Юнис скорчила уморительную гримаску, и Питер Хендон, наклонившись вперед, засмеялся. Он зашел в магазин миссис Мэдден, поддавшись порыву, после разговора с Лоренсом Армистидом и увидел там совершенно очаровательную девушку. Совсем еще юная и наивная, но с поразительным интеллектом и компетентностью в своем деле и восторженно увлеченная книгами, она оказалась к тому же очень приятным и занимательным собеседником. По крайней мере, она могла поддерживать разговор более двух минут. Шесть месяцев назад он сопровождал на обед молодую леди, дочь Мод Гренадж - жеманную Филлис, - и до сих пор с содроганием вспоминает об этом. Леди Мод - старинная и добрая подруга его шефа, Фрэнка Ласситера, главы юридической фирмы, где Питер работал, и свидание с ее дочерью было своего рода неизбежностью. Но после леди Мод лукаво заметила, что он произвел на Филлис глубокое впечатление, и в том, как она об этом говорила, просматривалось хитрое сватовство. Ему самому, однако, Филлис Гренадж надоела до смерти после первых же нескольких минут.
Приглашая Юнис на ужин, Питер рассчитывал всего лишь на забавный эксперимент. Но в сей момент он уже не думал, что с ней будет так же, как и с Филлис Гренадж. Он не знал, что за жизнь у этой девушки, но она казалась чуткой, застенчивой и одаренной богатым воображением. Робость часто является отличительным признаком этого - и еще одиночества. Он часто и сам в юности томился одиночеством, не будучи уверенным в своих силах и не зная, одобряют ли его поступки друзья, интеллектуалы, погруженные в науку. И тогда, и позднее, в первые годы юридической практики, у него как-то не хватало времени на устройство личной жизни. Многие его товарищи по Оксфорду были уже женаты. Однако, если бы не эти тридцать тысяч, которые дали бы ему уверенность в будущем и возможность открыть свою практику, Питер все равно не стал бы даже обсуждать совет Армистида. Что вообще заставило его отца включить в завещание этот глупый пункт, по которому сын с женой обязательно должен был приехать после свадьбы в этот ужасный старый дом, если хочет получить свое наследство? Он не мог этого понять, потому что очень редко видел отца после того, как был отправлен в школу, и общался с ним все это время в основном через письма.
Но даже из писем Питер понял, что отец по какой-то причине превратил себя в совершенного затворника. Однако они ничего не говорили о том, во что верил отец и чем дорожил в своей жизни. Деньги на обучение и довольно скудные средства на карманные расходы Питеру всегда выдавал Армистид, бывший и тогда отцовским поверенным. Эти средства были очень ограниченными, и он не мог пускать пыль в глаза, как это многие делали в Оксфорде, наслаждаться хорошими винами и время от времени развлекаться в компании доступных женщин. Но Питера и не тянуло к такой жизни. Он получал удовольствие от учебы, усердно готовил себя к карьере барристера, принимал активное участие в оксфордских дебатах, приятно возбуждаясь, когда ему удавалось логикой и ораторским искусством удерживать внимание аудитории. Все его друзья слыли интеллектуалами, и среди них не было ни одной женщины. Возможно, Лаура Меркади стала причиной подозрительности Питера к прекрасному полу, хотя на первый взгляд было странно, что он хранил с десятилетнего возраста, целых двадцать лет, враждебность к красивой гувернантке только потому, что она вызывала у него недоверие и он, с детской интуицией, чувствовал ее скрытую ненависть к себе.
Питер с трудом оторвался от неприятных мыслей, вспомнив, что нужно уделить внимание очаровательной девушке, сидевшей напротив. Официант уже поставил перед ними прекрасно сервированные блюда и теперь открывал бутылку вина. Он налил немного вина в бокал Питера и подождал, пока тот попробует его. Питер пригубил, с улыбкой взглянул на Юнис и сказал официанту:
- Очень хорошее, Сомс.
- Спасибо, сэр. - Сомс просветлел, как будто собственноручно разливал вино по бутылкам и сейчас сдержанно принимал похвалы его качеству. Он наполнил бокал Юнис, затем Питера Хендона. - Надеюсь, вы оба будете довольны нашей едой, мисс… сэр… - важно добавил он и удалился.
- Старый Сомс очень оригинальный человек, - заметил Питер. - По-моему, он начинал здесь еще мальчишкой. Это означает почти шестьдесят лет службы на одном месте.
- Это замечательно!
- Да, я тоже так думаю. Верность и стойкость являются, к сожалению, устаревшими достоинствами. Кажется, они уже исчезли во всей Европе. Может быть, я и привел вас сегодня сюда, в "Симпсонз", потому что старина Сомс напоминает мне, что они все еще существуют. Делать хорошо одно дело целых шестьдесят лет! - Питер восхищенно покачал головой. - Многие ли из нас смогут сказать о себе такое?
- Сомс… Его, вероятно, назвали в честь Сомса Форсайта из "Саги" Голсуорси, - предположила Юнис, начиная сражаться с ростбифом.
Их официант вкатил серебряный сервировочный столик, на котором лежал внушительный кусок превосходно приготовленного мяса, и церемонно разрезал ростбиф на порции. Питер уговорил Юнис взять несколько кусков, за что теперь она была ему благодарна - мясо оказалось просто великолепным.
- Вряд ли, - возразил Питер, - потому что роман, познакомивший мир с этим стойким характером, вышел в 1922 году, пятьдесят лет назад, а Сомсу уже далеко за шестьдесят. Нет, это хорошее, старое английское имя, довольно распространенное в девятнадцатом веке. Но я уверен, - закончил он со смехом, - наш Сомс считает, что Голсуорси позаимствовал имя у него.
Юнис отложила вилку и рассмеялась. Питер Хендон про себя отметил, что это не было наиграно или неискренне, как у Филлис Гренадж, звенящий и неестественный смех которой напрочь отбивал у него охоту жениться, чтобы слышать его каждый день после свадьбы, пусть даже всего полгода, необходимых для заявления своих прав на наследство. Искусственный смех, жеманная улыбка, круговорот предсказуемых скучных фраз и ни одной собственной мысли - вот что представляла собой Филлис Гренадж. Интересно, размышлял Питер, кому леди Мод удастся навязать такую неприятную особу? И ему заочно было жаль этого человека, кто бы он ни был.
- Очень мило с вашей стороны, что вы приняли приглашение поужинать со мной, мисс Портер, - сказал он, чувствуя симпатию к своей очаровательной собеседнице и спрашивая себя, нет ли чего большего в его импульсивном порыве тогда в магазине, чем желание провести хладнокровный эксперимент. Возможно, и нет, но он обнаружил, что ему приятно сидеть напротив этой девушки, смотреть, как она прищуривает глаза, когда смеется, наблюдать за нежными движениями ее губ, когда она говорит. В ней была естественность, и Питер вдруг поймал себя на том, что постоянно сравнивает ее с Филлис Гренадж и с другой молодой особой, шумной и увлеченной наездницей Эйми Шелборн, мать которой пыталась навязать ее молодому юристу в благодарность за его помощь в урегулировании дела о налогах на их собственность, приносившую рентный доход. Это было два года назад. Неудержимое веселье и приземленность Эйми делали ее крайней противоположностью Филлис, но и к ней Питер не питал интереса.
- Это с вашей стороны было очень любезно пригласить меня, мистер Хендон. Мне только хотелось бы, чтобы и моя мама могла получить вместе со мной такое же удовольствие.
- Надеюсь, я не оторвал вас от каких-то планов или приготовления ужина для нее? Как я помню, вы не звонили домой предупредить, что задержитесь.
- Нет, не звонила, мистер Хендон. Видите ли, моя мама сейчас находится в частной клинике. Это все ее сердце.
- О, я сожалею. Надеюсь, это не слишком серьезно?
- Боюсь, что серьезно. - Юнис опустила взгляд. - У нее уже было несколько приступов, последний - самый тяжелый. Доктор сказал, что ей придется долгое время провести в клинике и хорошенько отдохнуть. Но я знаю, что она все равно будет беспокоиться вдали от дома. Мы всегда были с ней вместе, вместе проводили время, ходили к мадам Тюссо, в Королевский зоопарк…
- А ваш отец?
- Он погиб на войне, когда я была еще ребенком.
- Какое несчастье. Я очень сожалею.
- Спасибо вам за ваше сочувствие, мистер Хендон, но мне бы не хотелось сделать ваш ужин печальным. Скажите мне, почему вы хотите побольше узнать об Оливере Кромвеле?
- Кажется, я - потомок одного из его офицеров, - ответил Питер, потягивая вино. - Вижу, вы даже не притронулись к своему бокалу. Попробуйте. Уверяю вас, что это вино очень легкое. Право же, хоть попробуйте:
- Хорошо. - Юнис нерешительно подняла бокал и, нахмурившись, сделала один глоток. Потом посмотрела на Питера. - Да, в самом деле очень приятное, - решила наконец она.
- Вот видите? Ну, вернемся к Железнобокому. Мой прапрапрапрадед - кажется, я не ошибся - Морли Хендон был драгунским полковником в парламентской армии. В награду за преданную службу Кромвель подарил ему землю в вересковых пустошах и позволил построить замок, хотя он не имел никаких титулов. Но старина Оливер не придавал этому значения.
- Я знаю. Я читала об этом в "Исторических очерках" Герберта Уэллса, - вставила Юнис. Ее лицо озарилось интересом. - Кромвель предпочитал иметь на службе здравомыслящих людей, верных и с устойчивыми убеждениями, и набирал своих офицеров из любого общественного класса.
- Да, вы правы, мисс Портер.
- По-моему, он еще говорил, что лучше иметь простых, крепких деревенских командиров, которые знают, за что сражаются, чем утонченных джентльменов. Во всяком случае, так было написано у Уэллса.
- Не удивлюсь, обнаружив, что вы совершенно точны, - заметил Питер Хендон, смотревший на свою серьезную собеседницу со все возраставшим интересом.
- Он хотел сделать Англию великой военно-морской державой, - продолжала Юнис, - но не смог заразить своими идеями остальных. Англия была еще не готова к этому. Вот почему после его смерти и возвращения на престол Карла II люди вздохнули с облегчением, радуясь, что дни пуританства закончились. Они звали Карла Веселым монархом - он только и делал, что весело проводил время.
- Вижу, мисс Портер, вы гораздо больше знаете об эпохе моего предка, чем я могу найти где-нибудь, - пошутил Питер.
Щеки Юнис горячо вспыхнули, и она поспешно пригубила вино, чтобы скрыть смущение.
- О нет, мистер Хендон, не надо мне льстить. Просто история была моим самым любимым предметом в школе, и у меня хорошая память.
- В любом случае вы заслужили приглашение на ужин. Впереди еще десерт, потом я отвезу вас домой и поеду к себе, чтобы внимательно изучить книгу, которую вы так удачно нашли для меня.
Глава 8
Юнис Портер не была болтушкой, поэтому на следующий день, когда Джанис усердно допытывалась у нее, смогла ли она найти то, что требовалось этому "элегантному джентльмену", просто ответила, что продала ему книгу за два фунта и восемь шиллингов. Миссис Мэдден, услышав их разговор, добродушно поинтересовалась покупателем и похвалила Юнис за такую отличную работу после закрытия магазина.
В этот день дела шли вяло, как обычно по пятницам, но перспектива увидеться с матерью поддерживала настроение девушки. Она торопила скучно и монотонно тянувшиеся часы. За все время в магазин зашли только две пожилые женщины, чтобы вернуть в библиотеку книги и взять что-нибудь "волнующее, но только не шокирующие новомодные истории о непорядочных людях".
И вот наконец Юнис, держа в руках огромный букет сирени, едет в автобусе в Дорсет, где находится частная клиника. И хотя автобус был переполнен, солидный джентльмен с коричневой тростью и в коротких гетрах, вопреки смущенным протестам Юнис, любезно уступил ей место, так что она устроилась вполне удобно. Мужчина стоял рядом и ободряюще кивал ей каждый раз, как она смотрела на него. И он был не единственным пассажиром, обратившим внимание на прелестную девушку с охапкой сирени и с робкой улыбкой на губах. Но Юнис думала только о единственном в мире человеке, которого любила и к которому ехала сейчас.
Миссис Коннери, сестра-хозяйка, женщина лет пятидесяти, с окрашенными хной волосами, смягчила суровое выражение лица при виде Юнис и даже подарила ей быстрый кивок и намек на улыбку.
- Добрый вечер, мисс Портер. Без сомнения, вы хотели бы повидать маму, - сказала она скрипучим голосом. - У нее сейчас доктор Эндикотт, но я уверена, что вы можете войти. Кстати, когда будете уходить, мисс Портер… - Она замолчала и вопросительно уставилась на девушку.
Юнис вспыхнула. Она поняла, что миссис Коннери имела в виду. Сестра-хозяйка хотела, чтобы она заплатила за первую неделю пребывания матери в клинике и, если возможно, за неделю или две вперед. А для этого надо получить подпись матери на чеке и отнести его в понедельник в банк. За всеми тревогами Юнис совсем забыла об этом, а у нее самой были лишь скудные сбережения фунтов в двадцать с небольшим. Обычно она тратила жалованье на самое необходимое для домашнего хозяйства и аптеку. И сейчас у нее в кошельке было фунта три и немного серебра.
Завтра - день зарплаты. И еще она должна получить деньги за неиспользованный отпуск, Этого хватит, чтобы в воскресенье, когда она придет вновь навестить мать, оплатить счет за первую неделю. Очень уж Юнис не хотелось беспокоить ее по поводу стоимости лечения. Она только разволнуется и будет настаивать на том, чтобы как можно быстрее уйти из клиники, а это для матери самое худшее. Как хотелось иногда Юнис, чтобы ей хоть раз улыбнулась удача - как, например, старому привратнику с Тарлок-стрит, в двух кварталах от их коттеджа. Прошлым летом он выиграл шестнадцать тысяч фунтов, угадав победителя в футбольном матче и поставив всего восемь пенсов. Невероятный выигрыш, к тому же не облагался налогом. Нет, Юнис совсем не завидовала этому человеку. Он был болен и на эти деньги смог сделать операцию, которая спасла ему жизнь. Миссис Хазард сказала ей, что он переехал жить на юг Франции, где тепло и солнечно. Это хорошо.
- Да, конечно, миссис Коннери, я зайду к вам, - сказала она.
- Хорошо. Вы, конечно, знаете, где палата? В конце холла поверните направо, номер 17.
Юнис постучала в коричневую деревянную дверь с черным металлическим номером 17, и ей открыл улыбающийся доктор Эндикотт:
- Входи, моя дорогая. Мы с твоей мамой только что приятно побеседовали.
Комната была светлой и просто обставленной. Окно выходило в красивый сад, в правом углу которого росло большое тисовое дерево, а под ним стояла каменная скамейка.
- Я принесла тебе букет сирени. Она от миссис Мэдден с ее наилучшими пожеланиями. - Юнис подошла к креслу-качалке, в котором сидела ее мать в ночной рубашке, халате и шлепанцах. - Только понюхай! Правда, чудесно? - Девушка протянула огромный букет матери. В ее глазах светилась нежность и любовь.
Ей совсем не понравилось, как выглядит мать. Нездоровая бледность с оттенком синевы, впалые щеки, вялость и полное безразличие даже к своим любимым цветам - все это наполнило душу Юнис мукой и беспомощной жалостью.
- Да. Очень красивая. Поблагодари от меня миссис Мэдден, Юнис, дорогая. - Голос матери был слабым.
- Конечно, дорогая, завтра, как только приду на работу. Слава богу, в субботу мы работаем всего полдня. Я совсем запустила дом. Так куда мне ее поставить? - Юнис огляделась в поисках вазы.
- Позволь, я найду что-нибудь, моя дорогая, - предложил доктор Эндикотт. - Кстати, сейчас время ужина, может, ты сама принесешь его своей маме?
- Да, конечно, с удовольствием. Мы скоро вернемся, мама. Как приятно видеть тебя! Ты выглядишь значительно лучше, правда. - Девушка посмотрела на доктора Эндикотта в надежде, что он поддержит ее оптимизм, но тот уже открыл дверь палаты и ждал девушку.
Юнис последовала за ним в холл. Доктор тихо закрыл за ней дверь. Словно холодными пальцами страх сжал ее сердце, когда она увидела, какое серьезное у него лицо.
- Что-то… что-то не так, доктор? - неуверенно спросила она.
- Боюсь, что да, Юнис. Не хотелось бы тебя тревожить, но я только что узнал нечто, что в корне меняет мое мнение о состоянии твоей матери.
- Ox! - Юнис с тревогой уставилась на него, чувствуя, как начинает дрожать от почти невыносимого страха.
- Твоя мать сказала мне, что в детстве перенесла ревматическую лихорадку. Ты это знала?
- О нет, доктор Эндикотт!
- Очевидно, она не сочла нужным упомянуть об этом, когда у нее случился первый приступ. В наши дни медицина успешно справляется с подобными заболеваниями. Но тогда, видимо, болезнь не долечили, и это повлияло на сердечный клапан. Теперь у нее, что мы называем, митральный стеноз.
- Это… это… - Юнис не смогла закончить фразу. Ее глаза наполнились слезами.
- Я думал, что у нее проблемы с кровообращением, теперь же, когда проведены необходимые обследования, доктор Деннинг, работающий в этой клинике, подтвердил мои выводы - у нее к тому же эмболия - закупорка кровеносного сосуда в ноге. Вот что самое опасное сейчас, Юнис, потому что тромб может достичь уже и так поврежденного сердца.
- Боже мой… Но есть какая-то надежда?
- Да, думаю, есть. Хирургическое вмешательство. Операции по исправлению порока сердечного клапана придется подождать месяца два-три, пока она хорошенько не отдохнет, но тромб необходимо удалить немедленно, пока он не сместился ближе к сердцу. Поскольку я не кардиолог, я попросил доктора Герберта Максона из Сент-Панкраса обследовать твою мать. У него прекрасная репутация, и в его руках у нее появится шанс.
- Значит… значит… вы хотите оперировать…
Доктор Эндикотт кивнул:
- Уверен, что и доктор Максон порекомендует это.
- Это… это, конечно, очень дорого… Но не важно, только спасите мою маму. Если доктор Максон такой специалист, как вы говорите, пусть он сделает все возможное.
- Он придет завтра утром, но сначала я хотел обговорить все с тобой, Юнис.
- У нас есть небольшие сбережения, к тому же я молода и работаю…
- После того как тромб будет удален и твоя мать восстановит силы, как следует отдохнув здесь, начнутся уже твои трудности, Юнис. Я знаю ваше материальное положение и поговорю с доктором Максоном. Но должен тебе сказать, это обойдется не менее чем в четыре сотни фунтов.
- Я никогда не измеряла мамину жизнь в фунтах, доктор Эндикотт.
- Конечно нет, моя дорогая. Твоя мать счастлива, что имеет такую дочь. А теперь пойдем назад, и, дорогая, постарайся не показывать ей, как ты расстроена.
- А она… она знает об операции?
Доктор серьезно кивнул:
- Она восприняла это спокойно и сказала, что хочет поговорить с тобой о финансах. Она подпишет все нужные бумаги. А теперь давай быстро найдем вазу и возьмем ее ужин.
Если бы суббота не была днем выдачи жалованья, Юнис бы отпросилась, осталась дома и хорошенько выспалась. Всю ночь она металась и ворочалась, а ее ум лихорадочно пытался найти решение бесчисленных проблем, которые обрушились на нее. Большая часть сбережений уйдет на операцию и санаторный уход. Даже если мать восстановит силы, она долго еще не сможет работать - а возможно, и никогда. Ее собственного жалованья, очень хорошего для девушки ее лет, будет недостаточно. Учитывая то, что их ждет, вряд ли его хватит на жизнь, одежду и все остальное, что потребуется, включая медикаменты.