– Как ты можешь быть таким умным и одновременно невежественным в определенных вещах?
– В чем я невежа? – спросил он.
– В любви.
Максвелл устало вздохнул:
– Знаешь, я не верю в вечную любовь. Закон о разводе в этой стране позволяет в конечном счете расторгнуть любой брак, когда, если так можно сказать, выйдет срок его годности.
– Нашему так называемому браку ты уже определил срок годности?
– Мы будем мужем и женой по-настоящему. Ты станешь моей, Роми. А я буду твоим, согласно букве закона.
– Ты говоришь как пещерный человек. – Роми нравилось поведение Максвелла. – Или как древний царь.
– А ты подай на меня в суд.
Она чуть не расхохоталась. Однако атмосфера оставалась напряженной.
– Так каков срок годности нашего брака? – спросила она.
– Большинство негативных последствий, изложенных в брачном контракте, аннулируются через десять лет.
– Это целая жизнь!
– С этим я категорически не согласен.
Роми не понимала, как проживет в браке с человеком, неспособным любить, так долго.
– Я спрошу напрямик: ты хочешь заняться со мной сексом?
– Да.
– И ты готов шантажом заставить меня выйти за тебя замуж? – спросила она.
Он протянул ей кусок лепешки:
– Да.
– Ты очень откровенен. – Она взяла хлеб. Ситуация казалась Роми нереальной.
Он пожал плечами:
– В бизнесе нужно чаще всего действовать прямо и откровенно. Условности не изменят реалий.
– Я предложила тебе провести вместе одну ночь.
– Одной ночи мне мало.
– Тебе нужно десять лет.
– Возможно, больше, – сказал он.
– Или меньше.
– Вероятно, ты захочешь развестись первой. – Он говорил так, словно это совсем его не волновало.
– А как насчет верности в браке? – спросила она, будучи совсем сбитой с толку.
– Это не обсуждается.
– А дети?
– Дети? – произнес он, словно впервые услышал это слово.
– Такие маленькие человечки, называющие тебя папой. Ты хочешь, чтобы у тебя были дети, которые называли бы тебя папой?
Он перестал жевать и замер. Роми показалось, что он перестал дышать. Выражение его лица было нечитаемым, но она догадалась, что задела Максвелла за живое.
– Моя мать хочет внуков. – Его слова не совпадали с благоговением в его тоне.
Он снова принялся за еду. Но ему не удалось провести Роми. Он не настолько беспечно относится к их разговору, как кажется. И на то есть причины.
– А ты хочешь ребенка? – настаивала она.
В его серых глазах читалось желание.
– Да. Я хотел бы ребенка.
– Ребенок изменит условия расторжения брака? – спросила она.
– Многие пары с детьми разводятся.
– Ты предпочтешь встречаться с ребенком пару выходных в месяц?
– Мы оформим совместную опеку, – не слишком радостно произнес он.
Роми прищурилась и выпалила:
– Ты в этом уверен?
– Мне кажется, будет лучше не разводиться, пока наш ребенок не поступит в университет.
– А если детей будет несколько?
– Ты хочешь много детей? – с благоговением сказал он.
– Я всегда хотела, чтобы у меня было несколько детей. В детстве я мечтала о брате или сестре.
– И сколько детей ты хочешь? – осторожно спросил он.
– Не меньше двух, а то и больше. – Она и Мэдди мечтали когда-нибудь взять ребенка из приюта.
Ее ответ заинтриговал Макса.
– Для русских семья самое главное.
– Наш разговор кажется мне сюрреалистичным, – беспомощно сказала она.
– Я не согласен. По-моему, этот разговор следовало начать год назад. – Он отложил серебряную вилку в сторону, доев салат.
– Ты шутишь? После нескольких свиданий? – Хотя Роми казалось, что и сейчас их разговор бессмысленный.
– Я знал, что хочу тебя. А ты четко высказала свои условия. Ты обозначила требования, которые я должен выполнить, чтобы заполучить тебя в свою постель.
– Я говорила об одной ночи вместе.
Он недоверчиво поднял брови:
– Ты действительно веришь, что нам с тобой хватит одной ночи?
– Не в этом дело.
– Тогда в чем?
Если Максвелл ждет от нее честности, то она будет с ним откровенной.
– Дело в том, что мы должны установить время наших отношений. Год назад я влюбилась в тебя, и мои чувства почти дошли до той точки, откуда нет возврата. Я не хочу любить человека, который считает любовь слабостью. Неужели ты этого не понимаешь?
– Разве у тебя есть выбор?
Черт побери. Как обидно. Она охнула, словно от физической боли, когда до нее дошел смысл его слов.
Тем не менее Роми упорствовала:
– По-моему, тебе нечего сказать о чувствах, которые ты отрицаешь.
– Мы разные люди, Роми.
– Кто бы сомневался!
Вместо того чтобы разозлиться от ее язвительности, Максвелл улыбнулся:
– Ты совсем не умеешь скрывать эмоции.
– По крайней мере, у меня есть сердце, – обиженно возразила она.
– Да. Щедрое сердце.
– Зачем ты восхищаешься моим сердцем, если ясно заявил, что влюбляются только слабаки?
– Я не называл слабостью твое умение любить.
– Но себя ты счел бы слабаком, если бы влюбился? – спросила она в замешательстве.
– Как я уже сказал, мы разные люди. Ты готова рисковать и страдать, испытав временный восторг.
– А вдруг любовь не временна? Что делать, если она никогда не закончится? – Именно это пугало Роми.
Максвелл Блэк, в конечном счете, может стать ее единственной любовью. Роми верила в родство душ. Она знала, что такое бывает, на примере своих родителей.
И хотя Роми желает, чтобы в ее жизни была такая любовь, она не собирается до конца жизни скорбеть о потерянной любви. В частности, любить мужчину, который ее бросил.
– У нашего брака не будет срока годности, – заметил он. – Прочитай контракт.
– Меня беспокоят не условия брачного контракта. Меня интересует, что творится у тебя на душе, Макс. Ты считаешь, что рано или поздно я тебе наскучу, и ты уйдешь.
– Нет.
– Но ты сказал…
– Я согласен, что, вероятно, наш брак не продлится долго. Я не требую, чтобы мы развелись в конкретные сроки.
– Я просто не понимаю, что ты рассчитываешь из этого получить.
– Твое тело.
Роми показалось, что из комнаты выкачали весь воздух. У нее потемнело в глазах.
Тихо ругаясь по-русски, Максвелл вскочил и схватил Роми, чтобы она не свалилась боком со стула.
Расфокусированным взглядом она уставилась на футляр с кольцом, лежащий на столе.
– Заканчивай обед. Поговорим после.
– По-твоему, у меня упал сахар в крови? – спросила она, почти истерически смеясь.
– С тобой явно что-то происходит. Ешь. – Он поставил перед ней тарелку с горячим блюдом, потом сел на свое место.
Хотя Роми решила, что у нее нет аппетита, она быстро съела половину пирога с артишоками и яйцами, а потом ломтик дыни.
Она уставилась на Макса через стол:
– Итак, если я откажусь стать твоей женой, ты отберешь компанию у моего отца, чем приведешь в ярость Мэдди, и перестанешь финансировать лечение моего отца в реабилитационном центре?
Макс даже глазом не моргнул:
– Да.
– Зачем это тебе?
– Я люблю выигрывать, – сказал он.
Глава 6
– Для тебя важен только выигрыш? – спросила шокированная Роми, хотя у нее не было оснований удивляться. Она не старалась скрыть беспокойство.
– Я никогда не ввязываюсь в бой, если заранее не знаю, что выиграю, – ответил он.
– Ты когда-нибудь чего-нибудь лишался? – произнесла она.
– Я лишился русской семьи до того, как понял, что значит иметь кого-нибудь из родственников, кроме матери.
– Это был не твой бой, а бой твоей матери.
– Она выиграла свою независимость и право на жизнь, которую хотела вести, огромной ценой. Мама до сих пор скучает по своей семье.
– Значит, тебя воспитали так, чтобы ты не считался с ценой, а стремился к победе. – Такая тактика подразумевала огромную силу воли и бесстрашие.
Роми была под впечатлением.
– Ты очень хорошо это описала. – Он улыбнулся. – Моей матери понравилось бы.
– Не воображай, будто я не заметила, что ты не ответил на мой вопрос.
– В бизнесе я никогда не проигрывал.
Никто в этом и не сомневается. Но Роми спросила его о другом. Потому что она не считала брак сделкой.
– А как насчет личной жизни? – Ей было сложно представить, что Максвелл борется за какую-нибудь женщину.
Во всяком случае до сегодняшнего дня.
Он не боролся за Роми год назад. Она отказала ему, а он согласился, не стараясь ее переубедить. Она не понимала, то ли разочаровываться, то ли испытывать облегчение.
Хотя теперь Роми понимает, что радоваться рано. Максвелл Блэк не сдается – он просто меняет тактику.
– Ни разу не проигрывал, с тех пор как я повзрослел.
– Семья твоей матери не в счет.
– Каждая потеря имеет значение, – упрямо сказал он.
– Значит, ты помнишь о каждой из них.
Вместо ответа он встал и кивнул в сторону гостиной:
– Давай поговорим в более комфортной обстановке?
Они уселись рядом на большом коричневом кожаном диване. Расположившись в углу, Максвелл положил руку на спинку дивана и уставился в глаза Роми.
– Мой отец прожил с моей матерью более двух лет, но бросил меня, не задумываясь, – сказал он.
– Нельзя быть таким самоуверенным. – Она сняла балетки, подогнула ногу под себя и повернулась к Максвеллу лицом. – Ты разговаривал с ним?
– Нет.
– Значит, ты не знаешь, о чем он до сих пор сожалеет. – Роми не представляла, что отец Максвелла с готовностью отказался участвовать в его жизни.
Пусть Максвелл безжалостен, но таким сыном можно гордиться.
– Он предложил деньги и помог нам эмигрировать в обмен на молчание моей матери. Она должна была скрывать отношения с ним и мое существование. Ей запрещалось даже произносить его имя.
– Вероятно, у него просто не было иного выхода. Но это не означает, что ты ему не нужен. – Она не знала, почему ей так важно убедить в этом Макса.
– Ты слишком добрая. – Он протянул руку и заправил прядь волос ей за ухо. – За тобой нужно присматривать, чтобы кто-нибудь не разбил твое сердечко.
– Разве ты не пытаешься его разбить?
Он опустил руку:
– Ни в коем случае. Я предлагаю тебе место в моей жизни, а не бегаю за тобой со скальпелем, чтобы поранить твое сердце.
– Забавный образ. – Роми отказывалась признаваться, что ей не хватает тепла его прикосновения.
– Я русский. У нас хорошее образное мышление.
– Россияне известны своей страстностью.
– В этом ты убедишься, – недвусмысленно ответил он.
Максвелл приравнивал страстность к сексу, а Роми говорила об эмоциях. Для нее его отношение не новость. Для него важна его чувственная природа и удовлетворение. Вероятно, через сексуальные утехи ей удастся покорить его сердце.
Но осмелится ли она рисковать?
Она может уйти от него прямо сейчас. Ей будет больно, но она в конце концов избавится от влечения к нему.
В конце концов.
За прошедший год ей не удалось его забыть.
Сейчас он не предлагает ей встречаться или закрутить недолгий роман.
Он вообще ей ничего не предлагает, а шантажом склоняет к замужеству. Он относится к браку, как к сделке с выгодными преимуществами.
– Дополнительные льготы, как ты их называешь, получим и ты, и я, – сказал он, усмехнувшись.
– Я сказала об этом вслух?
Он ухмыльнулся, провокационно гладя ее бедро:
– Да.
Роми приложила все усилия, чтобы игнорировать трепет, пробежавший по телу от его прикосновения:
– Так, ты не расскажешь, что научило тебя считать любовь слабостью?
– По-твоему, я получил моральную травму, после которой я запретил эмоциям влиять на мою жизнь? – Его рука замерла на ее бедре.
– Разве нет?
– Я рано понял, что в жизни есть намного более ценные понятия, чем романтическая любовь. Но об этом моя мать говорит мне с тех пор, как я научился ходить.
Роми не могла отвести взгляд от его большой мускулистой руки на своем бедре:
– Твоя мама не верит в любовь?
– На то у нее есть уважительная причина. Любая привязанность рано или поздно приносила ей неудобство.
– Она не выглядит пессимистом. – Наталья Блэк не показалась Роми циничной и желчной женщиной.
– Она реалист.
Реалист, научивший своего сына считать романтическую любовь слабостью.
– Она ограждала тебя от сердечных страданий, – сказала Роми.
– Да. – Он казался немного удивленным.
– Сколько тебе было лет, когда ты усвоил этот урок? – Роми восприняла близко к сердцу идею о том, что Максвелл влюбился, будучи уязвимым подростком.
– Десять.
– Значит, это была не твоя личная потеря? Роман между твоей матерью и ее любовником?
– С батей мама светилась от счастья три года.
– Он был русским?
– Нет, – сказал Максвелл. – Он был американцем. В России отца часто называют батей. Я так его называл.
И даже спустя столько лет Максвелл по-прежнему называет этого человека батей. Похоже, любовная история матери принесла ему много страданий.
– А ты?
– Он жил с нами, хотя позже я понял, что мне так только казалось. Наш дом не был его домом, но он приходил туда каждый вечер. Батя играл со мной в мяч, ходил на мои школьные мероприятия и соревнования. Он сидел во главе нашего стола на праздники, а на наши дни рождения водил нас в ресторан.
Другими словами, этот человек был отцом Максу. Некоторое время, во всяком случае.
– Но это продолжалось недолго, – сказала Роми.
– Да.
– Почему?
– Это имеет значение?
– Наверное, нет. – Смысл истории Макса в том, что он воспринимал того мужчину с открытой душой, а тот разочаровал его, уйдя на все четыре стороны.
– Ты когда-нибудь влюблялся?
– Ни разу, – ответил он с такой тихой яростью, что Роми поняла: Максвелл никогда не был уязвимым подростком.
– С нашим браком ты подстраховался? – спросила она, желая сменить тему, чтобы не будоражить свои эмоции.
– Если ты говоришь о том, что я просчитал все непредвиденные ситуации, то тогда ты права.
– На медовый месяц Мэдди уехала из города. Знаешь, я не хочу звонить ей и спрашивать по поводу ее плана в случае непредвиденных обстоятельств.
– Ты мне не до конца доверяешь?
– А я должна?
Мгновение он размышлял:
– Возможно, нет, но я не лгал тебе и не буду лгать. – Он прищурился. – Позвони Джереми Арчеру.
– Он солжет.
– Он слишком дорожит своей компанией, чтобы рисковать, рассказывая обо мне небылицы.
– Без уважительных причин.
– Вот именно.
– Как я удостоверюсь, что мой папа в реабилитационном центре? – Ее распирало от желания поколебать самоуверенность Максвелла.
Хотя бы чуть-чуть.
Но Максвелл и бровью не повел:
– Ему позволят сделать один телефонный звонок до того, как отправят в отделение интенсивной терапии, откуда он не сможет контактировать ни с семьей, ни со своей компанией.
– И это тебе на руку.
– Я всегда все предусматриваю, – сказал он.
– Чего-чего, а высокомерия тебе не занимать.
Максвелл улыбнулся, его серые глаза сверкнули весельем.
– Высокомерие – это чрезмерная самоуверенность. Моя самоуверенность вполне обоснованна.
– С этим я спорить не буду.
– И не надо. Ты слишком умна, чтобы браться за безнадежное дело.
– О, в этом я не уверена. Многие люди твоего ранга считают мою деятельность, связанную с защитой окружающей среды, безнадежной.
– С этим я не согласен.
Ей показалось, что Максвелл к ней приблизился.
– Я хочу кое о чем тебя спросить.
– Спрашивай о чем угодно. – Тепло его руки согревало ее бедро через ткань леггинсов.
– Ты смог бы бросить своего ребенка, как это сделал твой отец и любовник твоей матери?
– Нет. – Вожделение на лице Максвелла сменилось непоколебимой решимостью.
Без сомнения, он говорил искренне.
Роми засомневалась в его готовности расстаться с ней. Он думает, что сможет ее бросить, но она не слишком в этом уверена. Особенно если у них родятся дети.
Если он не позволяет себе любить Роми, то вряд ли влюбится в какую-то другую женщину. И никакое иное чувство, кроме любви, не заставит этого человека уйти из семьи.
И не важно, что он говорит по этому поводу себе или Роми.
– Ты просто соткан из противоречий, да?
– Вовсе нет, – решительно ответил он, явно ужасаясь самой идее быть противоречивым человеком.
– Сегодня я ни на что не соглашусь, – произнесла она и стала ждать его реакции.
Если он попытается ей угрожать, они сейчас же расстанутся. Вне зависимости от припрятанных им дополнительных козырей.
– Сегодня? – переспросил он.
– Сегодня.
– Я не могу ждать твоего ответа вечно.
– О, я знаю. Но ты достаточно умен, чтобы понимать, что сегодня тебе не удастся открыть эту маленькую коробочку. – Она кивнула на обеденный стол и футляр с помолвочным кольцом рядом со своей пустой тарелкой.
Максвелл наклонил голову набок, его глаза заблестели как у хищника.
– Я надеялся, что ее открою.
– Ну, мне кажется, иногда ошибаются даже цари.
– Может быть. – Ничто в выражении его лица или расслабленной позе не выдавало его беспокойства.
– Сегодня вечером, сегодня… Не важно. Мы будем действовать по моему плану.
– То есть? – спросил он с видом человека, который заранее все знает.
– Мы с тобой проверим нашу сексуальную совместимость. Я поговорю с отцом, когда он позвонит. Завтра я свяжусь с Джереми Арчером и в зависимости от исхода нашего с ним разговора я решу, следует ли мне прерывать медовый месяц Мэдди.
– Не нужно ее беспокоить, – решительно произнес Макс.
Хотя Роми уже знает, что Максвелл решительный человек. Неопределенность не в его репертуаре, так же как любовь. Роми хотела позвонить Мэдди прямо сейчас, поэтому не стала спорить с Максвеллом.
– Завтра вечером я поужинаю одна, – продолжала она. – Я подумаю над твоим предложением и твоими угрозами и приму решение.
По-видимому, Максвелл согласился с ней, потому что едва заметно кивнул:
– Мы пообедаем снова послезавтра.
– И ты сможешь принести маленький синий футляр. И там будет видно, открывать его или нет.
Он придвинулся к Роми, одной рукой обняв ее за талию, а другую руку, лежавшую на спинке дивана, положил ей под голову.
– Тебе совсем неинтересно взглянуть на украшение, которое ты будешь носить в будущем?
– Ювелирными украшениями меня не купишь. – Но его близость может поколебать ее уверенность.
– И тебя не заманишь перспективой спасти отцовскую компанию.
– Верно. Ты так легко согласился подождать, – выдохнула она. Его лицо было достаточно близко, словно он собирался ее поцеловать. До нее медленно доходил смысл происходящего. – Ты знал, что я попрошу об отсрочке?