Мужики засмеялись, подтвердив тем самым, что чего-то наелись точно. Скворцов был явно в ударе. "А может, он всегда такой, - очарованно подумала Вася. И разочарованно додумала: - Не может".
- Это мои друзья-приятели ("таких друзей… а тем более приятелей…" - продолжил Скворцов для себя). Игнат Петрович руководит российской автопромышленностью, вернее, ее имеет, а точнее - он ее хозяин, целиком и полностью. Семен Семенович хлоп, гоп, стоп (или как там ты называешься правильно?) - словом, менеджирует еще одну промышленность, тоже, кстати, пока отечественную. - Такое представление звучало вполне вызывающе. - Подает тепло, воду и еду в наши сирые и убогие домишки. Обогревает и согревает. И вы познакомьтесь. Василиса Васильевна Елизарова, культурный обозреватель радио "Точка".
- Приятно, очень и очень, - как ни в чем не бывало заулыбались товарищи.
Второй раз за день ее называли Василисой Васильевной. "Ну вы даете, Василиса Васильевна, - она восхитилась собой. - А что? Буду теперь Василисой Васильевной. Вот так вот", - решила Вася. И эта мысль ей понравилась. Тем временем Юрий Николаевич продолжал, пресекая ее дурацкие мысли:
- Вася, и ты быстренько улыбнись дядям.
- А что, вы уже успели на брудершафт выпить? - Семен Семенович отвратительно пожевал губами. Он жевал губами всегда, когда чего-то хотел. Как будто бы уже это самое кушал. Но Васе это было еще неизвестно. - Успели, значит.
- Успевает тот, кто никуда не торопится. И ты, Семен Семеныч, знаешь это лучше меня. Так вот, Василиса Васильевна иной раз, от случая к случаю, будет давать мне журналистские советы.
- У вас проблемы с прессой, Юрий Николаевич?
- А чтоб их и не было. Пойдемте лучше поедать кремлевскую еду.
Все отправились к столам.
- Скажи, Юра, а откуда ты девчонку взял? Она ведь не из нашей компании, - снова зажевал Семен Семенович, увлекший Скворцова чуть вперед.
- Не из вашей. - Скворцовский голос пожестчел, и он сверкнул глазом на собеседника. - Это точно.
- Уступишь?.. Чисто поработать.
- Пошел сам знаешь куда и как быстро… Понял? - Юрий Николаевич вдруг широко улыбнулся.
- Юр, ты что, напился?
- Не понял? А ну на х… бегом марш. - Скворцов и сам не ожидал от себя такого выступления. - Я не шучу.
И Семен Семенович это понял.
Он испугался.
Вася все помнила, но память ничего не объясняла. Самочувствие было чудным, а голова прекрасной - от легкости необыкновенной. И это неудивительно - напиться в Кремле так и не удалось, было все-таки не очень уместно. Никто не хулиганничал и не плясал на столе. Словом, даже посуда осталась не бита. Но к удавленному накануне вечерку идеально подходило только - погуляли, баньку сожгли, потому что очередное Васино утро началось где-то в ближнем пригороде, в маленьком домике одного из крутых пансионатов. Крутизна была видна и с закрытыми глазами - по качеству постельного белья и удобству кровати. Что же теперь делать со всей этой ерундой - не думалось. Но делать что-то было надо. Быстро - тоже не хотелось. Даже ерзать было лениво. И потом Вася хотела сначала услышать, если не увидеть, движения рядом, чтобы понять, как и куда ей двигаться дальше. А пока она попеременно мигала глазами падающим за окном снежинкам. И ей показалось, что снег падает откуда-то снизу.
Мурашками по ее позвоночнику двинулись пальцы. Тело само выгнулось и повернулось. И близко-близко она увидела веселые глаза и почему-то тоже вместе с ними засмеялась. Уже знакомые ей губы поползли по ее лбу к носу. В носу защекотало.
Сомнений не было, рядом с ней был мужчина, о реальном существовании которого буквально несколько дней назад она догадывалась только из выпусков новостей.
