Катерина, с предварительно улучшенной внешностью малыми средствами и стараниями Тимофея: распущенные волосы, поясок на платье, подчеркивающий талию, расстегнутые верхние пуговки ворота, немного косметики из оставленной Надюхой – для первого акта сойдет, обошла несколько комнат, в которых проживали наиболее известные из общежитских "авторитетов", оставшихся на Новый год в Москве, искрила улыбкой, изображая бурную радость, и зазывала к себе в комнату отметить это без меры радостное событие.
Народ, как и ожидалось, крайне подивился бурному оживлению общежитской мыши Катьки. Но студент, как известно, "халявой жив и счастлив", а потому стали подтягиваться минут через двадцать–тридцать, подгоняемые еще и любопытством, что ж там за брат такой, коль Воронцова козой от счастья скачет. Кто с намеком на участие в закусочном столе в виде десятка зеленых мандаринов, полбулки хлеба с кусочком сала, а кто с гитарой, подразумевая украшение собой неожиданного застолья.
Далее по сценарию инициатива передавалась Тимофею.
Общежитская братия мгновенно очаровалась, влюбилась с первого взгляда, была покорена без боя, забыв сопротивляться и выпендриваться. Это даже не обсуждалось! Тимофей и Катерина умело разыгрывали свою партию, как в пинг-понге, передавая друг другу подачи слов и инициативу. Катька рассказала пару веселых уместных анекдотов, изображая участников в лицах, от хохота содрогался весь этаж, железно пообещала однокурснику-прогульщику, засыпавшему экзамен, копию своих лекций по предмету, сделала пару легких комплиментов девчонкам… На шумок-огонек стали подтягиваться ранее не приглашенные товарищи.
План триумфально начал осуществляться, часам к двум ночи Катерина с Тимофеем имели несколько предложений отметить Новый год в разных компаниях и перепалку представителей этих компаний о том, с кем именно брат и сестра встретят и проведут праздник.
Катерина не заметила, когда заснула, – сидела, сидела на кровати, к которой придвинули стол для расширения посадочных мест, смеялась со всеми, и – бац! Нету, спит!
Утром, как Штирлиц, проснулась в свои положенные и привычные семь часов. Было совсем холодно, в открытую настежь форточку задувало снежинки с улицы. Комната блестела чистотой, словно и не было никаких ночных посиделок, на Надькиной кровати уютно-мирно негромко похрапывал Тимофей.
Катька встала, стараясь не шуметь, но железная кровать проскрипела пружинами, неохотно выпуская из своих объятий, Тимофей проснулся в один момент.
– Голова не болит? – спросил, позевывая и потягиваясь всем телом.
– Нет. А должна?
– Обычно с перепою у всех болит. А ты вчера шампанского выпила. Хоть и немного, но ты никогда не пила, для тебя очень даже достаточно.
– Нет, не болит, – похвалилась Катерина и, поеживаясь, захлопнула форточку: – Холодно.
– Надо было обязательно выветрить все, что мы ночью надымили, наели-напили. – И бодрой целевой торпедкой, подскочив с кровати, отдал приказ: – Собирайся! У нас много дел!
Дел оказалось так много, что Катька, устав поражаться, ахать, удивляться, покорно семенила за деятельным неутомимым Тимофеем по холодной, задуваемой отовсюду снежными метелями Москве, гадая, когда же этот забег закончится.
Сначала он привел ее в парикмахерскую, с пафосной претензией на салон, только открывшуюся в такое раннее время. Тимофей умудрился уговорить одну из мастериц заняться Катерининой буйной шевелюрой, аккуратно заплетенной в длинную косу, по бабушкиному учению: "У девушки должна быть аккуратная голова, строгая коса и никаких глупых локонов". Катерина удивилась выбору Тимофея, проигнорировавшего откровенно приглашающие взгляды молодых парикмахерш, заранее излучавших готовность исполнить любую его просьбу, обратившегося к немолодой, тучной женщине, вот никаким боком не вписывающейся в стиль и претензию новомодного салона.
Убедившись, что отдал Катерину в надежные руки, он уточнил, сколько времени это займет, и вышел из заведения.
– Стриглись когда-нибудь? – спросила низким красивым голосом мастерица парикмахерского искусства.
– Нет, – призналась как на духу Катерина.
– И не красили, – утвердила мастер.
– Нет, – вздохнула Катька своему неприобщению к женским штучкам.
Дама наклонилась поближе и шепнула ей на ухо:
– И слава богу! И не красьтесь никогда, у вас невероятный по красоте естественный цвет волос. Можно оттеночным шампунем, чтобы блестели ярче! И больше ничего!
Выпрямилась, взбила Катерине волосы, глядя на нее в зеркало, снова наклонилась и тем же шепотом добавила:
– И не стригитесь коротко! Никогда!
Тимофей, вернувшийся ее забирать, долго смотрел на результат, показал жестом, чтобы она покрутилась вокруг своей оси, рассматривая со всех сторон, и неожиданно шагнул к парикмахерше, ожидавшей его вердикта, и чмокнул в щечку:
– Вы супер!
От удовольствия центнеровая мастерица зарделась! Нет, вы представляете?
Двигаясь стремительно и быстро, лавируя в толпе суетящихся в последнем предпраздничным рывке за покупками людей, Тимофей привел ее в ЦУМ, в отдел известной французской косметической фирмы, к креслу, за которым девушка консультант-визажист делала покупательницам пробный макияж. Усадив Катерину в кресло, Тим включил одну из своих самых обаятельных улыбок:
– Девушка, сделайте моей сестре такой макияж, чтобы она понравилась не только мне, но и вам самой. Как для себя на лучший вечер в вашей жизни. Я отблагодарю.
– У нас консультации бесплатно, – выдала барышня ответной улыбкой аванс на любые предложения Тимофея, хоть Новый год вместе, только позови!
– У вас сегодня будет платная! – подчеркнул он, отсалютовав на призыв выражением обещания на лице: "Все может быть!"
Увидев себя в зеркале с прической и макияжем, Катька впала в состояние, близкое шоку, да так и не выходила из него несколько часов. На нее смотрела из зеркала незнакомая, невероятно симпатичная девушка – длинные, распущенные волосы завивались крупными естественными локонами, переливавшимися медно-золотисто-рыжеватыми прядками, глаза горели загадочным, глубоким сапфировым светом, и губы оказались красивой формы.
Это кто же такая-то?!
Пока она размышляла о незнакомке, появившейся на свет при помощи неяркого макияжа, Тимофей, не дав ей времени опомниться и насладиться зрелищем в зеркале, протащил ее через пару отделов. Они волшебным образом обходили все очереди в примерочную и к кассе, в результате чего Катерина и не заметила, как стала обладательницей очень-очень-очень красивого платья – простого вроде фасона, чуть выше колен, но…!!! И туфель к нему на не самом высоком, но первом в ее жизни каблуке.
– Тимофей, ты добрый или злой волшебник? Что, вся красота эта исчезнет в двенадцать часов ночи? – спросила потрясенная Катерина, разглядывая себя в зеркало примерочной.
– Я злой волшебник, – признался он, довольно улыбаясь, – ты же знаешь, очень, очень злой! Но на Новый год подрабатываю феем, награда уж очень хороша, не устоял!
И пробег на длинную дистанцию с промежуточными остановками продолжился.
Они пронеслись через кучу магазинов, сквозь толпы людей, все время что-то покупая – спиртное, продукты, какие-то мелочи, небольшие подарки. У Катьки голова шла кругом от впечатлений, она семенила сзади, увлекаемая вперед сильной рукой Тимофея, сквозь прилавки, людей, улицы, магазины, метро и мрачнела, думая: "Откуда у него деньги на все это богатство? Он что, в своей разведшколе мастерство оттачивал по облегчению кошельков граждан от денежных знаков? Или банк грабанул в виде дипломной работы?"
Спрашивать не имело смысла, да и нельзя. Это у Катерины не было ни одной темы, которые нельзя обсуждать с Тимом или скрывать что-то от него, а вот у него!.. И, невзирая на "страшную клятву на крови", данную друг другу в детстве, в его жизни имелось ой как много чего такого, что шло под грифом "не оговаривается!".
Но он услышал все ее мысли и без слов, что неудивительно.
– Подозрения, Кошка, вещь хорошая, но только тогда, когда ты их не демонстрируешь выражением лица! – И усмехнулся ее озабоченности. – Не дребезжи, Катюха, меня мужики всем гуртом собирали, те, кому не обломилось в отпуск уехать, отдали свои бабки сестру-сироту порадовать на праздник.
Катька перевела дыхание. Ну, слава богу!
Последней в бесконечной череде покупок, потрясших Катеринино воображение, стала елка и игрушки для ее украшения. Не самая пышная зеленая красавица и игрушки незамысловатые, купленные на лотке возле метро, да какая разница!
Елка!
Они успели ее и установить в комнате, и нарядить, а еще по-быстренькому сварить супчик из колбасы с картошкой, поесть и поговорить за трапезой. Тимофей давал последние инструкции и наставления перед выходом в общежитский свет.
Состоялся.
И прошел удачно, и даже весьма. Катерина в новом обличье имела оглушительный успех у мужской части празднующих и, соответственно, признание женской половины появления новой конкурентки в борьбе за этот успех и внимание.
Да ладно! Обошлось без тяжелых боев!
Зато Катерина приобрела новый опыт и удивившие новые знания.
Знания о том, каким убойным оружием на самом деле является женское обаяние, подкрепленное и умело приукрашенное женскими секретными штучками: макияжем, прической, одеждой, и какое потрясающее ощущение уверенности в себе дают все эти штучки.
А опыт. О! Опыт новый, что такое настоящая крутая студенческая пьянка и как умудриться не выпадать из коллектива, старательно напивающегося, и при этом оставаться адекватно трезвой при уме и памяти, умело обходя все очаги куражно-травматического разгуляева. Хороший такой опыт. Интересный и поучительный.
А еще один непонятный и напугавший момент произошел в эту небывалую праздничную ночь. Когда били куранты, держа в одной руке бокал пенящегося через край шампанского, другой рукой Тимофей притянул к себе Катерину за талию, прижал и, заглянув прямо ей в глаза, сказал:
– Я люблю тебя, Кошка!
– Я тоже тебя люблю, Тим! – смеясь, перекрикивала шум поздравлений Катерина.
Он не отпустил, так и смотрел несколько минут в глаза, внимательно, напряженно, и что-то там такое искристое потухло в глубине его зрачков.
– Ну да, конечно, я знаю! – по-мальчишески улыбнулся он, чокнулся с ее бокалом. – Выпьем!
Они выпили до дна, расцеловались легким поздравительным поцелуем в губы.
– С Новым годом, Катюха!
– С Новым годом, Тим!
А ночь, празднование, шум-крик, радость покатились дальше своим чередом.
Причудилось ей, вот точно!
С этого дня началась еще одна новая жизнь Катерины Воронцовой, оказавшаяся на поверку не такой уж и простой и отнимавшей множество времени и сил.
А как иначе? Вы-то пробовали быть настоящей женщиной? В том смысле, сколько временных, денежных и прочих затрат это требует? И перечислять не стоит, каких усилий, если начать с приличных колгот, а закончить умением правильно строить глазки, любому трактату страниц не хватит!
Трудно ей приходилось и учиться, и осваивать азы женственности в ускоренном темпе, да еще развивать навыки психолога, изучая на практике характеры людей, поведение, движущие ими мотивы, почитать кое-что по психологии пришлось, словом, все задачи, поставленные перед ней Тимофеем, она выполняла старательно.
Катерина давно, со встречи с Тимофеем перестала быть наивной, изолированной ото всех, запуганной завышенными требованиями и бабушкиной муштрой девочкой. Но она не умела общаться с людьми, с ровесниками, во-первых, потому, что это запрещалось Ксенией Петровной, а во-вторых, она не подозревала, что это необходимо.
Зачем? У нее есть Тим, и никто больше не нужен. Вот что умела Катерина, так это концентрироваться, сосредотачиваться на цели и упорно, настойчиво к ней идти, игнорируя все мешающее, лишнее, что может оттягивать на себя внимание и дефицитное время.
Тимофей уж который раз встряхнул ее, дав такого морального тумака, что она вылетела из своего ограниченного одной направленностью мирка, приземлившись прямо в реальную жизнь, оказавшуюся весьма непростой, с ворохом разнообразных проблем, людскими историями и характерами.
И, знаете, это увлекательно.
Оказалось, что жизнь интересна!
Первого января они проснулись около часа дня, а в два часа Тимофей уехал. Надолго. И осталась только переписка в письмах, теперь он писал ей на адрес общежития, а она ему на неведомую, обозначенную цифрами какую-то полевую почту. Входившие тогда в обиход дефицитные и дорогущие мобильные телефоны им были еще долго не доступны. Зато каждый раз получая на вахте письмо от него, на конверте которого четким почерком Тимофея были написаны ее адрес и имя с фамилией, Катерина чувствовала нечто непередаваемое: гордость, радость, может, что-то детское про то, что и она обозначена в этом мире конкретным адресом, не скрываемым под предназначением "до востребования". Вот пойди ж ты, разберись, что это!
Катерина, стараясь сохранить ровное выражение лица, улыбалась внутренне весь день и на работе, и когда возвращалась домой. Так тепло и радостно ей становилось от воспоминаний того Нового года, своей круто изменившейся за один день жизни и даже тех своих чувств от получаемых писем.
Задумавшись, вся еще в том прошлом, в радости с добавлением теплой грусти по ушедшему, она никак не могла почему-то открыть дверь квартиры – ключ в замке не поворачивался, и все!
Ах да! Как же она забыла, за воспоминаниями накатившими!
Катя позвонила, и дверь тут же распахнулась, не успел улететь звук дверного звонка.
– Катерина Анатольевна! Я тут крутю, а вы там! – взволнованно объяснила Валентина.
– Кручу, – автоматически поправила Катерина, переступая порог.
"Вот и я включилась в работу семьи Бойцовых по исправлению речи великой Валентины!" – подумала не самым одобрительным образом она.
А чего одобрять? У них своя семья, у нее своя. Пересеклись в связи с форс-мажором… Дальше развивать раздражающую мысль Катерина Воронцова не стала.
– Как Соня?
– Телик смотрит. Жалуется. Лежать не хочет. Температура последняя тридцать семь и три, – отчиталась причина "приобщения" к чужой семье.
О-хо-хо! Жалуется она! Катерина, подавив тяжкий вздох в зародыше, пошла мыть руки и осматривать больную.
– Здрасте! – разулыбалась девчушка вошедшей в комнату Катерине. – А я все знаю! Вы Катерина Анатольевна, наша соседка снизу. И доктор. Вы меня героически спасли в трудную минуту и терпеливо лечите после.
– Аминь! – не поддержав бодрости задиристого тона, заключила вступительную речь пигалицы Катерина. – Самочувствие?
– Не лучшее, – не сдавалась Соня.
– Ну что ж, Софья, давайте я вас осмотрю, и вы ответите на пару вопросов, – докторила Катя, стараясь притормозить балагурящую девицу.
Не тут-то было! Намек девочка понять-то поняла, но ей было скучно и хотелось проверить на слабо и устойчивость к доставаниям соседку.
– Например, не занимаюсь ли я сексом?
– На этот вопрос вы уже отвечали.
Буйствующие "умищем" и откровенной провокацией подростки для доктора Воронцовой числились как обычная рабочая рутина, не особо и раздражающая.
– Я помню. А что, про это обязательно спрашивать? – весело поинтересовалась девочка.
– Шутишь? – перешла на "ты" Катерина.
Устала, "вы" и с папашей этого подростка хватает, так что дитя перебьется, раз не принимает предложенный уважительный тон беседы.
– Еще порази меня заявлением, что не знаешь о возможных последствиях.
– Нежелательная беременность, венерические заболевания, ВИЧ, разбитое сердце, – отрапортовала, как заученный урок, Соня, скорчив не в меру серьезную рожицу.
– А также внематочная беременность, хламидиозы и иные вирусные заболевания, подлежащие тяжелому лечению. Надеюсь, ты мне сказала правду.
Соня, положив правую ладонь на сердце, левую подняв вперед, сделала страшное лицо, поклявшись:
– Как на духу! В интимные сексуальные связи не вступала! – и добавила доверительным тоном: – Папуля зорко блюдет мою девственность, рекомендуя торжественно расстаться с ней по любви и желательно после восемнадцати лет!
– Да! – вздохнула Катерина. – Похоже, что освоение тобой теоретической части он прохлопал.
– Смеетесь? – повторила похожий вопрос в свою очередь Соня, вздохнула, изображая печаль за отца. – Интернет, подруги, уроки по анатомии и этике, мальчики, озабоченные своей гиперсексуальностью…
– Нелегко-о-о… – согласилась Катерина, – давай, подкованная, осмотрю тебя.
Диагноз, поставленный Катериной, так же как и ее предположение о получении простуды, подтвердились. Софья Бойцова обслуживала клиентов за столиками на улице, на открытой террасе возле кафе. В Москве стояла несусветная жара и, каждый раз прибегая на кухню за заказом, Соня на пару минут становилась под кондиционер, охлаждаясь.
Результат не замедлил.
– Несколько дней поделаем тебе уколы, попьешь таблетки курсом, отвары травяные, соки, постельный режим, а там посмотрим. Я все же настаиваю сдать анализы, подстраховаться. Но необходимости в госпитализации не вижу.
– Вот и славно! – искрила жизнерадостностью девочка Соня.
– Сегодня можешь перебраться домой, в свою кровать.
– Не гоните, тетенька-а-а! – дурашливым голосом запричитала Соня. – Мне у вас нравится.
– Да с чего бы? – подивилась Катерина.
– Диван удобный, телик большой, лежишь себе, болеешь, Валентина всячески балует, – перечислила составляющие "нравится" Соня.
– А то у тебя дома телика с диваном нет, и Валентина при тебе.
– А с вами поболтать, – стала загибать пальцы, перечисляя недостающие дома плюсы, – и отца родного чаще видеть стану. Если дома болеть, то чего ему торопиться, лежит себе ребенок, никуда не денется, под надежным присмотром Валюши. А тут вроде как у чужого человека, значится, серьезное что, надо пораньше приехать, посидеть рядом, проконтролировать что и как!
– Страте-ег! – похвалила Катерина. – Но со мной особо не поболтаешь, я много работаю, а когда бываю дома, то сплю или читаю медицинскую периодику. А манипулировать отцовской любовью при твоих способностях ты влегкую можешь и дома.
– Гоните? – изобразив подозрение на лице, выясняла Соня. – Или мы мешаем вашей личной жизни?
– О как! – усмехнулась Катерина всем ее актерским штучкам. – С чего такой жгучий интерес?
– Нравитесь вы мне, – доверительным тоном "открыла" секрет Соня. – Имею я тайный план. Может, я хочу вас с папаней свести. Он мужчина интересный, молодой, холостой, да и вы, как я посмотрю, не замужем. А чё?
– Дитя, – тоже доверительно понизив голос, подыгрывая, предупредила Катерина, – будь осторожна в своих желаниях, а то они могут сбыться, и я стану твоей злой мачехой. И не забудь, я умею резать маленьких глупых девочек!
– Катерина Анатольевна, – вошла в гостиную из кухни Валентина, которая внимательно слушала там весь их разговор и вовремя встряла, недовольная Сониным поведением.
Соне скучно, это понятно, и она разбушевалась своими подростковыми, как они называют, подколками, а Валентина знала: если не остановить, может до утра изводить взрослых.
– Идите кушать. Ужин поспел. Вы ж с работы, устамши.
– Уставшая, – в два голоса поправили Катерина с Соней.
– А меня не зовешь? – ласково поинтересовалась девочка-заноза.