- Кстати, ко мне уже обращались с письмом двадцать летчиков-украинцев, в основном из тех, что в свое время служили в авиации Войска Польского. Они предлагали создать отдельную украинскую эскадрилью, которая бы стала основой Украинских ВВС. Инициаторы этого письма, офицеры люфтваффе Олийнык и Киевский, уже стали настоящими асами, дослужились до званий майоров и командуют эскадрильями, в которых значительная часть пилотов и технического персонала принадлежат к "Геринг-Иванам", как в штабе люфтваффе называют этих русских летчиков. Только что получили очередные награды еще два украинских пилота - Пьянчук и Сишко. В создании Украинских ВВС я этим пилотам пока что отказал. Но, как видите, нам есть кого передавать в ВВС вашего Комитета Освобождения.
- Мне также известно, что при ночной авиагруппе "Остланд" уже создана 1-я Русская восточная эскадрилья, часть машин которой - советские, трофейные.
Геринг улыбнулся, как пилот-курсант, получивший похвалу командира уже хотя бы за то, что сумел взлететь и не разбил машину при посадке.
- Некоторые пилоты воюют на тех машинах, на которых перелетели к нам, сдаваясь в плен. Долгое время грозой белорусских партизан была наша эскадрилья, сформированная из русских У-2, знаменитых ночных бомбардировщиков марки "Русс-фанера". Замечу, что, вопреки опасениям, ни один пилот этой эскадрильи на сторону красных не перелетел и партизанам в плен не сдался. Сталин так запугал всех своим садистско-идиотским отношением к бывшим военнопленным-русским, что опасаться нам уже нечего.
- Не могу не согласиться с вами, - задумчиво и немного растерянно подтвердил Власов. Рейхсмаршал явно зацепил его за живое.
В последнее время его контрразведка только о том и доносит, что в частях РОА ведутся горячие споры относительно того, каким образом к ним, "власовцам", станут относиться в Союзе после перехода на сторону Красной Армии, а главное, после окончания войны. И если к болтунам этим Власов пока что никаких карательных мер не применял, то лишь потому, что и сам мучительно задумывался над этим же: что будет потом, если он сдастся, или если немцы или западные союзники выдадут его красным?
- Кажется, мне не изменяет память - до войны полковник Мальцев был командующим ВВС Туркестанского военного округа, разве не так?
- Был, меня уже ознакомили с его послужным списком.
- Почему бы вам не воспользоваться этим для работы с пленными, которые когда-то служили в этом округе или проживали на его территории?
- Яволь. Мы обдумаем, как лучше реализовать это ваше предложение, господин рейхсмаршал.
По личному опыту Власов уже знал: немцы терпеть не могут, когда пытаешься конкретизировать их предложения или обсуждать пути реализации. Лучше всего отделаться неотразимо немецким "яволь!", а затем уже пытаться решать вопросы через штабистов. И Геринг оценил эту его тактику тем, что продолжил разговор, который уже намеревался завершить.
- Кстати, вчера мы долго мудрили по этому поводу с генерал-лейтенантом авиации Ашенбреннером, все из тех же "русских немцев", прекрасных знатоков русского языка и души. Который, кстати, будет моим личным представителем при штабе РОА. - Он вновь вопросительно взглянул на Власова, но тот помахал руками:
- Я немного знаком с генералом Ашенбреннером. Мы прекрасно сработаемся.
- Так вот, в приказе будет указано, что вам полностью передается истребительная эскадрилья, которой командует герой Советского Союза, - подсмотрел он в имевшиеся у него наброски, сделанные генералом Ашенбреннером, - майор Бычков. На вооружении имеется шестнадцать "Мессершмиттов-109". Кроме того, передается эскадрилья скоростных штурмовых бомбардировщиков "Юнкере-108", обладающая двенадцатью машинами. Но и это еще не все. В состав ваших ВВС войдут разведывательная и транспортная эскадрильи, которые еще надлежит сформировать, а также зенитный полк, парашютно-десантный батальон, техническая и интендантская службы, и даже русская газета для авиаторов "Наши крылья".
Услышав все это, Власов молитвенно взглянул в потолок: теперь-то уже никто не посмеет усомниться, что под его командованием действительно находится настоящая, полнокровная Освободительная Армия.
29
Эту ночь комдив Буняченко провел, терзаемый невыносимой болью. Закупоренные многочисленными тромбами вены его вспухли, и теперь змеились, угрожая в любую минуту вскрыться и обагрить его ноги загустевшей, мертвеющей кровью. Лишь под утро он наконец забылся коротким сном, но как раз в это время в штабной комнате, на диване которой генерал так долго пытался уснуть, появились его адъютант-порученец Родан и немецкий офицер связи майор Швеннингер. Будить комдива они не решились, однако тот каким-то образом ощутил их присутствие и проворчал свое привычное, на родном украинском, для подобных визитов припасенное:
- Якого дидька?! Носыть и носыть вас тут удосвита!
Но порученца генерал подобрал себе из украинцев, поэтому в переводе тот не нуждался. И тоже на украинском, поскольку спросонья Буняченко всегда какое-то время продолжал говорить на своем родном языке, доложил генералу, что поступил приказ из штаба "Отсгруппен", со ссылкой на приказ Генштаба сухопутных войск. Дивизия сегодня же должна выступить. Ее перебрасывают на север, в Померанию, на Восточный фронт, который на отдельных участках уже проходит по Одеру.
- Яка пивнич?! Яка, в дванадцять апостолив, Померания?! - все еще на украинском продолжал возмущаться командир 1 - й дивизии КОНРа, и лишь напоминание порученца Родана о том, что рядом с ним стоит офицер, "якый на украинський мови не тямыться", заставило генерала перейти на русский.
- Это очень важный приказ, - объяснил Швеннингер, приставленный к Буняченко как происходивший из прибалтийских немцев, довольно сносно владеющих русским. - Дивизия прекрасно укомплектована и вооружена, солдаты приняли присягу на верность фюреру. Настала пора принять боевое крещение. Для всякого командира дивизии это великая честь.
- Только слишком уж "великая", - с трудом, с помощью адъютанта, обувал он специально пошитые сапоги с широкими хромовыми голенищами. - Нам было обещано, что дивизия будет сражаться только в составе РОА, под командованием генерал-полковника Власова.
Видимо, майор пожаловался на нежелание Буняченко готовить дивизию к переброске на фронт полковнику Генштаба Герре, который находился в штабе местного гарнизона, потому что уже через час тот предстал перед комдивом. Он был начальником организационного штаба формирования 1-й дивизии РОА, поэтому нес ответственность перед командованием за боеспособность и благонадежность этой воинской части.
- Мы все прекрасно помним, господин Буняченко, - чем сильнее Герре злился, тем речь его становилась медлительнее, при этом угрожающе-презрительные нотки сливались в ней с откровенной язвительностью, - как вы досаждали нашим штабистам, вымогая все новых и новых поставок обмундирования, питания, вооружений. Теперь на вашем вооружении сто артиллерийских орудий, двенадцать русских танков, до сотни фаустпатронов, большая часть бойцов вооружена автоматами. То есть ваша дивизия вооружена и оснащена сейчас лучше, чем любая дивизия вермахта. Неужели вы думаете, что мы позволим ей отсиживаться в тылу?
Выслушав полковника, Буняченко спокойно налил крепкой вишневой настойки себе и ему. Выпил, по-мужицки крякнул и, не обращая внимания на то, что Герре все еще вертит врученную ему солдатскую кружку с напитком, на своем относительном русском с неизгладимым украинским акцентом произнес:
- Вот ты скажи мне, полковник: командующий армией… мой командующий, моей армией, генерал Власов знает о том, что его единственную дивизию перебрасывают в Померанию, чтобы всю ее тут же, необстрелянную и необученную, погубить? Неправду говоришь, - резко взмахнул он рукой, хотя полковник Генштаба еще и рта не открыл, - не знает он об этом. Мы теперь не та часть, которая, как раньше РОА, входит в состав вермахта, мы теперь все в рядах КОНРа, - взял он из лежавшей на столе папки и помахал перед собой каким-то листиком. - Вот она, присяга, которую каждый из нас принимал теперь уже как солдат Комитета Освобождения. Читаем, что здесь написано.
- Я с этим текстом ознакомлен, - холодно возмутился полковник, однако Буняченко это уже не остановило, он явно вошел в роль.
- А написано здесь такое, - водрузил генерал на самый кончик носа свои давно потускневшие очки: - "Как верный сын моей Родины, я добровольно вступаю в ряды войск Комитета освобождения народов России. В присутствии моих земляков я торжественно клянусь честно сражаться до последней капли крови под командой генерала Власова". Обратите внимание, полковник: "…под командой генерала Власова, на благо моего народа против большевизма". Ну а то, что "эта борьба ведется всеми свободолюбивыми народами под высшей командой Адольфа Гитлера" - это понятно, против этого на сегодняшний день возражений пока не имеется. И дальше, как положено: "Я клянусь, что останусь верным этому союзу".
