- Ты установил наличие взаимосвязи между стрельбой и звонком в школу? Почему они решили отослать Белинду?
- Кончай заниматься поиском взаимосвязей. Дело в том, что если бы информацию можно было раздобыть, просто позвонив приятелю в Гштаад или пригласив на ужин с вином секретаршу из "Юнайтед театрикалз", то материал рано или поздно непременно попал бы в "Инкуайрер". А теперь беги и прячься как можно скорее!
- Я и собираюсь. Я ведь тебе уже сказал.
- Нет, только без нее! Джер, поезжай в Европу, поезжай в Азию!
- Дэн…
- Хорошо-хорошо. А теперь послушай меня. Помимо детективов из агентства Сэмпсона нарисовались еще какие-то люди.
- Объясни толком, кто такие.
- Дэрил Бланшар пустил по следу своих людей, которые действуют так же, как Сэмпсон. Вся почта из школы в Швейцарии переправляется в контору Бланшара в Далласе. Девчушка из "Юнайтед театрикалз" говорит, что Дэрил - настоящая заноза в заднице. Они с Марти постоянно орут друг на друга по телефону.
- Это меня нисколько не удивляет.
- Но, Джереми, подумай своей головой! К чему такое прикрытие?
- Могу только строить предположения. Видимо, в ту ночь между ней и ее отчимом что-то произошло.
- Очень похоже на правду.
- Итак, они боятся утечки информации. Не хотят, чтобы хоть что-нибудь просочилось в газеты. И как мы предполагали с самого начала, ее могли похитить. Ведь она еще несовершеннолетняя.
- Возможно. Но, Джер, посмотри на расклад! Школа Святой Маргариты связывается напрямую с дядей Дэрилом в Техасе. Дэрил в свою очередь напрямую связывается с Морески. И нет ни одного свидетельства в пользу того, что Бонни в курсе. Может, она и не знает, что ее дочка так и не приехала в школу.
- Постой! - Я был так потрясен, что лишился дара речи. Казалось, я был готов ко всему, но только не к такому.
- Такую хитроумную легенду они могли сочинить ради Бонни. Они хотят, чтобы Бонни работала как ни в чем не бывало, а потому скрывают от нее, что ее маленькая дочка сбежала.
- Какой ужас!
- Джереми, неужели ты ничего не понимаешь! От этих парней смердит! Если они до тебя доберутся, а уж они постараются, мы сможем прижучить обоих!
Что там говорила той ночью Белинда? Даже если они и узнают о нас, то ничего не посмеют сделать. Да, именно так она и сказала.
- Бонни - ее законный опекун, - продолжил Дэн. - Я проверял в суде. Бонни много лет сражалась за право на опекунство с биологическим отцом девочки.
- Да-да. Джордж Галлахер. Парикмахер их Нью-Йорка.
- Все точно. И кстати, он обожает дочку. Так что Морески и Бланшару еще придется попрыгать, чтобы прикрыть свои задницы и от него, если все выплывет наружу.
- Надеюсь, ты составил отчет…
- Да уж, можешь мне поверить. И все же, дружище, я тебе точно говорю, эти парни тебе не враги. Пресса - вот кого надо действительно опасаться. Сейчас Бонни - любимое блюдо таблоидов…
- Знаю.
- …а история весьма пикантная. Она так и ждет, чтобы ее откопали. Дочь суперзвезды ударяется в бега, путается с автором детских книжек, который рисует маленьких девочек. Я хочу сказать, благодаря "Полету с шампанским" ты недели две будешь на первой полосе каждой газеты.
- Бонни тоже хороша! У нее у самой мозги-то есть? Неужели за все время она ни разу не позвонила Белинде в школу?
- Ее мозги здесь вовсе ни при чем. Позволь объяснить тебе положение вещей. Перед тобой женщина, которая годами не подходила к телефону, не открывала почту, не нанимала и не увольняла прислугу, не выписывала чеков. Она представления не имеет, как поставить на место нелюбезного продавца, банковского клерка, подобрать себе пару туфель, вызвать такси. В ее доме круглый год находится штат обслуги на все случаи жизни. У Бонни есть свой парикмахер, массажистка, горничная, кухарка, личный секретарь. На студию она ездит в лимузине с персональным шофером. И Марти Морески всегда рядом. Она принимает ванну, а он в это время развлекает ее разговором. Скорее всего, она даже не знает, кто сейчас в Белом доме. Причем так было всегда. На Сент-Эспри ее брат, агенты, техасские подружки заключили ее в такой же защитный кокон. И твоя Белинда была здесь не на последних ролях. Согласно всем отчетам, как только у мамочки случался приступ паники, дочка вместе с остальными тут же заступала на боевое дежурство. А еще во время поездки на машине имела место попытка самоубийства, и результате которой Белинда чуть было не погибла…
- Да, знаю, знаю. Но то, что они делают, - ведь незаконно?
- Это не я, это ты сказал. И, Джер, есть еще кое-что. Понимаешь, если бы меня втянули в подобную историю и я не знал бы, что девочка, живая и невредимая, сейчас с тобой, то наверняка решил бы, что она умерла.
- О чем ты говоришь?
- Джер, все очень похоже на легенду, разработанную, чтобы скрыть убийство. Ее вполне могли бы сжечь в саду или типа того. Я имею в виду мошенничество со школой. Представляешь, что бы случилась, если бы Сьюзен Джеремайя заявилась в полицейское управление Лос-Анджелеса и потребовала провести расследование! Наших парней могли бы притянуть за убийство ребенка.
- Красиво, нечего сказать! - не выдержав, фыркнул я.
- Но давай ближе к делу, - одернул меня Дэн. - Если те парни тебя поймают, то против них у нас есть методы, а вот что делать с прессой - большой вопрос.
Но тут до меня дошло, что здесь возникает еще одна проблема. Я был просто ошеломлен и не знал, что и подумать.
- А вдруг ты прав и они скрывают все от Бонни, а Белинда об этом даже и не подозревает? - спросил я.
- Очень может быть.
- Бонни вызвала бы копов. Так? Бонни позвонила бы чертовым федералам, чтобы те нашли ее дочь. Так? Я имею в виду, между матерью и дочерью должна существовать связь и для Бонни нет ничего важнее дочери.
- Вполне вероятно.
- А что, если Белинда решила, что матери наплевать на нее? Дэн, тогда это многое объясняет. Да-да, именно так. Понимаешь, живет себе девочка, и вот засранец Марти делает с ней что-то нехорошее - и девочку тут же пытаются упрятать в швейцарскую школу, и наша девочка сбегает. А потом до нее доходит, что мать и не думает ее искать. Ни полиции, ничего. Очень и очень некрасиво, если можно так выразиться. И тогда девочка делает финт ушами - и наши плохие парни вычеркивают ее из сценария.
- Может, да, а может, нет. Джереми, вполне возможно, девочка в курсе. Я хочу сказать, что ей стоит сунуть два четвертака в телефон-автомат. Разве не так? Девочка вполне могла позвонить Бонни.
Действительно, разве она не звонила Джорджу глубокой ночью?
- А у нее была возможность добраться до Бонни?
- Черт возьми, она могла бы позвонить Джеремайя. Если бы захотела, то вполне могла бы постучаться в дверь соседям по Беверли-Хиллз. Могла она кому-нибудь позвонить? Нет. Если хочешь знать мое мнение, твоя Белинда отлично понимает, что происходит. И просто решила, что, так сказать, сделала их.
- Хорошо. Послушай меня. Как я тебе уже говорил, сегодня вечером я собираюсь свалить. Я уеду далеко-далеко, и мы с тобой сможем общаться только по телефону.
- Только будь осторожен, Христа ради! Ты знаешь, какими методами действует "Инкуайрер". Они под надуманным предлогом попросят дать интервью, а затем, оттолкнув тебя, взбегут по лестнице и сфотографируют ее одежду в платяном шкафу.
- Можешь мне поверить, на ближайшее время у меня не намечено никаких интервью. Я буду постоянно на связи. И вообще, Дэн, спасибо большое. Отличная работа. Ты великолепен.
- А вот ты глуп, как пробка! Если история попадет в газеты, они тебя просто распнут. Более того, они сделают Дэрила, дядю из Техаса, и Морески, ее отчима, святыми, которые нашли бедного ребенка в логове Растлителя Малолетних.
- До свидания, Дэн!
- Они придут в суд с обналиченными чеками, чтобы доказать, что платили детективам, и заявят, что легенда была разработана для ее же блага.
- Расслабься!
- И ты получишь пятнадцать лет за совращение несовершеннолетней, черт побери!
- А как же Морески?
- А что Морески? На него ничего нет. Нигде не сказано, что он к ней прикасался. И живет-то она с тобой!
- До свидания, Дэн! Я позвоню.
Я проверил и перепроверил дом. Все крепко-накрепко заперто на замок: окна, двери, вход на веранду, замок на двери в мансарду, замок на двери в фотолабораторию.
Картины, фотографии, камеры, одежда уже погружены в мини-вэн.
За исключением ее чемоданов, лежащих на белом стеганом покрывале латунной кровати.
Дорогая, возвращайся, пожалуйста, домой. Ну пожалуйста!
Я ей сразу же все расскажу. О том, что узнал. Даже о том, что Бонни, возможно, держат в неведении. Потом я скажу: "Послушай, тебе никогда не придется об этом говорить, а потому забудь обо всем. Но ты должна знать: я на твоей стороне и я здесь, чтобы тебя защищать, я смогу защитить тебя от них, если понадобится, и, наконец, дело касается нас обоих, если на то пошло. Разве ты не понимаешь?"
Она поймет. Обязательно поймет. Или нет? А вдруг она возьмет свои чемоданы и положит их в такси, которое будет ждать ее на улице, а проходя мимо меня, бросит на ходу: "Ты предал меня, ты лгал мне, лгал с самого начала".
Если бы она действительно была ребенком, если бы она была "маленькой девочкой", "сущим дитя", "малолеткой". Все было бы гораздо проще.
Но она не ребенок, и я знал это с самого начала.
Четыре тридцать.
Я сидел в гостиной и курил сигарету за сигаретой. Я смотрел на игрушки, на карусельную лошадку - словом, на хлам, который мы оставляли за спиной.
Надо бы позвонить Дэну и попросить его продать все мое барахло, нет, лучше пожертвовать сиротскому приюту или школе. Это старье мне больше не нужно.
То, что я чувствовал три последних месяца, находясь рядом с ней, и называется счастьем. Настоящим счастьем.
И меня внезапно осенило, что по своей интенсивности чувство утраты, посетившее меня прошлой ночью, было равносильно ощущению безграничного счастья, когда она была рядом. И оба чувства несли в себе испепеляющий жар, подобный страсти, что я испытывал к ней. То были те самые крайности, которых мне так не хватало до встречи с ней.
Такое я переживал лишь в далекой юности: все эти бури, бушевавшие в моей груди, до того как я сник под бременем успеха и славы. Я и не подозревал, до чего же мне не хватало настоящих эмоций.
Я будто снова стал молодым - волшебное и одновременно пугающее состояние. И на секунду я посмотрел на происходящее словно издалека и задумался над тем, буду ли я впоследствии сожалеть об упущенном - и, наверное, последнем - шансе снова ощутить радость любви и горечь разлуки. И в эту минуту, испив любовный напиток, отравленный страхом и плохим предзнаменованием, я почувствовал себя живым - живым, как никогда.
Белинда, возвращайся скорее!
Напольные часы пробили пять, а ее все еще не было. И мой страх потихоньку усиливался. В доме было темно и холодно, но я не мог заставить себя встать, чтобы включить свет.
Я еще раз посмотрел в окно в тайной надежде увидеть, что она бежит по улице от остановки метро.
Белинды все не было.
А вот лимузин до сих пор здесь. Шофер спокойно покуривал себе, стоя рядом с машиной, словно ему было абсолютно некуда спешить.
Интересно, что он здесь забыл?
Неожиданно присутствие лимузина насторожило меня. Показалось подозрительным, если не сказать зловещим.
В детстве я ездил в таких машинах, причем исключительно на похороны два-три раза в год. И для меня они стали символом смерти. И была некоторая ирония судьбы в том, что именно эти роскошные черные монстры возили меня на радио- и телестанции, в редакции газет, на официальные обеды и встречи с читателями - словом, на мероприятия, неизбежные во время стандартного писательского турне.
Терпеть их не могу за то, что они такие мрачные, громоздкие и чем-то напоминают гробы или коробочки для ювелирных украшений с бархатными подушечками.
Внезапно у меня внутри все похолодело. Нет, это просто глупо. Детективы не выслеживают тебя в лимузинах.
Пробило шесть. Шесть ударов - и снова тишина. За окном еще вовсю светит солнце.
Я решил, что подожду еще час, а потом попытаюсь разыскать Джорджа Галлахера. У него должны быть хоть какие-то наводки.
В холодильнике ничего стоящего. Пожалуй, надо сходить за стейками. Последний ужин вдвоем перед долгой дорогой. Нет. Уходить нельзя. Нельзя уходить из дому, не дождавшись ее.
Внезапно тишину разорвал телефонный звонок.
- Джереми!
- Белинда, я с ума схожу! Где ты, моя дорогая девочка?
- Со мной все в порядке, - ответила она дрожащим голосом. Ее было плохо слышно, и, если судить по шуму, похожему на звук прибоя, звонила она из телефонной будки где-то на берегу.
- Белинда, я приеду и заберу тебя.
- Нет, Джереми. Не надо.
- Белинда…
- Джереми, я знаю, ты рылся у меня в шкафу, - запинаясь, произнесла Белинда. - И смотрел мои видеокассеты. Ты даже не потрудился их перемотать…
- Да, солнышко, это правда, и я не собираюсь ничего отрицать…
- Ты разбросал по полу мои вещи. И…
- Знаю, дорогая. Я виноват. Очень виноват. Я еще кое-что сделал, чтобы выяснить, кто ты такая. Задавал вопросы, провел расследование. И ничего не хочу отрицать. Но я люблю тебя. Я люблю тебя, и ты должна понять…
- Джереми, я никогда не врала тебе о себе…
- Знаю, любимая. Это я плел паутину из лжи. Но выслушай меня, пожалуйста! Теперь у нас все будет хорошо. Мы можем прямо сегодня вечером уехать в Новый Орлеан. Как ты и хотела, мое солнышко. И мы будем далеко-далеко от тех, кто тебя ищет. А тебя действительно ищут, Белинда, ищут!
В ответ раздались лишь сдавленные рыдания.
- Белинда, послушай! Мои вещи уже собраны, картины погружены в мини-вэн. Только скажи "да" - и я положу в багажник твои чемоданы. А потом приду и заберу тебя. И мы тут же отправимся в путь.
- Джереми, ты должен хорошенько подумать. - Теперь Белинда плакала, уже не скрываясь. - Ты должен быть уверен, потому что…
- Я уверен, моя дорогая девочка. Я люблю тебя. Белинда, для меня существуешь только ты! А все остальное не имеет значения…
- Джереми, я не собираюсь больше о них говорить. Не хочу ничего объяснять, вытаскивать на свет божий или отвечать на вопросы. Не желаю. Категорически не желаю.
- И не надо. Я от тебя этого и не жду. Клянусь. Но пойми, солнышко, даже с учетом того, что я сделал, между нами больше не должно быть никаких тайн.
- Джереми, и все-таки ты должен принять решение. Ты должен о них забыть. Ты должен поверить в меня.
- Я все это уже сделал, моя дорогая девочка. Я верю в нас, как ты того хотела. И мы поедем туда, где никакой Морески и никакой дядя Дэрил не смогут нас выследить. Если Новый Орлеан окажется недостаточно далеко, мы уедем из страны, уедем на Карибы. Уедем далеко-далеко.
В ответ она только еще более горько заплакала.
- Где ты, солнышко? Скажи мне.
- Джереми, подумай хорошенько. Ты должен быть уверен!
- И все же, где ты находишься? Я прямо сейчас за тобой приеду.
- Я скажу. Но раньше утра не приезжай. Ты должен мне обещать. Я хочу, чтобы ты был совершенно, абсолютно уверен!
- Ты в Кармеле!
Теперь я точно узнал шум океана. Она звонила из телефонной будки всего в квартале от моего дома.
- Джереми, обещай, что подождешь до утра. У тебя будет время хорошенько подумать.
- Но, солнышко…
- Нет, только не сегодня. Ты должен мне обещать. - Тут она снова заплакала, а потом громко высморкалась. - И если утром твои чувства не изменятся, тогда приезжай, и мы отправимся в Новый Орлеан, и все будет хорошо. Просто хорошо.
- Да, солнышко! С первыми лучами солнца я буду у твоих дверей. И еще до полудня мы уже будем на шоссе, ведущем в Новый Орлеан.
- Я люблю тебя, Джереми. Действительно люблю, - всхлипнула Белинда.
- Я тоже тебя люблю.
- Ты сдержишь свое обещание и…
- С первыми лучами солнца.
Связь прервалась. Только короткие гудки в трубке…
Возможно, прямо сейчас Белинда вышла из телефонной будки на Оушен-авеню. Так как у моей маленькой беглянки не было дома и не было телефона.
Господи, у меня просто сердце разрывалось. Но я знал, что все будет хорошо.
Тяжело опустившись на кухонный стул, я долго сидел, не в состоянии подняться, придавленный внезапно навалившейся усталостью: так велико было чувство облегчения. Да, у нас все будет хорошо.
Ладно, теперь можно и передохнуть. Решающее сражение было позади, а чертова война - выиграна.
Теперь необходимо взять себя в руки, перестать трястись от спазмов облегчения, встать со стула и сходить купить что-нибудь на обед. Так я хотя бы убью время. Сегодня я лягу пораньше, поставлю будильник на четыре утра и уже в шесть буду там.
Хорошо. Все хорошо, приятель. Все действительно хорошо.
Наконец я заставил себя встать со стула, надел твидовый пиджак и причесался.
Воздух снаружи оказался весьма бодрящим. Меня тут же стегануло порывом холодного ветра.
Уличные фонари еще только-только успели включить, а небо потихоньку расставалось с яркими цветами, приобретая серебристую окраску. Близлежащие холмы замерцали веселыми огоньками.
"Смотри и запоминай, - сказал я себе. - Потому что ты очень долго всего этого не увидишь". Какое счастье! Господи, какое счастье!
Лимузин так и стоял как приклеенный. Очень странно. Перед тем как направиться в сторону Нои-стрит, я бросил на автомобиль внимательный взгляд. Водитель снова сидел на своем месте.
А вдруг за ней все же следят?
Ну, тогда ты опоздал, сукин сын, потому что она сейчас в двухстах милях отсюда, а на шоссе я за пять минут сделаю тебя, как ребенка. Ладно, не надо обращать внимания! Это уже самая настоящая паранойя! Никто не караулит у дома в лимузине! Стоп.
Но не успел я дойти до угла, как огромная машина тронулась с места и затормозила прямо на углу.
Я так разнервничался, что сердце начало колотиться как сумасшедшее. Безумие какое-то. Впечатление было такое, будто я сдвинул лимузин с места исключительно силой взгляда.
Я перешел улицу и двинулся по направлению к Маркет-стрит, чувствуя неприятную слабость в коленках. Ветер потихоньку усиливался, прогоняя следы усталости, накопленной за долгие часы ожидания. Хорошо.
Лимузин тоже пересек Нои-стрит и медленно полз по правой полосе вровень со мной. Тут мне стало уже совсем не по себе, и я почувствовал, как меня прошиб холодный пот. Что, черт возьми, происходит?!
Я украдкой посмотрел на окно салона, прекрасно понимая, что ничего не увижу за тонированными стеклами. Господи, сколько раз я ездил в таких же лимузинах и видел, как пешеходы тщетно пытаются разглядеть, кто же там сидит. Глупость какая-то!
Лимузин поедет по Маркет-стрит. Куда еще ему ехать?! Вряд ли он повернет налево и потащится за мной в Кастро. Во-первых, это будет нарушением правил, а во-вторых, совершенно абсурдно. Стейк. Принесу его домой и поставлю в духовку. Немного вина. После него я уж точно засну.