- Как и какое-то число немецких офицеров, - добавил Трухин, - поскольку наши отряды будут пополняться военнопленными. Было бы неплохо, если бы это были офицеры из "русских немцев". Следовало бы связаться с обер-диверсантом рейха Отто Скорцени. Лучшие диверсионные кадры сейчас находятся под его командованием, как, впрочем, и знаменитые разведывательно-диверсионные "Фридентальские курсы".
- Это верный ход, - согласился командарм. - При первой же возможности постараюсь обсудить этот план со Скорцени.
- Кстати, хочу заметить, - вернул себе Меандров право на завершение доклада, - что я написал специальный "Устав военно-политической борьбы с советской властью". В случае утверждения его штабом РОА он может стать программным документом нашей дальнейшей борьбы за свободную Россию, а также лечь в основу "Устава" той, новой, Русской Освободительной Армии, которая будет зарождаться уже на территории России. К слову, возможно, ту, повстанческую нашу, армию следовало бы назвать Русской Народной Армией.
- А что, есть необходимость отказываться от названия "Русская Освободительная"? - поползли вверх брови командарма РОА.
- Наименование "Русская Народная" было бы понятнее советскому человеку, привыкшему к тому, что все, что именуется "народным", - свято. Да и коммунистическая пропаганда не смогла бы играть на связях этой армии с немцами, с Гитлером.
- Кстати, такое название уже было у 1-й русской бригады вермахта, которой еще в августе 1942 года командовал полковник Владимир Боярский, - напомнил Малышкин, однако непонятно было, поддерживает ли он идею переименования Освободительной армии, или же таким образом пытается избежать его. - Немцы называли ее "Осиндорфской русской бригадой", одним из основателей ее стал генерал Жиленков. Но бригада отказалась воевать и против регулярных советских частей, и против красных партизан, за что и Жиленкова и Боярского приговорили к смертной казни. И если бы не заступничество полковника Генштаба барона фон Ренне, их еще тогда расстреляли бы.
- Мы внимательно ознакомимся с вашим проектом Устава, господин Меандров, - сделал ударение Власов на слове "проектом", давая понять, что любой законченный документ в РОА должен исходить только от ее командующего. - И над названием новой, повстанческой армии тоже основательно подумаем. Хотя для начала нужно решить: стоит ли нам предавать забвению заслуги нашей, Русской Освободительной Армии? - не скрывал Власов, что самолюбие его слегка задето. - Тем более - в угоду советской пропаганде.
- Думаю также, что в обеих повстанческих зонах нам следует создать кратковременные офицерские и унтер-офицерские курсы, - не стал вступать с ним в полемику Меандров, - которые бы не только готовили новые кадры, но и проводили военно-идеологическую переподготовку бывших советских командиров.
- Следовательно, в обе зоны нам нужно будет десантировать группы инструкторов, - произнес генерал Малышкин, - укомплектованные преподавателями нашей офицерской и разведывательной школ.
- И вновь-таки усилив их воспитанниками "Фридентальских курсов".
- Нужно будет внимательно посмотреть курсантов Фриденталя, - задумчиво отозвался Власов. - Да подобрать хотя бы парочку настоящих сорвиголов, вроде того, помните, который прошел тылами и красных, и немцев, от Маньчжурии до Берлина?
- Если вы имеете в виду того белоказачьего офицера, которого послал атаман Семенов, - молвил Малышкин, - то речь идет о белогвардейском ротмистре князе Курбатове.
- Припоминаю, припоминаю, - зашелся морщинами высокий лоб командарма. - О нем, как об образце истинно русского казачьего офицера, говорил как-то Петр Краснов. Удивительная, утверждают, личность. Правда, теперь он уже вроде бы в чине полковника.
- Как об удивительной личности о нем и следует говорить. Кстати, после прибытия в Берлин князя Курбатова приняли Кейтель, адмирал Канарис, Кальтенбруннер и, как утверждают, даже Гиммлер. Несмотря на свой богатый опыт, Курбатов все же прошел курс обучения в замке Фриденталь, где его готовили уже как резидента разведки и будущего руководителя повстанческого движения.
- Если удастся привлечь этого человека к нашей борьбе, - заинтригованно сказал начальник штаба РОА, - то это можно будет считать большим успехом. Такой офицер, наверное, способен дать фору самому Скорцени.
27
…До чего же чудными осенними днями встречала их тогда Прага - то ли ранняя весна, то ли запоздалое бабье лето! Высокие - в холодной синеве своей - небеса, говорливые стаи птиц над седыми шпилями соборов и строгие кружева древней брусчатки. Даже артиллерийская канонада, вспыхивавшая где-то в горах, воспринималась как далекие раскаты грома…
Конгресс должен был состояться в одном из залов Пражского града, в освященной традициями резиденции чешских королей и президентов, и само осознание этого порождало в душе Власова некое мистическое чувство сопричастности ко всему великому и значимому, что когда-либо происходило и в этом чешском "кремле", и в истории славянского мира. Фотографии, появившиеся затем во многих чешских и немецких изданиях, запечатлели его во главе генеральского эскорта, властно прогуливающимся по чешским площадям, тем самым, на которых из века в век пражане с одинаковым воодушевлением возводили своих вождей, воинов и пророков - кого на трон, а кого - на костер или эшафот.
Еще во время сентябрьской встречи с рейхсфюрером Гиммлером командарму стало ясно, что в победу над врагами одними лишь силами рейха предводитель СС больше не верит. Рейхсфюреру, как и Власову, теперь уже представлялось вполне возможным создать некий военно-политический координационный центр, который бы каким-то образом если не примирил, то по крайней мере сблизил власовцев со старой белой эмиграцией, а русские антисталинистские организации - с украинскими, белорусскими, грузинскими и всеми прочими национально-освободительными движениями.
Конечно же, подобный конгресс нужно было провести еще года два назад, и понятно, что на нем должен был присутствовать хоть кто-нибудь из высшего руководства рейха. Многим казалось подозрительно странным, что никто из окружения фюрера, даже непосредственный инициатор конгресса Гиммлер, в Прагу так и не прибыл. Правда, на скупую поздравительную телеграмму рейхсфюрер все же расщедрился. Но всем было понятно, что за отсутствием каждого из высоких чиновников рейха просматривается зловещая тень фюрера, который, похоже, не только не извлек для себя никаких уроков, но так ничего толком и не понял из происходящего сейчас в Европе и в мире, и, что самое ужасное, ничему не научился. И даже появление в президиуме конгресса протектора Богемии и Моравии Ханса Функа и заместителя министра иностранных дел некоего Лоренцо в данном случае ситуации не спасало.
Власов воочию убеждался, что немцы немало сделали для того, чтобы форум прошел на должном международном уровне и с истинно европейским размахом. Но все же его не покидало ощущение, что на всем происходящем уже просматривается тот же налет безысходности, как теперь и на всем бытии рейха.
- Никто не сможет обвинить нас, что мы не охватили какую-то нацию или социальную прослойку, - объяснял ему Жиленков на совещании, которое будущий председатель КОНРа проводил накануне конгресса. - Вот списки представителей по графам: военнослужащие, рабочие, колхозники, интеллигенция. Здесь представлены почти все нации и народности Союза, в связи с чем пришлось провести специальный отбор по лагерям военнопленных и среди остарбайтеров, причем заметьте, что казаки выделены в отдельную нацию…
- Казаки - в нацию?! - не мог скрыть своего удивления будущий председатель КОНРа.
- Таковым было основное требование белоказаков, - пожал плечами бывший секретарь Московского горкома партии. - Нация - так нация, ради бога! Если это нужно во имя единства, то почему бы не пойти на компромисс? Придет время - разберемся, - хищно ухмыльнулся прожженный партработник. В эти дни он явно был на подъеме, и Власов стремился максимально использовать его организационный опыт.
Тут же набросали список предлагаемых кандидатур на должности в совете КОНРа. Власов как председатель Комитета Освобождения брал на себя еще и непосредственное покровительство над военным отделом, возглавляемым генералом Трухиным. Он же был назначен и начальником штаба Освободительной Армии, которая становилась основой вооруженных сил Комитета Освобождения. Особо разбирались с казачьими войсками, которые, хотя и входили в состав вооруженных сил, но не являлись частями РОА, а лишь взаимодействовали с ними. Так вот, управление этим воинством взял на себя белый генерал Татаркин. Еще одному белоэмигранту, Юрию Жеребкову, было поручено возглавить иностранный отдел, то есть взять на себя функции министра иностранных дел. В то время как проблемами гражданского управления должен был заниматься бывший советский генерал Закутный.
- А это что за список? - удивленно прошелся взглядом по очередной бумаге предводитель Русского освободительного движения, останавливая свое внимание на порядковом номере последней фамилии - сто втором.
- Список членов Комитета Освобождения, - вежливо уточнил ведущий идеолог КОНРа.
- Но первоначально их было всего тридцать семь. Почему так разбух этот список?
- Представительство всех наций, плюс отдельные персоналии… Да вы не обращайте на это внимание, господин командарм. Пусть вас не волнуют сугубо чиновничьи вопросы.
А какими растерянными и в то же время ошеломленными выглядели участники этого конгресса, многие из которых еще два дня назад томились за колючей проволокой лагерей! Сколько надежды и веры, какие планы зарождались в эти минуты в их душах!
- Тисо! - пронеслось среди членов оргкомитета конгресса уже в последние минуты перед началом его работы. - Прибыл сам Тисо, президент Словацкой Республики! Он все-таки прибыл!
"Ну, слава Богу! Это уже успех!" - молитвенно произнес про себя Власов. Появление на конгрессе в Праге главы соседнего государства для приветственного выступления действительно стало важным политическим событием, придавая этому "форуму освободителей" международное значение.
"В революции 1917 года народы, населяющие Российскую империю, - вдохновенно читал во время доклада на конгрессе генерал-полковник Власов строки, которые затем стали идеологическими положениями "Пражского манифеста Комитета Освобождения народов России", - искали осуществления своих стремлений к справедливости, общему благу и национальной свободе. Они восстали против отжившего царского строя, который не хотел, да и не мог, уничтожить причин, порождавших социальную несправедливость, остатки крепостничества, экономической и культурной отсталости…
… не вина народа в том, что партия большевиков, обещавшая создать общественное устройство, при котором народ был бы счастлив и во имя чего были принесены неисчислимые жертвы, - что эта партия, захватив власть, завоеванную народом, не только не осуществила требования народа, но, постепенно укрепляя свой аппарат насилия, отняла у народа завоеванные им права…
Большевики отняли у народов право на национальную независимость, развитие и самобытность. Большевики отняли у народов свободу слова, свободу суждений, свободу личности, свободу местожительства и передвижения, свободу промыслов и возможность каждому человеку занять свое место сообразно со своими способностями. Они заменили эти свободы террором, партийными привилегиями и произволом, чинимым над человеком.
Большевики отняли у крестьян завоеванную ими землю, право свободно трудиться на земле и свободно пользоваться плодами своих трудов. Сковав крестьян колхозной организацией, большевики превратили их в бесправных батраков государства, наиболее эксплуатируемых и наиболее угнетенных".
Только здесь, пораженный овациями, которыми участники конгресса встречали его слова, Власов впервые и по-настоящему понял, что становится не только лидером Комитета Освобождения, но и лидером взбунтовавшихся народов коммунистической империи. Во всяком случае, у него появился шанс выйти в реальные лидеры.
28
Рейхсмаршал Герман Геринг принимал его на своей просторной вилле "Каринхалле", расположенной где-то севернее столицы. Он словно бы специально пригласил сюда русского генерала, чтобы поразить его пышностью мраморных отделок, коллекцией древнего оружия, старинных картин и гобеленов, средоточием восточных ваз, масок и серебряных драконов.
Сам "фюрер люфтваффе" появился в дверях кабинета на втором этаже лишь после того, как один из его адъютантов провел Власова по тем залам первого этажа, которые именно для того и предназначены были, чтобы поражать воображение гостей. "Неужели человек, выстроивший для себя такую виллу, все еще способен воевать?! - ужаснулся Власов, прежде чем ему явился сам хозяин "Каринхалле". - У настоящих воинов не должно быть никаких имущественных "оков". Они должны жить Родиной и для Родины, молиться за Родину, сражаться и умирать за нее!"
Но этот спартанский порыв как-то сразу угас, когда Власов вспомнил выделенную ему двухэтажную, ранее принадлежавшую какому-то промышленнику, виллу, первый этаж которой частью отделан красным мрамором, частью увешан зеркалами, светильниками и коврами. Сколько раз он мечтательно представлял себе, как со временем у него появится такая же, только уже собственная вилла!
- Мне стало известно, что Гиммлер теперь уже лично покровительствует созданию вашей армии, генерал, - внешний вид этого не в меру располневшего, обрюзгшего человека лишь подтверждал предположение Власова о том, что хозяин такой роскошной виллы вряд ли способен сохранять в себе навыки воина. И если бы не молочно-кофейного цвета мундир, украшенный "Золотым почетным знаком летчика", в Геринге вообще трудно было признать бывшего лихого аса Первой мировой и маршала авиации.
Власов сразу же обратил внимание на этот знак, поскольку знал, что Геринг, в свое время признанный лучшим летчиком Германии времен Первой мировой, очень дорожил им; а еще он знал, что это уже дубликат. Из кинохроники Власову было известно, что своим настоящим знаком, когда-то врученным ему фюрером, Геринг пожертвовал, сняв его с мундира и надев на мундир Отто Скорцени, в благодарность за то, что, используя военную авиацию, тот сумел похитить, а значит, спасти дуче Муссолини.
