В июне 2011 года Митчелл отметил пятидесятилетие карьеры весьма успешным концертом в Лилле. Высшей точкой концерта стало появление на сцене духового оркестра, вместе с которым старый рокер исполнил песню Генсбура "Старый мошенник" ( Vieille canaille , 1979). Женской части аудитории едва удалось удержаться, чтобы не скинуть с себя все.
Он попрощался с публикой новейшим – и, одновременно, последним – синглом "Вернуться" ( Come back , 2010): "Я не удивлю вас еще одним возвращением. / Грустно снова прощаться. / Нет! Я не вернусь".
Зал аплодирует стоя, сердца зрителей трепещут, кто-то плачет. Они присутствуют на концерте Митчелла, выходившего на сцену еще с Морисом Шевалье, а ведь Шевалье был знаком с самим Аристидом Брюаном, – тень столетнего французского шансона осенила этот вечер, сделала его незабываемым.
К сожалению, именно на долю Эдди Митчелла выпало объявить соотечественникам, что французский yéyé -рок не сможет выдержать конкуренции с The Rolling Stones, The Beatles, The Who, а позже – и с The Doors, Дженис Джоплин и Джимми Хендриксом.
Публика, любившая рок, обратилась к англоязычным звездам, так что французским певцам оставалось возделывать свой собственный садик. Этим и занялись Эрве Вилар, Кристоф, да и Клод Франсуа, сменивший стратегию еще в "Как обычно". В это неспокойное время над горизонтом восходит звезда человека, которого Брель называл "нежным садовником любви" – Сальватора Адамо.
Адамо завоевал сердца с "Вы позволите, мсье?" ( Vous permettez monsieur? ), "Падает снег" ( Tombe la neige ) и "Инш Алла" ( Inch’Allah ). Он использует в своем творчестве истинные жемчужины французской поэзии. К примеру, воспевая отчаяние разбитого сердца, Адамо использует в шансоне "Бедный Верлен" ( Pauvre Verlaine , 1968) работы самого Поля Верлена. Оригинальное смешение любовной печали с любовью к литературе.
В 1993 году бельгийский рокер Арно произвел сенсацию своим выступлением с классической песней Адамо "Девушки с морского берега" ( Filles du bord de mer ) и тем прославил ее автора среди современников.
Классический шансон Бреля и Брассенса с честью выдерживает штормовой ветер англоязычного рока. Как раз в шестидесятых годах эти двое достигают пика своей популярности.
Азнавур бесстрашно продвигается вперед.
Жан Ферра пожинает плоды успеха со своей песней "Ночь и туман" ( Nuit et Brouillard ), – кстати, написанной о концлагерях, а годом позже выпускает сельскую идиллию "Гора" ( La montagn ).
"И увидел деревья, росшие вдоль тропинки в саду отца, / И ребенком я знал, что она никогда не кончится", – спел Вим Соннефельд в 1967 году и совершенно свел с ума Нижние Земли музыкой Ферра. Народ буквально впал в обморочное состояние (текст нидерландского варианта написал Фризо Вигерсма):
Крестьянский парнишка в классе,
тележка гремит по камням,
колодец на ратушной площади,
тропинка через поля,
скот на лугу у фермы…
Эта песня вызывает сладостные воспоминания о прелестном, буколическом прошлом деревни, от которого остались лишь "почтовая открытка и воспоминания".
Впрочем, исходная песня Ферра имеет несколько иное содержание. Он описывает французские деревни, которые постепенно пустеют, продолжая демонстрировать миру средневековый образ жизни. В забытых деревнях департаментов Ньевр или Крёз всякий может своими глазами увидеть последствия исхода. "Но все-таки гора красива", – поет Ферра, рассказывая о своем возлюбленном департаменте Ардеш и деревушке Антрег, стоящей на горе, откуда открывается вид вниз на реку Волан.
За первый год продано более пяти миллионов синглов "Горы". Париж покорен этим гимном о забытой, счастливой сельской жизни.
Ферра продолжает идти своим путем, вымощенным коммунистической идеологией. Впрочем, в 1980 году он наконец выпускает песню "Баланс" ( Le bilan ), в которой открещивается от жесткой сталинской линии. Слава Ферра не интересовала, но он продолжал выпускать пластинки, которые нравились широкой публике до самой своей смерти, последовавшей в 2010 году.
Французское правительство продолжает тщетно бойкотировать Nuit et Brouillard Ферра, но почему-то вполне благосклонно принимает "Гёттинген" ( Göttingen , 1964) Барбары.
В июле 1964 года певица без большого энтузиазма приняла приглашение выступить в немецком городе Гёттингене. Она не забыла еще грохота нацистских сапог (ее отец только случайно избежал отправки в концлагерь), но после долгих колебаний согласилась.
Весьма теплый прием обрадовал Барбару, и она продлила свое пребывание. И в последний день написала "Гёттинген".
Может быть, хорошо, поет Барбара, что у французов есть Сена и Верлен, но не стоит забывать, что в городе Гёттингене царит печаль, а розы здесь цветут, как и везде, и самое главное, – дети здесь такие же, как везде.
Эта песня – ода о том, как часто дружба между Германией и Францией подвергается проверке, и призыв к тому, что надо любой ценой избегать того, чтобы "снова ударили в набат […] и загрохотали орудия", и о том, что "боль моего сердца заставила Гёттинген плакать".
Франсуа Миттеран, взявшийся за восстановление дружеских связей с Германией, использовал эту песню во время франко-германских переговоров.
Барбара прошла длинный путь, каждый шаг которого отмечен памятниками шансона. Начала она с пластинки "Барбара поет Брассенса" ( Barbara chante Brassens ), за ней последовала "Барбара поет Бреля" ( Barbara chante Brel ).
И, наконец, она собирается с силами, чтобы идти своим путем: "Барбара поет Барбару" ( Barbara chante Barbara , 1964). Пока Франция танцует под музычку yéyé -молодежи, она пишет "Нант" ( Nantes ) – серьезную песню, в которой описывается ее поездка в этот город на западе Франции, "потому что он хотел повидаться". Кто – "он"? И только к концу песни становится понятно, что речь идет о поездке к отцу, которого она не видела с самой войны, отцу, который изнасиловал ее, когда она была маленькой, который теперь находится при смерти. Пришло время забыть о ненависти, пришло время простить, но она опоздала на Большую Волчью улицу, 25, и никогда уже не сможет "улыбнуться ему и простить".
Эта песня сильно отличается от ее обычного легкого стиля и гитарного аккомпанемента, но она получилась весьма убедительной, искренней и простой (голос и пианино). Выдуманная Барбарой Большая Волчья улица в 1986 году появилась в Нанте благодаря вмешательству городского управления – история похожа на случай с кафе "Пушкин" из песни "Натали" Жильбера Беко.
У Барбары не слишком много хитов. В десятку популярных она попадала лишь однажды. В 1970 году она даже использовала старый текст, чтобы заполнить очередной диск. Оркестровку использовала лишь раз в жизни.
Но стоило Барбаре оставить простоту и умеренность в музыке, как успех ее у широкой публики вырос лавинообразно. Случилось это, когда она выступила с новой песней, "Черный орел" ( L’aigle noir ). Название песни заставляет вспомнить ее тонкий, высокий силуэт, черную одежду, тонкий нос с горбинкой и мощные взмахи худых рук. Черный орел – не самый плохой образ, чтобы запомнить Барбару. Пусть это ее единственный хит, но знатоки шансона любят другие жемчужины ее творчества – автобиографическую "Мои мужчины" ( Mes hommes , 1968), грустную колыбельную "В лесочке Сент-Аман" ( Au petit bois de Saint-Amand , 1964) или отчаянную песню Марты Уэйнрайт, которую Барбара пленительно повторила в своей "Скажи, когда ты вернешься?" ( Dis, quand reviendras-tu? 1962). Песни Барбары – это музыкальная поэзия навсегда, лекарство от плохого настроения.
"Джонни Холлидей в клетке"
Антуан хотел стать инженером, но во время поездки по Америке открыл для себя американский народный рок. Заразившись от Боба Дилана и Донована, он начинает и сам писать песенки. 8 января 1966 года Франция знакомится с Антуаном (как он себя ей представил) во время живой телетрансляции. Страна увидела молодого человека с длинными волосами, на нем была рубашка в цветочек, а аккомпанировал он себе на гитаре и губной гармошке. Консервативная и традиционная Франция отнеслась к этому хиппарю с презрением.
Совершенно неожиданное появление его "Болтовни Антуана" ( Les élucubrations d’Antoine , 1966) наделало переполоху. В его talking blues в стиле диланского Subterrean Homesick Blues Антуан сваливает в одну кучу разные знаменитые имена. И одновременно отчаянно дует в губную гармошку и кричит Oh yeah!
Он защищает свои длинные волосы не потому, что они красивые, а "потому, что мне это нравится". Еще он хвалит цветочки на своей рубашке. "Вопрос в том, чтобы быть впереди своего времени, вы и понятия не имеете, как это делается".
Вызывающий образ Антуана – штука новая и понравилась молодежи чрезвычайно. К концу года был продан почти миллион синглов.
В шестом куплете хиппарь Антуан выставляет на посмешище полубога, рокера Джонни Холлидея, и призывает его измениться:
Tout devrait changer tout le temps,
Le monde serait bien plus amusant,
On verrait des avions dans les couloirs du métro,
Et Johnny Hallyday en cage à Médrano
Все на свете когда-то должно поменяться,
И мир будет весело с нами смеяться,
Самолеты влетят через двери в метро,
А Холлидея посадят в клетку в Медрано.
Медрано – известный цирк, долгое время находившийся в здании на бульваре Рошешуар в Париже, а сегодня – один из самых крупных гастролирующих цирков. Антуан издевается над Джонни, сравнивая его с прирученным хищником.
Но Джонни не собирается позволять всякому выскочке обижать себя, через несколько недель он выпускает шансон с говорящим названием: "Волос долог – ум короток" ( Cheveux longs et idées courtes ).
Он выходит на сцену в майке с надписью "Остановите войну", и сообщает, что войну остановить ничего не стоит – достаточно всех накормить. Впрочем, продолжает свои размышления Джонни, нашим предкам эти меры не помогли, и весело добавляет: "Наверное, у них волосы были недостаточно длинными".
Теперь, продолжает Джонни, меня "уж наверняка посадят в клетку" – это, если вы не поняли, он на Антуана намекает. – Впрочем, продолжает он, для того, чтобы со мной это сделать, "недостаточно иметь длинные волосы".
Менеджеры обоих шансонье, встретившись, становятся добрыми приятелями – и с упоением обсуждают перебранку своих подопечных. Надо ли говорить о том, с какой радостью следит за их безобразными плясками пресса и с какой скоростью растет рейтинг обоих?
Кстати, совершенно неожиданно мы обнаруживаем, что шансонье внимательно следят за общественным прогрессом. Самая последняя строфа "Болтовни Антуана", можно сказать, провидческая. Он советует побыстрее "разрешить продажу противозачаточных пилюль".
Раз пилюли уже пять лет, как легализованы в Америке, то почему Франция должна отставать? Франсуа Миттеран, послушавшись (уже второго в его случае!) шансонье, включает этот пункт в свою предвыборную президентскую кампанию 1965 года, но проигрывает Де Голлю.
И все-таки Миттеран и Антуан добились своего, 28 декабря 1967 года продажа противозачаточных пилюль разрешена.
Не стоит преувеличивать влияние шансона на политическую жизнь; в основном французские хиппи поют о peace, love & understanding .
Холлидей в экзотической рубашке, с букетом цветов в руке выглядит, "как будто гуляет по Сан-Франциско". Если кто-то и принимает эскапады Жака Дютрона за искусство ( je retourne ma veste, toujours du bon côté – из L’opportuniste ), то это – враги, вроде псевдо-Элвиса, которого изображает Холлидей. Дютрон, со своей стороны, очень серьезно обсуждает всякую хиппи-фигню, о чем он и сообщает в "Хиппи-хиппи ура" ( Hippie hippie hourrah , 1967), где предлагает любить цветы, марихуану и даже своих недругов. Пока психоделические гитары воют и ты слышишь из микрофона причмокивание губ, он поет, как всегда, tongue in cheek :
Je suis hippie, je suis hippie,
C’est ma nouvelle philosophie
Hippie, hippie, hourrah!
Хиппи, хиппи я.
Вот философия моя.
Хиппи-хиппи ура!
Ровно за год до описываемых событий Дютрон возник, буквально из воздуха, с песней "И я, и я, и я" ( Et moi, et moi, et moi ). Он попросил писателя и журналиста Жака Ланцмана написать пародию на "Болтовню Антуана" и одновременно высмеять индивидуализм yéyé -генерации. Сам Дютрон сочинил музыку. Текст Ланцмана начинается с описания мелких проблем (от головной боли из-за вегетарианской диеты до ожидания месячной зарплаты), из которых во всем мире складываются проблемы крупные. И Клода Франсуа он не обошел вниманием. Каждая строфа оканчивается на j’y pense et puis j’oublie (название одного из хитов Клода Франсуа: я думаю об этом и сразу забываю), а заканчивалась песенка так: c’est la vie, c’est la vie .
Дютрон исполнил этот номер в иронически-отстраненной, почти безразличной манере, которая позже станет его фирменной маской. В 1967 году он приводит в восторг не только Франсуазу Арди, но и премьера Франции. В песне "Кактусы" ( Les cactus ) он рисует картину враждебного мира, который только и ищет возможности сделать тебе гадость (припасенные для постороннего неприятности он образно называет "кактусами").
Чтобы подчеркнуть предательские приемы оппозиции, Жорж Помпиду цитировал "Кактусы" в парламенте.
В холодные зимние месяцы, еще до появления "Лета любви" ( The Summer of Love , 1967), Дютрон сообщает всем, как он любит девушек. J’aime les filles – джентльменские принципы опытного шармёра, раздающего в элегантно-безразличном стиле ( je-m’enfoutisme ) элегантные намеки и фривольные продолжения из шансона "Плейбои" ( Les play-boys , 1966): "Экстра-игрушка моя наготове, / Девушки падают мне на колени".
"Я вскарабкался на Венерин Холм"
Вдруг повсюду стали проповедовать любовь, но если кто-то в шестидесятых произносил слово "любовь", то имелся в виду только секс. То же самое относится к песням. А ведь всего за несколько лет до того требовалась сильнейшая лупа, чтобы разглядеть намеки на этот самый секс. В "Песне состарившихся любовников" ( La chanson des vieux amants , 1967) Жак Брель пытается оправдать супружескую неверность такими словами: "ведь нужно, чтоб и тело ликовало". Действие менее известного шансона – "Газ" ( Le gaz , 1967) – разыгрывается в борделе, где мужчины заявляют друг другу "Я – человек газированный" и объясняют, что они приходят сюда не только для того, чтобы пивка выпить.
На самом деле Брель, очевидно, доставляет внимательному слушателю огромное удовольствие своими шансонами. "Роза" ( Rosa , 1962), которая, кстати, очень удобна для желающих выучить латинские склонения, начинается с фразы: "Это самое старое в мире танго…" Весьма неоднозначно. И при чем здесь грамматика? На самом деле этот шансон – гимн племяннице певца Розе. Зная это, легко представить себе, как Брель танцует с племянницей, принимая одну за другой положенные в танго позы:
Rosa rosa rosam
Rosae rosae rosa
Rosae rosae rosas
Rosarum rosis rosis .
В песне "Сделай мне больно, Джонни" ( Fais-moi mal, Johnny, 1956) Борис Виан заворачивает покруче. От певицы Магали Ноэль требуется имитация жесткого секса. В своей садо-мазо-миниатюре он заставляет Ноэль соблазнить мужчину любым способом. Она завлекает отловленного на улице Джонни в свою комнату и бросается к нему, выкрикивая дикий рефрен:
Fais-moi mal, Johnny, Johnny, Johnny
Je ne suis pas une mouche… zoum!
Fais-moi mal, Johnny, Johnny, Johnny
Moi j’aime l’amour qui fait boum!
Сделай мне больно, Джонни, Джонни, Джонни,
Я тебе не муха, чтобы биться о стекло… жжжжж!
Сделай мне больно, Джонни, Джонни, Джонни,
Хорош болтать, займись делом!
Магали Ноэль исполняет свою задачу превосходно, имитируя дикую страсть. А тут еще вступает сам Виан и противным голосом опытного соглядатая трижды выдыхает: "делай, делай, делай ей больно". Но и это не возбуждает беднягу Джонни. В ярости она обзывает его "животным". Джонни не может стерпеть оскорбления, слышатся звуки пощечин, и Магали начинает плакать и жаловаться, что теперь будет ходить вся в синяках.
Мощный, завораживающий ритм выводил этот шансон "за грани дозволенного". Разумеется, песня довольно долго входила в список запрещенных.
Виан продемонстрировал недюжинную храбрость, явившись со своим, скажем так, неоднозначным шансоном в те времена, когда слово "секс" стыдливо замалчивалось. Но Генсбур, представивший немного позже "Сладости" ( Les sucettes , 1962), продвинулся по запретной местности еще дальше. Юная Франс Галль, даже не подозревая, что она поет, исполнила гимн оральному сексу. Впрочем, двусмысленность текста показывает: называть вещи своими именами все еще невозможно.
"А как быть с Брассенсом? – воскликнет, очнувшись, любитель шансона. – Он-то открыто поет о своих желаниях?" Например, в "Фанфарах славы" ( Les trompettes de la renommée , 1962) он комментирует процесс траха с маркизой так: "Я вскарабкался на Венерин холм". Да, Брассенс у нас ловкач и способен облечь в александрийский стих любые непристойности, не хуже таких гигантов, как Расин или Бодлер.
Папаше Брассенсу прощается многое, но далеко не все, и к его шансону у цензоров тоже возникали вопросы. "Фанфары" – далеко не единственная его песенка, удаленная с радио. Послушайте-ка для интереса "Порнографию" ( Le pornographe ), "Девчонку за сто су" ( La fille à cent sous ) или "Редиску" ( Le radis ) с текстом в руках, и вы поймете, что я имею в виду.
Шансон "Fernande" построен чуть менее искусно, чем "Фанфары славы". Брассенс исполняет, не краснея, гимн мастурбации:
Quand je pense à Fernande
Je bande, je bande
Quand j’pense à Félicie,
Je bande aussi,
Quand j’pense à Léonore,
Mon Dieu, je bande encore,
Mais quand j’pense à Lulu,
Là je ne bande plus.