Но я совсем забыл о Хартфорд-стрит, переулке, который выходит на Семнадцатую улицу, причем как раз с моей стороны. Лимузин неуклюже повернул налево, втянул свое длинное туловище на Хартфорд и остановился прямо передо мной, отрезав меня от края тротуара.
Я стоял, ошарашенно уставившись на затемненные стекла, и судорожно соображал, что к чему. Полный бред! Наверное, какой-то тупой шофер просто решил спросить у меня дорогу. Вот и все.
И он три часа ждал, чтобы спросить лично меня?
Шофер сидел как изваяние, уставившись куда-то вдаль.
Потом послышалось чуть слышное шипение. Это открылось окно салона. И в свете уличного фонаря я увидел внутри темноволосую женщину, которая смотрела прямо на меня. Большие карие глаза за стеклами громадных очков в роговой оправе. В скольких фильмах я видел этот умоляющий взгляд, эти зачесанные назад густые, волнистые волосы, этот красный рот. Не узнать ее было невозможно.
- Мистер Уокер? - услышал я голос с тягучим техасским акцентом.
Я не ответил, так как был словно в тумане, в висках стучала кровь. И все же с какой-то спокойной отрешенностью я думал о том, какая же она все-таки красивая, очень красивая. Настоящая кинозвезда.
- Мистер Уокер, я Бонни Бланшар, - сказала она. - Если не возражаете, я хотела бы поговорить с вами сейчас, пока не появилась моя дочь Белинда.
Шофер медленно вышел из машины, дама скользнула в темноту салона. Шофер открыл заднюю дверь и помог мне сесть в машину.
24
Я не мог смотреть ей в глаза. Это было выше моих сил. Я был слишком ошеломлен тем, что произошло.
Но краем глаза я заметил бежевое облегающее платье и мягкую накидку в тон на плечах. Скорее всего, кашемир, и масса золотых украшений: множество цепочек на шее и браслеты на запястьях. Волосы у нее были распущены, и от нее исходил сильный аромат чуть пряных духов.
Лимузин свернул направо на Маркет-стрит и поехал назад в центр города.
- Не могли бы вы заехать со мной в мой отель, мистер Уокер? - мягко спросила она, еще раз продемонстрировав тягучий техасский акцент. - Там нам никто не помешает.
- Конечно, если вам так будет удобнее, - отозвался я. В голосе моем не слышалось беспокойства, а лишь злость и недоверие, хотя страх обручем сковал голову.
Лимузин прибавил скорость: шоферу явно надоело тащиться в потоке ползущих, как черепахи, машин. Безобразные крытые парковки для машин и безликие здания Маркет-стрит постепенно сменились кинотеатрами, где демонстрировались порнофильмы, кафе, откуда доносилась оглушающая музыка, и бесчисленными магазинами, перед витринами которых толпились прохожие. Уличные фонари безжалостно высвечивали замусоренные тротуары.
- Мисс Бланшар, о чем конкретно вы хотите со мной поговорить? - спросил я, чувствуя, что больше не в силах молчать, поскольку медленно, но верно начинаю паниковать.
- Естественно, о своей дочери, мистер Уокер, - ответила она, растягивая слова, но уже не так явно, как делала это в своих старых фильмах. - Я узнала, что она вот уже больше трех месяцев живет с вами.
Итак, Дэн, а вдруг мать ничего не знает? А что ты посоветуешь мне сделать сейчас? Ехать себе дальше, как ни в чем не бывало? Или выпрыгнуть из машины?
- Как я слышала, вы очень хорошо заботитесь о ней, - тусклым голосом произнесла она, и я почувствовал на себе ее пристальный взгляд.
- Вы только это слышали? - спросил я.
- Мистер Уокер, я знаю о вас все, - мягко сказала она. - Я знаю, что вы очень хорошо заботитесь о ней. И я знаю абсолютно все о том, что вы собой представляете и чем занимаетесь. Я читала ваши книги, когда-то читала их ей вслух.
Конечно, когда она была маленькой девочкой. Но она и сейчас маленькая девочка. Так ведь?
- Мне всегда нравилось то, что вы делаете. И я знаю, что вы очень хороший человек.
- Рад, что вы так думаете, мисс Бланшар.
Я чувствовал, как покрываюсь отвратительным липким потом. Мне очень хотелось открыть окно, однако я был не в силах пошевельнуться.
- И не только я одна. Так считают абсолютно все, - отозвалась моя собеседница. - Ваши друзья по писательскому цеху, ваши агенты здесь, на юге, многие деловые люди. Все в один голос отзываются о вас довольно лестно.
Машина тем временем практически проехала до конца Маркет-стрит. Слева я увидел серую громадину "Хайятт ридженси". Впереди безлюдный в ночное время "Джастин Херман плаза". Здесь было холодно и неуютно.
- И все как один уверяют, что вы очень порядочный человек. Что вы в жизни и мухи не обидели, - продолжила она. - Вас считают вполне здравомыслящим, рассудительным и вообще весьма приятным человеком.
- Приятным? - машинально переспросил я и, посмотрев ей наконец прямо в глаза, произнес: - Не понимаю, к чему вы клоните, мисс Бланшар? Вы хотите сказать, что вовсе не собираетесь звать полицию и арестовывать меня? И что не собираетесь забирать и увозить домой вашу дочь?
- А вы думаете, она со мной поедет, мистер Уокер? Вы думаете, она захочет остаться, если я ее увезу?
- Не знаю, - ответил я, стараясь говорить так же спокойно, как и она.
Лимузин тем временем свернул на крытую подъездную дорожку "Хайятта", встав в хвост очереди из таких же лимузинов и такси. Медленно, бампер к бамперу, мы продвигались к обочине. Суета, толпы людей, портье, торопливо перетаскивающие багаж.
- Мистер Уокер, я не хочу, чтобы дочь возвращалась домой.
Машина резко затормозила.
- Что вы хотите этим сказать? - уставившись на Бонни, с трудом выдавил я.
Она сняла очки и посмотрела на меня свойственным всем близоруким людям туманным взглядом. Потом она надела темные очки, и мне показалось, что теперь уже я словно внезапно ослеп, поскольку в поле моего зрения остался лишь ее рот с пухлыми красными губами.
- Мистер Уокер, я больше не желаю видеть свою дочь, - невозмутимо произнесла Бонни. - А потому очень надеюсь, что нам с вами для ее же блага удастся прийти к определенному соглашению.
Шофер открыл ей дверь машины, и она, отвернувшись от меня, подняла большой бесформенный капюшон накидки и спрятала в нем лицо.
Я молча последовал за ней в холл в сторону стеклянных лифтов. Толпившиеся у стойки портье туристы провожали ее любопытными взглядами. Точно так же несколькими часами раньше, но в холле уже другой гостиницы посетители сворачивали шеи в сторону Алекса. И от моей спутницы тоже исходило нечто вроде сияния.
Накидка элегантно ниспадала с ее плеч, золотые браслеты поблескивали на тонком запястье. Она нажала на кнопку вызова лифта, и уже через секунду мы поднимались в кабине лифта над главным холлом.
Я, опустив глаза, машинально разглядывал роскошную серую плитку внизу, на полу. Из великолепных фонтанов струилась вода, пары кружились под музыку камерных оркестров, каменные террасы, как вавилонские сады, простирались ввысь, к кусочку неба над ними.
И женщина, которая стояла рядом со мной в стеклянной кабине, казалась такой же глянцевой и ненатуральной, как и окружающий нас здесь мир. Лифт остановился. Моя спутница, точно призрак, проскользнула мимо меня.
- Идите за мной, мистер Уокер, - приказала она.
Она действительно была богиней. По сравнению с ней Белинда казалась совсем маленькой и хрупкой. Бонни же, с ее удлиненными пальцами рук, красивым разворотом ног, скрытых складками накидки, изящно очерченным крупным ртом, выглядела слишком уж идеальной, чтобы быть настоящей.
- Что, черт возьми, вы имели в виду, говоря, что больше не желаете видеть свою дочь? - резко спросил я, так и не решившись выйти из лифта. - Как вы посмели мне такое сказать?!
- Идите за мной, мистер Уокер! - повторила Бонни и, схватив меня за рукав, потянула за собой.
- Какого черта! Что все это значит?
- Хорошо, мистер Уокер, - проронила Бонни и вставила ключ в дверь.
Грациозно взметая в стороны полы накидки, Бонни прошла в гостиную и скинула капюшон. Волосы каскадом рассыпались по ее плечам, но ни одна прядка не выбилась из прически.
Обстановка апартаментов отличалась роскошной простотой. Бесформенная новая гостиничная мебель, грубый новый гостиничный ковер. За окнами от пола до потолка виднелись городские джунгли без претензии на стиль или изящество.
Бонни небрежно уронила накидку на кресло. Ее грудь под тонкой шерстяной тканью производила ошеломляющее впечатление, причем даже не из-за размера, а по сравнению с тонюсенькой талией. Обтягивающая юбка придавала движению ее бедер какой-то, если можно так выразиться, вызывающий шик.
Интересно, каково это быть днем и ночью подле такой идеальной женщины? Разве рядом с ней есть место для кого-то еще? Да, но что касается Белинды, красота ее была совсем иного свойства. Как бы получше объяснить? Здесь даже не годятся такие сравнения, как богиня и нимфа, роза и бутон.
Она сняла темные очки и обвела томным взглядом комнату, точно хотела, прежде чем глаза наткнутся на острые углы, впитать в себя приглушенный свет. А потом она посмотрела на меня, и я был потрясен ее сходством с дочерью. Те же скулы, тот же разрез больших глаз, даже выражение лица чем-то похоже. Хотя и с годами у Белинды не будет такого точеного носа, изящно вырезанных губ, такой вызывающей сексапильности.
- Теперь я понимаю, почему вы ей нравитесь, мистер Уокер, - произнесла Бонни все тем же до одури вежливым тоном. Можно даже сказать, приветливо. - Вы не только очень приятный, но и весьма привлекательный мужчина.
Она достала из сумочки сигарету, и я, машинально взяв с журнального столика фирменные спички, дал ей прикурить.
Ты когда-нибудь видела, как Белинда показывает фокус со спичками? Удивительное зрелище!
- Вы гораздо лучше, чем на фотографиях, - произнесла Бонни, пустив колечко дыма. - Этакий старомодный тип мужчины.
- Знаю, - холодно ответил я.
У Бонни была такая же безупречная загорелая кожа, как у Белинды, и ослепительно-белые зубы. И ни единой морщинки, которая говорила бы о возрасте или связанных с ним переживаниях. А ведь даже Алекс не смог избежать следов старения.
- Продолжайте, мисс Бланшар. Я люблю вашу дочь, и вы об этом знаете. А теперь объясните, к чему вы клоните.
- Я тоже ее люблю, мистер Уокер. Иначе мы с вами здесь не разговаривали бы. И хочу, чтобы вы взяли на себя все заботы о ней на определенный период. Пока она не достигнет того возраста, когда сама сможет о себе позаботиться.
Бонни опустилась на маленький красный диванчик, я занял стул напротив. Я закурил сигарету и, к своему удивлению, обнаружил, что машинально перед уходом положил в карман сигареты Белинды.
- Вы хотите, чтобы я взял на себя все заботы о Белинде, - словно робот, повторил я.
Первый шок уже прошел, а с ним - и приступ паники, но зато злость только усилилась.
Неожиданно на лице у Бонни появились следы усталости, и в глазах проскользнуло нечто вроде внутреннего напряжения. Хотя если бы не увеличивающие линзы очков, я, быть может, ничего и не заметил бы. У Бонни даже не было морщинок в углу глаз. Поистине неземная женщина! И меня снова поразила ее неприкрытая чувственность. Ее шерстяное платье отличалось спартанской простотой, так же как и строгие золотые украшения, и все же было в сидящей передо мной красавице нечто искусственное. Интересно, каково это - заниматься с ней любовью?
- Хотите чего-нибудь выпить, мистер Уокер? - спросила она.
На предмете мебели непонятного предназначения, который вполне мог оказаться буфетом, стоял поднос с самыми разными напитками.
- Нет. Я хотел бы поскорее перейти к делу. Не понимаю, чего вы от меня хотите и о чем вы говорите. Вы играете в какие-то весьма странные игры.
- Мистер Уокер, я самый прямолинейный человек из всех, кого знаю. Я вам уже все сказала. Я не хочу видеть свою дочь. Я больше не могу жить с ней в одном доме. И я оставлю вас в покое, если вы будете заботиться о ней, следить за тем, чтобы она была в безопасности и не шлялась неизвестно где.
- А что, если я откажусь? - спросил я. - А вдруг я ее обижу? Или она сама решит уйти?
Бонни окинула меня абсолютно ничего не выражающим взглядом, а потом опустила глаза. Голова ее слегка поникла. Бонни словно отключилась и сидела в такой позе довольно долго, что, признаюсь, слегка нервировало меня. Я даже подумал, не больна ли она.
- Тогда я обращусь в полицию, - наконец едва слышно произнесла она. - И я покажу им фото, на которых вы сняты вместе в постели, - снимки, которые я обнаружила в вашем доме.
Художник и натурщица. Снимки, сделанные в автоматическом режиме.
- Которые вы обнаружили в моем доме?!
Бонни, которая так и сидела с опущенной головой, неожиданно подняла на меня глаза. И этот ее робкий взгляд взбесил меня не меньше, чем ее тихий голос.
- Вы что, заставили кого-то вломиться в мой дом?!
Казалось, прежде чем ответить, она судорожно сглотнула и набрала в грудь побольше воздуха.
- Мистер Уокер, взяли только негативы. Если уж быть точным, тридцать три негатива. Картины с ее изображением не тронули. С чего вдруг вы так взбеленились?! Ведь у вас в доме живет моя дочурка. Я отдам вам три негатива прямо сейчас. А следующую порцию - когда ей исполнится восемнадцать. Что, насколько мне известно, произойдет через год и несколько месяцев. Извините, не успела сосчитать с карандашом в руках. Но думаю, вам лучше знать. Если она останется с вами до достижения ею девятнадцати лет, я отдам вам следующую пачку. Если же вы сумеете удержать ее до тех пор, пока ей не исполнится двадцать один год, я верну вам все. Естественно, вы не сможете выставлять написанные с нее картины. В противном случае это может плохо для вас кончиться.
- А если я пошлю вас к черту, мисс Бланшар?
- Вы не сделаете этого, мистер Уокер. Только не сейчас, когда снимки у меня в руках. - Бонни чуть приподняла тяжелые веки. - И еще кое-какая информация о вас, которую мне удалось собрать.
- Я не верю, что негативы у вас. Если бы кто-нибудь забрался в мой дом, я непременно почувствовал бы. Вы мне лжете.
Бонни не стала мне сразу отвечать. Она сидела пугающе неподвижно, словно механическая кукла, у которой неожиданно кончился завод, или компьютер, обрабатывающий вопрос.
Затем она медленно поднялась с дивана и подошла к креслу, на которое бросила сумку. Она открыла сумку, и я увидел верхнюю часть конверта из толстой бумаги. Я даже успел заметить, что надпись в правом верхнем углу сделана не чьим-то, а моим собственным почерком. Бонни вытащила из конверта полоску негативов.
- Три негатива, мистер Уокер, - сказала она, вложив негативы мне в руку. - И между прочим, мне хорошо известна тематика ваших картин. Я прекрасно представляю, что может обнаружить полиция, когда придет за моей дочерью. И я, кстати, прекрасно представляю, как раздует эту историю пресса. Но если мы сумеем заключить с вами небольшое соглашение, ни одна живая душа не узнает.
Я поднес полоску негативов к лампе. Да, то были самые компрометирующие из них. Что есть, то есть. Я обнимаю Белинду. Мы с Белиндой в постели. Я лежу на Белинде.
Какой-то совершенно чужой человек вломился в мой дом, чтобы взять негативы, чужой человек взломал двери в мастерскую и фотолабораторию, чужой человек рылся в моих вещах. Но когда все это случилось? Какова точная дата вторжения? И как долго мы с Белиндой продолжали жить, ошибочно считая, что нам ничего не угрожает, в то время как тот, чужой, следил за нами и выжидал момент, когда он сможет пробраться внутрь?
Я положил негативы во внутренний карман пиджака, а затем снова опустился на стул. Все мои действия сопровождались суетливыми движениями, характерными для человека на грани нервного срыва.
Я пытался вспомнить все, что говорил мне Дэн. Ладно, допустим, они ничего не скрыли от Бонни, но для чего-то ведь им все же понадобилось прикрытие!
Бонни вернулась на диван, и я вздохнул с облегчением, когда она отошла подальше. Мне не хотелось, чтобы она дотрагивалась до меня. Мне было крайне неприятно, что наши руки соприкоснулись в момент передачи негативов.
- Мистер Уокер, я могу платить определенную сумму, чтобы покрыть ваши расходы на мою дочь…
- Я не нуждаюсь в деньгах. Раз уж вы следили за мной, то могли бы и выяснить, что я вполне обеспеченный человек.
- Да, знаю. И все же мне хотелось бы дать вам деньги, поскольку это мой ребенок и он не должен ни в чем нуждаться.
- И каковы же нижние временные границы вашего шантажа, нашей маленькой торговой сделки?
- Это не шантаж, - нахмурилась Бонни. Образовавшиеся при этом морщинки каким-то чудом сразу исчезли, и лицо ее снова стало гладким и безжизненным, как и ее голос. - И я вам уже говорила: оптимальный вариант - до достижения ею двадцати одного года. Но совершенно обязательно - до ее восемнадцатилетия. Пока ей не исполнится восемнадцать, по закону она еще ребенок. Что бы там она себе ни думала, она не может жить самостоятельно…
Тут она остановилась. Похоже, опять кончился внутренний завод. И все же что-то изменилось. Казалось, она вот-вот заплачет. Я видел, как рыдала Белинда, как ее лицо, точно по волшебству, сразу становилось помятым. Но с Бонни ничего подобного не произошло. Лицо ее оставалось абсолютно неподвижным, а вот глаза слегка затуманились. Она смотрела на меня, но, могу поклясться, не видела меня. А выступившие на глазах слезы катились по щекам так медленно, что напоминали пленку. Казалось, ее внутренний свет потух.
- Вы вполне разумный человек, - медленно произнесла она. - Вы богатый, вы психически устойчивый, вы хороший. Вы не способны причинить ей зло. Вы приглядите за ней. И естественно, себе вы тоже не желаете зла.
- Три месяца, мисс Бланшар. Вот и весь срок нашего знакомства. Как только ей надоест, она встанет и уйдет.
- Она никогда этого не сделает. Уж не знаю, что она вам там наговорила, но я могу поспорить на все свои деньги, все, до последнего цента, что, пока она вас не встретила, жизнь ее была настоящим адом. Она никогда не вернется к прежнему. Она наконец получила то, о чем всегда мечтала. Так же, как и вы.
- И теперь вы можете преспокойно возвращаться в Лос-Анджелес в приятной уверенности, что у вас все тип-топ. Так ведь?
За стеклами очков снова заблестела тонкая пленочка слез, а лицо ее стало еще более усталым. Рот ее был слегка приоткрыт. Она глядела куда-то мимо меня, будто напрочь забыла о моем присутствии. Она сидела, уставившись в стерильную пустоту комнаты, словно меня там и не было вовсе.
- Но что произошло? Почему она убежала? И черт возьми, что заставляет вас вести себя подобным образом: вручать ее судьбу в руки человека, которого вы совершенно не знаете?
Но ответа я не услышал. Она как сидела, так и осталась сидеть.
- Мисс Бланшар, - продолжил я. - С первой же минуты, как я увидел вашу дочь, я не перестаю задавать себе первые два вопроса. Они стали для меня как наваждение. Прошлой ночью я у нее за спиной порылся в ее личных вещах. И нашел фильмы, где она снялась вместе с вами. А сегодня утром я прочел вашу биографию в одном из дешевых изданий. Я знаю о вашем замужестве, о стрельбе, о съемках в сериале…
- И конечно, кое-что знаете от своего адвоката, мистера Дэна Франклина, - перебила она меня и продолжила безжизненным голосом: - Не забудьте о своем адвокате, который ездит по Лос-Анджелесу и задает вопросы…
Прекрасно! Как же я мог об этом забыть?