* * *
Через пару дней небольшая экспедиция из трех человек отправилась в путь. Возглавлял ее Егор Анисимович, и, кроме Петра, отважился принять в ней участие его сын. Бородач вел свой "уазик", Петр сидел рядом, а Иван теснился сзади, между снегоходом и ящиками с необходимым имуществом. Им предстояло добраться до прииска, к которому вело асфальтированное шоссе, потом еще километра три можно было с трудом проехать на внедорожнике по просеке, проложенной лесорубами. Ну а дальше, оставив однорукого Ивана с рацией в машине, уже вдвоем попробовать преодолеть последние километры на снегоходе и, если подведет, то на лыжах.
- Здорово изменилась ваша округа за два года, - заметил Петр по пути до прииска. - И дорога отличная, и движение довольно частое. Да и тайгу здесь заметно расчистили - там и сям видны порубки.
- Прииску леса много требуется, - пояснил ему Иван. - И наши тоже здесь его заготавливают - дорога-то хорошая.
Однако за прииском ехать стало намного трудней. Просека была сплошь в ухабах, плохо расчищена от снега, под которым все чаще попадались коряги. Колеса машины то застревали в рытвинах, то буксовали в снегу. Петру с Иваном часто приходилось спешиваться и толкать ее, помогая Егору Анисимовичу выбраться на твердую колею. В результате этот пуп они преодолели лишь к вечеру, совершенно выбившись из сил.
- Все, шабашим! - скомандовал Полторанин, когда стемнело, и дальше машина пройти уже не могла. - Разведем костерок, поснедаем и - на боковую! А утречком определимся, - что будем делать дальше.
Петр с Иваном быстро набрали сухостоя и нарубили лапника, часть которого положили на снег в основание костра, а на остальном устроили себе постель из спальных мешков. Бородач привычно развел огонь, и вскоре костер заполыхал ярким пламенем, освещая место их будущего ночлега. Его сын было достал бутылку водки - "для сугреву", но Егор Анисимович категорически запретил:
- Ни в коем разе! Завтра ранний подъем, и путь тяжелый. Вернемся - тады!
Они вскипятили на костре чайник, подогрели котлеты и, насытившись, залезли в спальные мешки. Усталость сморила их, и все трое мгновенно уснули, причем богатырский храп бородача гулко разносило эхо. Но Петр будто провалился в небытие, ничего не слышал и спал без сновидений, а когда открыл глаза - уже светало, его спутники встали и успели разжечь погасший за ночь костер.
- Здоров же ты спать, Петро, - с улыбкой бросил ему Егор Анисимович. - Нам, деревенским, меньше надо, чтоб восстановить силенки.
Умывшись снежком, он присоединился к Полтораниным и, когда поели, не мешкая, двинулся в путь. До узкой долины, по которой протекала маленькая речка, впадавшая потом в приток Иртыша, было не более трехсот метров, но через лесную чащу на снегоходе проехать не удалось. Пришлось надеть лыжи и топорами расчищать себе дорогу, волоча его за собой.
Наконец лес поредел, и, спустившись к речке, они облегченно вздохнули. Снега в долине хватало, его толстый слой укрыл валуны и, хотя путь был извилистым и шли медленно, преодолевая многочисленные препятствия, до цели добрались всего за пару часов. Перед их глазами открылся тот самый распадок, который отметил на карте и подробно описал Сева. Это была ничем не приметная узкая горная расщелина с высохшим руслом ручья - каких на Алтае множество.
- Ну что ж, кажись, добрались, и теперь да пошлет нам Бог удачи! - истово перекрестился Егор Анисимович. - Сейчас разведем костерок, подкрепимся и - за работу!
Выбрав удобную нишу с подветренной стороны горного склона, Полторанин расчистил ровную площадку, а Петр тем временем нарубил сучьев для костра. Они поели, накрыли чехлом снегоход, и на лыжах отправились отыскивать колья, которыми покойный Сева пометил найденное им месторождение. Обозначенный на карте участок нашли без труда: все приметы совпадали - в том числе маленький водопадик на крутом склоне горы, на который указывали замерзшие водяные струи. Однако кольев нигде видно не было.
- Наверное, снесло паводком или оползнем, - предположил бородач. - Делать нечего - здеся и будем копать! Ты бери десять метров направо, а я десять - влево, - распорядился он, и первым взялся за лопату. - Если до темна не управимся, предупредим Ванюшку по рации и заночуем.
Морозец был чувствительный, но работая оба взмокли и сбросили с себя полушубки. Они уже выбились из сил, когда им, наконец, улыбнулась удача - под самым склоном обнаружил сильно покосившийся столб.
- Нашел! Иди скорее сюды! - восторженно заорал он, призывая напарника. - Таперича будем копать вместе.
Усталость сразу как рукой сняло. Петр поспешил к нему и, дружно работая, они стали расчищать площадку - как раз в том месте, куда в летний период падали со склона струйки воды. Вскоре показалось дно небольшого водоема, скорее даже огромной лужи, размытой в каменистой почве в период таяния снегов и сильных дождей. Напарники стали усердно долбить мерзлый грунт, и их усилия увенчались успехом. Добытые куски горной породы были точно такими же, как те, что нашел Сева.
- Здесь он их и обнаружил, - пришел к выводу Петр. - В этом месте руда, содержащая осмистый иридий, залегает близко к поверхности. Вот падающая вода, продолбив верхний слой почвы, ее и обнажила.
- Ну да, Севка говорил, что заметил чудные камушки, когда полез с котелком набрать водицы, а я это запамятовал, - повинился перед напарником бородач. - Сразу надо бы здеся копать. Сколько зря снегу перекидали!
- Ладно, Анисимыч, не переживай! Главное - нашли, что искали, - успокоил его Петр. - И здесь этой ценнейшей руды богато! Но размеры месторождения можно будет определить лишь летом - с помощью новейших приборов.
- Тогда собираем камушки и айда обратно! - принял решение Полторанин. - Мы еще успеем добраться до машины засветло.
Петру тоже хотелось поскорее выбраться из этого дикого места, но взглянув на часы, он усомнился:
- Сейчас уже около четырех, а в шесть стемнеет. За пару часов нам, Анисимыч, обратный путь не преодолеть.
- Если не будем чухаться - успеем! - заверил его бородач. - Вдоль речки, по старой колее, покатим с ветерком, а через лесок дорожку мы уже проложили.
Но, видно, в душе он не так уж в этом был уверен, ибо добавил:
- Не боись, паря, ежели не сподобимся, свяжемся по рации с Ванюшкой и устроим ночевку по дороге.
Петр согласно кивнул, и уже через четверть часа они неслись на снегоходе по извилистой долине горной речки. Настроение у него было отличное. Он и предположить не мог, что ждет их впереди!
* * *
Подвели их торопливость и легкомыслие Егора Анисимовича. Спеша добраться засветло, он бесшабашно гнал снегоход, будучи уверен: раз однажды уже проехали без приключений, то по старой колее благополучно доберутся и обратно. Но из-за большой скорости на одном из поворотов, уже недалеко от лесной чащи - последнего участка пути - машину занесло; она наткнулась на едва запорошенный снегом валун и опрокинулась вместе с седоками.
Сидевшему сзади Петру повезло: он сразу же свалился в глубокий снег и лишь получил легкий ушиб спины из-за притороченного к ней рюкзака. Бородачу же повезло куда меньше: при падении снегоход придавил ему ногу, и когда быстро пришедший в себя напарник извлек его из-под машины, Егор Анисимович глухо стонал и не мог стоять на ногах.
- Плохи наши дела, паря, - мрачно произнес он, крепясь изо все сил, чтобы не закричать от боли. - Наверное, ногу мне перешибло… энтим драндулетом, - он повел глазами в сторону лежащего на боку снегохода. - Не токмо, что вести его, я и идти-то не смогу.
- Давай я его поведу, а ты садись сзади, - не в силах придумать ничего иного, предложил Петр. - Сейчас сниму валенок, перевяжу тебе ногу и двинем!
- Нет, ни сидеть на ем, ни идти мне невмочь, - отрицательно покачал головой Полторанин. - Ты, вот что, Петро! - попросил он, слабеющим голосом. - Вызывай сюды Ванюшку! Вдвоем вы меня и это вот, - вновь скосил глаза на подведший их вездеход, - отседова вытащите. Он еще пригодится.
Опасаясь открытого перелома, Петр осторожно разрезал на поврежденной ноге валенок, но, к счастью, крови не обнаружил. Сделав - на всякий случай - жесткую повязку, он укутал ее овчиной, усадил раненого на снятый рюкзак и вызвал по рации Ивана.
- У нас тут беда приключилась. Твой батя, похоже, ногу сломал, - коротко сообщил он. - Придется тебе прийти на подмогу. Одному мне не справиться.
- А где вы находитесь? - спросил Иван и усомнился: - И найду ли в темноте? Ведь уже сумерничает.
- Найти-то нас несложно. Сквозь чащу пройдешь по нашим следам, а как выйдешь на речку - мы там совсем немного не дошли, - ответил Петр, но посоветовал: - Думаю, все же, тебе лучше двинуть к нам как рассветет.
- И то верно, - согласился Иван и предупредил: - В лесу не ночуйте - лучше на открытом месте, отгородившись снегоходом и костром. А отец как, не шибко мучается? - озаботился он. - Заражения не будет?
- Перелом закрытый, и я ему на ночь обезболивающее дам. А пока держится молодцом, - успокоил его Петр.
По совету Ивана он устроил ночлег между скал, разведя костер и загородив проход машиной - от зверья. Затем помог Егору Анисимовичу влезть в спальный мешок, дал выпить таблетки и, дополнительно, стакан водки, после чего тот привычно захрапел. А вот сам до рассвета почти не спал - донимали унылые мысли.
"Как же со мной такое произошло? Полный крах! После всего, чего достиг: рискуя жизнью, ценой упорного труда с полной самоотдачей. Разве это справедливо?" - мысленно горевал Петр, вспоминая свой московский кабинет. Сон к нему не шел, и он неожиданно для себя испытал острую тоску по жене и сыну. "Как же я и их умудрился потерять? Решил, что таким образом избавлю от нищеты? Нет мне оправдания! - страдая, казнил он себя в душе. - Мне не в чем упрекнуть Дашу, если выйдет за другого!"
Только под утро его одолел наконец сон, но оказался слишком коротким - разбудил прибывший спозаранку Иван. Егора Анисимовича вновь донимала нога, но сын принес аптечку, ему сделали обезболивающий укол, и он вместе с Петром даже позавтракал. Короткий путь через лес до машины был очень тяжелым. Иван тащил на себе отца, а Петр волок снегоход. Оба были молодыми и физически сильными, но, несмотря на частые остановки для отдыха, к концу пути вымотались так, что усадив раненого в машину, улеглись прямо на снегу и еще с полчаса никак не могли отдышаться.
Им повезло, что не было снегопада. Когда двинулись обратно, Петр повел машину по уже наезженным колеям, и Ивану лишь пару раз пришлось вылезти, чтобы подтолкнуть машину. Остальное время он поддерживал отца, когда "уазик" подбрасывало на ухабах. Так они добрались до прииска, а оттуда, уже по отличной дороге, покатили в Добрыниху.
* * *
Перелом оказался несложным, больную ногу Полторанина заковали в гипс, и госпитализации не потребовалось - он настоял на домашнем лечении. Чтобы не беспокоить, жена положила его у печи в комнатке за перегородкой, и Петру до отъезда пришлось переселиться в дом Клавы. Жить там было несравненно удобнее и, к тому же, ему именно с ней надо было подготовить документы по оформлению открытия нового месторождения осмия, - как с наследницей покойного мужа.
- Отец считает: открытие нужно зарегистрировать на нас троих - на меня, брательника Ваню и тебя, - в первый же вечер объявила ему Клава, когда они ужинали на ее по-городскому оборудованной кухне. - Так будет справедливо!
- Это как сказать, - с сомнением покачал головой Петр. - Открыл осмий там Сева, и его права перешли к тебе. А мы здесь причем?
- Очень даже причем, Петя! - уверенно возразила Клава. - Севы нет, и он свое право предъявить не может. Конечно, оно перешло ко мне, но я и пикнуть об этом не могу - меня засмеют: я там не была и ничего в этом не смыслю.
Она вздохнула и резонно добавила:
- Всерьез отнесутся только к моим мужикам - они с детства старатели, ну и, само собой, - к тебе, Петя. Вы там были, и теперь все об этом знают!
- Допустим, это так, - неуверенно произнес Петр, все еще сомневаясь. - Права вашей семьи неоспоримы. Но почему все же я, а не твой батя? Если б он не пригласил с собой, меня бы там не было!
- Отцу незачем лезть не в свое дело, и он с этим согласен. Ваня же грамотнее и сможет разобраться во всем, когда потребуется. Так же, как и я, - спокойно объяснила Клава и, взглянув на него затуманенным взором, тепло добавила: - А без тебя, Петя, нам никак не обойтись. Только с тобой мы добьемся успеха - это и ежу понятно!
"А ведь они правы! И не мне - в моем теперешнем положении - отказываться от удачи, - резонно подумал Петр, уже настраиваясь на предложенный ею авторский триумвират. - Без меня их непременно облапошат. Со мной же плоды этой удачи пожнут те, кто ее заслужил". И он, дружески улыбнувшись Клаве, согласился:
- Ну ладно, коли вы на этом настаиваете. Без меня, и правда, вам пробить это дело не удастся. А я сейчас, Клавочка, все потерял и, честно говоря, с моей стороны было бы глупостью отказаться поправить свои дела.
- Шутить изволишь, Петя? - искренне удивилась Клава. - Как это - ты все потерял? И прииск на месте, и "Алтайский самородок" так же.
- Какие уж тут шутки! - мрачно признался Петр. - На прииске меня даже в Совет директоров не включили, потому что продал свои акции. И я больше не руковожу "Самородком" - там тоже все потерял!
Он понуро опустил голову, но встрепенулся и, ощутив сильную душевную боль, просительно произнес:
- У тебя есть, Клавочка, что-нибудь выпить?
Только теперь до нее дошло, что это - правда, и от горячего сочувствия на глаза Клавы навернулись слезы.
- Трудно поверить, Петенька, что с тобой случилось… это. Ты ведь - такой… такой умный… такой сильный!
Она вытерла слезы платочком и вскочила с места.
- Сейчас все принесу, дорогой! Вот уж не думала, что и тебе может от жизни достаться! Погорюем вместе! И мне надо успокоить нервы.
Не прошло и десяти минут, как на столе появилась бутылка водки, настоянной на травах, и графин с домашней брусничной наливкой. К ним Клава подала на стол соленые грибочки, свеженарезанные ломтики свиного окорока и затянутый тоненькой корочкой жира холодец. И, налив в фужеры - Петру водку, а себе - наливку, тепло произнесла тост:
- Давай выпьем, Петенька, - чтоб нас с тобой поскорее минули все беды! Разве мы так плохи, что не заслуживаем счастья? - она вновь бросила на него затуманенный взгляд. - Хоть тебе открою свою душу! Мне же не с кем здесь даже поделиться! А от этого жить еще тяжелее!
Так, выпивая, они просидели на кухне до поздней ночи, излив друг другу все, что терзало их наболевшие души. Петр, не в силах больше носить это в себе, жаловался на полное непонимание и отчуждение со стороны жены, которую вынужден был оставить, а Клава - на потерянные молодые годы с нелюбимым мужем, на то, что жизнь проходит, а счастья все нет. За это время опустели бутылка и графин, потом настала очередь шампанского и бражки. А кончилось, естественно, тем, что они, не помня как, очутились в постели.
Петр, уже плохо представляя где находится, но полный любовной тоски, страстно обнимал и ласкал Клаву, а его затуманенное воображение рисовало по-прежнему дорогой и желанный образ Даши. Изголодавшись по близости, он буквально истерзал партнершу и мощно вошел в нее, неистово усиливая темп. И даже кончив, не ослабил натиск, а продолжал ненасытно ласкать ее, утоляя накопившуюся страсть и непроизвольно шепча:
- Моя любимая… Дашенька…
Клава никогда еще не испытывала такого чувственного наслаждения; даже в мечтах не представляла, что интимная близость может подарить столь великую физическую радость. Многократно уносясь в заоблачные выси райского блаженства, она изнывала и плакала от счастья. Находясь в пьяном угаре, Петр ничего этого не замечал. А утолив, наконец, свою страсть, сразу уснул. И только утром, когда открыл глаза и увидел, что она лежит с опухшим от слез лицом, удивленно спросил:
- Что с тобой, Клавочка? Неужто я тебя обидел? Тебе было нехорошо?
- Все было… замечательно… как в сказке… - всхлипнула Клава, так как все слезы уже выплакала. - Не бери в голову, Петенька, я сейчас встану.
- Тогда отчего же грустишь? - непонимающе поднял он брови. - Когда хорошо, не плачут.
Не отвечая, Клава соскочила с кровати, набросила на плечи халат и лишь тогда нехотя призналась:
- Если честно, не все было хорошо. Как говорят: в бочке меда - ложка дегтя.
Петр сразу поскучнел, и она грустно объяснила:
- Я плакала потому, что ты любишь другую. Обнимая меня, ты называл, - Клава всхлипнула, - чужое имя - Даша. Это твоя жена?
"Вот оно - в чем дело! И, правда, нехорошо", - огорченно подумал Петр, а вслух сказал:
- Ну и зря ты так переживаешь! Мы с ней разошлись, и это пройдет!
- Нет, Петенька, когда так любят, это не проходит, - с горечью возразила ему Клава. - Но ты не придавай значения моим бабьим нюням. К тому делу, что мы затеяли, наши с тобой чувства отношения не имеют.
Она тряхнула головой, как бы отбрасывая грустные мысли и, запахнув халат, уже бодрым тоном сказала:
- Пойду, приготовлю нам завтрак. Ты особенно-то не разлеживайся. Тебе надо собираться в Москву!
Глава 15
Разоблачение
Свое "освобождение от брачных уз" Даша встретила на роскошной яхте олигарха в плавании по Средиземному морю. Получив повестку явиться в суд по делу о разводе, Даша до последнего часа жила надеждой, что произойдет чудо: Петр придет к ней с повинной или хотя бы позвонит, попросив прощения.
Но чудес на свете не бывает. От него не было ни единой весточки, и она обрадовалась, когда Юхновский предложил избавить ее от этого позорища.
- Думаю, вам не слишком хочется присутствовать на неприятной судебной процедуре, - позвонив накануне назначенного дня, спросил он, словно был телепатом. - Если не возражаете, вас разведут заочно, но для этого надо срочно оказаться далеко от Москвы.
- Лев Григорьевич, миленький! Сделайте так, если можно! - взмолилась Даша. - А я ради этого готова бежать хоть на край света!
- За большие деньги все можно, а для вас их не жалко, - самодовольно пропел он своим высоким голосом. - Напишите доверенность, подбросим в суд кучу справок о невозможности вашего присутствия - и дело в шляпе!
Юхновский сделал паузу и еще раз подчеркнул:
- Но уже завтра вас здесь быть не должно! Если вы готовы, я заказываю для нас самолет.
Предложение было таким неожиданным, что у Даши закружилась голова. "Ну, Юрочку отправлю к маме. А когда же я успею собраться? - лихорадочно промелькнуло у нее в голове. - И куда полетим? Надолго?" Но вслух лишь послушно сказала:
- Да, я готова - хоть завтра. И буду рада оказаться подальше от дома.
В ней все же проснулось женское любопытство, и она спросила:
- А куда летим, если не секрет?
- На Лазурный берег, в Ниццу. Там нас ждет яхта, но можем провести все время на моей вилле. Или остановиться в отеле - как захотите.