– Ты не думала заняться этим профессионально? – спросил Пепе. – Я знаю многих, кто заплатит большие деньги, чтобы их коллекции были выставлены выигрышным образом.
– Да нет, – пожала плечами Кара. – До того, как Грейс вышла за твоего брата, мы часто говорили об открытии собственной галереи – она занималась бы оформлением, а я ведением всех дел. Но жизнь распорядилась по-другому. Меня вполне устраивала работа в аукционном доме.
– Раз уж заговорили о галереях, у нас с тобой есть несколько часов до посещения вечером выставки, – сказал Пепе, имея в виду открытие выставки начинающих художников. – Может, пока поплаваем?
Кара поморщилась:
– Я несколько недель не делала эпиляцию для бикини.
– Ну и что? Ведь только я буду на тебя смотреть.
Неделя без Кары тянулась нескончаемо долго, и он изголодался.
– Мне все-таки неловко.
– Я могу тебе это сделать.
– Что сделать?
– Ну, эпиляцию.
– Ни за что.
– Почему?
– Потому что… – Потому что она до сих пор стеснялась быть обнаженной перед Пепе. Кого в этом винить? То ли ее католическое воспитание или тот факт, что она достигла возраста двадцати шести лет, ни разу не появившись обнаженной перед мужчиной.
Он изогнул бровь:
– Так почему?
Кара не знала, что ответить.
Она по-прежнему была в замешательстве и спустя пятнадцать минут, когда сидела голая на диване в накинутом полотенце в спальне Пепе.
– Расслабься, cucciola mia, – промурлыкал он, опускаясь перед ней на колени и ставя кувшин с горячей водой рядом на пол. Он также принес лезвия и тюбик геля для бритья. Чтобы она меньше смущалась, он тоже разделся. Во всяком случае, заявил, что сделал это ради нее.
– Я не сделаю тебе больно, – очень серьезно произнес он и поцеловал прямо в нежную кожу бедра. – Поверь мне.
Смешав гель на ладони с горячей водой, чтобы образовалась пена, он тщательно и осторожно смазал всю область бикини.
Кара закрыла глаза. Обычно она использовала восковые пластинки для эпиляции ног, но область бикини предпочитала сбривать – так менее болезненно.
Она и представить себе не могла, что позволит кому-нибудь проделать ей эту процедуру.
Когда наконец она осмелилась посмотреть вниз, то увидела, что Пепе сосредоточенно орудует лезвием.
– О’кей? – Темно-голубые глаза Пепе смотрели на нее.
Она кивнула и улыбнулась. Напряжение ушло, ноги, тело… все расслабилось.
– Как тебе имя Шарлотта для девочки? – спросила Кара.
Он бросил на нее быстрый взгляд и поджал губы, как всегда делал, когда размышлял о чем-то. Они с Карой уже согласились на имя Пьетро для мальчика в честь отца Пепе. С выбором имени для девочки оказалось труднее. Сначала она думала, что он специально никак не соглашается ни с одним именем, которое предлагала она, пока наконец до нее не дошло, что он не хотел, чтобы ребенок носил имя одной из его бывших любовниц. Слава богу, что он отверг не все имена по этой причине, несколько – по другим причинам, менее болезненным для Кары. Например, считал их слезливыми. Она вошла в азарт и сыпала на него именами, наблюдая, как он сначала сосредоточенно складывает губы, а потом отрицательно трясет головой.
На этот раз он не тряс головой. Вместо этого его красивое лицо расплылось в улыбке.
– Точно. – Он закивал. – Шарлотта Мастранджело. Да, именно это имя. – И переключил внимание на то, чем занимался сейчас.
Через несколько минут он с улыбкой заявил:
– Вот. Неплохо, правда?
– Замечательно.
– Не двигайся – я принесу чистой воды, чтобы смыть остатки мыла.
Нисколько не смущаясь своей наготы, он прошел в ванную. У Кары в горле образовался ком. Неудивительно, что столько художников жаждали запечатлеть его облик любыми способами, будь то краска или камень. Тело Пепе притягивало к себе, как нектар пчел.
Пепе вернулся с кувшином воды и полотенцем.
– Ты делал это много раз? – спросила она и моментально осеклась.
Их взгляды встретились. Глаза Пепе странно блестели.
– Никогда, – прозвучал ответ.
Сердце у нее замерло.
Оба долго молчали и не двигались. Хоть бы она могла догадаться по его глазам, что он думает! И тут он наклонил голову и поцеловал ее в то самое место, которое только что касался бритвой. И еще раз.
Его поцелуй был таким нежным и… даже благоговейным, что застенчивость исчезла, она положила голову на спинку дивана, закрыла глаза и погрузилась в удовольствие.
Пепе был потрясающим любовником. Нежным и одновременно фантастически неистовым. И он постоянно ее хотел. Она помнила тот день, когда он вернулся из поездки в Германию – всего-то на один день, – и уже через пять минут после того, как вошел в дом, он уложил ее на письменный стол в своем кабинете.
Жар от этих восхитительных воспоминаний разлился у нее по животу в тот самый момент, когда Пепе дотронулся до сердцевины ее лона. Кара застонала.
В голове – туман, тело купается в сладких ощущениях, которые этот необыкновенный мужчина дарит ей.
Пульсация внутри взорвалась фейерверком и накрыла ее огромной волной наслаждения.
Кара открыла глаза и увидела, что Пепе внимательно на нее смотрит. Он подхватил ее на руки, поднял с дивана и отнес к своей кровати.
Его губы слились с ее губами, и он тут же погрузился в нее. Но, несмотря на его нетерпение, о такой нежности можно было только мечтать.
Она еще не пришла в себя от прежнего чувственного восторга, и не думала, что в состоянии опять пережить что-то подобное, но Пепе хорошо ее изучил и знал, как довести ее до высшей степени удовольствия.
Кара прильнула к нему, отдавшись его воле. Сердце пело в унисон с телом. Пепе может не любить ее – и никогда не полюбит, – но в этот момент его ласки были такими потрясающими, словно она для него не просто мать его ребенка и его минутная любовница, а самое драгоценное существо в мире.
Когда она достигла пика наслаждения, он уткнулся лицом ей в плечо, со стоном произнес что-то по-итальянски и в последний раз вонзился в ее плоть.
– Ты плачешь? – спросил он через несколько минут, когда наконец поднял голову.
Кара и не заметила слез, струящихся у нее по щекам.
– Я сделал тебе больно?
Она покачала головой и смогла выговорить лишь "Это гормоны".
Как ей сказать ему, что она плачет потому, что сделала то, чего клялась не делать никогда?
Она влюбилась в него и знала – знала без тени сомнения, – что, когда придет время и Пепе скажет, что все закончилось, ее сердце разобьется на тысячу осколков.
Глава 13
Вопрос Пепе прозвучал в третий раз, едва они вышли из дому.
– Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?
Кара была бледна и слишком молчалива, и это ему не нравилось.
– Наверное, я немного страшусь этой выставки.
Он взял ее руку и прижал к своему бедру.
– Я не оставлю тебя там ни на одну секунду – обещаю.
Она еле заметно улыбнулась:
– Знаю.
Они ехали по Монмартру. Зная интерес Кары к этому району, Пепе указывал ей на достопримечательности, решив про себя, что надо погулять с ней по улицам.
Она такая красивая сегодня. Впрочем, она всегда красивая. Она распустила волосы, и рыжие локоны веером падали на плечи. На Каре было простое черное платье под горло, с длинными рукавами. Широкий красный пояс свободно держался на бедрах. За ту неделю, что он отсутствовал, живот у нее увеличился, и беременность впервые стала заметна. Ему казалось, что от этого она стала еще красивее и привлекательнее.
– Что за художник выставляется сегодня? – спросила она, когда Пепе свернул на небольшую парковку позади выставочного салона.
– Сабина Коллард. Ты о ней слышала?
Кара покачала головой.
– Сабина Коллард, – повторила она.
Пепе смаковал то, как она произносит грассирующее французское "р". С ее ирландским акцентом это звучало особенно мило.
В галерее было уже полно людей. Крепко держа Кару за руку, Пепе повел ее к героине вечера.
Когда Сабина, молодая и сердитая на вид особа, увидела Пепе, она обняла его, поцеловала в щеку и начала трещать по-французски.
– Давай перейдем на английский, – сказал Пепе, он не хотел исключать Кару из разговора.
Сабина характерным для француженки жестом повела плечом:
– D’accord. Очень рада тебя видеть. В студии мне тебя не хватало.
Как давно он там не появлялся? Да с тех пор, как к нему приехала Кара.
– Сабина делит студию с другими художниками, – пояснил Пепе Каре, сжавшей ему руку подобно тискам. Он незаметно потер большим пальцем ей запястье.
– Не скромничай! – воскликнула Сабина и сказала, обращаясь к Каре: – Ваш любовник – владелец студии. В этом здании раньше была гостиница. И это не "несколько" художников. Нас пятнадцать человек, мы там живем и работаем. И не платим за аренду, потому что ваш любовник – один из немногих настоящих покровителей искусства.
– Ну, полным отсутствием своих интересов это не назовешь, – вмешался Пепе, увидев, как поражена Кара. – Они не платят за аренду, но я получаю процент, когда они продают свои работы.
– Пять процентов! – фыркнула Сабина. – Едва ли это назовешь большим кушем, учитывая то, что почти все мы ничего не продаем.
– Я всегда могу повысить этот процент, – улыбнулся Пепе.
Тут на лице Сабины появилось радостное выражение.
– Ой, только посмотрите, кто здесь. Себастьян Ле-Гард. Я должна с ним пообщаться.
И шикарная француженка плавной походкой устремилась к толстячку с блестящей лысиной.
А Кара подумала, что, даже будь она прирожденной француженкой, все равно не смогла бы двигаться так же элегантно, как Сабина.
– Нет.
Кара повернулась к Пепе:
– Что "нет"?
– Нет, я не спал с ней.
– Я тебе этого не говорила.
– Но подумала. – Пепе протянул руку и ласково коснулся ее щеки. – Правда, есть вероятность, что кое-кто из моих прежних пассий может здесь объявиться.
– Всегда есть вероятность натолкнуться на твоих любовниц, стоит нам выйти из дому, – сказала Кара таким тоном, который ей самой показался излишне едким.
У нее нет права ревновать. После их "договора" Пепе вел себя с ней исключительно уважительно. Когда они куда-то ходили, он всегда был рядом, и его поддержка была для нее дороже всех денег на свете.
Неспроста ревность сравнивают с монстром. Мысли о том, что Пепе может быть с кем-то еще, заставляли Кару позеленеть от злости. Да она готова выцарапать глаза этой даме!
Но очень скоро ей придется найти способ, как жить с ревностью в душе.
Пепе хотел, чтобы они расстались друзьями. Сможет ли она примириться с тем, что ей останется лишь возможность бросать на него беглый взгляд? Откуда взять силы на то, чтобы любить человека всей душой и знать, что ответного чувства никогда не последует?
Что ее ждет? Только надежда на чудо.
А случаются ли чудеса?
Но даже если и не случаются, она знает одно: она не будет уподобляться своей матери, не будет вести себя так же, как мать вела себя с отцом. Что бы ни случилось, ее ребенок никогда не увидит того эгоистичного поведения, которое она наблюдала у своих родителей. Они с Пепе оба этого не допустят.
– Я не знала, что ты владелец студии, – сказала Кара, уведя разговор от темы любовниц. И вдруг острая боль пронзила ей живот.
– Ты в порядке? – Пепе заметил, как она сморщилась.
Вдохнув побольше воздуха, она кивнула.
– Ты уверена?
– Да. – Но Кара вспомнила, что у нее весь день болела спина, а она была так рада возвращению Пепе после недельного отсутствия, что выбросила это из головы.
– Я купил старую гостиницу несколько лет назад, – сказал Пепе. – И превратил ее в дом для художников, где они могут жить и работать. Грейс тебе наверняка говорила, что художники работают беспорядочно и большинство из них живет в бедности.
– Что заставило тебя так поступить?
Он на секунду сжал губы, прежде чем ответить:
– В мире искусства есть что-то невероятно свободное, и меня это привлекает. Я рос на Сицилии, а это означает жить… ну как бы в смирительной рубашке. Наверное, по этой причине я получаю удовольствие от полетов – это дает мне ощущение настоящей свободы. Я хотел создать художникам пространство для воплощения их мечты, чтобы они не беспокоились о том, где достать деньги для аренды помещения. Там живут только те, кого материально не поддерживает семья. И еще одно условие: художник должен обладать подлинным талантом.
– Это поразительно. – Кара была тронута.
– Да нет, – отмахнулся Пепе. – Для меня это своего рода вложение.
– Пять процентов? – подняла брови Кара.
Он засмеялся:
– Хеорхес Рамирес начинал в этой студии.
– В самом деле?
Пепе кивнул.
– Ты не перестаешь меня удивлять. – Кара покачала головой. – Ты постоянно носишься из одной страны в другую по делам семейного бизнеса, и тем не менее ты тратишь свое время и деньги на сообщество художников. – Кара хитро ему подмигнула. – Сколько раз ты позировал в обнаженном виде ради искусства?
Губы у него дрогнули.
– Да раз пять-шесть. Что я могу поделать, если являюсь первоклассной моделью?
Она подавила смех, взяла его за руку и сплела пальцы с его пальцами.
– А твоя семья знает, что ты делаешь для мира искусства?
– Не думаю, что им это интересно. Моя жизнь и раньше их не очень интересовала. – Он усмехнулся. – Скажем так: их всегда волновало, не попал ли я в какую-нибудь неприятность.
– Ты был озорником? – в тон ему спросила Кара.
– Да, я был очень-очень большим озорником. – Пепе наклонился и прошептал ей на ухо: – Когда мы приедем домой, я покажу тебе, какой я до сих пор озорник.
Каре сделалось тепло – оно охватило ее с головы до ног.
– Жду не дождусь этого момента.
Она заставила себя вернуть разговор на более безопасную почву.
– Как же ты вступил в семейный бизнес, когда твоя душа требовала другого?
Он пожал плечами:
– Отец умер. Луку с детства готовили к тому, что бизнес перейдет к нему, но никто из нас не ожидал, что папа умрет так рано. Лука занимался делами, пока я заканчивал университет, но я знал, что нужен ему. Было нечестно, чтобы он нес на себе весь груз ответственности. Я все детство валял дурака, так что пришло время повзрослеть. К тому же я мог отвлечься от печальных мыслей после смерти отца и от того, что со мной сделала Луиза.
У нее снова болезненно свело живот. Но спазм быстро прошел, так что она не поняла от чего, может, от упоминания имени Луизы.
– Думаю, твой отец очень тобой гордился бы, увидев тебя сейчас, Пепе Мастранджело.
Пепе посмотрел на нее, как ей показалось, удивленно, и его глаза сверкнули.
– Я очень горжусь тобой. И я знаю, что наш ребенок тоже будет гордиться.
Пепе не успел ответить, потому что к ним подошел Хеорхес Рамирес со своей красавицей женой Белиндой.
И снова резкая боль прострелила Каре живот. Физическая боль. На этот раз сомнений у нее не было.
Ее охватил ужас. Все, что она могла сделать, – это глубоко дышать.
– Не пьешь? – спросил Хеорхес, указав на стакан с апельсиновым соком в руке Пепе.
– Я за рулем.
– В таком случае ты сможешь отвезти нас с Белиндой домой, и мы…
Но Пепе уже не слушал Хеорхеса.
Кара сказала, что гордится им? Гордится? Такое простое слово, а грудь заполнилась легким и восхитительным чувством радости. Как это описать?
И вдруг его словно громом поразило – Кара способна доставить ему больше радости, чем кто-либо еще на свете. Он прятался сам от себя, поклявшись, что никогда больше не будет в положении жертвы. Все те женщины… Это был лишь способ забыться, бальзам для его самолюбия.
Кара же дала ему возможность почувствовать себя королем. Пусть только в ее глазах.
В какой-то момент он перестал прятать от нее свою сущность. Он не знал, где или когда – это происходило постепенно, в течение нескольких месяцев их новых интимных отношений. И даже после того, как она увидела реального человека за маской, она все равно заявляет, что гордится им.
Это – мнение единственной женщины на свете, которое имеет для него значение.
Потому что она… важна для него.
Мог ли он мечтать об этом?
– Пепе?
Шепот Кары вернул Пепе к действительности, и он сразу понял, что случилась беда.
Рука Кары, по-прежнему сжимавшая ему руку, – держала так крепко, что у него почти перестала циркулировать кровь, – сделалась липкой. Она мгновенно побледнела как полотно.
Он положил ладонь ей на лоб. Холодный и влажный.
– Кара?
Едва успев произнести ее имя, как она согнулась пополам и с мучительным криком упала на пол.
Страх окутал Пепе подобно плотному плащу. Впервые в жизни он был совершенно беспомощен.
"Скорая" неслась по улицам Монмартра, сирена выла, но для него это звучало как отдаленный шум, – так громко стучала кровь у него в голове.
Глаза Кары, полные боли и страха, смотрели прямо на него. Кислородная маска закрывала ей рот.
Пепе еле слышно шептал молитву. Он молился за их ребенка. Но сильнее всего – за Кару.
"Caro Dio, дай мне возможность сказать ей, как много она для меня значит", – молил он.
Пока они ждали скорую, Кара не отпускала его от себя, вцепившись в него.
И сейчас от него ничего не зависит. Судьба Кары и их ребенка были в руках кого-то еще. Если с ней случится что-нибудь ужасное…
Caro Dio… Он не мог даже помыслить об этом.
Кара боялась, что если откроет глаза, то узнает, что произошло.
Слышались приглушенные голоса, потом дверь закрылась.
Тишина.
Она знала, что она в больнице. Этот запах ни с чем не спутаешь.
И знала, почему она здесь.
– Кара? – Кто-то нежно смахнул слезинку с ее щеки.
Она открыла глаза и увидела Грейс, сидящую около кровати с застывшим лицом.
– Где Пепе?
– Он разговаривает с врачом. Он сейчас придет.
– Мне нужен Пепе.
Грейс сжала ей руки.
– Он скоро придет.
– Мне нужен Пепе! – почти завыла она.
Тогда, нарушая все больничные правила, Грейс улеглась на кровать рядом с Карой и крепко ее обняла. Кара рыдала навзрыд, и Грейс ее не останавливала.
Пепе, шатаясь, шел по коридору, стиснув в руке чашку с кофе, которую Лука сунул ему несколько часов назад. Когда он подошел к палате Кары, Грейс и Лука выходили оттуда.
– Она не спит?
– Не спала, но сейчас снова уснула. Для нее это спасение.
Слова Грейс звучали откуда-то издалека и резали слух.
Пепе смутно сознавал, что брат и невестка обмениваются взглядами.
Грейс взяла его за руку и пожала. Он поднял голову и увидел, что она плачет.
– Мы с Лукой поговорили… мы считаем, что Каре надо вернуться к нам.
– Нет. – Он отдернул руку.
Лука обхватил Пепе за плечи и отвел в сторону: