Американка, добившаяся все-таки долгожданной исповеди, терпеливо ждала продолжения.
Егерь качнулся на табурете, но сохранил равновесие.
Только грубые ножки, принявшие непривычный угол, застонали деревянно и сухо.
Принцесса поправила сползший тулуп, который все время норовил удрать на пол.
Егерь обернулся к рогам изюбря, прибитым над дверью.
- Я на охоте бью дичь с первого выстрела.
- Всегда?
- Если не случается осечки.
- Как ты сказал - осечки?
- Это когда подводит капсюль и ружье не стреляет.
- И часто подводит?
- К счастью, весьма редко. Тьфу, тьфу, тьфу! - Егерь сплюнул через левое плечо. - А то бы вряд ли я с тобой беседовал.
- Bay! - Принцесса оценивающе погладила медвежью шкуру, служившую ей матрасом.
- Так вот, и с любовью у меня похожая катавасия.
- Не понимаю.
- Влюблялся, я, Принси, всегда с первого взгляда. Раз - и все. Кроме этой женщины для меня никого не существует. - Егерь резко поднялся, уронив табурет. - Понимаешь - никого.
Задремавшая было лайка зашлась предупредительным лаем.
Хозяин успокоил собаку, придал табурету вертикальное положение, но сам так и не присел.
Принцесса решила пойти ва-банк.
- Расскажи мне, пожалуйста, про нее.
- Про первую любовь с первого взгляда?
- Если хочешь, конечно.
- Ну как тебе отказать…
Егерь впечатал правое колено в табуретную плоскость.
- Только одно непременное условие: не перебивать.
- О'кей.
Егерь снова выпрямился, освобождая табурет из-под коленного пресса.
- Вот смотришь порой на лесной массив невооруженным глазом, и все деревья сливаются в сплошную мутную полосу - ни стволов не различить, ни крон…
Егерь шагнул к рации.
- А возьмешь бинокль - и сразу тебе и рябина, отяжеленная гроздями, и юный кедр, пробившийся все-таки к солнцу сквозь недружелюбный кустарник, и лиственный подрост…
Егерь щелкнул тумблером, выключив беспомощный прибор.
- Так вот, однажды роль бинокля сыграла любовь. Я проходил рядовой осмотр в клинике, а по коридору в группе медперсонала шла она - высокая, стройная, молодая и такая очаровательная в наглаженном и накрахмаленном белом халате, в служебной шапочке, тоже наглаженной и накрахмаленной… - Егерь снова оживил рацию, чтобы послушать слабый треск и шум. - Старшая медсестра из нейрохирургического отделения…
Принцесса вслушивалась не только в слова, но и в искренний тон, в доверительные оттенки тоскующего по утраченному голоса - то хриплого, то неожиданно звонкого, насыщенного эмоциями.
- Старшая медсестра… - Егерь вернул рацию в небытие. - Медсестра…
Принцесса, крепко зажмурившись, пыталась как можно отчетливей, как наяву, представить себе эту непростую историю.
А он вспоминал, вспоминал, вспоминал…
5
Первая осечка
Она ворвалась в его жизнь стремительно, под мощный аккомпанемент ранней и бурной весны.
Апрельские ручьи вторили ее постоянному смеху - громкому и заразительному.
Робкие подснежники мгновенно распускались, когда она проходила мимо - крупная, статная, жаждущая непременного и долгого свидания с природой.
И он понимал эту потребность.
После очередного ночного дежурства в реанимационном аду, наполненном приторным запахом неумолимой смерти и сладкими ароматами беспомощных лекарств, она рвалась прочь из города, туда, где воздух настоян на целебной вечнозеленой хвое и пропитан бактерицидными фитонцидами.
Он старался избегать лишних подробностей о черепно-мозговых травмах и обширных инсультах.
Он брал у друга старенькую иномарку и увозил свидетельницу очередной послеоперационной мучительной кончины подальше от морга, воняющего тленом.
Машина приемисто брала с места, и грязный асфальт под еще шипованными скатами верещал о скоростном шоссе.
Она же дремала, не обращая внимания на светофоры, на часы пик, на пробку у старого моста и заторы у выезда на центральную развязку.
Он же старался не слишком газовать, а тем более не баловаться с тормозами.
Дождавшись первых березовых куртин и сосновых колков, утомленная бессилием скальпеля и бесполезностью капельниц, она убирала боковое стекло и подставляла заспанное лицо ветру, пропитанному всеобщей тягой к сезонному возрождению.
Машина, сбросив на обочине скорость, осторожно съезжала на ведущую в перелесок грунтовую дорогу.
Под колесами шуршали хрупкие скелеты прошлогодних трав.
Под колесами ломались хребтины мертвых веток.
Но на буграх, прогретых солнцем, торжествующе зеленела новая, пусть еще слабая, но упрямая поросль.
Машина замирала на поляне.
Она, не снимая белого халата, начинала метаться в неудержимом порыве меж израненных берез, истекающих соком, меж трухлявых пней, обрамленных юными побегами, вдоль зацветающего багульника…
Она походила на большую, вольную, гордую птицу.
И ему нравилось это.
А еще нравились сочные, нежные, властные губы.
И груди с ядреными сосками, упругие и неподатливые груди, не умещающиеся в его ладонях даже на треть.
И то, что она никак не соглашалась к верхним расстегнутым пуговицам добавить и все нижние.
Он одобрял ее осторожное поведение и только ждал удобного момента, чтобы предложить руку и сердце, роскошную свадьбу и бесконечный медовый месяц, - но не успел.
Когда машина после очередного березово-соснового рандеву возвращалась в город - к светофорам, заторам и пробкам…
Когда на центральной развязке их обогнал туристический автобус…
В общем, когда до первого регулируемого перекрестка оставалось меньше пяти минут езды, она тихо попросила остановиться на конечной остановке троллейбуса.
И прежде чем она втиснулась в набитый гражданами салон, произошло расставание - окончательное и бесповоротное.
Он неожиданно узнал из ее столько раз целованных уст, что она выходит замуж за бизнесмена, которому помогла встать на ноги после автокатастрофы.
Она еще что-то говорила про розничную сеть магазинов и оптовую продажу гвоздей в широком ассортименте.
А ему казалось, что сизоватый дымок от черных, сожженных опушек и прогалин вдруг попал ему в глаза - едкий и горький-прегорький дым…
6
Кошмарный плен
- Медсестра… - Егерь перестал терзать облупленный тумблер немой рации. - Старшая медсестра…
- Как я понимаю, она вскоре вышла замуж.
- Естественно, бизнесмен вцепился в ее роскошные прелести обеими загребущими лапами.
- Ненавидишь частных предпринимателей?
- Само собой. Они же, деловые и оборотистые, не понимают азбучной истины: сколько ни зарабатывай денег - их все равно будет мало.
- Даже если миллиарды долларов? - Принцесса грустновато улыбнулась.
- Лучше про денежные мешки не говорить. Они же все рабы своих многочисленных нулей. Состояние им диктует, как себя вести.
- Наверное, ты прав.
- Конечно, прав, Принси. Представь, какой они должны испытывать ужас при мысли, что все это можно однажды потерять!
- Ладно, я не хочу больше слышать о заложниках несметных капиталов.
- Да и чего это я взъелся на акул бизнеса? Нам-то это с тобой не грозит, верно?
- Но кое-кто иногда выигрывает в лотерею совершенно гигантский джек-пот.
- Нет, Принси, за любую, самую случайную удачу потом приходится слишком дорого платить.
- А по-моему, это философия слабых и неудачников.
- Так ты думаешь, что медсестре повезло с браком? Она же без любви пошла.
- Ты уверен?
- Хотя - какое я имею право ее осуждать?..
- А ты встречался с ней… после?..
- Только раз, чисто случайно, через десять месяцев - она шла с детской коляской. Там лежали очаровательные близнецы в розовых одеяльцах.
- Хоть поздоровались?
- Даже поговорили.
- О чем?
- Ну не о гвоздях же.
- Только не сочиняй, что она раскаялась.
- Нет, она только пожаловалась на грудь - мол, после родов и кормления она совсем утратила упругость и способность волновать прохожих.
- Значит, тебе, Стью, крупно повезло, что она досталась не тебе, а бизнесмену.
- Возможно.
- Интересно, что с ней стало потом?
- Не знаю, да и знать не хочу. К тому же они очень скоро перебрались с мужем, кажется, в столицу.
- Как я устала. - Принцесса накрылась поуютней тулупом. - Как устала… - Принцесса отвернулась к стенке. - Сорри.
- Да, тебе лучше вздремнуть.
Егерь глянул в окно.
Снаружи, за снежной завесой, по-прежнему исполнялась метельная симфония, усиленная вьюжной фугой.
Егерь вернулся на исходную позицию.
Собака устала от созерцания постанывающей гостьи, ушла к порогу и тоже уснула на циновке из черного войлока.
Алисе снилась отчаянная погоня за юрким соболем, который то умело перепрыгивал с ветки на ветку, то прятался в бездонное дупло, то, вдруг обретая крылья, взмывал к самым вершинам столетних кедров.
Обманутая лайка спросонья обиженно проурчала.
Но Студента не интересовали собачьи кошмары.
Егерь, покачиваясь на скрипучем табурете, не отрываясь смотрел на уснувшую гостью.
Принцесса, беспокойно ворочаясь с боку на бок, выкрикнула что-то англо-американское, не поддающееся расшифровке.
Наверное, из подсознания выбрались голливудские страшилки и началась демонстрация "нон-стоп" запретных сновидений.
А может, вовсе и не Голливуд царил зловещим клипом в мозге, растревоженном нейроимпульсами…
Там вполне мог падать, падать и падать обреченный вертолет, в иллюминаторы которого, усмехаясь, заглядывает неумолимая смерть.
Принцесса снова отчаянно выкрикнула непонятные слова.
Но в этом беспомощном протесте было столько горечи, столько жути, столько мольбы о спасении, что егерь не выдержал, накренил табурет и, протянув руку, притронулся к вздрагивающему плечу гостьи.
Принцесса мгновенно выпала из кошмарного плена и с паническим выражением припухшего лица уставилась на руку, посмевшую ее коснуться.
- Извини, Принси, что разбудил. - Егерь торопливо вернул табуретку в исходное положение. - Но ты так стонала, так кричала…
- Сенкью.
- Я подумал, что тебя лучше разбудить.
- Мне было очень страшно.
- Не бойся, мы тебя не дадим в обиду каким-то дурацким снам. - Егерь обернулся к спящей собаке. - Подтверди, Алиса.
Лайка, среагировав на кличку, напрягла уши, подняла морду, резко втянула влажными ноздрями воздух и, успокоенная знакомыми, привычными запахами, снова свернулась пышным рыжим калачом.
- Принси, хочешь, я тебе расскажу, как я собирал клюкву? Представляешь: идешь по схваченному ночным заморозком мху, а он проламывается с необычным звуком, похожим на треск разрываемой ткани, - ну, когда зацепишься ненароком за гвоздь или сучок…
- Стью, я же не спросила тебя про самое главное.
- Спрашивай.
- Ты что, подался в отшельники из-за того, что медсестра предала вашу любовь?
- Во-первых, никакой взаимной любви не было и в помине. Да, ей нравилось, как я за ней ухаживаю…
- А кому бы, сорри, не понравилось?
- Во-вторых, это событие, прискорбное исключительно лишь для меня, стало первым, но не решающим звеном.
- Так расскажи, что у тебя было в жизни дальше.
- Что было, что было… - Егерь усмехнулся, не скрывая иронии. - Минул совершенно бессмысленный, какой-то скомканный, непонятный год и…
Егерь подошел к окну, за которым неутомимо вытанцовывал буран, властвовала метель и буйствовала вьюга.
- И случился новый бинокль.
- Ты снова влюбился с первого взгляда?
- Да в самый разгар лета…
7
Испорченный гербарий
На вторую неделю ботанической практики к университетскому лагерю из трех вместительных палаток неожиданно присоединился отряд добровольцев по уборке речной поймы от мусора, оставленного дикими туристами и любителями пикников.
Он возвращался с хорошей добычей - с тремя великолепными экземплярами вымирающих растений, давно занесенных в Международную Красную книгу.
Он представлял, какая будет физиономия у руководителя практики - толстой доцентши, безуспешно сидящей на вегетарианской диете.
Он заранее предвкушал зависть однокурсников и однокурсниц и мысленно ставил себе за ботаническую практику отличную оценку.
Но тут на тропе, ведущей к речной террасе, возникла она - в обкорнанных до колена джинсах, в кедах на босу ногу и с большим черным пластиковым мешком для мусора в руках.
Подчинившись интуитивному порыву, он вручил ей редчайшие цветы.
Она не могла оценить гербарную ценность утраченных экспонатов, но зато оценила сам поступок.
Приняв скромный эндемический букет, она дала понять бойкому и прыткому ботанику, что совсем не возражает против его ухаживаний.
Неделя пронеслась с неимоверной скоростью, как будто сутки укоротили, по крайней мере, вдвое.
Она не гнала новоявленного ассистента прочь.
Он же забросил гербарные дела и, бесшабашно игнорируя возможный провал ботанической практики, усиленно помогал очищению поймы.
Разбитые бутылки, порванные газеты, использованные презервативы, искореженные консервные банки, экскременты в широком ассортименте и прочие следы туристского быта и пикникового разгула встречались повсюду.
Разгребая очередное непотребство, он смачно выражал сомнение в интеллектуальном уровне человека разумного.
Она же, ловко наполняя очередной черный мешок, лишь улыбалась застенчиво и виновато, как будто стараясь оправдать все людские грехи, слабости, недостатки, глупости.
Неделя пронеслась с неимоверной скоростью, как будто сутки укоротили, по крайней мере, вдвое.
По вечерам солнце уставало превращать осколки стекла в россыпи бриллиантов, консервные банки - в цирковые софиты, а использованные презервативы - в сброшенные шкурки загадочных ночных существ.
По вечерам заканчивали нектарную вахту суетливые пчелы, а кузнечики - зеленые, серые и бурые - усиливали свою монотонную трескотню.
По вечерам назойливо порхающие расфуфыренные бабочки сменялись скромными ночными мотыльками.
По вечерам ботаники объединялись у общего костра с энтузиастами чистоты и пели под расстроенную гитару песни чувствительного содержания.
А она и он, под многочисленные завистливые взгляды, уходили вдоль русла, вниз или вверх по течению неспешной реки.
И никто даже не догадывался, что влюбленные только присматривались друг к другу, каждый день медленно и неуклонно сокращая дистанцию.
Им не требовалось выяснять словами постепенно складывающиеся отношения.
Им было достаточно идти рядом, рука в руке, вдоль уреза воды.
Убегали в осоку проворные кулики.
С паническим трепыханием взлетали селезни.
Тяжело уходили под заросли ив нагуливающие жир дикие гуси.
Ныряла осторожная ондатра.
Рыба плескалась и множила круги в заводях.
Неделя пронеслась с неимоверной скоростью, как будто сутки укоротили, по крайней мере, вдвое.
А на исходе седьмого дня случилось то, что должно было случиться.
Он первый раз поцеловал ее.
Она ответила многообещающим всплеском нежности.
Он понял, что не зря, совсем не зря окончательно провалил сбор обязательного гербария.
Процеловались они до рассвета.
Впрочем, она не позволила ни себе, ни ему ничего, кроме затяжных и вдохновенных поцелуев.
А затем случилась внезапная и скоропалительная разлука.
Ровно в полдень, за десять минут до обеда прикатил координатор движения по очистке поймы.
Координатор оказался велеречивым начинающим демагогом с хорошо поставленным голосом и с явными признаками дальнейшей блестящей карьеры на политическом поприще.
Координатор произнес эмоционально насыщенную, короткую, но эффектную речь, в завершение которой сообщил о своем завтрашнем бракосочетании и огласил имя невесты.
Раздались бурные аплодисменты со стороны активистов антимусорного движения.
Но ни один из практикантов-ботаников не захлопал в ладоши.
Однокурсники подставленного влюбленного недоумевали вместе с ним.
А толстая доцентша успела шепнуть обманутому и несчастному о том, что, несмотря ни на что, поставит ему отличную оценку.
А он беспомощно и растерянно смотрел, как уводят его едва не состоявшуюся половину.
Кто-то из ботаников свистнул вслед удаляющейся паре.
Кто-то крикнул ироничное "горько!"
Кто-то похлопал неудачливого ухажера по спине.
А он смотрел - тупо и бессмысленно.
Бессмысленно и тупо.
И губы, познавшие блаженную сладость ответных поцелуев, свело в усмешливой судороге.
Прежде чем сесть к жениху в навороченный внедорожник, она все же обернулась.
С улыбкой, подпорченной нескрываемой печалью, она простилась с безумным солнцем, притихшей рекой и с очищенными от мусора берегами.
И уехала навстречу неизбежной свадьбе…
8
Собачьи слюнки
- Так я, не собрав гербария, получил все же отличную оценку.
- Наверное, из вас вышла бы хорошая пара?
- Сомневаюсь.
- А что, из нее получилась плохая жена?
- Чего не знаю, того не знаю. Врать не буду.
Егерь прошелся от окна к рации.
- Она же была не из нашего, Принси, города.
Задержался у стола.
- Может, хватит ворошить прошлое?
- Последний вопрос.
- Если только последний…
- Значит, это из-за нее ты оказался здесь?
- Нет. - А…
- Принси, давай больше не будем ударяться в печальные воспоминания.
- О'кей.
- Лучше ты поспи еще. А я займусь хозяйством.
Егерь, наклонившись к полу, нашарил стальное кольцо и рывком открыл квадратный люк, ведущий в закрома.
- Приготовлю обед. Тебе надо поесть.
- Если вернется аппетит.
- Вернется, никуда не денется. Тебе самое время основательно подкрепиться.
- О'кей.
Принцесса, обхватив подушку, легла набок.
Лайка, досыта отоспавшись, перебралась поближе к гостье.
Егерь, вооружившись фонариком, спустился по крутой лестнице и принялся за отбор припасов.
Из подполья тянуло вкусными, раздражающими, терпкими запахами лечебных трав, диких копчений и сушеных грибов.
Гостья осторожно потрепала по загривку собаку, пускающую обильные слюнки.
- Хороший у тебя хозяин, Алиса, - прошептала, засыпая, Принцесса - Хороший…