хотя в данном случае это ни о чем не говорило. Его друг - темная лошадка.
- Ты стараешься внушить мне, что не будешь ничего предпринимать в отношении Франчески? - спросил Ник.
- Конечно, не собираюсь. Она вне пределов моей досягаемости. К тому же я не считаю, что я ее сколько-нибудь интересую. Таким образом, наша дискуссия беспредметна.
Ник откинул голову и расхохотался.
- Что ты поставишь на кон, приятель? - Не получив немедленного ответа, он весело добавил: - Ставлю сто против одного, что она больше, чем заинтересована тобой.
- Если это даже и так, я об этом никогда не узнаю, потому что даже не буду пытаться выяснить. Я уже сказал тебе - она слишком молода и наивна, и вообще мы принадлежим разным мирам. Это была бы плохая комбинация. К чему мне лишние переживания?
- Здесь ты прав. Кстати, если уж речь зашла о неприятностях, что слышно о твоей стерве Эрлине?
Виктор помрачнел, и лицо его исказила гримаса.
- Ни звука ни от нее, ни от ее адвокатов, которые, вне всякого сомнения, ищут лазейку, чтобы выкачать из меня побольше денег. Слушай, даже не упоминай ее имени. Не порти мне день.
- Прости, Вик, - ответил Ник и продолжил, - мне показалось, что ты напугал Франческу.
Виктор бросил на него недоуменный взгляд:
- Напугал? Ты шутишь, детка. Что ты имеешь в виду?
- Ну, не так, как других женщин, которые боятся твоего фатального шарма. Совсем не так! Я думаю, у нее холодный рассудок и колоссальное самообладание. Когда мы с ней болтали вчера вечером, она сказала, что родом из Йоркшира. Я спросил ее, что она думает о "Грозовом перевале", и она ответила, что ты запретил ей обсуждать эту тему со мной, после чего захлопнула створки, как моллюск, и больше не проронила ни слова. Ты что, действительно, запретил ей говорить об этом со мной? - Ник вопросительно посмотрел на друга.
Виктор не смог удержаться от смеха.
- Нет, конечно, нет. Я пошутил, сказав, чтобы она держалась подальше от тебя. У леди Франчески твердые литературные убеждения. Она безапелляционно заявила мне, что это не любовная история, а роман о мести.
- Она права.
- Права? - спросил Виктор с сомнением.
- Конечно. Но это к тому же и трогательная душещипательная любовная история. - Ник усмехнулся. - Ко всему прочему, она умная девушка. Смертельная комбинация для тебя. Ты бы держался от нее подальше, старина.
- Пошел к черту. - Виктор засмеялся. - Я слишком занят фильмом, чтобы вступать в романтическую связь, к тому же с подростком, глаза которого затмила звездная пыль.
Ник никак не прокомментировал последние слова, и друзья продолжали шагать молча, продираясь через толпы покупателей на Оксфорд-стрит. Они свернули на Норт-Одли-стрит, чтобы избежать людского потока и ревущего транспорта на главной магистрали, и с облегчением приблизились к более приятным и спокойным улицам Мейфэар.
Ник нежным взглядом окинул ряд прекрасных старинных зданий, построенных в прошлом веке. Он с любовью вспомнил о своем отце, который в первый раз привез его и сестру Марсию в Лондон, когда они были еще детьми, и много рассказывал им об истории города. У отца были обширные познания. Тогда они, отец и сын, были неразлучны. Но после того, как Ник отказался работать у него в банке, объявив о своем решении стать писателем, взбешенный отец надолго окружил его стеной молчания. Позже их отношения улучшились, и Ник был благодарен ему за это. Ведь он всегда любил своего отца, несмотря ни на что. "Странные вещи вытворяют родители со своими детьми", - подумал он с налетом грусти и тут же справедливости ради признал, что дети ничем не лучше.
Виктор внезапно остановился и посмотрел вверх. Они подошли близко к строительной площадке, где медленно рос небоскреб, металлические конструкции которого уходили в небо, как скелет какого-то гигантского доисторического монстра.
Ник автоматически остановился рядом с ним, оторвавшись от своих мыслей.
- Что случилось, Вик?
- Ничего. - Виктор отступил на шаг и поднял голову, пытаясь разглядеть верхнюю точку вздымающихся вверх стальных балок, где, завершая свой рабочий день, склонились над чем-то фигуры двух рабочих. С земли они выглядели такими одинокими и маленькими… На Виктора нахлынули воспоминания. Удивленные глаза Ника перехватили его затуманенный взгляд.
Улыбнувшись, Виктор сказал приглушенным голосом:
- Ты не узнаешь, что такое страх, старина, пока не повиснешь в небе и между тобой и землей не будет ничего, кроме узкого ребра металла и огромной массы разверзшегося воздуха. До тех пор, пока ты не увидишь, как один из твоих друзей срывается и падает вниз как тряпичная кукла. С этого момента тебя охватывает оцепенение. Ты знаешь, что больше не сможешь подняться туда. Вначале страх парализует, а потом тебя начинает трясти как в ознобе. Даже у запойных пьяниц не бывает такой дрожи в руках.
Ник молчал, видя печаль на лице Виктора и боль в его глазах. Когда это выражение отступило, он спросил:
- Это случилось с тобой?