Летом 1969 года Лео Ферре, показавший самый чувственный шансон всех времен и народов, сталкивает Битлов с верхней строчки пирамиды хитов.
C’est extra начинается с акустической гитары, к ней присоединяется скрипка, затем – женские голоса, вступает орган и придает печальную окраску музыке и поэзии Ферре.
Et dans le port de cette nuit une fille qui tangue et vient mouiller – настолько многозначно, что практически непереводимо, но полезно знать, что tanguer – это, собственно, раскачиваться, а mouiller в данном контексте – не только "приставать к берегу", но и "намокать".
Неоднозначность слов сообщает им большую чувственность: "Эта черная кудрявая прядка, Иисусе, намокающая от питающих ее сладострастных капель в ожидании нетерпеливого пловца".
C’est extra менее известна, чем Je t’aime… moi non plus , но, во всяком случае, равна по силе воздействия и, несомненно, поэтичнее. Франция, потеряв бывшего лидера, скорбит, но, не задумываясь, вступает в новое десятилетие.
Расклешенные брюки, звукоподражания и пайетки на платьях
Или о том, как Серж Лама случайно воспел французскую депрессию, Мишель Фюген позиционировал себя как вестника летней любви, Мишеля Сарду похвалили по ошибке, Шарль Азнавур неожиданно стал писать для соотечественников-геев. А также – как Джо Дассен и Клод Франсуа включились в борьбу за оригинальную песню-слоган и как некоторые корифеи шансона их наконец остановили. С важными ролями для Майка Бранта, Жоржа Брассенса, Жака Бреля, Жюльен Клер, Далиды, Дэйв, Мишеля Дельпеш, Patrick Juvet, Жерара Лёнормана, Les Poppys и Шарля Трене. А также удивительными явлениями Chic, Джоди Фостер, Пьера Картнера и Б. А. из "Команды А".
"Президент Жорж Помпиду умер". Франция ошеломленно вслушивается в печальный голос, прервавший ход телевизионной программы. Никто не может поверить. Да, он был болен, в пресс-релизах сообщалось об осложнениях после гриппа. И только 2 апреля 1974-го, узнав о том, что президент умер, страна узнала и о том, что он страдал редким заболеванием костного мозга, – болезнью Вальденстрема.
Стало известно и то, что он был болен уже несколько лет. И знал о своей болезни еще в 1969 году, до президентских выборов. И что если бы Помпиду не выбрали на должность главы государства, он прожил бы дольше. Чувство потерянности идет об руку с чувством глубокой скорби: французы любили Помпиду.
Теперь хит Сержа Ламы звучит по радио совсем не так, как прежде. "Я болен" ( Je suis malade , 1973) – история мужчины, глубоко скорбящего по разрушенной любви. Разве не соблазнительно интерпретировать слова Ламы, как крестный путь Помпиду? Должно быть, он настрадался в последние месяцы своей жизни. Несмотря на болезнь, отравившую его кровь, президент связал свою горькую судьбу с судьбой Франции. Оплакивающий горькую любовь Лана в чем-то похож на Помпиду, обращающегося к нации:
Comme à un rocher comme à un péché
Je suis accroché à toi
Je suis fatigué je suis épuisé
De faire semblant d’être heureux quand ils sont là […]
Tous les bateaux portent ton drapeau
Je ne sais plus où aller tu es partout
Je suis malade complètement malade
Je verse mon sang dans ton corps
Как за скалу, как за грех
Я цепляюсь за тебя.
Я устал, и нет больше сил
Делать вид, будто я счастлив […]
Другие корабли идут под твоим флагом
А мне больше некуда идти […]
Я болен, я тяжко болен
Моя кровь течет по твоему телу
Повторяющиеся рефреном слова "Я болен, я тяжко болен" можно расшифровать как признание самой Франции в том, как тяжело ей справляться с результатами нефтяного кризиса 1973 года. Так, хит семидесятых "Я болен" волей случая становится лебединой песней многолетнего роста французского благосостояния.
В 1970 году кажется, что ветер вовсю дует в паруса Франции. Помпиду, пользуясь экономическим бумом, хочет "придать французской экономике международное значение". Меньше чем за месяц до смерти президент лично, торжественно открывает новый аэропорт Руасси-Шарль де Голль. Он отменяет несколько местных электричек, хотя не всем нравится, что к отдаленным деревням теперь без автомобиля не добраться. За годы правления преемника Де Голля проложены сотни километров скоростных дорог. В 1973 году премьер-министр Пьер Мессмер торжественно открывает Периферик ( boulevard périphérique ) – Парижскую кольцевую дорогу, строительство которой началось еще при Де Голле. Президент Помпиду планирует и перестройку самой французской столицы, отводя при этом большую роль автомобилю: "Город должен быть приспособлен к автомобилю".
Во время его правления снижается количество велосипедистов, а число автомобилистов растет. Не случайно его имя звучит на слух как автомобильный клаксон: Пом-пи-ду. Но скоро парижские автомобилисты начинают мешать даже самим себе, а по радио звучат веселые "кабаретески" вроде "Жалобы часа пик" ( La complainte de l’heure de pointe , 1972) Джо Дассена:
"На площадь Fêtes выезжаем тихо, / А на Клиши встаем насмерть, / Бастилию вновь окружают, / Республика в опасности".
Дассен, конечно, имеет в виду площадь Республики, но стоит опустить словечко площадь , как невинная песенка превращается в предостережение самой стране. Особенно когда Франция, как бы в наказание за чрезмерное поклонение новому божеству – автомобилю, через год, во время нефтяного кризиса, встала намертво.
Оптимист Помпиду, одержимый навязчивым стремлением к прогрессу, с самого начала своей президентской каденции мечтал изменить лицо Парижа: главное – понастроить множество высоких башен, чтобы перещеголять Нью-Йорк. Однажды он сказал журналисту Le Monde : "Я знаю, так нельзя говорить, но башни Нотр-Дама… они слишком низенькие!"
В 1972 году была воздвигнута уродливая Башня Монпарнас. В квартале Ла-Дефанс, современном деловом центре на северо-западе Парижа, как гигантские, уродливые грибы, один за другим, вырастают жуткие небоскребы. Последние парки сметаются с лица земли.
Шарль Трене сожалеет об этой эволюции. В "Бульдозерах" ( Les bulldozers , 1972) он описывает "печальное шоу угрюмой машины, вытягивающей шею, чтобы сгребать землю на ветру".
При Помпиду Франция решительно встает на путь мечты и прогресса, небоскребов и хайвеев. Но значительную часть молодежи влекут другие идеалы.
"Это начиналось просто, как всякая красивая история"
Мишель Фюген организует, вместе с единомышленниками, Le Big Bazar, яркий коллектив певцов, танцоров и музыкантов, которые путешествуют, как средневековые трубадуры, по всей стране и везде устраивают красочные праздники. Однако их идеи далеко не средневековые. Эта группа, живущая коммуной, хочет стать воплощением своего времени. Они – провозвестники мира, любви и взаимопонимания ( peace, love and understanding ), цветов в волосах и духоподъемной травки; их девушки носят индейские юбки и презирают лифчики, зато пропагандируют противозачаточные средства и агитируют против войны во Вьетнаме. Во главе веселой процессии молодых людей, мечтающих о новом мире, выступает Мишель Фюген, в атласном пиджаке и пестрой рубашке.
Фюген, уже сочинивший к концу шестидесятых несколько хитов, предложил новую мелодию великому Пьеру Деланоэ.
Деланоэ, сделавший имя Югу Офрэ, переведший на французский Боба Дилана, работал и для Жильбера Беко, Мишеля Польнареффа, Тино Росси, Джонни Холлидей, Сержа Реджани, Далиды и Клода Франсуа. Его труды включают, в общей сложности, около пяти тысяч текстов.
Так вот, в 1972 году Фюген доверительно сообщил ему, что, сочиняя музыку для новой песни, все время думал о любовной встрече на американской дороге номер 66.
Однако текст Деланоэ разочаровал его, с самой первой строчки: C’est un beau roman, c’est une belle histoire, c’est une romance d’aujourd’hu – "чудесный роман… прекрасная история… современный романс… Одного слова romance хватило, чтобы Фюгена едва не стошнило. Что за жалкая, пошлая довоенная романтика! Провинциальные слезы и сопли. Герой песни вернется домой, на туманный север, девушка уедет на юг… И потом – куда девалась его мечта – шоссе 66?
Деланоэ равнодушно пожимает плечами, он давно научился справляться с самыми капризными шансонье. И этого поросенка тоже умоет. Деланоэ говорит: "Все прекрасно, и останется так, как есть". И повелительным жестом указывает Фюгену на двери студии – на запись, мальчишка!
Результат известен: трубачи, электроорган и хор из пятнадцати глоток превращают ненавидимый Фюгеном текст c’est un beau roman, c’est une belle histoire в самую знаменитую строку французского шансона, перевод которой существует почти на всех известных языках, а на нидерландском их сделано несколько. Пал де Лёв словил успех со своей "Чудесной историей" в Голландии. Фландрия выбрала Анн Кристи и ее свободный перевод "Северный полюс":
C’est un beau roman, c’est une belle histoire
C’est une romance d’aujourd’hui
Il rentrait chez lui, là-haut vers le brouillard
Elle descendait dans le Midi, le Midi
Вся эта история начиналась красиво:
Летним днем, неподалеку отсюда,
Он, дочерна загорелый, стремящийся к приключениям,
Она – стремящаяся к южному солнцу.
Закончив запись, Фюген отбывает отдыхать в Италию. Когда он возвращается домой, их песня звучит из всех репродукторов Франции.
И хотя с нею конкурировали "Лаго-Маджоре" ( Le lac majeur ) Морта Шумана, "Это моя молитва" ( C’est ma prière ) Майка Бранта и "Если бы мы пели" ( Si on chantait ) Жюльена Клера, ни одна из них не смогла перебить успеха "Прекрасной истории" ( Une belle histoire ) – летнего хита 1972 года.
В этом шансоне воспевается безумная любовь на отдыхе, под южным солнцем. Хотя на самом деле пара встречается на хайвее, где-то в районе Валанса. Почему именно Валанс? И почему на дороге?
Все дело в том, что Деланоэ надо было срифмовать слова vacances (каникулы), chance (удача) и providence (предвидение). И все они по-французски рифмуются с названием места – Валанс, где многие делают остановку по дороге на юг. Фюген не Шарль Трене, и поет он не о мифической "Национальной дороге номер 7".
Да, еще раз спасибо Помпиду, добавившему к сети французских автодорог новую – скоростное шоссе Лилль – Марсель, играющее в песне важную роль. Фюген говорит о ней как l’autoroute des vacances , а сегодня ее называют "скоростной дорогой к солнцу".
Наши нежные голубки встречаются не на романтическом повороте провинциальной дороги, но среди шума и вони проносящихся по скоростному шоссе автомобилей, на так называемом a ire de repos , под сенью бензоколонки. Заниматься любовью героям, по воле Деланоэ, приходится на ближайшем поле, в кукурузе. А акустическая гитара и сказочная мелодия, не в меньшей степени, чем излюбленные ребятами из Le Big Bazar пара-па-апа-апа-а и ти-тири-ти-а, создают бессмертную атмосферу блаженства, – все бензоколонки Валанса рыдают от умиления.
"Я видел все это по телевизору"
Вслед за Фюгеном и революцией 1968 года является еще один носитель утопических идеалов – юный Жюльен Клер. Ангельское лицо и темные кудри сделали из него готовую звезду французской версии хиппи-мюзикла "Волосы" ( Hair ). Французские дети-цветы готовы носить его на руках. Но Жюльена Клера все это совершенно не интересует. Ему глубоко наплевать на майские события 1968 года, ко всякой ерунде типа peace, love & understanding он относится свысока, а свою игру в Hair рассматривает как удачную роль – только и всего. Это приводит к некоторой путанице в рядах бесчисленных фанов, но не мешает певцу завоевывать сердца тех, кто охотится за его хитами "Ничего" ( Ce n’est rien , 1971) и "Расставание" ( Partir, 1977).
Мечты о любви, свободе и мире вдохновляют многих артистов. Певцам со стажем приходится выдерживать конкуренцию молодых собратьев по оружию.
Хозяин Barclay Records Эдди Барклай с 1970 года начинает выпускать хиты группы Les Poppys , состоящей из подростков. Содержание песен немедленно делает детишкам имя. Les Poppys поют ритмические песни с текстами, базирующимися на том, что происходит прямо сейчас, отдавая предпочтение песням протеста. Эта, явно заказная, сторона дела сильно отличает их от более поздних молодежных групп. Кроме того, у Les Poppys для каждого шансона – новый солист, и каждый хит получает новый образ. Все это продолжается аж до 1982 года.
Французскую публику они завоевывают с "Кануном Рождества 1970" ( Noёl 70 ) и "Поп-шансон" ( Chansons pop ), но мировая слава приходит к ним с бессмертной "Нет, нет, ничего не изменилось" ( Non, non, rien n’a changé ). "Это рассказ о прекращении огня" – самая первая строка – не оставляет сомнений в том, о чем песня – вьетнамская война в самом разгаре.
"Нет, нет, ничего не изменилось" еще и о том, что и в 1971 году войны продолжат выплескиваться на зрителей с экранов телевизоров:
Mais j’ai vu tous les jours à la télévision
Même le soir de Noёl, des fusils, des canons
J’ai pleuré, oui, j’ai pleuré
Но я вижу это всякий день по телевизору
И в канун Рождества – тоже палят из ружей,
А я плачу, я плачу, плачу…
К концу семидесятых в стране – около восемнадцати миллионов телевизоров. В особо прилипчивом хите Шарля Трене "Он продает телеки фермерам" ( Il vend des téléviseurs aux paysans , 1976) действует умелый коммивояжер, всучающий фермершам в провинции дорогие аппараты: "Чтобы порадовать их мужей, когда они вернутся домой со своих полей".
А с 1 октября 1967 года в гостиные французов врывается вся пестрота внешнего мира. В тот день на экранах телевизоров появляется группа важных лиц, застывших, склонив головы, в благочестивой тишине. Вдруг на заднем плане раздается голос: Cinq, quatre, trois, deux, un . После чего черно-белое изображение становится цветным, хотя пока что – довольно тусклым. Несколько секунд сохраняется тишина; наконец министр информации Жорж Жорс произносит знаменательные слова: Et voici la couleur!
Музыкальные телевизионные представления, исполненные Марити и Жильбер Карпентье, украшают субботние вечера миллионов французов. Надо сказать, они очень старались поразить публику. У них выступали Жюльен Клерк с шансонами Барбары, потом – Барбара с шансонами Жюльен Клерк, потом зрителям показывали "Говорящую куклу из воска" ( Poupée de cire, poupée de son ) – исторический дуэт Клода Франсуа и Франс Галль.
Клокло намекал, что он расстроился из-за победы Галль на фестивале песни в 1965 году: "Это вызывает неприятные воспоминания". Галль вежливо отвечала, что "давно забыла об этом".
Иногда показывали костюмированные вечеринки: Нана Мусхури, без очков, изображала чувственную Кармен; Дэйв – капитана корабля, Джонни и Сильви – в костюмах Адама и Евы. В 1977 году вездесущий Клод Франсуа взобрался на качели с совсем еще юной Джоди Фостер, и они исполняют "Комикс" ( Comic strip ) Генсбура. Viens, petit Cloclo, dans mon comic strip , щебечет Фостер.
Шоу так всем запомнились, что Бенабар увековечил его в живой, ностальгической песне "Марити и Жильбер Карпентье" ( Maritie et Gilbert Carpentier, 2005). Простое перечисление ключевых слов из этой песни дает картину юношеских воспоминаний многих французов: после душа в пижаме перед телевизором, имитации, расклешенные джинсы, Мишель Фюген, усы, копировальный салон, много аплодисментов, Сильви Вартан, микрофоны на длинных шнурах, танцоры, Клод Франсуа, и, наконец, – бедного ребенка отправляют в постель.
"Хочу насиловать женщин"
Летом 1970-го Мишель Дельпеш читает в газете отчет о Фестивале Isle of Wight, британском варианте Вудстока. Примерно шестьсот тысяч человек увидели Джо Кокера, Донована, The Who, Джими Хендрикса и многих других. Это – последний фестиваль Джими Хендрикса: не пройдет и трех недель, как Бог Гитары умрет от гремучей смеси вина со снотворным.
Дельпеш, понимая необходимость упрочить свою репутацию шансонье-хроникера, берется за перо и сотворяет Wight is Wight (читатель, надо надяться, еще не забыл его Inventaire 66 ). А ради рифмы использует имя Боба Дилана, которого в действительности на последнем большом концерте времен хиппи просто не было:
Wight is Wight,
Dylan is Dylan
Wight is Wight,
Viva Donovan
C’est comme un soleil
dans le gris du ciel
Wight is Wight et hippie hippie pip,
hippie pip, hippie pip
Остров Уайт – это остров Уайт,
Дилан – это Дилан.
Остров Уайт – это остров Уайт,
Да здравствует Донован!
Он словно солнце
На небе сером
Над островом Уайт,
Островом хиппи, хиппи пип,
хиппи пип, хиппи пип.
Самым большим международным успехом Дельпеша стал, без сомнения, шансон "Чтоб с тобой пофлиртовать" ( Pour un flirt , 1971), но во Франции он всем известен и благодаря "Разведенной паре" ( Les divorcés , 1973), по крайней мере, здесь она продавалась гораздо лучше, чем "Флирт".
В начале семидесятых число разводов превысило все мыслимые пределы, и Дельпеш снова обращается к новостям. Он начинает работать с Жан-Мишелем Риватом. Они стараются изо всех сил и создают не роковую историю, полную патетики, но ясное, очаровательное решение проблемы. Жизнь продолжается, она коротка, лучше не тратить энергию на вражду.
Удивительное утверждение для начала семидесятых, когда во Франции переговоры о разводе можно начинать лишь в случае, когда один из партнеров каким-то образом нарушил закон. Пары, желающие расстаться мирно, по взаимному соглашению обвиняют друг друга во всех мыслимых и немыслимых грехах и находят фальшивых свидетелей, которые все это подтверждают.
Поэтому герой шансона "Разведенные" ( Les divorcés ) поет, что по заданию адвоката ему надо "забыть все прекрасное, что было, и очернить [свою партнершу]". Песня заканчивается пожеланием, чтобы бывшая жена "когда-нибудь" родила сводную сестричку для их общей дочурки. "ей бы это очень понравилось".
В те времена понятия "сложная семья" еще не существовало, и песня Дельпеша вызвала некоторое беспокойство. Годом позже Клод Франсуа возглавит список хитов с гораздо более печальной песней о разводах.