- Моя встреча с рейхсфюрером СС действительно оказалась выгодной для обеих сторон, - признал генерал, усаживаясь в указанное Герингом кресло. - Теперь в моем штабе в Далеме постоянно находится представитель штаба Гиммлера, обер-фюрер СС Эрхард Крегер, благодаря которому мне удается поддерживать постоянную связь с высшим командованием СС и СД.
- Доктор Крёгер, - кивнул Геринг. - Еще один истинный русский немец из Прибалтики, - к удивлению Власова, это свое "истинно русский немец из Прибалтики" рейхсмаршал произнес по-русски, считая, что так он полнее сумеет передать иронию этих слов.
- Родом он действительно из Риги, причем Гиммлер считает его лучшим в своем окружении знатоком России и русских.
Власов, конечно, отдавал себе отчет в том, что, подсовывая ему бывшего командира айнзатцгруппы, а точнее, карательного батальона СС Крёгера, рейхсфюрер, по существу, внедряет в верхушку РОА своего абсолютно надежного, проверенного человека, способного вовремя отреагировать на любое непродуманное решение командарма. Но сейчас это значения не имело - когда Геринг решит приставить к нему офицера из своего окружения, тот станет вести себя точно так же, как и доктор Крёгер.
Впрочем, генерал потому и упомянул о представителе штаба рейхсфюрера СС, что хотел бы заполучить такого же, официально утвержденного представителя из штаба Геринга. Он прекрасно понимал, что само присутствие этих представителей поднимает его значимость в глазах подчиненных. А с другой стороны, наличие таких представителей хоть в какой-то степени оберегало его от произвола СД и гестапо, отпугивая его агентов.
- И сколько частей находится теперь под вашим командованием, генерал?
- Завершается формирование первой пехотной дивизии. В перспективе мы можем довести их численность до трех. Какое-то количество танков, артиллерийских орудий и автомашин нам уже выделили, превращая, таким образом, дивизию во вполне боеспособную единицу. Однако у нас нет ни одного авиаполка прикрытия.
Геринг понимающе, и в то же время победно, улыбнулся: дескать, ясно, что нет. Да и откуда у тебя, русский, взяться авиаполкам, если у авиации здесь только один хозяин?!
- Мне понятно, что вас привело ко мне, генерал.
- Не следует забывать, что со времени создания Комитета освобождения народов России моя Освободительная Армия превратилась в Вооруженные Сила КОНРа, - дожимал его Власов. - Это значит, что она уже не является частью вермахта, а переходит в разряд войск, союзных рейху.
- Теперь это вполне официальный статус добровольческих войск генерала Власова, - упреждающе объяснил Штрик-Штрикфельдт, усевшийся в кресле, стоявшем чуть в сторонке, у окна. Хотя Власов уже свободно мог бы общаться с Герингом на немецком, все же он предпочитал иметь при себе, в виде переводчика, надежного офицера вермахта.
Появился адъютант с рюмками коньяка и бутербродами на подносе. Взяв одну из рюмок, рейхсмаршал сказал таким тоном, словно произносил тост:
- Сейчас под моим началом находится несколько тысяч русских авиаторов - летчиков и техперсонала. Не скрою, что, в связи со сложившимися обстоятельствами, такая масса русских представляет для нас определенную проблему, которую мы с вами, генерал, способны решить с пользой и для Русского освободительного движения, и для рейха. Завтра же я подпишу приказ о создании Военно-Воздушных Сил Русской Освободительной Армии.
Услышав это, Власов торжествующе взглянул на Штрик-Штрикфельдта и, отложив рюмку, потер вспотевшие руки, как делал это всякий раз, когда волновался.
- Для начала, в ваше подчинение перейдет порядка пяти тысяч восточных военнослужащих во главе с известным вам летчиком полковником Мальцевым. У вас нет возражений против полковника Мальцев, как командующего ВВС вашей армии?
- Нет, конечно. Опытный пилот, который в свое время был инструктором известного всему миру летчика Валерия Чкалова.
- Вот о том, что он был инструктором Чкалова, я не знал, - удивленно покачал головой рейхсмаршал. - Странно. Эта извечная русская скрытность…
- Или скромность?
- Скромность у человека, способного подняться в небо?!
Власов благоразумно промолчал, лучшему асу Первой мировой в данном случае было виднее.
Они выпили за рождение "русских ВВС на службе рейха России", и Геринг вальяжно, словно дарил что-то сугубо личное, со щедрого барского плеча, продолжил: