- Но мы будем стараться как можно реже прислушиваться не только к мнению недругов, но и пророков, - произнесла Хейди, слегка наклонив голову и игриво, по-девичьи, скосив на него глазки.
Хейди в одинаковой степени трудно было признать и красивой, и некрасивой. Определение женщин такого типа, скорее всего, лежит где-то вне этих категорий восприятия. Загадочно округленное смугловатое личико, на котором все в меру выразительно и так же миниатюрно; глаза - словно две покрытые поволокой вишенки; прирожденная беспечная улыбчивость, как-то незаметно сменявшаяся некстати приобретенной строгостью, плохо совмещающейся с короткой мальчишеской стрижкой.
- Ну, уж к кому - к кому, а к Мелитте невозможно не прислушаться, - едва заметно улыбнулся Власов. - Она обрушивает на собеседника такой словесный водопад… Впрочем, об отсутствующих не будем…
- И тогда окажемся самыми благоразумными людьми этой горной лагуны, - все с той же нарочитой серьезностью согласилась Хейди. - Хотя замечу: именно Мелитта называет вас "русский генерал генералов".
- "Генерал генералов"? Прекрасно. Так меня еще никто не называл.
- Введите этот чин в своей Русской Освободительной Армии, вместо чина генерал-фельдмаршала.
- Предложение следует обдумать. А пока что нас называют здесь "альпийскими счастливчиками". Имею в виду всех нас, кому удалось хотя бы две недельки отсидеться в этом горном Эдеме, в то время, когда вокруг беснуется война.
- Пусть каждый, кто позавидует вам, генерал генералов, испытает в своей жизни хотя бы часть того, что пришлось испытать вам, - неожиданно потянулась виском к его плечу Хейди. Причем получилось у нее как-то слишком уж естественно, доверчиво, по-семейному.
И голос вроде бы не тихий, но какой-то приглушенно-гортанный. Его приятно слышать, к нему хотелось прислушиваться, как к журчанию весеннего ручейка, едва пробивающегося сквозь тающие сугробы.
- Где именно погиб ваш муж?
По тому, как долго Хейди не отвечала, Власов определил, что вопрос явно не ко времени. Он вдруг вспомнил, что моральные устои, царившие в среде эсэсовцев и их семей, требуют, чтобы вдовы погибших хранили верность павшим воинам хотя бы до конца войны.
Генерал уже решил, что благоразумнее извиниться за бестактность и перевести разговор на что-то более понятное для женщины, привыкшей к бездумью курорта, но Хейди довольно холодно объяснила:
- Насколько мне известно, это произошло где-то на Восточном фронте. - Она вопросительно взглянула на русского генерала, словно вопрошала, не его ли солдаты повинны в гибели супруга, и уточнила: - В России.
- Этот проклятый Восточный фронт, - извиняющимся тоном пробормотал командующий.
- Впредь мы не будем говорить ни о фронте, ни о гибели моего мужа, - пришла ему на выручку Хейди. Она едва достигала плеча Андрея. К тому же во взгляде ее, в овале маленькой девичьей головки таилось нечто такое, что эту женщину хотелось погладить, как ребенка, и сочувственно приласкать. Сорокатрехлетнему генералу понадобилось немало твердости, чтобы удержаться от этого инстинктивного порыва.
- Вы правы, Хейди: впредь - ни о фронте, ни о гибели, - согласно кивнул Власов.
Они давно обогнули скалу и теперь медленно брели по кромке плато. Санаторий, с его постройками и озером, они осматривали отсюда, словно из поднебесья, с которого не хотелось спускаться.
32
Храня неловкое молчание, генерал и Хейди достигли гребня, за которым открывался небольшой, с немецкой аккуратностью распланированный городок. Отделенный от санатория каменным валом беззаботности, он жил обыденной провинциальной жизнью. Как и во все остальные города, туда приходили похоронки. Авиация противника, великодушно щадившая санаторное предместье "Горной долины", тоже не раз наведывалась сюда, о чем свидетельствовали черневшие в разных концах города руины.
