- А потом что было?
- Потом она меня по голове погладила и стала рассказывать всем, что в жизни главное. Она сказала, главное - все задания выполнять и… еще что-то, я забыла.
- А-а… Ну ладно.
Значит, миленькая Татьяна Евгеньевна с вытаращенными глазами - очень добрая и, очевидно, глупенькая. Ох…
Вот как воспитывать детей, чтобы, с одной стороны, они четко понимали, где право, где лево, где добро, а где - ужас, край, куда подходить нельзя ни-ког-да, а с другой стороны, при этом воспитателю не быть категоричным и не оперировать безапелляционными суждениями? Был бы жив Сухомлинский, не поленилась бы, попросилась к нему на консультацию. Но не обсуждать же это с Татьяной Евгеньевной, которая всерьез спорит с Варькой, кто из них врет и богатый ли наш папа. Наш-то папа богатый, нам только от этого не легче… И почему, кстати, она сделала такой вывод? Варька моя всегда одета как куколка. Может, это я смахиваю на голодранку своими вечно заплаканными глазами и виноватой улыбкой?
Глава 9
Выйдя из лифта, мы увидели, что на нашей площадке перетаптываются милиционеры. На шум выглянула новая соседка, недавно переехавшая в наш дом, и тут же захлопнула дверь.
Возле нашей двери стояли вещи, много вещей в коробках, тюках. На большом ободранном чемодане сидела вспотевшая старушка в застиранной шапочке и очень старом пальто с драным воротником из мерлушки, кое-где зашитым прямо поверху. Из-под ног старушки выскочила омерзительная болонка с намазанными зеленкой проплешинами и бросилась на Варю. Я оттолкнула болонку от Варьки и спросила милиционеров:
- А что тут происходит?
Один недовольно показал на старушку:
- Вот, спрашивайте.
Старушка неожиданно протянула к нему обе руки:
- Видишь, сынок, в чем я хожу. Я пальто это еще при Леониде Ильиче брала. Восемьдесят рублей стоило…
Она продолжала тянуть руки к досадливо отвернувшемуся милиционеру. Он не понимал, что такое - пальто за восемьдесят рублей, и вряд ли слышал о Леониде Ильиче. Ему было года двадцать два.
Я посмотрела на ее рукава. Жалко, нет фотоаппарата. Да, вот они - перелицованные рукава: правый рукав на место левого, и наоборот - чтобы скрыть протертые до сеточки локти.
На лестнице послышались громкие голоса. И на площадку ввалился мужик с ярко раскрашенной женщиной. У женщины сразу бросались в глаза черные длинные волосы, разбросанные по плечам крупными локонами. Интересная прическа. От пары пахнуло табачищем, и до сих пор молчавшая Варька поморщилась и высказалась:
- Фу, а чем так пахнет?
Я посмотрела на мужчину и обмерла. Это был Гарик.
- А, пришла! - обратился Гарик ко мне. - Познакомься, тебе будет интересно. Это моя невеста, Эльвира. Эльвира, - он оглянулся на милиционеров, - ждет ребенка. Давай открывай дверь. Она устала. Ей нужно отдыхать.
- А… При чем тут, собственно, я?
- При том. Мы к тебе жить приехали.
- Гарик, ты что, сбесился? - спросила я и убрала ключи, которые до этого держала в руке. - Какая Эльвира? Какое "жить"? Ты что? У тебя есть квартира, вот в ней и живи.
- Э-э-э, нет, - засмеялся Гарик. - Вот моя квартира! И другой у меня нет! Ты что-нибудь еще видишь в своих очках?
- Что-нибудь вижу, - сказала я.
- Тогда читай. - Гарик сунул мне отксерокопированный листок какого-то постановления.
Я проглядела его.
"В связи с тем, что… По статье… Вселить Савкина Гарри Трофимовича по месту регистрации. Признать правомочным регистрацию матери, Савкиной Галины Петровны, и вселение будущей жены Фатхутдиновой Эльвиры Матсхудовны…"
- Бред собачий. Ничего не понимаю.
- Да не е. т меня, понимаешь ты или нет! - Он выдернул у меня листок. - Дверь открывай!
Милиционеры, услышав, что тон разговора резко повысился, подошли к нам.
- Так, ну разобрались?
- Нет. Давайте отойдем отсюда. На улицу, например. - Я взяла Варю за руку и пошла к лифту.
- X.. тебе! - ответил мне Гарик, нехорошо ухмыляясь.
А его невеста вдруг завизжала:
- У меня уже воды отходят! Мне в квартиру надо!
Я с сомнением посмотрела на ее живот, торчащий из-под ярко-голубого дутого пальто.
- А само постановление у тебя есть? - Я поняла, что тем не менее придется повозиться в этой грязи и разобраться.
- X… тебе! - опять бойко выкрикнул Гарик и прислонился к двери моей квартиры, сложив руки на груди.
Я посмотрела на милиционеров.
- Простите, а вас кто-то вызывал?
- Да вот, обратился гражданин, - неохотно объяснил один. - Помочь вроде вселиться по постановлению суда…
- А вы видели постановление?
- Начальник наш, значит, видел… Нам-то что… У нас что, дел других нет?
Я попыталась взять себя в руки и спокойно ответить милиционеру:
- Но суда никакого не было.
- Тебя на нем не было! Приходить по повестке надо!
- Ну ладно, какой там к черту суд. Гарик, хватит идиотничать. Вы меня простите, - я обратилась к милиционерам, - это такой человек… он на учете состоит в наркологическом диспансере и… в психдиспансере!
- X… тебе! - Видимо, эта самая удобная формула не раз выручала Гарика в трудных ситуациях.
- Нас это не касается. Нам сказано - вселить, - значит, вселить.
- Хорошо, допустим. Я хочу увидеть постановление суда, а не ксерокс.
- Как это не было суда? - заволновалась вдруг Эльвира. - Я была свидетелем!
- А постановление, - Гарик сковырнул грязь, налипшую на ботинок, об стенку, - в отделении. Его переслал суд.
- А если я позвоню в отделение?
Гарик показал ряд ровных, слегка оттопыривающихся от десны, пластмассовых зубов.
- Звони.
Я набрала номер, который мне подсказали патрульные. Сначала было занято, потом довольно хамский голос прокричал:
- Капитан Гаврюхин слушает!
- Здравствуйте… - Я объяснила ситуацию.
- Есть постановление! - прокричал мне Гаврюхин.
- Но суда никакого не было. Это просто липа. Он аферист.
- Ой, блин, достали со своими квартирами… Квартир им мало… Обращайтесь, женщина, к прокурору.
Милиционеры потоптались, негромко переговариваясь, и потом молчавший все время паренек сказал с сильным подмосковным говором:
- Вы… это… открывайте лучше дверь, пока мы ее не сломали.
Я попробовала зайти с другой стороны, судорожно соображая при этом, кому звонить. Не пускать же эту орду в наш дом. Там Варины игрушки, вещи…
- У меня ребенок. Неужели вы будете ломать нашу дверь?
Тут заорала Эльвира:
- И у меня сын - в интернате! Он вообще больной! Гарик сильно толкнул ее локтем, Эльвира запнулась. - То есть…
На помощь решила прийти и старуха:
- Ой, мне плохо, вызовите "скорую"!
Я снова обратилась к милиционерам:
- Послушайте меня спокойно, пожалуйста. У них есть своя квартира, в Подмосковье. Я сейчас даже могу припомнить адрес… я ему сколько раз туда штрафы за хулиганство пересылала… и повестки из диспансеров… М-м-м… Электросталь, улица Южная, кажется… дом то ли девятнадцать, то ли двадцать девять. Квартира…
Гарик злорадно заговорил:
- Нет больше этой квартиры! Я ее продал! И мать сюда прописал… прописываю… по постановлению суда!
Я почувствовала, что больше не выдержу. И сказала милиционерам, которым это, разумеется, было совсем неинтересно:
- Но у меня квартира однокомнатная!
Гарик тут же встрял:
- Хрен! А куда девалась вторая комната?
- Да ее не было никогда! Это бывшая хозяйка, которая здесь жила, отгораживалась от мужа перегородкой, а потом, когда он умер, жильцов даже пускала на ночь за эту перегородку. А я эту перегородку сломала.
- Вот-вот! Сломала со своими ё. рями, пусть чинит. Окна два, значит, и комнаты две.
И Эльвира решила сказать свое слово:
- А хоть бы и одна! Беременную женщину на улицу не выгоните! У меня справка есть! На кухне пусть живет, тварюга эта. Гарика из квартиры поперла, он здесь прописан!
Я с радостью увидела, как по лестнице от лифта спускается наш самый лучший сосед, Сергей Юрьевич. Милиционеры, все же несколько растерянные, спросили его, перекрикивая громкое тявканье болонки:
- Гражданин…
- Господин, - поправил их Сергей Юрьевич. - Господин Токмачев. Между прочим, отец того самого Юрия Токмачева, который вчера дрался в Думе. Видели по телевизору? А что у вас здесь случилось… м-м-м… господа-товарищи?
Милиционер засмеялся:
- Нехилые у вас здесь… господа живут. Так, гражданин, вы знаете эту гражданку? - Он показал на меня.
Токмачев прокашлялся и ответил:
- Разумеется. Это Елена Воскобойникова, живет здесь много лет, тоже, кстати, личность известная. Журналист, работает в ТАССе.
- Жопой она работает своей! И передком! - задиристо выкрикнул Гарик, снова занервничавший.
- Гражданин Савкин! - урезонил его милиционер. - Вы как-то тоже… держите себя в границах! Гражданин Токмачев, а вот этих граждан, - он показал на Гарика и компанию, - вы знаете?
Сергей Юрьевич внимательно оглядел всю честную, вернее, бесчестную компанию.
- Никогда в жизни не видел, хотя живу здесь безвыездно двадцать три года.
- Е… он ее двадцать три года! - опять встрял Гарик, которому точно перестал нравиться разговор. - Ее все отъели в доме и в ТАССе этом ё. ном!
- Господи… - Я стала рыться в сумке, чтобы все-таки достать сотовый. Кому-то надо звонить, в службу спасения хотя бы…
Гарик ловко, видно не впервой, попытался выхватить у меня прямо из сумочки ключи. Милиционер пожурил его:
- Ты это… давай, чтобы без шума…
- Да господи, что же это делается!.. - Я крепко сжала ключи в руках.
С трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться - еще не хватало, в такой ситуации, я набрала номер мамы. Она очень трезвая женщина, и наверняка ей придет в голову какое-то простое решение. Поднял трубку мамин муж Игорек.
- Слушаю, - спокойно сказал Игорек.
- Игорек, привет, а мама дома?
- Мама, - задумчиво повторил Игорек. - Мама…
Я представила, как он сидит перед компьютером и думает - вот сейчас монстр должен съесть эту девочку или чуть позже, и записывает это в сложных математических формулах.
- Игорек! Это Лена! У нас тут проблемы! Позови, пожалуйста, маму.
- Лена, я тебя узнал. Привет. А мамы нет.
- Игорек, мама - это Лиля, твоя жена, ты понимаешь? Изабелла? Ее точно нет?
- Точно. Лили точно нет. Изабеллы… тоже нет…
Я нажала отбой.
- А чё ж у тебя все ё. ри поразбежались, э? - засмеялся Гарик.
- Тебя испугались.
Я посмотрела на милиционеров, на Варьку, на Гарика, на Токмачева. Я, кажется, поняла, что надо делать. Если только получится.
Я сказала милиционерам:
- Хорошо, мы разберемся. Поставим раскладушки. Построим стену. Покормим всех и напоим. Все будет хорошо. Спасибо за поддержку.
Милиционеры с недоверием переглянулись.
- Ну, открывайте тогда.
- Пожалуйста, вот ключи.
Гарик чуть помедлил, глядя на милиционеров, а я позвала одного из них:
- Можно вас на минутку?
Он увидел в моих глазах прибавку к своему смехотворному жалованью и неспешными, но широкими шагами прошел за мной на лестницу. Я слышала, как Гарик возится с ключами. Я быстро достала две купюры по пятьсот рублей и протянула ему:
- Извините за беспокойство. Мы действительно уже разберемся сами. Пусть пока входят, а я пойду напишу заявление прокурору. Сама с ними не справлюсь. Надо все спокойно выяснить. Правильно?
- Правильно, - сказал милиционер и прямо с лестницы позвал своего напарника: - Лёха! Отбой!
Тот, второй, подмосковный паренек, сразу вышел на лестницу, и они спустились пешком вниз.
Гарик, похоже, с одним замком справился, остались два.
- Слышь, сучара, помогла бы. - Он обернулся ко мне.
- Ломай, - ответила я.
- П..да рваная! - оскалился Гарик и швырнул ключи Эльвире. - А ну, давай, мандовошка! Поковыряй теперь ты!
Я сказала Токмачеву, который стоял в сторонке с замершей Варей:
- Сергей Юрьевич, спасибо вам за помощь. Еще увидимся. - Я попыталась показать ему глазами, чтобы он запирался в своей квартире.
Он не очень меня понял, но сразу заторопился:
- Конечно, конечно, Леночка, не за что…
Я сказала Гарику:
- Вон тот ключ, желтый, с кружочками - от верхнего замка. Нижний, наверно, не заперт.
Гарик начал что-то подозревать.
- Слышь, ты, сучара, ты смотри, не выё. вайся… Я тебе, если чё, язык твой в жопу засуну…
- Ага. - Я легонько подтолкнула смотрящую на него в ужасе Варю в сторону лифта. Еще раз посмотрела на Токмачева, стоящего на пороге своей квартиры. - До свидания, Сергей Юрьевич. See you a bit later.
- Вот блядь, а! - Гарик сплюнул.
Токмачев храбро улыбнулся, подмигнул мне и побыстрее закрыл свою дверь.
Мы сели в лифт, громко закрыли дверь, и я нажала кнопку этажом выше. Там мы вышли, я почти беззвучно сказала Варе:
- Стоим тихо.
Она кивнула. Мы услышали, как, наконец, Гарик отпер последний замок. Эльвира захохотала:
- Сучка эта в коридоре пусть выблядышей своих ростит!
Хлопнула дверь - они вошли в квартиру. Послышался хохот, лай болонки и грохот падающих предметов.
У нас было минуты четыре.
- Стоим, ждем…
Варька вопросительно взглянула на меня. Я прижала к себе ее голову и взяла у нее из рук вязаный шлем и варежки. Варька беспрекословно прижалась ко мне всем телом и так стояла. Наконец, мы услышали, как кто-то вызвал внизу лифт. Лифт поднялся на наш этаж, и по лестнице раздались тяжелые шаги. Я прошептала Варьке:
- Давай еще на один пролет спустимся…
Мы тихонько спустились. Отсюда было все слышно и даже, если высунуть голову, немного видно нашу дверь. Около нее стояли два молодых здоровых сержанта с автоматами - из вневедомственной охраны. Они требовательно звонили в дверь и начали стучать.
- Открывайте немедленно!
- А-а-а… привела, да? Пошел ты на… - раздался грязный мат Гарика.
Один милиционер несколько раз довольно сильно ударил ногой в дверь, другой достал опечатанный пенал с ключами. Он достал телефон и позвонил, очевидно, дежурному офицеру:
- Ну что, Кузьмич, вскрывать? Ага… Понял…
- Открывайте, охрана!
- Ах ты, сука! - заорал Гарик. - Сучара… ах ты… Мусорню привела… Падла… - Он сказал еще много непечатных слов в мой адрес, но через некоторое время дверь все же приоткрыл и сразу подсунул милиционерам "постановление" суда.
Милиционер откинул его руку, второй рывком открыл дверь, и они оба вломились в квартиру.
- Документы! Кто такие? Документы!.. Руки из карманов вынь! Все к стене! Руки за голову!
Мы спустились еще на несколько ступенек, чтобы нам было видно, что там происходит.
Из комнаты вышла, держась за сердце, старуха. У стены стояла, опершись руками и животом о стенку, Эльвира. Милиционеры, направив на них автоматы, орали по инструкции, но совершенно уже безобидно.
- Документы! Пароль! - Они, вероятно, были уверены, что подвыпивший хозяин просто забыл позвонить на пульт.
- Да твою мать! Вот тебе документ! - Гарик, сразу услышав, как переменился тон милиционера, довольно хамски стал снова тыкать бумажку.
Я увидела, что и старуха тоже тянет сильно трясущейся рукой пенсионное удостоверение и потрепанный паспорт.
- Что за фигня? Кто такие? Где хозяйка? Пароль!
Эльвира повернулась от стены, опустила руки и подбоченилась:
- Я - хозяйка! Паролей мне не надо!
- Фамилия? - спросил милиционер.
Эльвира приосанилась:
- Фатхутдинова, а по мужу, - она посмотрела на всклокоченного Гарика, - по будущему мужу - Савкина.
Один милиционер на всякий случай продолжал держать автомат, второй полистал паспорт и посмотрел на Гарика:
- А ты, значит, Савкин? И что ж ты, Савкин, в чужой квартире делаешь?
- Прописку смотри! - ответил ему Гарик, еще, видимо, на что-то надеясь.
Милиционер убрал его паспорт в свой карман:
- А на хрена мне твоя прописка? В доверенных лицах ни тебя, ни этих гражданок нету. Пароля ты не знаешь. Так, ясно. Давай, руки вверх, и все пошли в машину.
Гарик вскинулся:
- Ты охренел?
Милиционер сильно пихнул его прикладом автомата в плечо:
- Давай, сказано!
Гарик заорал, держась за плечо, старуха тут же завыла, а Эльвира стояла молча, исподлобья глядя на милиционеров.
- Я тебе сейчас башку разобью! "Охренел"! А ну, давай быстро! И ты, метелка, тоже. И бабка. Давайте, давайте, выпирайтесь все, быстро!
Второй щелкнул прикладом. Гарик, услышав звук, мигом поднял вверх руки, попытался схватить ключи, милиционер их перехватил:
- А вот это давай сюда. Ты где ключи-то спер, а? Сей-ча-ас все расскажешь…
Они вывели всю компанию, закрыли дверь своими ключами и снова позвонили офицеру:
- И чего с ними теперь делать? Ага, есть. А ну, давай двигай, по одному вниз по лестнице.
Когда шаги затихли, я взяла с пола Варин портфель:
- Пойдем-ка… - Я сжала Варину руку, которую она все время держала в моей, и мы тихо спустились на наш этаж. Я позвонила в дверь Токмачева, он посмотрел в глазок и тут же открыл:
- Молодец, Леночка. Хорошо придумали. Заходите…
Мы зашли, остановились в передней. Токмачев протянул мне вторую пару ключей, которую я на всякий случай хранила у него.
- Вот и пригодились. Может, чаю?
У меня даже не было сил отвечать, я только покачала головой.
Токмачев засуетился:
- Погоди-ка, детка. Давай я тебе помогу все эти баулы грязные вытрясти на лестницу.
Я стала слабо сопротивляться:
- Будут потом орать, драться… Вещи-то порастащат на лестнице…
Токмачев очень серьезно мне пообещал:
- Потом будет потом, и тогда мы уж кого-нибудь покрепче к этому делу подключим.
Я-то знала, что его державный сынок давным-давно не общается с отцом, и, жалея старика, никогда никому из своих журналистских товарищей не говорила, с кем рядом живу. Иначе бы его на кусочки давно растащили, замучили бы старика.
Я с сомнением смотрела, как он потащил тюки на лестницу, вздохнув, вынесла остальное и потом с силой пнула чемодан, на котором сидела старуха, по лестнице. Чемодан со звоном съехал вниз, я отряхнула руки:
- Но ведь бред какой-то! Их-то собственная квартира куда девалась? Они с ума сошли, что ли, продали ее? И что действительно теперь делать?
Токмачев, тяжело дыша, ответил:
- Для начала посадить его на пятнадцать суток, если вернется. Ты погоди пока. Пусть с ним охрана разберется. Потом, суда-то действительно не было?
- Нет, конечно. И я не могла не знать, если бы он был. Это, конечно, какая-то липа. Заходите к нам, Сергей Юрьевич.
Я-то позвала его "на чай", а он помог нам прибраться в квартире. Савкин с компанией успели за четыре минуты, пока ехала охрана, ногами, видимо, сбить в кучу все Варькины игрушки, скинуть с полок часть книг и откупорить бутылку водки. Интересно, что взамен книжек они собирались поставить?
- А вы действительно не помните Гарика? - спросила я Токмачева, когда он, отдуваясь, сел на диван.