- Не валяйте дурака, господин Буняченко, - предупреждающе покачал головой Герре. - Вами получен приказ Генштаба, который никто не в состоянии отменить. Подчеркиваю: никто, в том числе и Власов.
- А я и не требую, чтобы этот приказ кто-то отменял. Потому что этот приказ, именно этот, - воинственно потряс он листиком, - мне, как у нас говорят, без разницы! Мне нужен, - припечатал он текст ладонью к столу, - приказ председателя КОНРа генерал-полковника Власова.
- Но вы же понимаете, что за невыполнение этого приказа, - в свою очередь, потряс текстом радиограммы полковник Герре, - вы ответите перед военно-полевым судом?
- За этот - никогда! - Буняченко демонстративно уселся в свое кресло и по-наполеоновски скрестил руки на груди. - Только за тот, который мне положен по уставу.
При всем внешнем спокойствии, полковник нервно нащупал рукой кобуру. Буняченко к себе рванул кобуру, а поскольку Герре замялся, генерал вскинул подбородок и выразительно поскреб его пальцами левой руки. Это был условный, хорошо известный адъютанту Родану знак, который означал: "Зови охрану!" Еще два дня назад, предчувствуя недоброе, он приказал адъютанту-порученцу:
- Подыщи-ка ты мне полтора десятка парней - из разведки, из диверсионной группы, обучение прошедших; словом, откуда хочешь, но таких, чтобы по сигналу моему отца родного в котле со смолой сварили. И пусть по двое-трое толкутся возле штаба, а остальные - на подхвате.
Адъютант-порученец Родан задание свое тут же понял.
- Да было бы только сказано, батька генерал! - повел он плечами, словно двумя мешками с мукой на плечи взваленными поразмялся.
Рослый, плечистый, из кузнецкого рода-племени, Родан и сам лишь недавно был выдернут генералом из парашютно-десантного батальона. А выдернут, потому что на счету этого армейского проходимца числились: курсы разведки и служба в разведроте Красной Армии; побег из-под ареста СМЕРШа, переход линии фронта, побег из лагеря военнопленных, побег из-под партизанского ареста, при котором Родан, исхитрившись, сумел отправить на тот свет обоих своих охранников. Ну а потом на этого сорвиголову обратили внимание в абвере. После чего последовали: разведшкола где-то в Белоруссии, рейд за линию фронта, затем разведывательно-диверсионная школа уже здесь, в рейхе…
"Хитрый махновец", как называли Буняченко в штабах РОА и КОНРа, прекрасно понимал, что самое время окружать себя именно такими горлорезами. Он и в самом деле был поклонником казацко-махновского уклада в своем войске и любил, когда обращались к нему именно так, как обращался адъютант-порученец - "батька генерал"!
Тем временем порученцу и подбирать никого не нужно было. Он давно присмотрел себе не полтора, а почти три десятка таких же армейских проходимцев, как сам - прошедших тюрьмы, сибирские лагеря и лагеря военнопленных. Это были парни, привыкшие к лесной и бродячей жизни, владеющие приемами рукопашного боя, прекрасно метавшие ножи и топоры; сильные и отчаянные, из тех, которые и немцев ненавидят, и к красным не переметнутся, потому как не резон… А еще это были этнические украинцы или же люди, на Украине родившиеся и выросшие. И составляли они теперь его, капитана Родана, "личную гвардию", на тот, самый крайний случай… Потому что была у капитана задумка: то ли пробиться с этими ребятами через горы Словакии в Карпатские горы и в равнинные украинские леса, да основать там свою казачью вольницу, то ли на какое-то время уйти в Альпы, наудачу, только бы не оказаться в руках "смершевцев"…
- Как вы и сказали, батька генерал, - выстроил их позавчера у штаба порученец. - Эти - хоть самого дьявола в смоле сварят.
Батька генерал медленно обошел строй, остановившись перед каждым, чтобы глаза в глаза, чтобы ощутить тот самый, скрытый в них волчий оскал…
- Ну что, горлорезы из черного леса, - сказал, завершая осмотр, - задача вам ясна. А что не ясно, жизнь всегда подскажет. Держитесь за моего атаман-порученца, капитана Родана. А капитан - он завсегда при мне. Только так и выживем.
- Так уже ж держимся, батька генерал, - нестройно, но уверенно ответили "горлорезы", трое из которых по зову атаман-порученца теперь уже стояли за спиной полковника Герре и смотрели на него снисходительно, как на дитя несмышленое.
- Хорошо, где сейчас Власов? - проскрипел челюстями полковник.
- Известно, где, - вполне миролюбиво ответил Буняченко, - в шестидесяти километрах отсюда, в Хойберге, там, где формируется 2-я дивизия КОНРа.
- Еще одна дивизия "рус-иванов"! - по-немецки пробормотал Герре, по-бычьи помотав при этом головой. - И таких же вояк хреновых!.. - уничижительно добавил по-русски. Очень уж словцо это - "хреновых" - к сердцу ему прилегло, как, впрочем, и слово "дерьмо", поскольку мог ругать им соотечественников, не понимавших их значения. - Ну, так вызывайте сюда Власова, генерал Буняченко, связывайтесь с ним.
- Зачем же начальство от дела отрывать?! - искренне удивился "батька генерал". - А если кому и надо, так пусть вызывают.
- Не зря же вас называют "хитрым махновцем", генерал.
- Да называть могут по-всякому, - воинственно осклабился Буняченко. - Лишь бы на мозоли не наступали.
30
Вызванный полковником Герре командарм Власов прибыл только под вечер. О приказе он тоже ничего не знал, однако понимал, что положение серьезное, и что от своих намерений укрепить группировку войск в Померании за счет русской дивизии в Генштабе не откажутся. Но еще убедительнее он понимал, что, отправив в Померанию 1-ю дивизию, он уже никогда ее не получит и, по существу, останется командующим без армии. Рассчитывать на вторую дивизию тоже не приходилось, Власов очень опасался, что по-настоящему сформировать и вооружить ее он уже попросту не успеет, поскольку времени-то в обрез.
Уясняя для себя щепетильность ситуации, полковник Герре предпочел оставить командарма и комдива наедине. С появлением в дивизии Власова он почувствовал облегчение, поскольку основная тяжесть неповиновения Хитрого махновца ложилась теперь на председателя КОНРа, приказывать которому он, полковник Герре, никоим образом не мог.
Но вместо того чтобы устроить Буняченко разнос и подтвердить приказ Генштаба вермахта, Власов устало опустился на стул и растерянно спросил:
- Так что будем делать, комдив? Полковник прав: дивизия создавалась для того, чтобы воевать, а не для того, чтобы проедать продовольственные запасы рейха. Вскоре сюда нагрянет СД, и тогда уже эсэсовцы возьмутся и за тебя, и за меня.
- Ну, у меня, допустим, и своих СД-эсовцев теперь хватает, - выставил на сей раз комдив на стол бутылку коньяку, из своих, как он говорил, "стратегических запасов", которые казались Власову неисчерпаемыми.
- Это не разговор, комдив, - решительно опустошил наполненную рюмку генерал-полковник. - Завтра снимут нас с довольствия, и через пару недель возьмут голыми руками.
- План у меня есть, командарм, - извлек Буняченко из стола потертую, в сальных пятнах, карту. - Пока ты будешь разбираться, кто и как должен мною командовать, я ближе к утру поднимаю дивизию по тревоге и выступаю из Мюнзингена вроде бы для того, чтобы идти в Померанию. На самом же деле, мобилизуя весь транспорт, совершаю марш-бросок сюда, - указал он в сторону Баденского озера, к границе со Швейцарией. - При этом создам авангард и арьергард из танков и транспортеров, усадив на броню горлорезов из разведбатальона. По пути постараюсь "занять" у немцев батарею зенитных орудий, которую южнее Трохтенфильгена присмотрел. Да три зенитки у меня уже есть.
- Это подробности, комдив, - опустошил Власов и вторую рюмку. - Какова цель рейда? Надеюсь, Цюрих ты брать штурмом не собираешься?
- Почему же не собираюсь, командарм? Понадобится взять - тут же и возьму! Швейцарцы, наверное, решили, что всю войну отсиделись, так я им обедню эту испорчу.
- Ну-ну, - поморщился Власов, воспринимая это как фантазии хитрого махновца. И не догадываясь при этом, что комдив вовсе не шутит.
- Вот сюда, до городка Штокках, - вновь обратился Буняченко к карте, - я буду двигаться под предлогом того, что направляюсь в оборонительный район "Альпийская крепость", с которым в последнее время так носятся эсэсовцы. Ссылаясь при этом на секретный приказ Гиммлера, на генерала Кёстринга, который командует теперь войсками "Остгруппен", да хоть на черта лысого. Пока будут разбираться, что к чему, я уже буду там, а дальше - три десятка километров, и моя дивизия оказывается вот здесь, южнее Зингена, на полуострове, на котором с двух сторон расположено озеро, а с третьей - швейцарская граница.
- На каком еще полуострове? - не понял Власов.