- Вы живете на одной из этих улочек?
- Можно сказать и так. У нас там небольшой особняк, в котором осталась моя мать. С тех пор как я стала заведовать санаторием, мне отвели номер во флигеле, у второго корпуса. Разве Штрик-Штрикфельдт не говорил вам об этом?
- Обошелся, как видите, без подробностей.
- Странно. Выкрашенный в зеленый цвет двухэтажный флигель, что-то вроде отеля для медперсонала. Как вы думаете, общественное мнение санатория простит нас, если мы с матерью осмелимся пригласить вас к себе? - неожиданно спросила Хейди, на минутку останавливаясь и заглядывая генералу в глаза.
- Ему придется смириться с этим вашим желанием, - ответил Власов, а мысленно добавил: "Как и мне самому".
- Я того же мнения, - осталась Хейди довольна тем, сколь ненавязчиво ей удалось преподнести генералу это свое предложение. - В конце концов, у каждой женщины из обслуживающего персонала, как правило, есть любовник. Такова грешная жизнь святой обители, именуемой "Горной долиной".
- Такова жизнь вообще, где бы она ни теплилась.
В знак согласия Хейди озорно встряхнула неподатливыми кудряшками.
- Из рассказов Вильфрида вы представали куда более суровым и целеустремленным, чтобы не сказать "человеком не от мира сего".
- Подчиненные мне офицеры рассказали бы вам о вещах пострашнее, нежели умудрился поведать капитан Штрик-Штрикфельдт. Он попросту щадил вас, поскольку, как я понял, давно влюблен.
- Давно и безнадежно, - рассмеялась Хейди. - Настолько безнадежно, что даже не способен был вызвать ревности у моего мужа.
- Боюсь оказаться не более чувствительным к его страданиям, нежели ваш муж.
О Восточном фронте и похоронках на время было забыто. Как, впрочем, и о руинах притаившегося в горной котловине городка.
- Не говорите так, мой генерал генералов. Вы должны ревновать меня, должны сгорать от ревности.
- Постараюсь сгореть при первой же возможности, доктор Хейди, - вежливо склонил голову Власов, придавая великосветский лоск своей двусмысленности. - Кстати, я не знал, что капитан так давно знаком с вашей семьей, и уж тем более не догадывался, что он знал вашего мужа.
- Благодаря моему мужу капитан все еще находится в Германии, а не в окопах посреди России.
- Притом, что сам он погиб в тех же окопах, в которых должен был добывать свою воинскую славу Штрик-Штрикфельдт?
Прежде чем ответить, Хейди взошла по едва приметной тропинке на вершину невысокого холма и задумчиво посмотрела вдаль, в пространство, открывавшееся в створе между двумя скалами.
- Сами вы, там, в России, остались бы в тылу, если бы вам представилась такая возможность?
- Нет, - решительно покачал головой Власов. - Это невозможно, я - кадровый военный. Даже если бы по каким-то причинам меня признали негодным к службе, все равно нашел бы способ взять в руки оружие. Ополченцем стал бы, ушел бы в партизаны, сражался бы в подполье, - горячечно убеждал он, забыв при этом, что весь его воинственный порыв направлен сейчас против немецкой армии.
И благо, что Хейди то ли не обратила на это внимания, то ли не придала нюансу особого значения. Помолчав какое-то время, она задумчиво произнесла:
- Вот и мой муж был такого же склада характера. В этом смысле между вами много общего, возможно, поэтому я вот уже несколько дней внимательно наблюдаю за вами, проникаясь все большей симпатией. Да, между вами в самом деле много общего, разве что он был совершенно иного телосложения, - мельком прошлась Хейди взглядом по генералу. - И с более решительными манерами, с более твердым характером.
Штрик-Штрикфельдт показывал Власову армейскую фотографию ее мужа. С нее жестким суровым взглядом смотрел широкоплечий, плотный сорокалетний мужчина, с крупным широкоскулым лицом и темными волосами - то есть с лицом, далеким от арийского образца, но достаточно волевым, чтобы нравиться женщинам.
- Считаете, что мой характер недостаточно тверд? - поиграл желваками Власов.
- Хотелось бы убедиться, что я ошибаюсь, мой генерал генералов. Во всяком случае, я никогда не принадлежала к тем женщинам, которые стараются уберечь своих мужей от фронта.
- Теперь я понимаю, почему Мелитта как-то сказала, что "Хейди - женщина, рожденная для Наполеона". Тогда я не знал вас, поэтому не придал этой фразе какого-то особого значения. Наверное, как всегда, преувеличивает?
- Не то чтобы преувеличивает, а попросту неточна в выражениях, - мило улыбнулась Хейди. - На самом деле я не "рождена для Наполеона", а сама способна породить Наполеона, только бы попался мне под руку подходящий генерал.
Она произнесла это полушутя, однако командующий Русской Освободительной Армией воспринял все значительно серьезнее, чем Хейди могла предположить.
- Значит, я должен считать, что с женщиной мне наконец-то повезло?
- Только не вздумайте сравнивать меня с Жозефиной, я женщина совершенно иного склада характера, и судьбы - тоже.
- С кем угодно, только не с Жозефиной, - почти клятвенно заверил ее Власов. - А ведь до сих пор мне казалось, что таких женщин в мире попросту не существует, - продолжил генерал. - Способных порождать наполеонов.
- Вы хотите сказать, что их не существует в Советской России, - уточнила Хейди и, поджав свои тонкие, но четко очерченные, выразительные губки, воинственно вскинула голову. - Там их попросту не может существовать, поскольку все аристократические роды, в которых они могли появляться, коммунистами истреблены или изгнаны из страны.
- Но я тоже появился далеко не в аристократическом семействе.
- От вас этого и не требуется. Разве род Бонапарта принадлежал к аристократическим? А род вашего Сталина? Важно, чтобы рядом оказалась сильная, целеустремленная женщина. Вы можете возразить, что многого достигли, не видя ее рядом. Так вот, жизненные обстоятельства ваши сложились таким образом, что все то, чего вы на сегодняшний день достигли - всего лишь плацдарм, трамплин.
Они сошли с вершины холма и какое-то время молча брели по тропе, проложенной у подножия извилистой возвышенности, приближаясь к склону плато, по серпантину которого пролегала дорога, ведущая к "Горной долине".
- Но война завершается, - не очень уверенно возобновил прерванный разговор генерал. - И для Германии она вряд ли станет победной.
- Для Гитлера - да, согласна, она вряд ли станет победной. Что же касается Германии, то, даже потеряв часть приобретенных в этой войне территорий, она по-прежнему останется самой могучей страной Европы, единственной серьезной соперницей евразийской России. Впрочем, почему сразу соперницей? Она способна оказаться и надежной союзницей.
Власов прекрасно понимал, что эта женщина может быть очень полезной ему, причем во всех отношениях - в житейском, служебном, политическом.
- Вас не смущает тот факт, что вы - немка, а не русская? Вы понимаете, почему я заговорил об этом?
- Скажу вам то же, что уже говорила капитану Штрик-Штрикфельдту: вы плохо знаете историю России. Иначе знали бы, что женами всех императоров российских были немки. Исключение составляла разве что супруга императора Александра III по имена Дагмара, да и то лишь потому, что она числилась датчанкой. Но тоже с немецкими корнями. Кстати, к началу Первой мировой войны в России проживало более двух миллионов немцев. Во всяком случае, в этом меня уверила Мелитта. Так что не волнуйтесь: если случится то, что мы оба имеем в виду, затевая этот разговор, я в российской истории исключением не стану…
Увлекшись, Хейди даже не обратила внимания, как, сняв очки, Власов нервно протирает их не платочком, а прямо кончиками загрубевших пальцев.
- Вот теперь я по-настоящему начинаю понимать, с кем меня свела судьба, - произнес он, когда Хейди умолкла.
- Не льстите себе, вам это еще только предстоит. Кстати, вас не шокирует, что о наших общих планах я заговорила прямо, откровенно, уже буквально в день нашего знакомства? Я имею в виду - углубленного знакомства.
- Считаю, что вы поступаете мудро.
- Тем более что времени на разворачивание крупномасштабной операции "Русский трон" у нас остается все меньше.
- Впервые слышу о такой операции, - нервно напяливал очки на переносицу генерал.
- Потому что название ее произношу впервые. Можете назвать ее и как-то по-иному, скажем, операция "Бонапарт", "Восхождение на трон", или…
- …или на эшафот, - задумчиво проворчал Власов.
- Операция "Восхождение на эшафот"? А что, такой вариант тоже не исключается, - мгновенно отреагировала претендентка на титул императрицы. - Кто идет к власти, тот должен быть готов ко всему. Вы, лично вы, мой генерал Власов, командующий Русской Освободительной Армией, готовы к такому восхождению, к операции "Русский трон"? Я хочу услышать очень конкретный, твердый ответ.
- Это хотите услышать только вы?
- Почему же? Известная вам Мелитта - тоже. Ваш твердый, уверенный ответ позволит Мелитте так же уверенно вести переговоры с Гиммлером и другими лицами из руководства рейха. И не только рейха. В подробности, в названия стран и в имена мы пока что ударяться не будем. Но поверьте, очень скоро вашим восхождением к трону заинтересуются многие политики. Особенно те, которые сразу же после окончания войны поймут, что они стремились поставить на колени Гитлера, а следовало ставить на колени "вождя всех времен и народов" Сталина.
- Вон оно как все оборачивается! - недоверчиво повел подбородком Власов, с сожалением отмечая, что прогулка их завершается. Как только они ступили на брусчатку, ведущую к "Горной долине", доктор Биленберг тут же попрощалась и, предложив ему не идти вместе с ней, поспешила к главному корпусу санатория.
33
Склоны гор освещались резковатым оранжево-песочным светом - возбуждающе тревожным, предвещающим то ли песчаную бурю, то ли огненный смерч.
- Что вам чудится в этом пейзаже, мой генерал генералов? - Прежде чем раздеться, Хейди задернула плотную штору, да к тому же заставила Власова отвернуться. Но он не удержался, слегка отодвинул коричневатую ткань и засмотрелся на открывшийся ему горный пейзаж, забыв на какое-то время о том, где он, и что рядом с ним находится поглощаемая страстью и нетерпением женщина.
- Пытаюсь вспомнить, где и когда любовался им во дни былые.
- Уверены, что видели? - сомкнула Хейди руки у него на плече, припав оголенным телом к шершавому сукну мундира. - И что видели именно этот?
- Не этот, конечно, поскольку никогда раньше не бывал здесь. Однако, поди ж ты, не могу отделаться от мысли, что уже однажды…
- Разве что в прошлой жизни.
- Вполне возможно. Хотя по поводу именно этого пейзажа у меня иные соображения.
Хейди уже постепенно привыкала к тому, что очень часто Власов отвечал резко и общался с ней преимущественно короткими отрывистыми фразами. Вызвано это было, очевидно, не столько языковыми затруднениями, хотя уже сейчас генерал говорил по-немецки довольно сносно, сколько привычным тяготением к армейской лапидарности. Впрочем, ее муж тоже был офицером, но не кадровым, к тому же - медиком. И может быть, поэтому отличался убийственной велеречивостью и по любому пустяку пускался в длинные рассуждения.
Внешне он выглядел значительно крепче, мужественнее Власова, но характер у него был не воинский, не офицерский. Уже к началу войны это очень раздражало Хейди.
- Коль уж мы заговорили о переселении душ, то у нас в городке есть одна полуведьма, Герда Штимман, большая специалистка по части познания прошлых жизней, кстати, подруга Мелитты Видеман. Так вот, могу порекомендовать вас этой прорицательнице для двух-трех сеансов.
- Кажется, это было не так уж давно, когда моя душа принадлежала совершенно иному человеку, - признался Власов. - И никакого колдовского "переселения" при этом не понадобилось.
- А как быть с чистилищем, в виде фронта, а затем и лагеря военнопленных? Хотя, не спорю, порой переселение души происходит в течение одной жизни, - вынуждена была согласиться Биленберг, - но с обязательным проходом через чистилище.
Они вдвоем опустили штору и, погрузившись во мрак, слились в поцелуе - неумелом, замешанном на стыде.
- По-моему, мы с вами уже забыли, как по-настоящему впадают в грех, - проговорила Хейди в оправдание Андрея. - И дело здесь не столько в наших годах… - вновь потянулась губами к губам, одновременно расстегивая его китель.
- Но и не в войне, - генералу не хотелось, чтобы что-либо из происходящего здесь списывалось на то, на что многие списывают теперь все свои сугубо тыловые грехи. Он старался быть справедливым - насколько это вообще возможно - даже по отношению к войне.
…В последнее время Власов вообще старался быть как можно справедливее. Насколько это, опять же, мыслимо, пока ты мечешься посреди самой лютой из войн, когда-либо происходивших на этой земле. Причиной тому - неугасающее чувство вины перед своей армией, полегшей в болотистых лесах под Волховым. Она все еще взывала к нему десятками тысяч душ, справедливо требуя от командующего или отвести от нее позор поражения, или же присоединиться к своим солдатам. Власов знал, что советская пропаганда, а вслед за ней и злая солдатская молва, обвиняют его в том, что, он предал армию, подвел ее под удар, сдал гитлеровцам; бросил жалкие остатки разбросанных по болотистым островкам Волховского фронта полков на произвол судьбы…
- Вы все еще очень далеки от меня, генерал генералов, - едва слышно проговорила Хейди. Но в голосе ее не было упрека.
Она редко опускалась до встреч с молодыми офицерами, лечившимися в "Горной долине". Но так уж получалось, что оказывалась в объятиях некоторых генералов и старших офицеров СС, которые считали вечерние визиты к "санатор-фюреру", как ее здесь полуофициально именовали, такой же традицией, как и к коменданту местного городка. И она уже привыкла к тому, что многие из них с огромным трудом "возвращались" со своих фронтов и полевых ставок.
- Ты права, Хейди, - на "ты" он все еще обращался к ней крайне редко и настороженно: вдруг отреагирует на это болезненно? Женщина заметила это и потерлась щекой о его плечо, словно он одарил ее невесть каким комплиментом. - Чем больше уходит времени, тем труднее оправдывать все то, чем жил и что содеял там, на Восточном фронте.
- Но ведь вы были настоящим воином, генерал Андрэ. Уж кому-кому, а капитану Штрик-Штрикфельдту я имею право верить. Он не стал бы говорить об этом, если бы…
- Да что он знает, твой капитан? - погладил ее по щеке Власов, явственно ощущая, как предательски дрожат его пальцы. Он догадывался, что это свое, на французский манер произносимое "Андрэ" эсэс-вдова позаимствовала у Мелитты. - Для того чтобы понимать мое состояние, нужно сначала погубить целую армию и прослыть предателем.
- Борьба не только на фронте, но и в политике. И трудно сказать, где ее начало, а где завершение. Так что вы должны быть готовы к любым политическим превратностям, коль уж избрали сей путь.
- Кажется, вы настроены куда решительнее меня.
- Поэтому хочу знать о вас все, - чувственно улыбнулась она, приподнимаясь на носках и с трудом дотягиваясь до его губ. - Вы должны доверять мне.