- Все! Все! - булькал я.
Папа отпустил мою шею и сел в ту же грязь, в которой валялся я. И тут меня подбросило. Он замешкался. А я вскочил на ноги и пнул его коленом в грудь. Он упал навзничь. Я тут же вдавил его в землю и схватил за горло.
- Все! Все! - хрипел папа. - Ты хочешь убить меня?
Я разжал руки. Но все еще сидел на нем верхом.
- Я не хочу убить тебя.
- И то хорошо, что ты меня просто ненавидишь, а не хочешь убить. Ненавидеть - это нормально. - Он кашлял, ощупывая свою шею. - Все дети ненавидят своих родителей.
- Нет, папа, не всех родителей ненавидят.
- Что ты об этом знаешь? - Папа посмотрел на меня с презрением.
- Побольше твоего. - Я отсел от него в сторону и с опаской наблюдал за тем, как он выпрямляется.
- Ты ничего не знаешь. Ты щенок, - сплюнул он, ощупывая десны и зубы пальцем.
Странно, но меня почему-то не задел этот "щенок". Я не бросился снова в драку.
- Ну так расскажи. - Я тоже начал исследовать собственную челюсть. - Расскажи, как это - бросить своего сына и продолжать радоваться жизни. Расскажи мне, какой ты герой. Ты же думаешь, что ты герой? Супермен? Молодец?
- Пойдем в дом, - сказал папа, поднимаясь.
Мы вошли в дом. Он дал мне полотенце. Я умылся. Он тоже. Мы рассматривали друг друга. Но уже не как противники. А как люди, смотрящиеся в зеркало. Отец заварил кофе. В железной кружке. Мне сделалось тошно от того, как он это делал. Точно так же, как я. Так же прихватывал ее полотенцем за ручку и хватался за ухо, обжегши пальцы. Так же вначале пробовал свежесваренный кофе одной лишь верхней губой и закатывал глаза, чтобы оценить вкус. На этот раз мне действительно хотелось его убить, как свою дурную копию. Но при этом хотелось еще немного посмотреть на себя со стороны.
- Значит, тебе сейчас отчаянно плохо. Хуже, чем когда бы то ни было, - наконец сказал отец, бросая в кофе сахар.
- Откуда ты знаешь?
- Иначе бы ты не пришел.
- Откуда ты знаешь?
- Ты же мой сын. Я бы не пришел иначе.
Я молчал. Это было правдой. Мне хотелось спросить у него, думал ли он обо мне хоть иногда. А еще, почему ему было меня не надо. Почему он совсем не интересовался мной. Есть ли у него другие дети. Вместо этого я спросил:
- Ездишь на джипе, а кофе завариваешь в железной кружке? Все потратил на тачку, на турку уже не хватило?
- При моей работе джип - производственная необходимость. К кладбищам отвратительные дороги.
- Ты похоронный агент?
- Да. Ритуальные услуги.
- Ты любишь свою работу?
- По крайней мере, она дает кусок хлеба и лишает иллюзий.
- Например? От каких иллюзий избавился ты?
- От многих. Например, люди думают, что когда они рожают ребенка, то производят на свет существо, которое будет безусловно любить их всю жизнь. Это не так. - Папа пристально, не мигая, смотрел на меня. - На самом деле дети - это те, кто будут тебя ненавидеть до самой смерти. До самой твоей смерти. Ты ненавидишь меня?
- Да, - честно признался я.
- Что и требовалось доказать.
- Если бы ты был другим, я бы любил тебя.
- Каким бы я ни был, ты бы ненавидел меня так же, как сейчас. И точно так же чувствовал бы себя недолюбленным и обиженным. Все выставляют себя жертвами собственного детства. Все, даже те, ради кого родители расшибались в лепешку. Отвратительно.
- Что, дети так редко приходят на похороны собственных родителей?
- Нет, конечно же они приходят. Они не упускают случая нажраться на поминках и начать жаловаться на свое несчастное детство. Какими бы ни были родители, у детей всегда есть к ним претензии. "Зачем мама позволила мне выйти замуж в восемнадцать лет? Почему она не отговорила меня?" Или наоборот: "Родители не дали мне выйти замуж за первую любовь и испортили мне всю жизнь". "Родители своими завышенными ожиданиями сделали из меня невротика". И наоборот: "Родители никогда в меня не верили". Дети всегда смертельно обижены. Они обижаются на родителей за то, что те развелись. Или не развелись. За то, что те диктовали им, как жить. И за то, что не лезли в их жизнь. За то, что не оставили им богатого наследства. Или за то, что откупались от них дорогими подарками. Так что можешь спокойно продолжать думать обо мне все, что тебе угодно. В конце концов с чего бы тебе быть исключением?
- Папа, ты, конечно, круто оправдываешься. Но это не работает: другие родители хотя бы попытались. Они хотя бы что-то делали…
- Хорошо, хорошо, можешь не продолжать, - перебил меня отец. - Я прекрасно понимаю: ты думаешь, что за мной должок. Я должен что-то для тебя сделать. Раз ты сюда пришел, тебе что-то надо от меня. Деньги? Убежище? С кем проблемы? С военкоматом? Милицией? Бандитами? Я попытаюсь решить. Говори прямо, что надо.
- Ничего. Мне просто хотелось чувствовать, что папа есть и папа любит. Но сейчас мне и этого от тебя не нужно.
- Как скажешь. Но ты можешь меня о чем-нибудь попросить. Я скопил немного денег. Могу их тебе дать. Если нужно, я мог бы даже кого-нибудь закопать. У меня есть такая возможность. Надо?
- Не надо.
Мы молча допили кофе. Я осматривал комнату. У зеркала стояли помады, духи. Папа жил с женщиной. У стены на полу выстроились миски с кормом для животных. Очевидно, он держал кошку или маленькую собаку. В углу лежали гантели. Фотографий не было.
- Ты еще придешь? - спросил папа, и я понял, что мне пора уходить.
- Я не знаю, - ответил я.
- Приходи.
Я вышел на улицу и долго шел, прежде чем смог поймать машину до гостиницы. Теперь у меня был отец. Теперь он на самом деле был. Просто у нас с ним неоднозначные отношения. Странно, но это что-то меняло.
Было еще не поздно, когда я вернулся в гостиницу. Что-то около одиннадцати вечера. Хотя мне казалось, что прошли сутки. Я залез в душ. Приготовил вату и йод, чтобы обработать ссадины сразу после того, как вымоюсь. Я аккуратно смывал пену с тела и не переставал думать об отце. Я видел его. Разговаривал с ним. Даже дрался с ним. Но я так и не понял, что же это за человек. Я нисколько не разгадал его. И сейчас, прокручивая в голове нашу встречу, я старался вспомнить какие-то детали, которые сразу упустил и которые мне бы его объяснили. Я понял, что он не круче меня. Но я затруднялся оценить, мощнее ли я его. Я думал о том, когда пойду к нему снова.
В дверь постучали. Я открыл. В номер вошел Гена. Он внимательно меня осматривал.
- Кто тебя так? - спросил Гена.
- Папа. Я подрался с папой.
- Так ты действительно ходил к Папе? Я не поверил, когда мне сказали. - В голосе Гены смешивались ужас и восхищение.
- Да. Мне давно стоило это сделать. Я так долго думал об этом, готовился, а в итоге все получилось как-то "вдруг". Но так даже лучше.
- Что сказал тебе Папа?
- Он сказал, что все дети отвратительно неблагодарны и требуют от своих родителей, как будто те - боги. А родители - они не боги. Они люди. К тому же слабые. А еще папа предложил закопать тебя, - рассмеялся я. - Но я пока отказался.
Я видел, как бледнеет Генкина морда, и уже понимал, что происходит. Что он имеет в виду не моего отца, а Папу. Но я не мог остановиться и продолжал говорить. Очень уж мне нравился эффект, который производили мои слова. Особенно радовало, что я говорил правду. Я же не врал.
Наверное, это была не совсем честная победа. Но я ее заслужил. В следующие два дня на заводе случилось чудо массового выздоровления всех бюллетенящих менеджеров. Люди срочно вернулись из отпусков и энергично начали делиться со мной информацией. Гена, понятно, вскоре узнал, что я встречался не с тем папой. Но идти на попятную уже не мог. Он сдался. Смирился с неизбежным. В среду и четверг я раздал задания менеджерам, объяснил, что от них требуется. В ночь на пятницу, вполне удовлетворенный собой, я улетел в Москву. На пятницу было назначено собрание акционеров.
Я прилетел ранним утром. Поощрять жлобство таксистов не хотелось. Я решил дождаться, пока начнут ходить маршрутки. Убить час я пошел в кофейню. Ночь завершалась в аэропорту уютно, размеренно и как-то немного печально. После ряда неудач, чудовищного попадалова с Олесей и ее абортом, противостояния с Геной, у меня, кажется, начиналась светлая полоса. Я нашел папу. Несмотря ни на что запустил проект на ликеро-водочном заводе. Дальше должно быть только лучше. Я старался думать о хорошем. О том, что еще немного - и добро в моем лице победит зло, то есть Васю. О том, что, может быть, у меня и не самый лучший отец, но и не полный отстой. Он на полном серьезе предлагал закопать кого-нибудь из моих врагов. Я был жив, здоров. Все давалось мне не так уж легко, но в конце концов получалось. Мне даже хотелось сделать кому-нибудь что-то хорошее. Я узнал официантку. Она была та самая, которой в августе трепал нервы Вася. Я подумал, что будет здорово, если я оставлю ей в книге жалоб пару теплых слов. Я попросил, чтобы она ее принесла. Она напряглась:
- Вас что-то не устроило?
- Нет-нет. Наоборот, мне все очень нравится. Я хочу написать вам что-нибудь хорошее.
Она присмотрелась и, кажется, тоже вспомнила меня. Через секунду передо мной на стол легла "Книга отзывов и предложений". Я подсмотрел, что мою официантку зовут Жанна, и с удовольствием расписал в "жалобной книге" ее внимательность, оперативность и радушие. Я уже собирался закрыть книгу, но жажда самолюбования, видимо, была утолена не полностью. Я начал листать страницы назад. Искать ту запись, которую оставил Вася. Мне надо было убедиться, что я лучше его. Достойнее. Что правда и добро на моей стороне. Я сразу узнал его почерк. Мелкие, пляшущие буквы. Начал читать и не верил своим глазам. Я специально перечитал подпись под отзывом - "Василий Кузнецов". Не оставалось никаких сомнений: это писал действительно он. Вот только в его тексте не было ни слова о забытом официанткой сахаре. Он писал какую-то бессодержательную муть насчет того, что кофейня очень мила и скрашивает часы ожидания пассажирам, а официантки очень молоды, хороши собой и он всем работникам кофейни желает большого будущего и процветания. Я в шоке закрыл талмуд. Тут же к столику подпорхнула Жанна. Она кокетливо улыбалась:
- А я вас узнала. Вы были вместе с сердитым парнем, который потребовал сахар к зеленому чаю.
- Да-да, - рассеянно кивнул я.
- Передавайте ему большой привет, - продолжала лыбиться Жанна. - Удивительно, но он мне помог. У нас бывает такая проверка - "таинственный посетитель". Когда проверяющий приходит анонимно, заказывает что-то, а потом пишет отчет о том, как его обслужили. Представляете, он тоже заказал зеленый чай. И я принесла ему сахар. Он уже когда рассчитывался, признался, что он не простой клиент. И сказал, что я единственная из официанток, кто был безукоризнен. Так что передавайте спасибо вашему другу.
Я рассчитался. Как оглушенный вышел из здания аэропорта. Автоматически, не торгуясь, сел в такси. Все-таки это очень неприятное чувство - ощущение того, что ты не понимаешь, как устроен этот мир. Я всегда знал, что мир непрост. Но у меня была иллюзия, что он постигаем.
Я успел заехать домой, переодеться. И отправился в центр. Для собрания акционеров был арендован конференц-зал в пятизвездочной гостинице. До начала заседания подавали кофе, чай, печенье и канапе. Вася козлом скакал среди акционеров, по-собачьи поджимая сломанную ногу. Он только облизывался на кофе и фуршет, потому что не мог выпустить из рук костыли. Мы с ним сдержанно поздоровались. Я понимал, что большинство из тех, у кого есть право голоса, свое решение уже приняли. Но все-таки я использовал последнюю возможность для агитации. Втирал что-то насчет того, что в период обострения конкуренции, прихода все новых игроков на наш рынок, мы можем выстоять только за счет качества. Что удовлетворенность клиентов - приоритет номер один. И я знаю, как этого добиться. Что мы не должны в погоне за количеством превратиться в какой-нибудь аналог "Автоваза" на рынке ERP. Мы должны быть качественны, безупречны и комфортны, как "Лексус". Тогда очередь к нам будет расписана на год вперед. Акционеры слушали, но не вступали в дискуссию. В сущности, все понимали, что здесь, в холле, место только для small talk, но не для серьезного обсуждения. Понимал это и я. Но меня напрягло, что, когда я говорил об образе, имидже и нише компании на рынке, парочка из них намекнула, что мой личный имидж и публичная активность представляют для фирмы большую опасность, чем отдельные шероховатости и недочеты собственно программного продукта, поставляемого клиентам.
Мы уже сидели в зале. Председательствующий попросил всех отключить мобильники, когда мой зазвонил. Незнакомый номер. Я успел только снять трубку и услышать Танькин голос.
- Алллллло, Денис! Привет, это Таня.
- Таня, прости, но я не могу сейчас говорить. - От неожиданности я начал заикаться.
- Прости, что я тебе звоню, я знаю, что мы договаривались больше не общаться. Но тут такая ситуация, что я не могла не позвонить тебе.
- Таня, я правда не могу сейчас говорить. - Председательствующий уже очень укоризненно смотрел на меня поверх очков. - Я обязательно перезвоню.
Я повесил трубку. Ватными руками отключил телефон и застыл. Хотя все решения уже были приняты, по протоколу нам с Васей все-таки предстояло выступить с короткими речами. Вася шел первым. По алфавиту. Кажется, он заготовил живенькую и смешную речь. Акционеры улыбались и хмыкали, слушая его. Я с выступлением тоже справился и вполне четко изложил свое видение будущего.
Началось голосование. С перевесом в два голоса победил Вася. Все аплодировали. Собрание объявили закрытым. Нас пригласили на фуршет. Вася на радостях отбросил правый костыль, скакал на одной ноге и пожимал всем руки. В зимнем саду отеля, имевшем выход на просторный балкон, накрыли столы. Под металлическими контейнерами с горячим горели спиртовки. Мокро и беззащитно теснились на подносах скрученные розами ломтики семги. Вязко обтекали шоколадные фонтаны. Акционеры на балконе закурили сигары. Дымом тянуло и внутрь. В воздухе витали винные пары. Играл какой-то нежный джаз. Все мило о чем-то переговаривались. Я впервые так явственно ощутил себя чужим на празднике. Я физически почувствовал, что это время прощаться. Накатил вина и подошел к Васе.
- Ну что, поздравляю, ты победил. Ты остаешься.
- Эй, чувак! - Вася снова хлопал меня по плечу. - Не огорчайся. Мы еще поработаем.
- Нет, я ухожу. - Я осушил бокал и, не задумываясь, взял новый.
- Нет-нет, так не годится. Не горячись. Как же мы без тебя? - Я не мог оценить степень фальши в его голосе.
- Вы без меня отлично. Я вот без вас гораздо хуже. Но я справлюсь. Да, не волнуйся, воронежский проект я закончу. Вы успеете найти мне замену.
Я пошел к выходу, но уже перед дверями развернулся. Решил напоследок опрокинуть еще бокал. Тут в зал и вошли люди в форме. Мне хотелось бы сказать, что они ворвались. Так было бы красивее. Но они именно что вошли. Без суеты. И тут же направились ко мне. Спросили мое имя, проверили паспорт и попросили проследовать за ними. Без каких-либо объяснений. Я пошел. Мне даже было немного смешно. "Неужели папаша мой еще более никчемный, чем я мог подумать? Неужели он написал на меня заяву в ментуру из-за той потасовки?" - подумал я.
Я был оптимистом. Вместо 15 суток за банальное хулиганство мне шили гораздо более серьезную статью - подстрекательство к убийству. Сложно поверить, но какой-то упырь в Ульяновской области объявил себя последователем реверсистов и замочил шесть человек. Затравил сульфатом таллия. Медленная болезненная смерть. Врачи даже не сразу распознали отравление: таллий практически невозможно обнаружить в крови. Выдало урода только странно большое количество загадочных смертей вокруг него. Причем травил он все близких людей - жену, любовницу, детей, соседей, деверя. Следователям этот придурок объявил, что те, кого он отравил, "людишки-то были так себе, бездуховные". И приплел к своему сумасшествию меня. Мол, мир так плох, что стоит изничтожить всех "негодных людишек", надоели. Так я стал подстрекателем к убийству. Еще в августе у меня закрались подозрения, что мои взгляды и жизненная позиция не всеми могут быть восприняты верно. Но я не подозревал, что это может так скверно закончиться.
Дело будет слушаться в суде присяжных.
Адвокат сказала, что меня, скорее всего, оправдают. В конце концов, на нашем сайте не было ни одного прямого призыва к насилию и убийствам. А то, как психически больной человек воспринял наши вполне умеренные взгляды, предсказать невозможно. Адвокатша говорит, что если бы у меня были какие-нибудь свидетели, подтверждающие, что я, наоборот, призывал к гуманности, сохранению и защите чьей-либо жизни, чему-нибудь жизнеутверждающему, то это очень помогло бы нам на процессе. Хотя она не паникует, я больше не склонен быть оптимистом. Кажется, все, что может произойти со мной плохого, происходит. Я не удивлюсь, если через пару месяцев после суда меня отправят в колонию-поселение.
В СИЗО я провел совсем немного времени. К счастью, успел подцепить только вшей. Две недели у меня брали показания. Потом выпустили до суда под подписку о невыезде. Мне разрешили пребывание в Москве и по месту прописки - в Тверской области. Первым делом я приехал домой, вымыл голову с шампунем против педикулеза и побрил голову.
Зашел в Интернет. Наш сайт закрыли. Зато реверсисты наконец стали известны в международном масштабе. О процессе писали даже англоязычные СМИ. Я с интересом искупался в помоях, которыми меня поливали. Зашел на "Мамбу". И тут же понял, почему Танька звонила мне перед собранием акционеров. Теперь казалось, что этот звонок был в другой жизни. Я так и не перезвонил ей. И вот два сообщения на "Мамбе" объяснили мне, почему она вдруг обо мне вспомнила. Первое - от Вадима. Оно пришло не мне, а моей виртуальной "Танюшке".
"Привет, Таня, - писал он. - У тебя раздвоение личности? Или просто кто-то использовал твои фотографии? Какая из этих анкет - настоящая?;)". Дальше шла ссылка на анкету на сайте знакомств. Я перешел по ней и увидел Таньку. Она тоже прислала мне сообщение: "Привет! Нехорошо использовать чужие фотографии. Денис, признавайся, это ты под моим именем хулиганишь?" Я понял, что игру пора заканчивать, и удалил анкету своего виртуала. В памяти мобильника сохранился номер, с которого звонила Таня. Я перезвонил ей.
"Я сразу догадалась, что это ты, ни у кого больше нет этих фотографий. Только у тебя и у меня, - сказала она. - Зачем ты это сделал?"
"А что девушка, которая недавно вышла замуж, делает на сайте знакомств?" - подколол я ее.
"Общается девушка. В том числе и с собственным мужем в течение дня переписывается".
"Значит, ты все-таки вышла замуж? - зачем-то спросил я. - Мама говорила, что ты собиралась позвать меня на свадьбу".
"Потом я поняла, что это неудачная идея".
"Ты его любишь?"