– А если я вас не выпущу? Скажу охране, что вы обворовали мой дом?
– Ну что ж, охранники вызовут милицию, и моя репутация будет спасена! – Я засмеялась.
– Мила! Ну хотя бы еще минуточку! Неужели вам ничего не говорит мое имя – Николай Соломатников? Вообще не говорит ничего?
– А если говорит, что тогда?
24
Имя Николая Соломатникова я впервые услышала от Ольги.
Она приехала ко мне в гости и с порога заявила:
– Милка! Как это здорово, когда в тебя кто-то влюблен.
– Хоть кто-то? – не поверила я.
– Кто-то хороший.
– А почему ты решила, что он хороший?
– Он мне дарит шоколадки и розы.
– Ну и что?
– Он меня смешит.
– Этого мало!.. А ты тоже влюблена в этого хорошего?
Вместо ответа, Ольга продекламировала мне детскую премудрость:
Не влюбляйся ни в кого!
Пусть сначала он полюбит,
А потом – и ты его!
– Но он же уже полюбил, – напомнила я ей. – А ты?
– А я... не знаю.
Лукавила подруга, при этом сильно смахивала на Наташу Ростову в исполнении американской актрисы Одри Хепберн.
– Ну хорошо. Он кто такой? Где ты его взяла?
– На набережной. Я пейзаж рисовала, он встал рядом и стал смотреть. Потом разговорились.
– Ну ты даешь! Совсем с ума сошла! Знакомишься на улице с кем попало!
– Он в Бауманском учится. Будет электронщиком. Инженером... А хочешь еще прикол?
– Ну?
– В тебя тоже один влюбился с их курса.
– Как это в меня? Заочно?
– По фотографии. – Таинственно улыбаясь, Ольга извлекла из сумочки портмоне. – Вот! Увидел и не мог оторваться!
Я выхватила у Ольги портмоне и стала недоверчиво рассматривать собственное фото. Из-под налезающей на глаза челки на меня смотрела ничем не примечательная девица. Нос у нее был широковат, губы – бледноваты. А презрительно-насмешивое выражение лица способно было осадить любого парня.
– Они на ноябрьские праздники за город зовут, – продолжала Ольга невозмутимо. – На институтскую базу отдыха. Поедешь?
– Не знаю.
– Так что мне ему сказать?
– Кому?
– Ну этому, который в тебя влюбился по фото.
– Этому-тому! Имя-то у него есть хотя бы?
– Имя неинтересное – Коля. Коля Соломатников.
– Соломатников? Соломатников... А в этом что-то есть, пожалуй. Как тебе – Людмила Соломатникова? Звучит, а?
25
– ...Значит, вы меня помните все-таки?
Я улыбнулась. Странный сегодня день – ужасно длинный и почему-то заполненный воспоминаниями.
– А я вас долго не мог забыть. Все ездил к вам на Студенческую. Надеялся вас увидеть. Возле дома стоял.
– Возле моего дома? На Студенческой? – с удивлением переспросила я. – Вы знали мой адрес?
– Вы не верите? Я до сих пор его помню... Вы жили на втором этаже, окно вашей комнаты смотрело на улицу. У вас в комнате были желтые шторы. Иногда вы выходили на лоджию покурить... А еще к вам приходил гость...
– Да, – поспешно перебила я его. – Вы действительно все очень хорошо помните.
– Необычный гость! Он поднимался по водосточной трубе.
– Послушайте, Николай! Ну должен же у вас быть такт! Прошло столько лет, зачем вы вгоняете меня в краску?
– Я смотрел на ваши силуэты на фоне желтого окна, – задумчиво продолжал Соломатников. – Вы с ним долго и жадно целовались, а потом исчезали в глубине комнаты. Гас свет...
– Прекратите! Я уеду сейчас!
– Как я ему завидовал, Мила!.. – продолжал Николай, не обращая внимания на угрозы. – Для меня было счастьем просто постоять на вашей улице.
– Но ведь это было давно, – напомнила я. – В юности. Юность – время дурацких поступков, ошибок, промахов...
– А я до сих пор не вижу в этом ни промаха, ни ошибки! – с жаром ответил он. – Потом вы переехали на другую квартиру, я вас потерял... Мне приходилось довольствоваться фотографиями, которые давала мне ваша подруга.
Я удивилась еще сильнее:
– Ольга давала вам мои фотографии?
– Некоторые посмотреть, некоторые навсегда.
– Она мне ничего не говорила.
– Я ее об этом просил. Я подолгу смотрел на фотографии и думал о вас.
– Но ведь теперь вы... Я хочу сказать, теперь с этим покончено?
– Но я все еще храню ваши фото.
– Вы же женаты!
– Это не имеет значения! Какая связь?
– А вдруг ваша жена случайно их обнаружит?..
– Не обнаружит!
– Ну а вдруг...
– Я ей объясню: эта девушка была моей первой любовью.
– Не говорите ей ничего! А фотографии... лучше выбросить от греха подальше. Ни одной женщине на свете такое открытие не может понравиться.
– Вы что же, Мила, всерьез беспокоитесь о моей жене?
– Да! Может, во мне говорит женская солидарность... Я не понаслышке знаю, сколько огорчений могут доставить разные мелочи, на которые мужчина и внимания не обратит.
– Не понаслышке – значит, по опыту?
Я поняла, что сказала лишнее.
– Николай, я прожила жизнь. И насмотрелась всякого...
– А хотите, – перебил меня он, – я изменю ваше мнение о мужчинах?
– Это как?
– Для начала приглашу вас к себе. – Я с недоумением посмотрела на него. – Да вы не бойтесь. Это близко – здесь, на соседней улице.
– А время вас не смущает? Уже двенадцатый час.
– Почему вы такая неромантичная, Мила?
Я усмехнулась:
– Потому что я именно такая! Вы вообще здорово заблуждались на мой счет.
– Я не заблуждался! – тихо, но очень уверенно сказал Соломатников.
– Но вы же должны понимать: это как минимум все несерьезно! Хотя бы потому, что вы почти не знали меня.
– Но я надеялся. Я ждал. Поверьте, Мила, сегодняшняя наша встреча совсем не случайна.
– Спокойной ночи, Николай. Идите спать... и ничего не выдумывайте.
Я помахала ему рукой, нажала кнопку стеклоподъемника и включила зажигание.
26
Что ты наделал, Вадим? После стольких лет ты бросил меня, выкинул, как ненужную вещь. И что я теперь собой представляю?..
Первые встречные мужчины делают мне сомнительные предложения. Коллеги-сплетницы перемигиваются, наблюдая за мной.
Мне даже ночевать теперь негде! Ну не могу же я безмятежно заснуть в комнате, в которой мы засыпали рядом целых пятнадцать лет?
Бормоча эту бессмыслицу, я ехала по Холщевскому шоссе в направлении Москвы. С таким же успехом можно было поехать в другую сторону. Я чувствовала себя тотально, космически одинокой и неприкаянной.
Вот если бы можно было вернуться на Студенческую...
Когда-то мне здесь было по-настоящему хорошо. Меня здесь любили и понимали, обо мне беспокоились и заботились. Здесь прошли первые годы нашей с Вадимом совместной жизни. Тогда я еще не видела его недостатков, была как сумасшедшая в него влюблена, и он платил мне тем же. Счастливые были времена.
Я и не заметила, как подъехала к своему старому дому. Припарковала в переулке машину.
Фасад дома был совершенно темным, лишь в моей бывшей комнате тускло светилось окно. Там горел ночник или бра.
Нужно зайти и поговорить с квартирантами. Сказать: уезжайте.
Жаль. Они с незапамятных времен живут в моей квартире. Те самые – сисадмин и визажистка. Она по-прежнему торгует косметикой. А он... Я не знаю, чем он зарабатывает на жизнь. Теперь уж, видно, и не узнаю.
Я вылезла из машины, приготовилась щелкнуть сигнализацией, но вдруг раздумала подниматься в квартиру.
Поздно уже... И неизвестно, что делают при свете ночника мои квартиранты. Читают лежа в постели? Или просто разговаривают? Но разговаривать можно и без света...
Много лет назад вот так же гадал, что происходит за окнами моей комнаты, несчастный Николай Соломатников. Ольга-садистка зачем-то дала ему мой адрес. Хотя не зачем-то. У нее были определенные резоны.
Она вышла замуж за Степу Давликанова. Я могла бы выйти за его друга – за Колю Соломатникова. Стали бы дружить домами, в гости друг к другу ходить.
А Вадик – чужак. При этом еще и высокомерный. Какой-то не от мира...
27
После школы я ни с кем, даже с Ольгой, не говорила о Вадике. Сколько раз порывалась, но всегда тормозила саму себя, представив, как неинтересно прозвучит мое откровение.
– Мне в школе нравился один мальчик, – ни с того ни с сего сообщу я Ольге. – Мы с ним каждый четверг после уроков ходили к метро.
– Ну и что? – спросит Ольга с недоумением.
– Ничего. Просто иногда я вспоминаю его.
Ольга посоветует:
– Позвони.
– А что говорить?
– Ну мало ли!.. Спроси, как жизнь. Он тебя в кино пригласит.
– А если не пригласит?..
В общем, я не начинала этого бессодержательного разговора, а просто рассказывала Ольге про свое житье-бытье в медучилище. А потом из армии вернулся один парень, из тех, с которыми мы бренчали на гитаре в подъезде, и я стала говорить с подругой о нем. Но парень был скучный. И разговоры прекратились сами собой.
Ольга сердилась, что у меня "из-за проклятой медицины никакой личной жизни нет", и спешно искала мне жениха. Она была очень довольна, когда отыскался Николай Соломатников и началась эта суета вокруг поездки на студенческую турбазу.
Все было оговорено и расписано заранее. Где встречаться, что покупать. Но я вероломно разрушила Ольгины планы, явившись на общий слет под руку с Вадимом.
За спиной у своих друзей Ольга делала мне страшные глаза и усиленно вертела у виска пальцем. Но наше знакомство все-таки состоялось.
– Это Люда. – Ольга хмуро представила меня сбившимся в кучу мальчишкам. – А это Степан...
Дальше следовали Димон, Вован, Санек и Коляныч. Его имя Оля произнесла с особым ударением. Смотри, дескать, какими парнями бросаешься! Но я не торопилась вглядываться в Коляныча, а Ольгино восклицание пропустила мимо ушей. В те минуты я была поглощена Вадимом.
После долгих лет разлуки мы случайно столкнулись у метро "Юго-Западная", и это чудо произошло каких-то три-четыре часа назад! Могла ли я думать о каком-то Коляныче?..
28
– ...Мы можем вместе возвращаться домой, – предложил Вадим.
Я замерла от счастья. Сначала – потому, что просто увидела его, потом – потому, что прочитала в его глазах ту же сумасшедшую радость.
– Не можем, – сказала вслух. – У нас часы занятий не совпадают.
– Тогда... – От меня не укрылись его огорчение и растерянность.
– А давай съездим на праздники за город, – предложила я. – Меня пригласили в одну компанию, но боюсь, что без тебя мне там будет скучновато.
– Без меня? – Он смутился. – А со мной, ты думаешь, весело?
– Раньше, по крайней мере, – я хитро улыбнулась, – бывало весело. Когда в школе учились, помнишь? Мы с тобой вместе ходили к метро, ты ездил на итальянский по четвергам.
– А ты куда ездила? – поинтересовался он с опозданием.
– А я... просто ходила с тобой, потому что мне нравилось твое общество.
– Вот как? А мне так хотелось куда-нибудь пригласить тебя. Но я не решался. Мне казалось, у тебя есть кто-то поинтереснее.
– И мне, – тихо сказала я и улыбнулась одними глазами, почти без губ. Эта была особенная, интимная улыбка. И он, должно быть, почувствовал мой флюид.
– Значит, договорились. На праздники едем за город.
29
...Заметив, что Вадим вышел в тамбур покурить, Ольга тотчас же пересела ко мне:
– Зачем ты приволокла с собой этого упакованного?!
– Так это же он!
– Кто?
– Ненашев! Помнишь, я рассказывала...
Я осеклась, вспомнив, что ни разу не говорила с Ольгой о Вадике. Собиралась только...
– Дура ты, Людка, набитая! Колян, между прочим, от тебя сырой!
– Ну и что!
– Я вот боюсь, не дали бы они ему в морду.
– Кому, Коляну?
– Ты чё, Люд? Красавцу твоему!
– А могут?
– Да элементарно! А если выпьют, тем более.
Слава богу, до мордобоя не дошло. Наоборот, за выпивкой пошли какие-то общие разговоры про рынок, про реформы и цены. На каждом углу играло тогда знаменитое: "Перемен, мы ждем перемен!"
Вадим прекрасно разбирался в рыночной экономике. Пять лет в институте он тем только и занимался, что изучал экономические системы западных стран. А ведь все твердили в те времена: и у нас скоро будет как на Западе. Ольгины приятели спокойно признали авторитет Вадима и в дальнейшем вполне мирно с ним общались.
После экономических дебатов стали танцевать под "Модерн токинг", и это было в тысячу раз интереснее, чем слушать полупьяные гипотезы о будущем страны. Ольга танцевала со всеми по очереди, а я – только с Вадимом.
Сначала он осторожно придерживал меня за талию, потом обнял, потом просто сжал. Мне стало неудобно двигаться, и я остановилась. Некоторое время мы простояли молча, обнявшись. В наших организмах тяжело бродили юность и хмель. Я уже не слышала звуков "Модерна" – лишь глухие удары собственного сердца.
И вдруг я с удивлением заметила: в комнате темно, тихо и никого нет. Все ушли, оставили нас вдвоем. Я будто очнулась.
– Вадим, – позвала почему-то шепотом, словно боясь нарушить тишину. – Вадим... какое у тебя красивое имя...
Он наклонился и поцеловал меня в шею. В нежных, деликатных прикосновениях я угадала смятение страсти. И растерялась, не зная, что дальше мне делать с ней: сдержать ли эту страсть, укротить или, выпустив ее наружу одним простым движением, стать ее объектом, ее жертвой. Но безошибочным чутьем я угадывала: все в этот момент зависит от меня. Я сама от себя зависела.
Я лишь слегка откинулась на его руку и почувствовала, как его губы поползли по моей шее вниз, коснулись груди...
Мне не хотелось его ласкать – только принадлежать, отдаваться. Долго-долго, всю ночь... Каждую ночь... Целую жизнь...
30
А оказывается, пока на узкой койке студенческой турбазы я в муках счастья отдавалась Вадиму, несчастный Колян мучился терзаниями ревности!..
Но я ничего не знала об этом. Утром с аппетитом позавтракала, поиграла с ребятами в пинг-понг и ушла гулять в лес.
Стоя под облетевшими кронами деревьев, мы целовались подолгу, до головокружения. Потом шли вперед медленно, как пьяные, и снова замирали, обнявшись.
– Ну что, будем вместе ездить домой? – спросил он после очередного затяжного, как полет, поцелуя.
– Ты шутишь? У меня же лекции до девяти!
– Я буду встречать тебя после лекций.
– А иногда у нас занятия в анатомичке. Очень далеко, на Соколиной Горе.
– Значит, буду ждать тебя на горе.
– А под горой? – засмеялась я.
– Если надо, могу и под горой! Как же ты так поздно одна домой возвращаешься?
– Я так привыкла: одна, сама.
– А теперь ты будешь со мной...
И я на всю жизнь запомнила этот миг: задумчивый свет ноябрьского солнца, стылый воздух, запах опавший листвы и его губы на моих губах. Горячие губы, прерывистое дыхание... И эти слова – такие важные и простые.
Все дни я находилась под обаянием этих слов. И конечно, в упор не видела никакого Коляна.
31
В первый же день после праздников Вадим приехал за мной в институт. Стоял холодный ветреный вечер. Мы полчаса шли пешком к метро, останавливались на темных участках улицы и безудержно целовались.
Потом так же безудержно мы целовались в моем подъезде.
– Может быть, ты зайдешь ко мне выпить чаю? – предложила я.
И мы опять украдкой целовались в полутемной прихожей и на кухне, пока бабушка ходила в комнату за конфетами.
Время приближалось к полуночи.
– Идите-ка домой, молодой человек, – сказала бабушка строго. – Родители ваши беспокоиться будут. А ты, попрыгунья, ложись спать. Тебе завтра в первую смену на работу.
Целоваться при бабушке было невозможно, поэтому на прощание я лишь кивнула ему и, наскоро умывшись, скрылась в своей комнате.
Шторы были не задернуты. За окном темнела улица, по ней двигался одинокий, плохо различимый силуэт.
– Вадим, – прошептала я. – Вадим... – Потом распахнула дверь на лоджию и позвала громче: – Вадим, иди сюда!
Он услышал, оглянулся:
– Людмила?
– Вадим, ты приедешь завтра?
– На Соколиную Гору, как договорились. – Он стоял совсем близко – казалось, только руку протяни и можно потрогать, поцеловать. – Тебе холодно?
– Нет, – соврала я мужественно. На самом деле стоять на лоджии в одной футболке было невыносимо.
– Холодно, – поправил Вадим. – Иди домой.
– Сейчас, – пообещала я и не уходила. – Лучше ты иди. Я буду смотреть, как ты уходишь.
– Не хочу уходить.
– Придется.
– Ни фига! – Вадим приглушенно рассмеялся, указывая на водосточную трубу.
Через две минуты он уже был на лоджии. Мы опять надолго слились в поцелуе. Не отрываясь от моих губ, Вадим расстегнул куртку, и я юркнула под нее, согреваясь теплом своего первого и единственного мужчины.
Мы думали, что у нашего счастья не было свидетелей. Но свидетель, оказывается, был. Его звали Николай Соломатников...
32
Последний представитель "Промстройсервиса" покинул мой кабинет в девятом часу.
– Людмила Александровна, кофе? – Вера тотчас же возникла на пороге, свежая, энергичная, жизнерадостная.
Я машинально взглянула в зеркало и лишь подавила вздох, увидев в отражении свое напряженное, осунувшееся лицо. Черты заострились, взгляд померк, волосы, некогда пепельно-русые, казались сейчас просто серыми, а макияж – невыразительным, размытым. И все Вадим... Ну кто бы мог подумать?!
– Или чай? – напомнила о своем присутствии секретарша. – Людмила Александровна, вам надо перекусить. Вы устали.
– Чай, пожалуйста, Верочка.
Чай у Веры был необыкновенным. Она бесстрашно смешивала абсолютно несовместимые на первый взгляд сорта и почти всегда добивалась отличных результатов.
– Давайте я еще тосты приготовлю?
– Пожалуйста.
В ожидании чая я раздумывала о том, куда бы поехать после работы. Стаська звонит, обрывает телефон. А дома до того тошно, неуютно... И все напоминает о Вадиме.
Но стоит мне только выйти из дома, в голову начинают лезть разные идиотские мысли. Например, представляется Вадим, подходящий к нашему подъезду.
– Ты куда? – спрашиваю я у него.
– Пойдем домой. – Он улыбается нежно, почти интимно. – Пойдем домой, я страшно соскучился по тебе!
– Нет, это я соскучилась страшно! – отвечаю я, но видение быстро исчезает, и получается, что я говорила сама с собой.
Это почти сумасшествие... Почти начало конца!
Но все-таки я не утерпела – заглянула домой после работы. Благо идти было совсем недалеко, на соседнюю улицу.
Вадима нигде не оказалось: ни во дворе, ни в подъезде, ни в квартире.
Где он и с кем?! И сколько можно страдать от этой нелепой, унизительной зависимости?!
Еще недавно он раздражал меня. Я думала о разводе, о новой встрече и с трудом переносила его недостатки. А теперь... клянусь, я не могла припомнить ни одного! И окажись Вадик сейчас рядом, я бы... Стоило мне только представить себя рядом с мужем, и глупое сердце зашлось от радости!