- Оказавшись в лодке, она немедленно захотела бы обратно. Она сильно нервничает, когда кругом вода.
Селина сидела, опустив в воду руку, и любовалась изумрудными водорослями, колыхавшимися на дне.
- Правда, они похожи на траву? Как лес под ветром.
Вода была очень холодная. Селина вытащила руку и оглянулась посмотреть на Каса Барко, очарованная его неожиданно изменившимся видом.
- По форме он сильно отличается от других домов.
- Раньше это был лодочный сарай. Барко значит лодка.
- Когда ты сюда переехал, он был еще сараем?
Джордж выпустил весла из рук и оперся о них локтями.
- Для основательницы фан-клуба Джорджа Дайера ты плоховато осведомлена о моей жизни. Ты что, невнимательно читала книгу? Или не читала вообще?
- Нет, я читала, но только моменты, которые касались лично тебя, потому что думала, что ты мой отец. Правда, таких моментов там очень мало. Ты только и пишешь что про деревню, и про гавань, и про Эклипс - в этом роде.
Джордж снова взялся грести.
- Впервые я увидел Кала-Фуэрте с моря. Я приплыл из Марселя в одиночку, потому что не смог набрать команду и никак не мог найти, где причалить. На моторе я завел Эклипс в бухту и бросил якорь - практически в том же месте, где яхта стоит сейчас.
- Ты не думал тогда, что останешься здесь жить? Что здесь будет твой дом?
- Я тогда ничего не думал. Я слишком устал. Но я помню, как чудесно пахли сосны на рассвете.
Они подошли к борту Эклипса; Джордж встал и, держась за поручни, вскарабкался на корму яхты. Канатом он пришвартовал лодку и склонился вниз, чтобы помочь Селине с их поклажей. Она протянула ему полотенце и корзину с провизией и сама поднялась на борт, а Джордж спустился обратно в лодку, чтобы перетащить тяжелую коробку, в которой лежал пропеллер.
Парусиновый тент с кокпита так и лежал на крыше каюты, где его оставил Джордж: под жарким солнцем он затвердел словно камень. Селина зашла в кубрик и поставила корзину на стул, а потом огляделась по сторонам с изумленным видом человека, впервые оказавшегося на таком крошечном суденышке.
- Яхта ужасно маленькая, - заметила она.
- А что ты ожидала увидеть? "Королеву Марию"?
Джордж поставил пропеллер на пол и, опустившись на колени, затолкал его под одно из сидений.
- Нет, конечно.
Он выпрямился.
- Пойдем, я ее тебе покажу.
По маленькому трапу они спустились с палубы в камбуз, значительную часть которого занимал большой стол для навигационных карт - они лежали в выдвижных ящиках под столешницей. Дальше находилась каюта с раскладным столиком посередине и койками - по две на каждой стене. Селина спросила, где Джордж обычно спит, и он показал ей свою койку - она удивилась, что койка была длиной не больше четырех с половиной футов, в то время как рост Джорджа явно превышал шесть. С заговорщицким видом Джордж продемонстрировал ей, как койка раскладывается дальше, продолжаясь за фальшбортом.
- Теперь ясно. Значит, ты спишь, просунув ноги в дыру?
- Точно. Кстати, так очень уютно.
В каюте было много книг - они стояли на полках со специальными ограждениями; на койках лежали красные и синие подушки, а с потолка на шарнире свисала парафиновая лампа. Стены украшали фотографии Эклипса под парусами - впереди гордо раздувался громадный треугольник спинакера. Из приоткрытой дверцы шкафчика торчали желтые непромокаемые штаны и куртки. Джордж прошел вперед, обогнув выкрашенный белым столб мачты; Селина последовала за ним и оказалась в миниатюрном форпике, где располагался туалет и стояли сундуки с цепями и запасными парусами.
Она повторила:
- Яхта такая маленькая! Я и представить не могу, как жить в такой тесноте.
- К этому быстро привыкаешь. Вообще, когда идешь на яхте в одиночку, живешь обычно на кокпите. Поэтому и камбуз расположен прямо тут - чтобы можно было протянуть руку и взять что-нибудь поесть, не отпуская штурвал. Давай, пошли назад.
Селина развернулась и пошла назад, а он за ее спиной остановился и начал открывать бортовые иллюминаторы. Вернувшись на кокпит, Селина увидела, что их корзина стоит на солнце, и переставила ее в тень. К ее большому сожалению, тонкогорлая бутылка с вином успела изрядно нагреться. Селина сообщила об этом Джорджу, и он обвязал горлышко тонким шпагатом и опустил ее за борт. Затем он еще раз сходил в каюту и вернулся с поролоновым матрасом, который снял с одной из коек.
- Зачем нам матрас?
- Я подумал, ты захочешь позагорать. - Он водрузил матрас на крышу каюты.
- А ты что будешь делать? Прилаживать новый пропеллер?
- Нет, я лучше подожду, пока море еще прогреется, или найму кого-нибудь.
Джордж опять скрылся внизу, а Селина взяла испанскую грамматику, вскарабкалась на крышу каюты и растянулась на матрасе. Она открыла книгу и прочитала: "Существительные бывают мужского и женского рода. Заучивать их нужно обязательно с определенным артиклем".
Было жарко. Селина уронила голову на раскрытую книгу и лежала, зажмурив глаза, наслаждаясь теплом, ароматом сосен и негромким плеском волн. Она широко раскинула руки, подставляя их ласковым солнечным лучам, растопырила пальцы и внезапно ощутила, как весь мир соскользнул в небытие и остались только белая яхта в голубом заливе, да Джордж Дайер, который все ходил внизу в каюте, открывая и закрывая шкафчики и иногда тихонько ругаясь, если что-нибудь падало на пол.
Гораздо позднее она открыла глаза и позвала:
- Джордж…
- Мммм?
Он сидел на кокпите, голый до пояса, курил сигарету и сматывал канат в безупречно аккуратную бухту.
- Теперь я знаю, что слова бывают мужского и женского рода.
- Для начала неплохо.
- Я подумала, что могла бы искупаться.
- Тогда вперед.
Она села, отбросив волосы с лица.
- А вода очень холодная?
- Уж точно теплее, чем во Фринтоне.
- Откуда ты знаешь, что меня возили во Фринтон?
- У меня обостренная интуиция во всем, что касается тебя. Так и вижу, как ты, сопровождаемая няней, проводишь там каникулы. Вся синяя от холода и дрожишь с головы до ног.
- Как обычно, ты совершенно прав. Галечный пляж, а у меня поверх купальника толстый свитер. Агнес ненавидела ездить во Фринтон не меньше моего. Бог знает, зачем нас отправляли туда.
Она поднялась на ноги и начала расстегивать рубашку.
Джордж заметил:
- Здесь очень глубоко. Ты умеешь плавать?
- Конечно, умею.
- Я буду держать наготове гарпун - на случай нападения акулы-людоеда.
- Очень смешно!
Она сбросила рубашку и осталась в бикини - том самом, которое он ей подарил. У него только и вырвалось: "Боже ты мой!", - потому что подарок он сделал исключительно шутки ради и даже не мог предположить, что она осмелится показаться в нем, однако теперь шутка обратилась против него - Селина здорово утерла ему нос.
Слово "невинность" снова пришло ему на ум; он невольно сравнивал Селину с Фрэнсис, дочерна загорелой, высушившейся под солнцем, в кургузых купальниках, смотревшихся на ней донельзя вульгарно.
Он так и не понял, успела ли Селина услышать его удивленное восклицание, потому что в то же мгновение она нырнула в воду и поплыла вперед аккуратными гребками, совсем без брызг; ее длинные волосы колыхались на поверхности воды словно новый, дивный вид водорослей.
Через некоторое время она поднялась обратно на борт, стуча зубами от холода; Джордж бросил ей полотенце и отправился на камбуз за едой. Он принес круглый хлеб с козьим сыром, который положила им Хуанита. Селина уже забралась на крышу каюты и сидела на солнце, вытирая полотенцем волосы. Она напомнила ему Жемчужину. Джордж протянул ей хлеб, а она сказала:
- Во Фринтоне мне давали имбирные пряники. Агнес говорила, "чтобы зубы не стучали".
- Доброты ей не занимать.
- Не надо так о ней говорить. Ты же ее никогда не видел.
- Извини.
- Думаю, она бы тебе понравилась. Мне кажется, у вас много общего. Агнес обычно выглядит ужасно сердитой, но на самом деле она совсем не такая. Как в поговорке: лает, но не кусает.
- Вот уж спасибо!
- Вообще-то, это был комплимент. Я очень люблю Агнес.
- Возможно, если я научусь вязать, ты полюбишь и меня тоже.
- А хлеб еще есть? Я все равно голодная.
Он опять спустился в камбуз, а когда вернулся, она лежала на животе, глядя в раскрытую грамматику.
- Yo - я. Tú - ты (неформально), Usted - вы (вежливо).
- Ты неправильно произносишь. Не устед, а устет, - он придал слову выраженное испанское звучание.
- Ustet… - Она взяла хлеб и с отсутствующим видом принялась жевать. - Удивительно, ты столько знаешь обо мне… Конечно, мне пришлось тебе много рассказать, я же думала, что ты мой отец… А вот я о тебе совсем ничего не знаю.
Джордж не ответил, и она повернулась и посмотрела на него. Он стоял в камбузе всего в паре футов от нее; их лица были на одном уровне, но его взгляд был направлен в другую сторону - там по прозрачной зеленовато-голубой воде выходила из гавани рыбацкая лодка, - и она видела только загорелый висок, щеку и нижнюю челюсть. Он даже не оглянулся, когда Селина обратилась к нему, однако после небольшой паузы ответил:
- Да, пожалуй, не знаешь.
- И ведь я была права! Фиеста в Кала-Фуэрте вовсе не про тебя. Ты там почти и не появляешься.
Лодка шла между бакенами, отмечающими фарватер. Джордж спросил:
- И что же тебе так не терпится узнать?
- Да так… - она уже жалела, что подняла эту тему. - Ничего особенного.
Селина загнула уголок страницы в своей грамматике, но сразу же торопливо расправила его, потому что ей всегда делали за это замечания.
- Мне просто стало любопытно. Родни - ты помнишь, мой адвокат - это он подарил мне твою книгу. А когда я сказала ему, что думаю, что ты мой отец и хочу поехать и найти тебя, он сказал: не надо будить спящего тигра.
- Для Родни это наверное было невероятно образное сравнение.
Рыбацкая лодка миновала их яхту и вышла на глубину; мотор заработал сильнее, и она направилась в открытое море. Джордж обернулся и посмотрел на Селину.
- Я, значит, тигр?
- По-моему, нет. Думаю, он просто не хотел никаких осложнений.
- Но ты его не послушала.
- Да, знаю.
- Что ты пытаешься мне сказать?
- Только то, что любопытство у меня в крови. Прости!
- Мне нечего скрывать.
- Мне всегда хотелось побольше разузнать про других людей. Про их родителей, про семьи…
- Мой отец погиб в сороковом.
- Твой тоже?
- В Атлантическом океане его эсминец торпедировала немецкая подлодка.
- Он был моряком?
Джордж кивнул.
- А сколько тебе тогда было?
- Двенадцать.
- У тебя есть братья или сестры?
- Нет.
- А что с тобой случилось дальше?
- Хм, попробуем вспомнить… Я доучился в школе, потом пошел в армию, а потом решил там остаться и стать военным.
- Ты не хотел пойти во флот, как твой отец?
- Нет. Мне казалось, что в армии гораздо лучше.
- А на самом деле?
- Пожалуй, да. Но не всегда. А потом мой дядя Джордж, у которого не было своих сыновей, попросил меня разделить с ним управление семейным бизнесом.
- А что это был за бизнес?
- Шерстопрядильный комбинат в Вест-Райдинге, в Йоркшире.
- И ты поехал туда?
- Да. Счел это своим долгом.
- Но ты не хотел ехать?
- Нет, не хотел.
- И что случилось потом?
Взгляд у Джорджа был по-прежнему отсутствующий.
- Ничего особенного. Я прожил в Брэддерфорде пять лет, как было изначально условлено, а потом продал мою долю и вышел из дела.
- А твой дядя Джордж не обиделся?
- Конечно, удовольствия это ему не доставило.
- А что ты сделал дальше?
- На деньги от продажи я купил Эклипс и после пяти лет странствований по свету причалил здесь, после чего жил долго и счастливо.
- И написал книгу…
- Да, конечно. Написал книгу.
- И это было само главное.
- Почему вдруг?
- Это же творчество! Оно идет из самой души. Писательский талант - это дар божий. Мне вот ничего подобного не дано.
- Мне, похоже, тоже не дано, - сказал Джордж, - вот почему мистер Рутленд шлет мне многочисленные послания, в том числе через тебя.
- Ты не собираешься писать еще книги?
- Поверь мне, написал бы, если бы мог. Уже было начал, но получалось из рук вон плохо, так что я порвал написанное и устроил погребальный костер. Я был обескуражен - это еще мягко говоря. Пообещал старику, что попытаюсь еще раз, надо только поднакопить новых идей. Попросил год, но, конечно, ничего не написал. Недавно мне сказали, что это творческий кризис, иными словами, этакий писательский запор.
- А о чем ты хотел написать?
- О путешествии по Эгейскому морю - я совершил его прежде чем приплыть сюда.
- И в чем оказалась загвоздка?
- Рассказ получался ужасно нудный. Путешествие было супер, но в моем пересказе оно выходило примерно таким же захватывающим, как автобусная экскурсия в Лидс под дождем в ноябре. И вообще, таких книг написана уже целая куча.
- Наверняка причина не в этом. Уж конечно, ты смог бы описать все под другим углом, найти новый подход. Разве не так работает писатель?
- Именно так. - Он улыбнулся. - А ты не такая простушка, какой кажешься на первый взгляд.
- У тебя чудовищный способ говорить комплименты.
- Знаю. Я испорченный и желчный. Ну, что там с личными местоимениями?
Селина снова заглянула в книгу.
- Usted. Вы. El. Он. Ella…
- После двойного "л" нужно произносить "я". Элья.
- Элья, - сказала Селина и опять посмотрела на него. - Ты когда-нибудь был женат?
Он ответил не сразу, но лицо у него напряглось, словно она включила лампу и направила свет ему в глаза. Затем Джордж ответил вполне спокойно:
- Женат я не был. Но однажды был помолвлен.
Селина подождала, и он, видимо ободренный ее молчанием, продолжил.
- Это случилось, когда я жил в Брэддерфорде. Ее родители были местные: очень богатая семья, добрые, сами выбились в люди. Настоящая соль земли. Отец ездил на "бентли", мать на "ягуаре", а у Дженни был охотничий гунтер десяти футов в холке и специальный фургон для перевозки лошадей. Они ездили в Сент-Мориц кататься на лыжах и в Форментор на летние каникулы, а еще на музыкальный фестиваль в Лидс, потому что так было принято в их кругу.
- Не пойму, жесток ты или добр.
- Я и сам не пойму.
- Почему же она порвала с тобой?
- Не она. Я порвал с ней. За две недели до самой роскошной свадьбы, когда-либо случавшейся в Брэддерфорде. Несколько месяцев я не мог пробиться к Дженни: вокруг всегда были подружки невесты, поставщики, повара, фотографы, прибывали свадебные подарки… Бог мой, сколько было подарков! И я вдруг почувствовал, что нас как будто разделяет стена и мне до нее не достучаться. А потом понял, что ей не мешает эта стена, что она ее даже не замечает… и пускай я не страдаю избытком самоуважения, мне не хотелось растерять то, что от него осталось.
- Ты сказал ей, что свадьба отменяется?
- Да. Я пришел к ней домой. Все сказал Дженни и ее родителям. Разговор происходил в комнате, полной подарков, среди ящиков и коробок, оберточной бумаги, серебряных подсвечников, салатниц, чайных сервизов и сотен подставок для тостов. Это было мерзко. Непростительно. - Джордж передернул плечами. - Я чувствовал себя убийцей.
Селина подумала о новой квартире, коврах и ситцах, белом платье и церковной церемонии, и мистере Артурстоуне в роли посаженного отца. Паника, которую она ощутила при этой мысли, была сродни ночному кошмару. Словно ты заблудился во сне и понимаешь, что тебе не выбраться. Знаешь, что где-то повернул не в ту сторону и впереди тебя ждет неминуемая катастрофа - крутые обрывы и другие бесчисленные безымянные страхи. Ей захотелось вскочить на ноги и бежать, спасаться от того, к чему она сама себя приговорила.
- Это тогда ты уехал из Брэддерфорда?
- Не смотри на меня так испуганно. Нет, не тогда. Мне пришлось остаться там еще на два года. Я стал персоной нон грата для всех мамаш с дочерьми на выданье, от меня отвернулись те, от кого я меньше всего ожидал. Кстати, это было довольно любопытно - понять, кто твои настоящие друзья… - Он сделал шаг вперед и оперся локтями о крышу каюты. - Однако мой рассказ вряд ли поможет улучшить твой безупречный кастильский испанский. Посмотрим, справишься ли ты со спряжением глагола Hablar. В настоящем времени.
Селина начала:
- Hablo. Я говорю. Usted habla. Вы говорите… Ты был влюблен в нее?
Джордж кинул на нее короткий взгляд, но в его темных глазах не было злости - одна только боль. Потом положил загорелую ладонь поверх открытой страницы учебника и мягко произнес:
- Не подглядывай. Обманывать нехорошо.
"Ситроен" появился в Кала-Фуэрте в самое жаркое время дня. Солнце полыхало в безоблачной небесной синеве, тени были черные, а дома и пыль - ослепительно белые. На улице не было ни души, все ставни захлопнуты, а когда Фрэнсис подъехала к отелю Кала-Фуэрте и заглушила мотор своего мощного автомобиля, вокруг воцарилась тишина, нарушаемая разве что шепотом сосен, ветви которых колыхал загадочный неощутимый бриз.
Она вылезла из машины, захлопнула дверцу, поднялась по ступеням и сквозь занавес из цепочек вошла к Рудольфо в бар. После яркого солнца ее глазам потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к полумраку; Рудольфо был там - дремал в тростниковой качалке, и когда она вошла, вскочил на ноги, заспанный и удивленный.
Она сказала:
- Хэлло, амиго!
Он протер глаза.
- Франческа! Что ты тут делаешь?
- Прикатила из Сан-Антонио. Нальешь мне выпить?
Он прошел за барную стойку.
- Что тебе налить?
- Есть холодное пиво?
Она вскарабкалась на табурет, вытащила из пачки сигарету и прикурила от спички из коробка, который Рудольфо подтолкнул к ней по стойке. Он открыл пиво и аккуратно, почти без пены, налил его в стакан.
- Не лучшее время для путешествий в открытой машине, - заметил Рудольфо.
- Только не для меня.
- Для весны сейчас слишком жарко.
- Самый жаркий день на моей памяти. Сан-Антонио напоминает банку с сардинами; так здорово было вырваться на природу.
- Ты за этим приехала?
- Вообще-то нет. Я приехала повидать Джорджа.
Рудольфо ответил на это своим традиционным способом, то есть пожал плечами и наморщил лоб. Казалось, он намекает на некие сложности, и Фрэнсис сразу нахмурилась.
- Его нет в городе?
- Да нет, он здесь.
В глазах Рудольфо мелькнул хитрый огонек.
- Ты знаешь, что к нему приехала гостья? Живет в Каса Барко.
- Гостья?
- Его дочь.
- Дочь! - После секунды гробового молчания Фрэнсис разразилась хохотом. - Ты с ума сошел?
- Вовсе нет. Его дочь здесь.
- Но… Джордж ведь даже не был женат.
- Про это я ничего не знаю, - сказал Рудольфо.