- "И он припал к ней нежными губами", - прочитали бы мы в бульварном романе.
- Не так: "Губы их слились в едином порыве", - начертано там.
- "А зубы впились… друг в друга…"
- "Как будто бы они не ели сутки и проголодались". Так должно быть написано?
- Ку-ку. Ку-ку, - донеслось откуда-то.
- Это что - будильник? Мы опаздываем на работу?
- Нет. Мой телефон. - Вася спрыгнула на теплый пол и начала шарить по вещам и карманам в поисках беспокоящего.
- Слова в простоте не скажешь, по телефону не позвонишь. Все у тебя с причудами.
- Только я сама несложная, согласно вашей характеристике. Алё.
- Вася? - заговорила трубка. - Привет. Лева Багдасаров.
"Какая прелесть". - И одними губами Вася проартикулировала в сторону кровати:
- Лева.
Юрий Николаевич сморщился и закрыл глаза рукой.
- Слушай, Вась, а что там с нашими делами?
- Наши дела отдыхают. Лев, сегодня же суббота.
- А как твой друг поживает?
Вася напряглась, ей показалось, что за ними подглядывают и подсматривают.
- Сергея Чернышова я имею в виду, - пришел ей на помощь Лева.
- А я думала, ты имеешь в виду другого. Надеюсь, Масик поживает хорошо, а будет поживать еще лучше. Мне вчера звонил Игорь Викторович. Скворцов назначил встречу на среду. Велел явиться со всеми документами. Я Масику уже позвонила. Он складывает бумажки в новый кожаный портфель.
Вася стояла, вытянувшись вдоль косяка. А в это время, наблюдая голую Васю, болтавшую с его подчиненным о его делах, Юрий Николаевич размышлял: "Интересно, это фитнес или какие другие физ- или культурные упражнения делают женскую фигуру привлекательной? Или только сама фигуристая женщина? Боже, о чем это я?"
- Ну не знаю, Лева, что ты так волнуешься, договорились, мне кажется, до всего. И потом я все же на связи, в зоне досягаемости. - Она через плечо улыбнулась в сторону кровати и, дурачась, сложила губы бантиком, послала поцелуй, а потом показала язык. Снег в окне по-прежнему валил снизу.
- Хорошо, скажи, а как сам? - было слышно, как Лева замер у своей трубки.
Васин деловитый взгляд снова побежал по углам в поисках реальной камеры - точно подсматривают.
- В каком смысле?
- Ну Юрий Николаевич как? - не отступал Лева.
- А что с ним? - Делать из себя дурочку ей было не привыкать. Жизнь с культурой научила ее и этому.
- Да ничего. Вы же вчера на прием ходили. Я просто хотел узнать, как все прошло. - Лева понял, что переборщил. Авторитет Скворцова для него был неоспорим.
- Все прошло хорошо. Пьяных не было. Кремлевской охране не пришлось трудиться. А что, по телевизору уже передали?
- Нет. Пока только по радио "Точка", - отшутился Лева. - Все понял. Целую. Пока.
Вася смотрела в окно на поднимающийся снег, необыкновенно белый и необыкновенно легкий. Ее повело, и она навзничь упала в кровать.
А дальше - он припал к ней нежными губами… И потом - губы их слились в едином порыве… А зубы впились… друг в друга… Как будто бы они не ели сутки и проголодались… В общем, все как в том бульварном романе.
Второй раз за одни сутки она обнаружила себя на той же кровати, но только за окном было уже совсем темно. Рядом лежал тот же мужчина (слава богу), и почему-то ей казалось, что лежали они так всю жизнь.
Надо было, однако, подниматься и разбирать разборку. В смысле, наконец понять - кто они и откуда.
Единственное, что было очевидно, - все происходит в каком-то эйфорическом бреду. Иначе нельзя объяснить такие резвые экспромты двух, в общем, взрослых людей.
- Что мы имеем на выходе? - Вася присела за столик, распечатав мини-бар.
- Работы над ошибками не будет.
"Строг. Но справедлив". Стало весело и свободно. Так всегда начинаются романы.
- У вас, Юрий Николаевич, нет ли ощущения странности происходящего?
- Есть. И это не странно. Думаешь, со мной каждый день такое случается? - поддержал он Васино настроение.
- Думаю, каждый день ты сгораешь на работе.
- Вот именно. Но знаешь, мне понравилось. Что-то есть во всем этом, такое "разверзнись плечо".
- Даже мои туфельки куда-то улетели с этого широкого плеча. По сугробам лазить они не привыкли.
- Вместо туфель валенки уже выдали. Тебе же понравились?
Вася благодарно пропустила валенки мимо ушей.
- А не боишься, что о наших проделках знает уже пол-Москвы. Мне-то что, - она немного лукавила, - а вот ты, пожалуй, заинтересуешь всю нашу желтизну. Вижу, уже пена взбивается. - Она размахивала ручками, как бы взбивая пену. - И из нее выплывает…
- Чудо в перьях - это ты.
- Нет. Ты - развратный монстр…
- Хватит. Не дождешься этого. Я не один год в этом, так сказать, бизнесе. И умею себя защитить.
- А я ничего и не жду. - Васе вдруг страшно захотелось обнять этого развратного монстра. Хотя, в общем-то, и не монстра, и даже, пожалуй, не развратного. В том, что и как произошло между ними, не чувствовалось привычки. Она готова была, пожалуй, честно поверить, что и для него все произошедшее не было делом обычным. Про себя-то она это знала точно. И не понимала - как это все? Жесткая и решительная, как ей казалось, Вася вдруг почувствовала, что в ее жизни как раз и не хватало этой самой жесткости и решительности, которую, в общем, так элегантно вдруг показал Юрий Николаевич.
Между тем со Скворцовым такие истории тоже происходили не часто, вернее сказать, такие - не случались вовсе. И он ощущал: это - сумасшествие в полный рост.
Вообще-то Юрий Николаевич жил вполне свободно. Это был не первый, скажем так, роман в его жизни, но все они совершались продуманно и концептуально. Сначала он присматривался. Потом находил время. Потом предмету подавался знак. Словом, заранее все готовилось и планировалось. Покупались красивые подарки, заказывались дорогие номера. И всегда рядом, среди женщин и подушек, валялись записные книжки и рабочие бумаги. И подушки его волновали в той же степени, что и бумаги. Его возлюбленными становились в основном партнерши по работе или около того. А где ж еще их было взять? Тройку раз - может, и больше - он брал женщин с улицы. Точнее сказать, заказывал в дорогом заведении, чтоб без проблем. Было забавно и любопытно. Но делал он это ради большего развития, что ли. Скворцов вообще был любознательным.
Семья, вернее, жена его Лена никак не реагировала на эти милые забавы, да он и сам на них, в общем, не реагировал. Лена, казалось, даже одобряла всякие мелкие шалости (кстати, он никогда не задумывался почему). Он знал, что и у нее случались увлечения, но это почему-то тоже никогда не доставляло беспокойств. Они жили хорошо и дружно, любили и ценили друг друга и теплые отношения, которые строились всю их совместную жизнь. Так она и катилась эта жизнь - в комфортных рамках семейного быта.
Скворцова вовсе не беспокоили соображения о всеобщей или частной загубленной жизни и утраченной душе, у него была масса других занятий. Но откуда взялась эта дурацкая идея знакомства с Суховым? Он и сам не очень понимал. Неужели именно книжки сбили в голове какую-то резьбу? И в образовавшуюся дырку хлынул воздух, щемливый воздух простоты и свободы. Он раздувал изнутри голову, которая, как воздушный шарик, легко наполнялась всей этой бредятиной. Зачем-то хотелось увидеть Сухова, узнать, как он живет - так ли, как пишет, и можно ли так, и как можно, если не так. (Впрочем, не так - уже было его собственной жизнью, и он знал, как это.) И как все-таки правильно. Тьфу-тьфу - еще об этом думать.
Долгожданная встреча с Суховым - и совершенно незаметно для окружающих все уже летело в тартарары. Откуда-то сама собой явилась мысль позвать в Кремль эту суховскую Васю, в общем-то, милую и симпатичную, но тоже вполне бессмысленную и непонятно откуда явившуюся к нему и зачем. И не суховская она вовсе, а самоотдельная, но как раз из другой, не его жизни. А шарик на его плечах тем временем гудел и вибрировал. Лопнул он во время игры с Васей в брудершафт. И когда Скворцов выходил из-за колонны, он услышал этот звон, и разноцветные искорки разлетелись по всему залу и поскакали по кремлевским уголкам - золотой лепнине, хрустальным люстрам, белым скатертям, бриллиантам, парадным маршальским звездам, сверкая и звеня. "Вот как, оказывается, сыплются искры из глаз". Юрий Николаевич уже двигался, как в разряженном горном воздухе, когда с непривычки даже трудно дышать, а движения замедляются. И мозг радужно тормозил, не узнавая своих собственных решений.
Скворцов прекрасно помнил, как они договорились с Семен Семенычем и Игнат Петровичем после кремлевской елки прокатиться куда-нибудь дальше - пообщаться. Но почему-то к своим машинам, которых на стоянке был целый автопарк, не пошел. Дальше началась настоящая клиника. Зачем-то они с Васей - в общем, в трезвой памяти - спрятались от всех за джипами, потом выбежали в какой-то проулок, полезли через какой-то сугроб, где теперь навсегда остались Васины туфли. Вероятно, поэтому (хотелось для себя хотя бы формальных объяснений), схватив ее, босоногую, на руки и закинув на плечо, он принялся ловить такси. Уже в машине Скворцов жутко ругался с охраной по телефону, сначала послал, а потом уволил ее начальника, который, однако, лихо организовал этот чудесный домик и направил таксиста по нужному адресу. У высокой ограды, на которой было интригующе начертано "Сказка", их уже встречал ключник - рослый малый в свитере и меховой шапке набекрень. В руках он держал пару маленьких валенок и деньги, которыми надо было расплатиться с водителем. Интересно, что у Юрия Николаевича наличных денег с собой не было ни копья. (На скворцовскую службу безопасности все-таки можно положиться: в таких необычных случаях она принимала необычные решениях. Так приучил всех сам Скворцов.) В домике выпили настоящий брудершафт…
И сейчас, пока все эти ясные образы проплывали в скворцовской заторможенной голове, искорки по-прежнему плавали перед глазами. Ими была наполнена уже и эта комната, они летали от стенки к стенке, собираясь в какие-то пучки, клубки или стаи, развиваемые движениями Васи, ходившей по гостиной и что-то ставящей на стол. Более того, они перли и из самой Васи и ее веселых глаз. Все вокруг звенело.
Юрий Николаевич живо представил себе свой кабинет, наполненный этим дурацким фейерверком, а также головы членов совета директоров, над которыми эти искорки роятся. Картина была завораживающей. Он улыбнулся.
- Ты о чем? - спросила Вася.
- Пытаюсь вспомнить, как мы сюда попали.
- И что скажешь? - Она старалась не показывать лишнего любопытства.
- Аван-туризм.
Стало окончательно понятно, что их ведет какая-то одинаковая дурь.
- А почему у тебя телефон не звонит?
- Он звонит только, когда я этого хочу. Да и все остальное делается только по моему желанию.
"Да, - заключила Вася, - если не захочешь, мало не покажется".
- А ты домой позвонил, кстати? - На удивление, мысль о его семье далась ей легко.
- Моя семья не должна тебя беспокоить. Никогда. И ты ее тоже.
Вася все поняла. Семья ее почему-то и не беспокоила. Она доставала чистые бокалы, тарелки, сухой паек из холодильника, там же обнаружился и макси-бар.
Юра вышел на крыльцо. "Семье пошел звонить", - совсем не зло отметила Вася, зажгла свечи и выключила свет.
Снег затих, и теперь над головой возникли звезды, а вокруг появились новые звуки - все скрипело и шуршало: снег, веточки, засохшие на них листочки. Пробежала собака и тоже заскрипела замерзшей дорожкой. "А весной еще услышишь, как почки распускаются. А летом - радостно, как комары жужжат. Так еще и в человека превратишься". - Он зачерпнул снега, тихонько проник в темный домик, подкрался к Васе сзади и вывалил на нее этот сугроб… Она не дрогнула, только все сыпало и сыпало перед глазами - не зря же говорят: "снег на голову".
Юрий Николаевич сел за стол, свет свечей падал на лица, бликовал на стенах, оконном стекле и совсем гасил улицу.
- Знаешь, я зиму в первый раз увидел в Кутии, когда в армии служил. До этого тоже вроде зимой на лыжах катался и баб лепил снежных. Иногда мы ездили с папой в Сокольники погулять. Когда я был совсем маленький и дачи еще не было. И вот первый снег выпадал, у нас это называлось "бабский праздник". Смешное название, детское такое. Приезжали в Сокольники, захватив с собой морковку. Катали снежные комы - или как это по-русски? - ставили их друг на друга. Получалась красавица баба. Однажды стащили у бабушки фартук и нарядили нашу бабу, и стала она такой домработницей. Хотя тогда такие понятия и не были в особом ходу. Были же времена… Да. Надо же. Так все и было. Бабушка тогда очень ругалась. Но вот настоящую зиму - так, чтобы небо развернулось и светил снег - в Кутии.
- А ты в армии служил?
- Не похоже? - засмеялся он. - Да, офицером, когда институт закончил. Тогда, ты не помнишь, наверное, счастливчиков-выпускников оттуда, где не было военной кафедры, отправляли шуршать офицерскими погонами по закоулкам родины. Там я эту родину изучать и начал. Думаешь, откуда про разработки, месторождения и всякие прииски и поиски знаю. Оттуда. От скуки этим занялся. А потом оказалось - как бы специально. Там и в тундру ездить привык. К охоте пристрастился. Я и сейчас частенько на охоту езжу.
- Ты говорил. Только не очень себе представляю.
- Меня с ружьем?
- Нет. Охоту.
- Охотник ведь, как грибник. Кто грибы есть любит, а кто - собирать. А некоторые, я, например, любят по лесу шататься. Простое переключение внимания. Помогает, когда сильно устаешь.
- Понятно. А я ведь тоже стреляю хорошо, - продолжила Вася. - И одно время все рвалась с кем-нибудь. Поохотиться. Никто не брал. Слава богу, женщина на охоте - дурная примета.
Юра улыбнулся.
- Для некоторых и женщина в постели - примета дурная.
- Смешно. Только мне не очень нравятся шутки на эту тему.
- А я встречал женщин с ружьем в разных местах. - Он сделал вид, что не заметил замечания. - Охотницы, они, знаешь ли, очень красивые! Это раньше в лес только по необходимости ходили, чтобы с голоду не помереть. А теперь модняк, такие тетки на снегоходах. Или на лошадях. Тебе хорошее ружье, пожалуй, тоже будет к лицу. Может, подарить?
- Ружье - ладно. Только снегохода не надо. Мне его ставить дома некуда.
- Васечка, а что, кстати, тебе подарить на Новый год?
- Ты так далеко загадываешь. Может, в новом году мы и здороваться не будем.
- Будем. Куда ж мы теперь денемся?
- Да туда, где и раньше были, все эти годы.
- Назад дороги нет.
- Да не парьтесь вы, Юрий Николаевич. Я человек без глобальных запросов. И новые валенки меня вполне устраивают. Если б они еще шелком расшиты были, цены бы им не было.
- Валенки - это от заведения. Хотелось бы и от себя лично. Но в первый раз вижу, чтоб так упорно отказывались.
- Часто приходилось расплачиваться?
- Приходилось, но за другое.
- Тогда и за это не начинай.
- Я скоро поеду за Горы по делам. Поедешь со мной? Прокатишься, проветришься.
- Я вообще-то еще не протухла. И в каком опять качестве?
- И что это качество тебя так беспокоит? Не волнуйся, там про твое качество никто не спросит.