Скворцов заржал.
- Ни хрена тебе непонятно, раз мне самому непонятно ни хрена. - Он похлопал мужика по плечу. - Вась, что ты там стесняешься. Иди сюда. Познакомься, мой друг Владимир. А мы, кстати, на охоту-то пойдем? Ты готов?
- Как Гагарин и Титов.
Володя оказался мужчиной вполне приятной наружности с каким-то очень породистым лицом. Его жена Маша тоже была симпатичная. Особо хороши были дети - Соня, Любочка и Матвей.
Васе сразу же налили чай - с мороза и дороги, а Володя и Юра отправились выручать доставленный груз, что-то припрягать - собак к санкам или снегоход. Вася точно не поняла. Маша говорила, как пела:
- Как хорошо, Васенька, что вы приехали. Мы так рады видеть и вас, и Юрочку. Он нам так помогает. Столько всяких гостинцев всегда привозит, одежду, книги детям. Они же здесь учатся. - Говор у нее был какой-то мягкий, но непровинциальный. - Володя у Юрочки теперь работает. Вот новую технику привезли наблюдать за какими-то слоями в лесу. Тут же на сто километров никого. А Юрочке очень нужны эти наблюдения.
- Так это Юрий Николаевич вас сюда сослал?
- Нет, что вы, Васенька, он только помогает нам здесь выжить. Мы же у вас в столицах жили, мы ж столичные, вы не знали? Я искусствовед, работала в Третьяковке. Теперь образование и пригодилось, детей учу вот сама. А Володя инженером работал, вполне успешным. И награды у него были, и звания, а также премии. Детки старшие заболели - Матвей-то здесь уже родился. Володя сам роды принимал - в речке в нашей. Сейчас, говорят, так рожать модно - многие так делают, а мы ж по необходимости, чтоб не умереть, когда доктора нет. Вы речку-то не увидите, она ж подо Льдом вся. Вот хорошо, пришлось в лето рожать. Нельзя нам стало в том, ну вашем, климате жить. А только здесь и можно. Тут свое давление и ветер. Вот мы все бросили и приехали. Володя стал начальником заимки. Охота, лес - вот только наша еда. С непривычки - ой странно все было, Васенька, странно. А потом я и сама уже одна на охоту ходила, когда Володя при смерти с воспалением легких лежал. Чтоб с голоду дети не померли, куда ж не пойдешь. А у вас нет детишек? Так будут, будут. Радость такая. - Маша тем временем ловко накрывала на стол. - А Юрочка тоже приезжал сюда по своим делам. Нашел Володю. Оказалось, ему именно тут такой работник нужен. Наши-то завтра, наверное, на охоту пойдут. Они всегда в лес уходят. - Она искристо засмеялась, и тут они увидели Юру, который, похоже, уже давно стоял тихо, облокотившись на косяк, и любовался этой идиллией.
- Ладно-ладно, Машенька, - он обнял ее за плечи, - я прямо прослезился, честное слово. Вся моя ерунда не стоит и слезинки твоей чистой радости.
С грохотом в дом ворвался Володя.
- Ну что, добры люди. К столу, к столу.
- Подожди. Васька, иди сюда. Я тебе одну вещичку покажу. Шубу накинь только. - И потащил ее на мороз. - Смотри, специально для тебя припас. Он поднял руку в небо. Видишь, звезда взошла. Рождество сегодня.
Они вернулись в дом. Стол наполнился какой-то дивной снедью. Невиданные грибы и ягоды, лосятина и медвежатина - засоленная, запеченная, засушенная, заквашенная, какая-то удивительная рыба и какие-то пироги чудесные.
- Какие вы молодцы, на Рождество приехали. В такой благословенный день. Вы специально так подгадали или случайно вышло?
- И так и эдак, - засмеялся Юрий Николаевич. - Тут твоя жена рассказывала историю вашего здесь поселения. Я прямо прослезился.
- Юрочка, ну что я такого сказала? - застеснялась Маша. - Да что все про нас и про нас. А вы, Васенька, про себя расскажете?
Васе было просто нечего сказать. В этом глухом лесу, в этом теплом доме, с этими чудесными людьми она чувствовала себя полной дурой. Абсолютной. Бессмысленной и набитой.
…На завтрак подавали блинчики с творогом. Оказывается, они здесь все делали сами - и творог, и сметану, и сыр, и даже хлеб пекли. Все это и было на столе, только мужчин за столом не было. Маша рассказала, что с самого утра - и что не спится? - они укатили в лес на снегоходах. То ли проветриться, то ли пострелять. Маша уже подоила корову.
- А бог их знает, у них, у всех этих мужчин, такие странные фантазии. А мы тут сейчас пельменьчиков налепим к их приезду. Баньку вам на вечер истопим. Все успеем. Мы теперь, Васенька, вас слушать будем по радио. Володенька настроит наш приемник на вашу "Точку". И будем слушать. Вот как будет хорошо.
Что они могли от нее услышать? О чем она могла им рассказать?
Тем временем лепили пельмени с лосятиной. Васины руки совсем не слушались, и ее пельмени получались то кривенькие, то косенькие, то попросту дырявые, а Маша все рассказывала ей разные рецепты пельменей и всяких других глупостей, с помощью которых, как все знают, мостится широкая и удобная дорога к сердцу любого мужчины… Васе вдруг захотелось научиться готовить вкусную еду. Но она понимала, что никогда не справится с такой задачей. Для этого нужно если не чутье организма и необычная органика души, то, по крайней мере, талант.
Кроме рецептов Вася узнала, что летом здесь отличная рыбалка, и опять ей захотелось научиться рыбачить, чего никогда не приходило в голову. Приехать сюда и тихо сидеть с удочкой у реки. Сидеть и сидеть. Сидеть и сидеть. И тут она поняла, что для этого нужно внутреннее равновесие, которого у нее сроду не бывало.
И ей показалось, что, может быть, именно в поисках этого самого равновесия она и попала сюда. Но прежде - к Юрию Николаевичу.
- А знаете, Васенька, Юрочка изменился. Очень изменился. После встречи с вами. - Она не поднимала глаз от стола. - Это очень заметно.
Васе нравилась такая ее прямая простота. Да и что им было скрывать? Они здесь просто жили.
- Вы его не оставляйте. - Вася поняла, что где-то это слышала. - У него нет уже прежней жизни, и пути назад тоже нет. Ему без вас плохо будет, я все вижу.
Помолчали.
- Ну вот и банька у нас сама собой истопилась.
Вполне свежие Володя и Юра вернулись наконец из своего леса.
- Ну что вы тут поделываете? Баню натопили? Чай поставили? О, молодцы, вы тут на хозяйстве. Может, и Вася чему научится. Будет забавно посмотреть в нашем далеке на эти ее, так сказать, успехи. Ну что, чайку или в баньку? - Скворцов хитро переводил глаза с Володи на Машу, на Васю. - Чайку или в баньку? Ну раз все молчат, тогда мы с Васькой в баньку.
"То ему чайку, то баньку". - Однако Вася покорно поднялась.
Кайф был в бане непередаваемый. Эйфорические пары какой-то неизвестной травы воскресили их задолбанные жизнью члены. И в конце концов только снежный сугроб, растопленный сожженными попами, вывел из затмения. Неузнаваемые даже для себя, оказались они снова за столом, где застали счастливых хозяев. И уже снова слушали певучую Машу:
- А мы тут подарочек, Васенька, вам подготовили. Мы с детишками иной раз, от зимней тоски прячась, рукодельничаем. Вот и сплели туфельки из бересты. Возьмите, пожалуйста, от всей души.
Вася уже влезала в берестяные башмачки. И они ей были в самый раз.
- А что, Юрий Николаевич, на прием пойти в Кремль? С вами. Хоть есть теперь в чем. Доложим президенту о развитии народных промыслов.
- Юрочка, а как тебя Васенька порой называет славно - Юрий Николаевич, ведь есть в этом какая-то особенная симпатия.
- Надеюсь, ты не будешь всех нас больше травить своей охотой, - включился в беседу Володя.
- Действительно, охота и охота. Будто кушать нечего. - Маша была прагматична. Охота у нее соединялась только с голодом.
- Вы дикие люди. Я, может, только на охоте и отдыхаю.
- Дурак. Поспал бы лучше лишний час.
- Понимали бы чего. Это ж целая психологическая наука. Охота требует особой концентрации, и это единственное, что выбивает из моего мозга все говно, которое сидит в нем, не вылезая. Там другая форма сосредоточения. Клин клином.
- Ну тогда я вот лично отдыхаю только в кресле у зубного врача. Ни о чем другом думать не могу, кроме как о нем, любимом, - встряла Вася.
- А вы шутница, - засмеялся Володя.
- За это я ее и полюбил. - Юрий Николаевич, обняв Васю за плечи, притянул к себе.
- На охоту так на охоту, Юрий Николаевич. Куда скажешь, туда и пойдем, - выговорила Вася с отчаянием.
- Горжусь собой - вот оно, воспитание. Спать сейчас пойдем. А завтра все решим по-новому.
На следующий день все опять искрило и мелькало. Катались на снегоходах. Никого не стреляли. Горело солнце, освятив окрестные красоты и лица новоявленных спортсменов. Потом валялись в снегу. И вдруг, гоняясь друг за другом по полю, они увидели насмерть напуганную лису, выбежавшую на поляну. Лиса была совсем не огненно-красная, как ее обычно описывают в книжках или рисуют, а такая линяло-потасканная. Выпучив глаза, она в ужасе смотрела на незнакомый мир, который так неожиданно ворвался в ее тихое бытие средь зимнего затишья. Она напряженно стояла на краю поля, пытаясь понять - снится ли ей все это, или, может, она проснулась уже на другом свете. Тряхнув головой, чтобы отвязаться от дурных мыслей, и решив, что обезумела, лиса ринулась обратно в лес - от греха подальше, под радостные крики действительно спятивших от свободной радости людей. Они любили эту лису.
Оказалось, что отдыхать можно не только на охоте или в кресле у дантиста. Опять слушали певучую Машу, ели грибы и ягоды. Влюбленно смотрела на всех Вася. И скрывать здесь, а это было одним из немногих мест в жизни, стало нечего. Это было честным счастьем, и не очень понятно становилось, где находится их реальная жизнь. Такой далекой казалась она. Такой и была, что уж говорить.
- Хочу назад, - нудила Вася. - Хочу обратно.
- Да ладно, Васечка, будем живы, приедем еще. - Гладил ее по голове, как ребенка, Юрий Николаевич.
- Хочу там жить. Не хочу жить не там, - гундосила она снова.
Это развеселило Скворцова.
- Васечка, ты ж жить там не сможешь. Что ты говоришь?
- А вдруг смогу. Я и стрелять даже умею, - обиделась Вася и отвернулась к иллюминатору. Так и просидела всю дорогу, расплющив нос о ледяное стекло.
В железобетоновской гостинице Васино воображение грело только место у камина в ресторане. "После заимки есть совершенно не хочется". Она спустилась в зал, там никого не было. И Вася заняла этот столик. Закурила. Курила она много, и сейчас в очередной раз об этом подумала. Но делать с этим, как и многие заядлые курильщики, ничего не собиралась. Такой способ потери времени. Пока она вертела перед глазами огонек, гоняя мысли об особом значении курительных палочек в жизни и возможной пользы их для здоровья, Юрий Николаевич уже распоряжался у барной стойки.
- Знаешь, что-то после заимки есть совершенно не хочется.
"Ну-у. Мы уже и думать начали одними словами", - безнадежно подумала Вася.
Он ловко поджег свою сигаретку, и огонек заиграл в его хитрых глазах. Вася тоже засветилась.
- Я заметил, ты любишь древние безделушки. - И протянул коробочку. - Получай свое оловянное колечко. - Вася коробочку открыла. Там было очень маленького размера - старое, по цвету золота и качеству огранки камня такое всегда видно, с черным квадратным сапфиром кольцо. Оно годилось ей только на мизинец. Но именно это и было мечтой всей ее жизни. Такое маленькое колечко с черным сапфиром на мизинец. - Сказали, что еще из демидовских. Нравится?
Можно было и не спрашивать. Вася была в полном восторге. Она вскочила и с криком:
- Юрочка, дорогой, спасибо, любимый! - набросилась на него, болталась на шее. И висела, висела, целуя куда попадало. - А что у меня есть, а что у меня есть! Смотри скорее! - И показывала ему оттопыренный пальчик.
- А все туда же. Ничего не покупай, ничего не дари, - довольный, передразнил он ее. - Ну, Васечка, успокойся, сядь. - Сесть она могла только к нему на колени. Туда и плюхнулась. - Вася, может, тебе воды?
- Шампанского! - закричала она, сделав рукой широкий жест, тот именно, что принято делать, заказывая шампанское.
- Кто же его будет пить, дорогая? - Скворцов уже давал в бар отбой, тоже отмахивая рукой.
Вася схватила из пепельницы скворцовскую сигаретку, зажала ее между пальцами - средним и безымянным - и, любуясь колечком, вертела мизинцем и всей своей милой ручкой. Новая пластика ей нравилась.
- Я, честно говоря, не ожидал такого откровенного порыва. Сядь, пожалуйста, на свой стульчик - вон он стоит, и угомонись. Мне нужно с тобой поговорить.
Она перебежала к стулу напротив, по-прежнему вертя перед глазами окольцованной рукой.
- Слушаю тебя. Внимательно и с интересом.
- Я решил познакомить тебя с Леной, - залепил он прямо в лоб. Так Скворцов делал всегда в вероятно проблемных ситуациях.
- Лена у нас кто? - Васю как ушатом воды окатили. Она все поняла.
- Моя жена.
- Ты же говорил, что твоя семья не будет меня беспокоить. Вернее, я не буду беспокоить твою семью, - поправилась она. - Мне не изменяет память?
- Правильно. Познакомитесь и не станете друг друга беспокоить.
- Она уже знает обо мне? И согласна встречаться? - Вася, сосредоточившись, говорила ровно, будто брала простое для себя интервью. - Расскажи, а вы давно женаты?
- Всю жизнь. Мы вместе школу заканчивали в Англии. У нас родители там работали - в дипмиссии. Женились в институте. Жили всегда отдельно - от всех этих родительских причуд. Слава богу. Потом меня услали в Кутию, но это ты знаешь.
- И она поехала? - Он кивнул. - Молодец.
- Сейчас она дизайнер по тканям, вполне успешный, кстати.
Дальше Вася узнала, что еще тогда, в тех нетронутых просторах собирала Лена коллекцию национальных особенностей - фасонов, покроев и украшений и бог знает там чего еще. И до сих пор они были у нее в ходу. С тех кутских времен Лена не любила провинцию, которой и до того не особо восхищалась. Среди бесконечного снега и льда она впадала в депрессию и в самые жуткие зимние ночи покидала любимого супруга на пару-тройку месяцев.
- Перебарывала холод пустыни, так сказать, вместе с родителями в более солнечных краях. С того времени и депрессий у Ленки не было. И альпийский снег ее тоже не раздражает. Вот так вот бывает. Представляешь?
- Как интересно. Ты ее любишь? - Беседа действительно была увлекательной.
- Да.
- Ты с ней спишь?
Глаза его стали не столько проницательными, сколько пронзительными.
- Да. Регулярно и с удовольствием. - Юрий Николаевич был беспощадно откровенен.
- У нее есть любовники?
- Были какие-то романчики. В основном рабочие. Не для работы, а по работе. Общие интересы объединяли, так сказать, любовников. Меня они никогда не интересовали - не было необходимости шлифовать сущность.
- Еще бы. Это ж не твои романчики.
- У меня тоже были любовницы. И что?
- И для меня это не секрет. По меньшей мере, одна и сейчас есть. - Вася имела в виду себя, сидящую здесь, совершенно живую и конкретную. - Но мне это тоже неинтересно. Извини. Ну и что ты чувствовал, когда узнавал об ее увлечениях?
- Да ничего я не чувствовал! - Юрий Николаевич начал откровенно злиться. - Повторяю, эта глупость меня вообще не интересовала. В моей семье и в постели всегда была стабильность. Вот и все. Все! Понятно?
Вася собой восхищалась. Довести Скворцова до такой нервичности удавалось, наверное, мало кому. Значит, разговор этот имел какое-то значение. Вот только куда он вел?
- Хорошо, скажи мне, пожалуйста, а если бы твоя женщина, именно твоя, с кем-то, и не просто с удовольствием, так сказать в рабочем порядке, а с великой радостью? И ты бы об этом узнал? Что сделаешь? Знаешь?
- Такого никогда не будет, - отрезал он.
- А я знаю - закопаешь.
Скворцов вдруг плавно выдохнул сигаретный дым через нос. Вася все именно так себе и представляла.
- Да ладно напрягаться. Шлифуем сущность. - Она сама удивилась, как легко переживала этот разговор. И даже ту, которую он - с удовольствием. Ей было наплевать. Более того, вдруг Васе показалось, что и многоженство - не порок. В нем даже могла крыться какая-то неведомая прелесть. По крайней мере, в этом случае. ("Неужели он до такой степени для меня хороший, что я… Да, женщины стоически переносят всякие испытания".) - Юрочка, не грусти. Все вышло как вышло. Все останется, как останется.
В горле у него пересохло. Какие-то невероятно новые ощущения забились внутри. В горле у него пересохло. Может, так захватывает дух? Он вдруг понял, что довести до крайности и потом легко подхватить на этом краю Вася может любого. И ему невероятно повезло.
- Знаешь, что-то в этом во всем есть. Сюжетность, что ли. Мне даже нравится. И другая версия наших отношений меня, пожалуй, даже бы напрягла. - Вася говорила правду.
- Ты просто не любишь обязательств. - Это было главное слово, которое найти мог не каждый. "И все-таки он меня зарыл", - подумала Вася, а вслух произнесла:
- Важно, что ты любишь. (А хотелось сказать, что она просто не боится спать одна.) Юр, скажи… а вы венчались?
- Я не ханжа.
- А Лена?
- Она европейский человек.
- Понятно, - протянула Вася, наблюдая, как он залпом выпил полстакана виски. - Эй, дружок, - она дернула его за руку и засмеялась, - ты не расслабляйся. Нам ведь еще в театр. Моя очередь знакомить тебя со своими приятелями. Сегодня это Виноградов. Знаешь такого? Знаменитый актер.
- Твой любовник?
- Только обещает дружную старость. - Вася теперь все обращала в шутку. - И кольцо замечательное. Спасибо большое. - Она чмокнула его в ухо. - Пойдем потихоньку. Опоздаем.
Виноградов был хорош как никогда. Хоть театр Вася и не любила, но любила отдельных персонажей в этом театре. Среди них особое место занимал Коля Виноградов. Он радовал ее не только мастерством и талантом, энергией и красотой. Он интриговал необыкновенной способностью закрывать свою частную жизнь от широких слоев населения. И это в результате, пожалуй, даже стало его фишкой. Он ловко напускал на эту самую частную жизнь такой плотный флер, что она в общественных глазах приобретала уже какую-то даже очаровательную аномальность. Никто, вообще никто не знал, с кем, когда и по какому поводу он живет или, по крайней мере, спит. Ощущение было, что не спал он ни с кем вовсе, что вряд ли было возможно для здорового мужчины. Не был Коля и из меньшинств, об этом бы узнали мгновенно от обиженных им любовников, которые в отличие от любовниц совсем несдержанны и не хранят тайны. Артистки, коим посчастливилось разыгрывать с ним любовные сцены, рассказывали, что и здесь он демонстрировал полный аскетизм. При этом они же восхищенно поговаривали, что он знает толк в поцелуях. Но якобы это свое умение использует тоже крайне редко, по особому требованию режиссера, исключительно когда снимали крупный план. Таких неконкретных россказней было нагромождено столько, что с трудом уже верилось во всю эту латынь.
Так или иначе, в постановке, что так неожиданно для Васи приехала в Железобетонск, Виноградов был хорош. И Вася в очередной раз поняла, за что его так любят зрители, а особенно почти все женщины страны, от которых в основном он и скрывался с помощью своих изощренных маневров. В спектакле он играл сначала юношу, а потом и старичка. И она увидела, что в своей юности, которой она не знала, он был неплох, но и в старости тоже будет очень и очень. Вася, ухмыльнувшись, опять вспомнила про карты. И подумала, что старость их может стать, пожалуй, действительно красивой.