Власов взял ее на руки, подержал так на весу, вновь ощущая себя молодым и сильным, и понес к широкой низкой кровати, которой суждено было стать их брачным ложем. Выскользнув из рук мужчины, она промурлыкала: "Только после душа", но Андрей продолжал чувствовать себя так, словно Хейди все еще оставалась в его объятиях.
Сегодня он как бы заново осознал, что ему всего лишь сорок три, и что это все еще возраст любви и тайных свиданий, а не только генеральских чинов и должностей. И что никакие фронтовые грехи, равно как и заслуги, не лишают мужчину его возраста права предаваться любви за сотни километров от фронта, посреди чужой, некогда "вражеской" для него земли, с женщиной, которая еще недавно была женой вражеского офицера.
34
Душ за стеной утих, и Власов мысленно представил себе, как, мурлыча под нос какую-то песенку, Хейди священнодействует над своим телом, пользуясь при этом огромным полотенцем. Стройная, с девичьей фигурой, она способна была завлечь кого угодно. Так что можно лишь поражаться тому, что эта саксонка избрала именно его, мятежного генерала, бывшего лагерника, чья судьба так же непредсказуема, и даже пока еще не загадана на небесах, как и судьба Иисуса после второго, еще не состоявшегося, пришествия.
Оказавшись с Хейди в постели, Андрей вдруг почувствовал себя так, словно никогда до этого не был с женщиной. Да и сама она вела себя так, будто он стал первым ее мужчиной - настолько обостренным было у нее ощущение девственности своего тела Столь страстной казалась реакция на каждое его движение. Таким яростным представало стремление Хейди почувствовать себя по-настоящему обладаемой.
Разве там, в болотах под Волховом, и потом, сидя в брошенной хозяином крестьянской избе в деревушке Туховежи, мог он предположить, что страдные пути пленника приведут его в один из самых фешенебельных курортов? И пусть простят его все те солдаты, чьи кости дотлевают сейчас по лесным оврагам и болотным топям бывшего Волховского фронта. Ощутить нечто подобное им уже не дано, даже если все они давно попали в рай. Ибо рай, если он существует, создан для духа. Они же, земные, грешные, привыкли ценить райскую блажь собственного тела.
- Это было изумительно, - с восхищением признался он, когда, обессиленный, затих, все еще погребая конвульсивно вздрагивающее тело женщины под своими огромными, хотя и далеко не атлетического склада, телесами.
- Признаться, я очень старалась, Андрэ. Слишком уж хотелось понравиться.
- Ты и так понравилась мне. Причем задолго до постели.
- До постели - не то! Важно, чтобы в постели, тогда это надолго. Все остальное принадлежит грезам молодости.
- В таком случае следует признать, что у меня это начиналось именно с "грез молодости", - он лег рядом с ней, огромный и сильный, - чувствуя, что способен отстоять свое право на эту женщину.
- Простите, Андрэ, мое любопытство, но… должна ли я верить тому, что образование свое вы начинали не в кадетском корпусе, а в духовной семинарии? - Власов давно понял, что главное в их сегодняшней встрече Хейди видит не в любовных забавах, а в основательном знакомстве. Он уже давно заметил, что интерес фрау Биленберг к нему выходит далеко за пределы чисто женского любопытства.
"Но ведь не работает же она по заданию разведки!" - почти взмолился генерал. Слишком уж ему не хотелось, чтобы все обернулось банальным составлением досье.
- Никакой тайны в этом нет, я действительно учился в духовной семинарии. Но окончить ее не удалось - революция.
- Не могу вообразить вас в роли священника. Такой исход вашей судьбы представляется мне чистым безумием.
- Теперь, после того, как я окончил стрелково-тактические курсы и курсы преподавателей Школы командного состава, эта затея моего старшего брата - добиться, чтобы я стал священником - тоже кажется мне безумной. Но учтите, - вновь незаметно перешел генерал на "вы", - что я был тринадцатым ребенком в семье, и даже то, что я дошел до семинарии, следует воспринимать как подвиг.
- Матерь Божья! - тяжело, вздохнула Хейди. - Тринадцатым! Я бы посочувствовала вам, если бы не знала, что рядом со мной генерал-лейтенант, руководитель Русского освободительного движения. Все зависит от того, как вы поведете себя дальше. Но учтите, - без какой-либо игривости предупредила Биленберг, - я рассчитываю, что в конце концов к власти в России придет правительство генерала Власова. Как, скажем, в свое время в Испании в результате гражданской войны к власти пришло правительство генерала Франко.
От неожиданности, генерал опешил. Он ожидал услышать от Хейди все что угодно, только не это. Даже Штрик-Штрикфельдт - и тот не решался замахиваться на его будущее столь решительным образом.
- Рассчитываете вы лично? - смущенно уточнил Власов. - Или же кто-то настраивает вас подобным образом?
- Никто и ничто не способно заставить женщину видеть в своем мужчине кумира, если она сама не увидит в нем… кумира. Кажется, мне это удалось.
- Не знаю, следует ли радоваться этому.
- Вряд ли. Быть моим кумиром вам будет непросто, слишком уж ко многому обязывает. Однако не поддавайтесь влиянию тех людей, которые попытаются отстранить вас от политики и погрузить в мир беспечного бюргерского бытия. Бюргеров здесь и без вас хватает. Что же касается вашей звезды, то она должна взойти далеко отсюда, на Востоке. У вас появился такой же шанс, какой в свое время появился у Гитлера. Он его, как видите, не упустил, господин командующий пока еще несуществующей армии.
- Согласен, несуществующей, но моей вины в этом нет, - попытался было объяснить ситуацию Власов.
- Есть, есть, - резко перебила Хейди. - И ваша - тоже. Во многих случаях вы проявляете странную нерешительность, робко подступаетесь к высшим чиновникам Третьего рейха, неуверенно включаетесь в пропагандистскую войну со Сталиным. Разве я не права?
- С вашим утверждением, Хейди, так же трудно не согласиться, как и согласиться.
- Лучше соглашайтесь, так будет справедливее. А главное, действуйте, самое время, ибо другого такого случая, как эта война, не представится. Я рождена не для того, чтобы довольствоваться пенсией отставного генерала-тыловика.
Власов знал, что Хейди происходит из очень состоятельной семьи, а значит, интересует ее не размер пенсии отставного генерала. Как помнил и слова Штрик-Штрикфельдта, который говорил, что мать эсэс-вдовы настроена в отношении своего будущего зятя еще решительнее, нежели дочь, которую она уже видит правительницей России. Этот был тот случай, когда мать не только не отговаривала дочь от брака с мятежным русским генералом, но и пыталась окружить своего зятя ореолом мессианского мученичества, всячески подталкивая Хейди к сближению с ним.
"Надо бы поближе познакомиться с этой тещей-авантюристкой, - сказал себе генерал, вспомнив об откровениях капитана. - Хотелось бы узнать, каким она видит его путь к российскому трону и насколько убеждена в реальности его маршальского жезла".
- И чем же вы согласны довольствоваться, Хейди? - спросил он, понимая, что вся интрига этого любовного свидания уже исчерпала себя.
- Маршальским жезлом и императорской короной, мой генерал генералов. И только так: жезл и корона. Берите пример со своих предшественников, причем не только русских. Ваш еврействующий обер-коммунист Ленин тоже начинал отсюда, из Германии, но, в отличие от вас, он начинал с нуля, не имея ни армии, ни генеральских эполет, ни опыта военных действий.
35
Когда Власов оделся, чтобы идти к себе, в генеральский люкс, Хейди вновь, уже в который раз, скептически осмотрела его странное одеяние. Прежде всего, ее раздражал китель цвета "мокрого хаки" с широкими отворотами, на котором не было ни погон, ни знаков различия. На тощей костлявой фигуре он топорщился так, словно был с чужого плеча. Ничего генеральского, или просто офицерского, ни в кителе, ни в самой фигуре Власова не просматривалось. Правда, штанины его были вспаханы широкими малиновыми лампасами, которые были нашиты местным портным уже после появления генерала в санатории, однако, при отсутствии генеральских знаков различия, они делали комдива похожим на швейцара. Да и на фуражке странная кокарда, расцвеченная белой, синей и красной полосочками.
- Пожалуй, начнем с вашего мундира, - задумчиво заявила она, совершенно забыв, что продолжает оставаться обнаженной. - Генерал не должен выглядеть музейным смотрителем. Сам вид его обязан впечатлять. И еще, ни в коем случае не пытайтесь подражать Сталину, генерал. Пусть подражают вам. Все, в том числе и Сталин.
Он уже понимал, что Хейди живет в мире иллюзий, созданном образами таких недавно пришедших или еще только рвущихся к власти вождей, как Гитлер, Сталин, Франко, Муссолини, Антонеску, Хорти, Тито, Маннергейм…
А еще Власов помнил, что Хейди тоже родилась в России. Она происходила из семьи русских немцев, которая в начале Первой мировой очень своевременно и спасительно оставила Россию, увезя оттуда Хейди еще девчушкой. И вот теперь эта русская немка намеревалась вернуться на свою вторую родину в ипостаси правительницы.
- Завтра же нужно заказать мундир, чтобы вы представали перед немецкими офицерами в облике генерала вермахта.
- Меня вполне устраивает тот мундир, в котором я сейчас нахожусь.
- То есть вам претит обмундировываться так, как положено?..
- Я - командующий Русской Освободительной Армией.
- Почему же тогда выгладите, как вольнонаемный из вчерашних военнопленных? - заметно окрысилась Хейди. - Тогда уж пошейте себе такой мундир, в каких все еще щеголяют некоторые русские офицеры из белоэмигрантов.
- Я подумаю, не будем ссориться из-за пустяков.
- Это не пустяки. Я забочусь о том, чтобы вы достойно выглядели на любом генеральском собрании рейха.
"Похоже, что, прежде чем допустить эту женщину к моим объятиям, капитан Штрик-Штрикфельдт основательно потрудился и над ее военно-политическим кругозором, и над "мундирным вкусом", - с легкой ревностью подумал командарм. - Такое впечатление, что сегодня передо мной предстала совершенно иная женщина, абсолютно не похожая на ту, которую я знал с первого дня появления в "Горной долине"".
- Постараюсь оценить вашу заботу, Хейди, но…
Власов не договорил - откуда-то из-за горного хребта до слуха его донесся гул авиационных двигателей. По характерному "подвыванию" моторов генерал сразу же определил, что это идут тяжелые бомбардировщики союзников. Поскольку самолеты прорывались в долину через высокий перевал, возникала иллюзия того, что над санаторием они возникали внезапно, словно материализовывались из вечерних сумерек. На этом участке самолеты появлялись не впервые, но всякий раз их "летающие крепости" проходили в промежутке между санаторием и городком, причем пока что ни одна бомба на санаторные корпуса не упала, и лишь однажды пилоты с какой-то стати набросились на ближайшую, северную, окраину городка.
Сегодня они тоже проходили довольно низко, волна за волной, заставляя само здание содрогаться, а все, что находилось внутри комнаты, - потрескивать и дребезжать, как при небольшом землетрясении, наподобие тех, которые Андрею приходилось переживать во время службы в Китае. Когда наконец прошла последняя волна, генерал обнаружил, что Хейди, укутавшись в простыню, стоит, прижимаясь к нему всем телом.
- Впрочем, знаете, черт с ним, с этим мундиром, - неожиданно произнесла она по-русски, хотя и с заметным немецким акцентом, - ходите, в чем вам хочется, мой генерал генералов, только постарайтесь уцелеть.
"Вот так-то оно лучше! - проворчал про себя генерал. - А то мундир ей не нравится! Бабы - они везде бабы".
Вернувшись к себе в номер, сидя в кресле у окна, за которым опускала бархатный занавес теплая баварская ночь, генерал размышлял о превратностях судьбы, время от времени прерывая мысленные исповеди, чтобы вспомнить о Хейди. О женщине, с которой он познавал сладость райского греха и которая, очевидно, стала единственным человеком, верящим в то, что ее "генерал генералов" способен переломить дарованную ему судьбу пленника и предателя, чтобы предстать перед собственным народом его освободителем.
36
После обеда, когда одни пациенты "Горной долины" собирались подремать, другие - искупаться в озере или позагорать на его каменистых берегах, в санатории появился офицер гестапо в сопровождении троих солдат. Гауптштурмфюрер слишком долго беседовал о чем-то с доктором Биленбергом в ее кабинете, заставив Власова в течение какого-то времени нервно дожидаться очереди в тесноватой приемной, затем приказал вызвать одного из отдыхавших здесь офицеров и, арестовав его прямо на глазах у Хейди, увез в сторону городка.
- Они прошлись по всему списку наших пациентов, - мелко вздрагивая, объяснила потом Хейди, разыскав своевременно скрывшегося в своем люксе Власова. - Это все еще продолжаются аресты, связанные с покушением на фюрера. Безумцы, они покушались на саму Германию и теперь жестоко расплачиваются за это.
- На самого фюрера - так все же будет точнее. А как за это расплачиваются, знаю по сталинским чисткам.
Хейди проглотила какую-то таблетку, запила ее минеральной водой из небольшого кувшинчика и уткнулась Андрею в грудь. Всегда такая решительная, она казалась сейчас генералу маленькой и совершенно беззащитной. Впрочем, как и он сам.
- Этот арестованный, он что, действительно участвовал в заговоре? Гауптштурмфюрер уверен в этом?
- Утверждает, что этот подполковник СС был связан с военным губернатором Франции генералом Штюльпнагелем. Одним из самых опасных и убежденных заговорщиков. - Хейди предложила ему таблетку, но Власов ограничился несколькими глотками минералки прямо из горлышка.
- Мною этот гестаповец тоже интересовался?
- Естественно. Спросил, как ты ведешь себя, встречаешься ли с другими русскими генералами и офицерами.
Власов чуть было не спросил, что она ответила, но вовремя сдержался: это уже не имело значения. Главное, что его не тронули. Обняв Хейди за плечи, генерал усадил ее в кресло, а сам уселся напротив. Почти с минуту они молча смотрели друг на друга.
- Нет, мы не должны сдаваться, генерал, - вдруг решительно тряхнула она волосами. - Лучший способ выжить - это стать недосягаемым. Волна смуты схлынет, и в Берлине, в Ставках фюрера и Гиммлера, опять вернутся к мысли, что с русским фронтом могут совладать только русские.
"А ведь она повторяет слова Штрик-Штрикфельдта", - безошибочно определил генерал. Но от этого они не перестали казаться мудрыми.
- То есть еще до прихода в санаторий гауптштурмфюрер С С знал о том, что я нахожусь здесь? Но получил приказ не привлекать ко мне внимания? - наконец облек Власов мучивший его вопрос в наиболее приемлемую форму.
- Он сказал, что сейчас русским иногда приходится доверять больше, чем некоторым немцам, которые как предатели заслуживают куда более сурового обхождения.
- Возможно, гауптштурмфюрер и прав, - угрюмо признал генерал, вспомнив, что самого его уже давно воспринимают как предателя, причем по обе стороны Восточного фронта. На Западном, кстати, тоже. - Все зависит от того, кого именно он имеет в виду.
Хейди подошла к окну и провела пальцем по запотевшему стеклу. Вряд ли она собиралась проверять таким образом его чистоту: что-что, а чистота в санатории поддерживалась идеальная, даже по немецким представлениям. В этом жесте было что-то по-детски капризное.
- У меня в Берлине брат, - с трудом проглотила она накатившийся комок волнения. - Вы… разве не знали об этом?
- Нет, - соврал генерал. Хотя слышал о нем от Штрик-Штрикфельдта. Штандартенфюрер СС Фридрих фон Биленберг был личным адъютантом-порученцем Гиммлера, поэтому вряд ли ей стоило опасаться каких-либо преследований. - Подозреваете, что его тоже могут ждать неприятности?
- Уверена, что нет, - поспешно ответила Хейди и повернулась лицом к Власову. - Это совершенно исключается. И, прежде всего, потому, что Фридрих никогда не стал бы сотрудничать с заговорщиками. Во-первых, он предан фюреру, идее СС и Гиммлеру. К организации СС он относится с такой самоотверженностью, с какой древние рыцари относились к своему рыцарскому ордену. И потом, никто из нашего древнего рода попросту не простил бы ему отступничества.
- Понимаю вас, истинная приверженка фюрера.
Власов машинально взглянул на дверь, приблизился к женщине, однако обнять ее почему-то так и не решился.
- Вы не ошиблись, истинная. Не лично Гитлеру, а самой идее фюрера. Очевидно, поэтому хочу, чтобы вы стали таким же фюрером, только русским. Поэтому ничто не должно мешать нам сейчас, ничто не должно отвлекать от главной цели. Из всего того, что я слышала о вас от Штрик-Штрикфельдта, передо мной вырисовывалась личность очень решительного талантливого полководца, успевшего, несмотря на свой относительно молодой возраст, принять участие в трех войнах.
- Двух, - суховато и некстати уточнил Власов.
- А Китай? Чан Кай-ши?
- Там я был всего лишь советником.
- Но именно тогда китайские войска осуществили несколько мощных наступательных операций.
- Этот ваш капитан вечно стремится слепить из моих мощей образ великого воина.
- В оценках он как раз оставался довольно сдержанным. Я бы даже сказала, слишком. Очевидно, проявляется естественная ревность: он-то всего лишь капитан. А ведь тоже начинал в Первую мировую, причем офицером русской армии. Так что выводы я делала сама. Не знаю, как вы к этому отнесетесь, генерал, но в последние дни я много думаю о нас с вами, и мне кажется, что мы необходимы друг другу. Разве вы не чувствуете, что сейчас вам как раз нужна именно такая женщина - независимая, решительная, обладающая, уже хотя бы в силу своей должности, множеством знакомств и всевозможными связями? В том числе и благодаря своему берлинскому брату?
- Вы довольно точно охарактеризовали себя, - кивнул генерал.
В знак благодарности Хейди поцеловала его в щеку.
- Никогда не пытаюсь изображать скромность там, где нужен напор, - сказала она, уже берясь за дверную ручку. - Вы человек такого же типа. По крайней мере, мне бы хотелось, чтобы такого же. Мы многого должны достигнуть, Андрэ, - улыбнулась Хейди суровой, незнакомой Власову улыбкой. - Нам нельзя ни предавать друг друга, ни просто расставаться.