Атанасиос не подошел, оставался стоять на месте и смотреть на нее сверкающими янтарными глазами.
- Значит, в Тартарус, - первой нарушила она тишину. Мальчишка сунул руки в карманы брюк. Он был все в том же белом смокинге, что и на последнем весеннем приеме.
- Знаешь, - немного подумав, заговорил он, - я ведь не верил, когда Вильям смеялся надо мною, утверждая, что ты легкодоступна всем, у кого есть, чем тебя заинтересовать…
Лицо девушки застыло, превращаясь в ничего не выражающую маску.
Атанасиос зло улыбнулся.
- Я никак не мог понять, почему ягуар так легко тебя бросил, променял на эту рыжую! А теперь понимаю… Он и женщины в тебе не видел, лишь красивую статуэтку. Он и не бросал тебя, а просто передарил или, если хочешь, убрал в шкаф, пока не захочется снова достать и полюбоваться.
Девушка молча взирала на него. А Сарах тронула брата за локоть.
- Тане, пожалуйста, какие ужасные вещи ты говоришь!
Анжелика заставила себя засмеяться.
- О, пусть говорит! Так занимательно слушать рассуждения этого наивного птенчика. Он по своей неопытности полагал, что, только выпрыгнув из гнезда, возьмет да полетит. А крылышки оказались слабоваты. - Она откинула волосы за спину. - Отправляйся, малыш, обратно в гнездышко, хорохориться перед другими птенцами! Тем, кто умеет летать, смотреть на тебя смешно.
Атанасиос открыл и сразу же закрыл рот, а потом схватил сестру за руку и потащил за собой. Но та успела обернуться и крикнуть:
- До свидания, Анжелика. Знайте, я вами восхищаюсь, я никогда не встречала… - Брат дернул ее за руку и та умолкла.
Когда два силуэта исчезли в тени аллеи, Анжелика приказала Даймонду:
- Оставь меня, - и, не глядя на него, опустилась на ступеньки.
Луна на синем небе побледнела, ночь отступала, до утра оставалось совсем недолго. Легкий теплый ветерок шелестел в обожженной листве, сквозь резкий запах пепла пробивался свежий аромат трав и черемуховая сладость. Силуэты деревьев на круглой площадке точно танцевали, покачиваясь вослед за кронами.
Когда Лайонел впервые привел ее сюда, ей показалось, что она вернулась домой. Не потому что этот сад сильно напоминал тот, который был у нее в родительском доме две сотни лет назад, совсем нет. Да и Лайонелу она никогда не рассказывала о постыдном обращении в саду, о ее прошлой жизни он знал мало. Но по какой-то причине шесть лет назад он преподнес ей в подарок этот дом, утопающий зимой в белых сугробах, а летом в зелени. Бывало, приезжая сюда звездными ночами, пили на веранде, танцевали и занимались любовью. Иногда ей казалось, что это место для него значит куда больше, чем для нее. Тогда она поинтересовалась, почему он подарил ей дом, но он сказал: "Это неинтересно".
Было ли то действительно так? Она не знала.
Анжелика почувствовала, как что-то мягкое укрыло ее плечи. Даймонд принес плед и присел рядом с ней.
Она провела пальцами по мягкому покрывалу и усмехнулась.
- Мне не холодно.
- Я знаю, - прошептал Даймонд.
Они помолчали. Ей вспомнилось, как сидели вот так в первые дни знакомства на пороге деревянного сарая, стоящего на отшибе английской деревни. Даймонд был еще человеком, он накидывал себе на плечи шерстяное одеяло, чтобы не замерзнуть. Для них стрекотали цикады и молчаливый синеглазый юноша смотрел на нее так, как за всю жизнь и бессмертие никто не смотрел. Слушал ее, срывал для нее красивые цветы, гладил руку - наивный, добрый, застенчивый, бесхитростный и ласковый мальчик.
Вспомнив, как тот кинулся на старейшину, Ажелика рассердилась и заявила:
- Ты глупец!
Если бы захотел, Наркисс голыми руками мог бы разорвать его в клочья. Она покосилась на юношу и, заметив, что тот не сводит с нее грустного, полного любви взгляда, вдруг забыла, что еще хотела сказать. Давно ей не доводилась видеть его таким. Рука сама потянулась к его лбу и убрала каштановую прядь.
Даймонд нерешительно улыбнулся, а она вспомнила нужные слова и произнесла их:
- Не смей, никогда больше не смей так поступать! Все это бессмысленно. Наркисс просто убил бы тебя, а потом взял бы меня. - Она невесело рассмеялась. - Очень даже может быть прямо в луже твоей крови!
Юноша покачал головой и красновато-каштановая прядь вновь упрямо упала на бледный лоб.
- Бессмысленно жить, зная, что ты трус!
- Бессмысленно смело погибать, если это ничего не изменит! - парировала она.
Девушка видела, что ему хочется спорить, синие глаза горели, а губы подрагивали, но он плотнее их стиснул и осторожно взял ее руку в свои ладони.
Долго сидели молча, а потом она спросила:
- Значит, все это время ты притворялся?
Он стыдливо потупился, прекрасно поняв, о чем она.
- Прости, Лилу. Ведь я уже все перепробовал! Думал так, безразличием, завоюю твое внимание…
В ночи долго звучал ее безудержный смех.
* * *
Темная вода билась о борт корабля, ветер резкими порывами надувал черные паруса, воздух был пропитан влагой. В темном непроглядном небе - ни звезд, ни луны.
Катя стояла на палубе у бортика, глядя на волны - тяжелые, свирепые, с белейшей пеной. Играла увертюра оперы "Руслан и Людмила", торжествующая и ликующая в этот миг вместе со стихией.
- Проклятый шторм, его нам не хватало! - прокричал капитан, проносясь мимо.
Девушка обернулась и встретила ледяной взгляд Лайонела.
- Вернись в каюту, пока тебя не смыло за борт, - сухо сказал он.
- Не очень бы ты огорчился, - отвернулась Катя. После того, как полдня просидела, любуясь на Каридад и поддерживая с ней светскую беседу, а еще полдня мерила шагами шкаф-каюту, ей меньше всего хотелось возвращаться туда снова. Особенно возвращаться одной. Она злилась оттого, что Лайонел был с ней откровенен и высказался об их любви не так, как ей хотелось. Злилась на то, что обиделась и продолжает обижаться, вместо того чтобы наслаждаться каждой проведенной с ним секундой.
Катя тихонько вздохнула.
Разлука продолжалась даже после воссоединения. Что могло быть глупее?
А волны между тем увеличились, сила их ударов стала сильнее, корабль кидало на этих черных горках, точно кусок коры.
Лайонел подошел, бесцеремонно ухватил ее за талию и, приподняв, унес с палубы. А когда усадил ее в каюте на узкую койку, Катя срывающимся голосом, выкрикнула:
- Не обращайся со мной как с куклой!
Лед в глазах заострился, губы изогнулись в иронической усмешке.
- Может, расскажешь, как нужно с тобой обращаться?
Волосы от резкого порыва ветра разметались по плечам, начался дождь, в распахнутое окно полетели брызги.
Лайонел закрыл деревянные ставни - в каюте стало абсолютно темно. Пол под ногами качался, снаружи лило, стучало, грохотало.
- Ответишь? - напомнил молодой человек.
Она молчала, тогда он развернулся и пошел к двери.
- Куда ты? - возмутилась Катя, негодуя, что он собирается оставить ее в одиночестве.
- Не насиловать же тебя, в самом деле, - скучающе обронил он.
- Насиловать, - крикнула она ему вслед и тише прибавила: - Нежно!
Он вернулся и, присев перед ней на корточки, положил скрещенные руки ей на колени.
- Почему ты злишься?
- Потому что… - Ей столько всего хотелось сказать, в голове кружилось огромное множество возмущенных мыслей, но когда пришло время их озвучить, она не могла понять, чего хочет. - Я люблю тебя, - наконец произнесла она. - А ты несчастен от этого!
- Счастье - это просто определение для романтично настроенных людей.
- Зачем все так усложнять? - изумилась девушка.
- Вот и я о том, зачем ты все усложняешь? Счастлив я или несчастен, люблю или не люблю. Все эти определения придуманы торгашами для хороших продаж.
- Лайонел, а ты мог бы прикинуться?
Он подумал и кивнул.
- Конечно, если тебе очень хочется.
Она не знала точного ответа, но решила кивнуть. Молодой человек лучезарно улыбнулся.
- Я счастлив! Теперь мы можем заняться сексом?
- Вполне, - убито промолвила она.
В окно стучал дождь, о борт яростно бились волны, каюта качалась, играл Клайдерман "Балладу для Аделины" - нежно, нежно, нежно…
Лайонел запустил руки под платье. Катя почувствовала его мягкие губы чуть выше колена, внутри разлилось приятное тепло.
Она обхватила его голову, перебирая пальцами пряди волос. На память пришла та ночь, когда сидела за праздничным столом между братьями и Лайонел положил руку ей на бедро.
- Помнишь Новый год, - шепнула она, гладя мягкие завитки у него на затылке.
Девушка кожей почувствовала его улыбку между поцелуями и улыбнулась сама.
- Каким же бессовестным ты мне показался, - призналась она, перемещая руки к верхней пуговице его рубашки.
Он опрокинул девушку на постель и сам избавился от рубашки. Бриллиантовые запонки звякнули о пол.
- Помнишь сгоревший дом, - спросил он, осыпая ее шею и грудь в белом корсаже поцелуями, - я никогда никого так не хотел, как тебя тогда…
Она засмеялась.
- А я ненавидела тебя… - Ее ладони скользили по его рельефным плечам, спине.
Снаружи рокотал гром, дождь лупил по деревянным ставням, и двоих на узкой постели при каждой новой волне теснее прижимало друг к другу. И тихий стон потонул в шторме, заглушаемом лишь волшебными звуками фортепиано - они то нарастали, то снижались, уносясь с перезвонами вдаль.
Глава 3
Остров Чертовых зеркал
После шторма море в блаженном штиле расстелилось на многие-многие километры, гладкое, точно темно-синий шелк. А небо, усыпанное яркими светилами и сияющей звездной пылью, казалось ниже. В теплый воздух проникала ночная прохлада, слышался тихий плеск воды, бьющейся о борт корабля, и звучала нежная мелодия Сен-Санса Камиля "Лебедь". Она походила на легчайшее белоснежное перышко, медленно скользящее по зеркальной водной глади, готовое воспарить от любого дуновения ветерка.
Катя стояла в объятиях Лайонела, прижавшись щекой к его груди, и вместо ударов сердца слушала музыку.
Их уединение нарушило хлопанье кожистых крыльев - на плечо молодому человеку спикировала Орми, держащая в пасти мышь. Рогатая взяла свою жертву когтистыми крыльями и протянула Лайонелу.
Тот покачал головой.
- Спасибо, малышка, но я еще не так низко пал.
Орми не обиделась, вряд ли она вообще рассчитывала, что он примет дар. А предложила наверняка лишь затем, чтобы он не гнал ее со своего плеча. Расчет оказался верным, Лайонел позволил ей устроиться поудобнее и, когда та впилась зубами в меховую шею полевки, ничего не сказал.
"Какая же хитрая, - думала девушка, искоса поглядывая на мышь, в свою очередь, кидающую на нее ехидные взгляды черных вострых глазок, - пожалуй, будь она человеком или вампиром, отбила бы у меня Лайонела как нечего делать. А на мышь он меня не променяет, это точно!"
От подобных размышлений ей стало смешно, но пришлось сдержаться. Она сомневалась, что могла бы объяснить, что именно ее развеселило.
Разделавшись с добычей, Орми сбросила трупик за борт корабля и занялась Лайонелом. Перво-наперво, она осторожно кольнула его когтем в шею. А когда он чуть наклонил к ней голову, потянула за ухо.
- Я не хочу играть, - сказал он.
Мышь сердито зашипела, три рога на головке придавали ей воинственный вид, делая похожей на маленького дракона.
Лайонел спокойно взглянул на нее.
- Поищи Нев. - Тон, каким это было произнесено, не оставлял маневров для неповиновения, и мышь улетела.
- А мне Нев больше нравится, - заявила Катя. Молодой человек усмехнулся.
- Тогда странно, что в детстве ты бросала монетки в фонтан на фигурку собаки, а не утки.
Возразить было нечего.
Взгляд ее упал на длинный подол нежно-голубого платья от мадам Талилу, которое она обнаружила в сумке, где лежала другая одежда и бутыли с кровью. Катя плотнее сжала губы, вспомнив, как негодовала утром, что Лайонел набрал для нее платьев, но не удосужился взять ни одних джинсов и спортивной кофты. На ее возмущение он заявил: "Тебе нужны джинсы? А мне хочется видеть рядом с собой женщину, а не ковбоя Мальборо".
Эти слова теперь преследовали ее, постоянно возвращая к мыслям об идеальной красавице Анжелике. Вот она была женщиной именно в том смысле, какой устраивал Лайонела.
Катя подавляла в себе раздражение весь день, но сейчас оно вновь шевельнулось внутри огненным шариком.
Девушка провела рукой по нежнейшей ткани платья и внезапно вспомнила вопрос, взволновавший ее, когда впервые увидела первую даму Парижа. Катя подняла голову и спросила:
- А ты был близок с Талилу?
Молодой человек недоуменно вскинул брови.
- Какие любопытные мысли роятся в твоей голове.
- Так да или нет? - не позволила она уклониться от ответа.
- Какое это имеет значение?
- А такое - она мне понравилась!
- Если скажу, что я с ней не был, это спасет Вик от твоей немилости?
- Вик? - переспросила Катя и, шумно выдохнув, пробормотала: - Тогда все ясно.
Лайонел некоторое время молчал, затем поинтересовался:
- Все еще из-за платьев страдаешь?
От того, что он раскусил ее так быстро, гнев подобно огню в печи, куда подкинули дров, вспыхнул с новой силой.
- А можно узнать, чего такого ты нашел в этих чертовых платьях?
- Под ними не носят нижнего белья. Прости, что меня не заводит стягивать с тебя джинсу.
Катя резко высвободилась из его объятий и пошла в каюту.
Он ринулся за ней.
- Я не разрешал тебе уходить!
Девушка захлопнула дверь прямо перед его лицом, а когда он ее распахнул, чуть не сорвав с петель, крикнула:
- Плевать мне, что тебя заводит, а что нет! Ты думаешь только о своем удовольствии! - Катя плюхнулась на постель и обхватила руками живот, где, обжигая, возрастал огненный шар.
На красивом лице появилась насмешливая улыбка.
- Очень может быть. И да, кстати, не называй меня больше в постели Клайдерманом, а то я с вами чувствую себя лишним!
Девушка задохнулась от ярости, не в силах вымолвить ни слова, сняла туфлю и швырнула в Лайонела. Тот поймал ее одной рукой, лед в прозрачных глазах заострился, улыбка исчезла с губ.
- Дурочка, - проговорил он и, бросив туфлю ей под ноги, вышел из каюты.
Злость медленно утекла, точно вода сквозь пальцы, заливая внутренний огонь. Осталась острая, раздирающая обида, и аккомпанировал ей органный концерт ля минор Баха.
Катя пододвинула к себе туфлю, горестно подумав: "Если Лайонелу так нравятся Барби в платьях, что он делает тут - со мной?"
* * *
От нечего делать, после того как изучила все предметы в каюте капитана, Катя принялась рассматривать главную достопримечательность - Каридад. Когда-то, видно, та была красавицей. Но сейчас, глядя в черное высушенное лицо, глаза, свободно лежавшие в глазницах, ничего кроме отвращения она не вызывала. И не свети на улице солнце, девушка ни за что не сидела бы напротив трупа в поисках чего-то симпатичного в нем.
Лайонел с капитаном находились на палубе, некоторое время Катя слушала, о чем они говорят, но поскольку те ни разу не упоминали о ней, это занятие ей быстро надоело. Да и Лайонел не был многословен со вчерашнего вечера. Она полагала, он вовсе не станет с ней разговаривать, будет холоден и зол, но ошиблась. Утром, за завтраком, он приветствовал ее как ни в чем не бывало и даже предупредил, что на улице ясно. Его спокойствие и безразличие задело ее куда больше, чем вчерашний "Клайдерман" и "дурочка". Теперь она в самом деле чувствовала себя дурочкой, устроившей бурю в стакане. А Лайонел, получалось, повел себя с ней - бестолковым ребенком как взрослый и не стал лелеять, а потом демонстрировать обиду.
Однако ночь они провели порознь.
"Вполне возможно он устроился у Каридад, его ведь не смущает, что она немножко, самую чуточку мертва", - в негодовании мелькнуло у девушки.
В тот момент дверь распахнулась - вошли капитан с Лайонелом, на плече которого сидела самодовольная Орми. Только заметив, что Катя на нее смотрит, она по-хозяйски положила молодому человеку коготь на шею.
Девушка решила, что не станет поддаваться на провокации наглой мыши и отвернулась.
- Секретничаете тут, - умиленно спросил Теофано у дочери.
- Можешь выйти на палубу, - обратился Лайонел к Кате.
- Разве солнце еще не зашло? - удивилась она.
Он развернулся и молча вышел. Девушка досадливо стиснула зубы. Его манера не отвечать на вопросы, по его мнению, не нуждающиеся в ответе, ужасно ее бесила. Когда они не были в состоянии ссоры, такое пренебрежительное подчеркивание, что вопрос излишен, не выводило ее из себя. И совсем по-другому все воспринималось сейчас, когда его мысли, желания и мотивы оставались для нее тайной, а сама она продолжала сердиться. В большей степени оттого, что знала: ссора бессмысленна и ничего не изменит. Лайонел не перестанет любить женщин в платьях, прошлое не переделать, он спал с Талилу и еще с полчищами других, и свою гордыню, как и предупреждал Вильям, он никогда не смирит. И всем, кто хочет находиться рядом, придется играть по его правилам - то есть если тому будет угодно - в платьях или без них.
- Какой же выпендрежник, - прошипела она себе под нос, выходя на палубу.
Солнце ослепило - Катя в ужасе зажмурилась, но то не обожгло.
- Мы в безопасной зоне, солнце тут не причиняет нам вреда, - услышала она голос Лайонела. - Оно не настоящее.
Девушка распахнула глаза и, щурясь на яркий шар в безоблачном небе, кивнула.
- Знаю, тут не играет музыка, а все внешние звуки будто воспроизводятся с одного и того же диска. Это место, как та станция во Франции, с которой я ехала - всего лишь фотография из особенного альбома Вселенной.
Молодой человек недоуменно нахмурился.
- Альбома?
- Так мне объяснил один господин. Мы вместе ехали, - прохаживаясь по палубе, сдержанно пояснила она, боясь показать ему, как рада, что он с ней говорит.
- Проще говоря, межмирье.
Катя покосилась на него.
- Интересно, ты вообще способен признать, что проще тебя уже кто-то сказал?! - не без злорадства уколола она.
Он неопределенно хмыкнул.
Девушка облокотилась о бортик, любуясь озаренной лучами водой. Только увидев, вдруг осознала, как тосковала по солнцу.
- А почему бы вампирам не жить в таких местах постоянно? Зачем старейшины обосновались под Антарктидой, ведь люди могут однажды туда проникнуть, куда безопаснее было бы…
- А тот господин не объяснил?
Она улыбнулась, поняв, что сумела-таки его задеть. Лайонел приблизился и, накрутив прядь ее волос на палец, обронил:
- Тебе так легко угодить.
Катя повернула голову и, встретив его насмешливый взгляд, сразу догадалась, что замечание про господина - лишь снисходительно отбитая подача в словесном бадминтоне.
- Девушки способны прощать какие угодно преступления, кроме невнимания, - промурлыкал молодой человек и засмеялся, а посерьезнев, ответил на ее вопрос: