Казак до мозга костей, суровый воин Платов горячо любил свой Тихий Дон и Донцов, но видел их благополучие и благоденствие не в самостоятельности, не в самоуправстве Круга, где избивали и убивали царских послов, но в военной казачьей славе. Испытавший с Суворовым величайшую сладость побед, выученик Суворова, Платов скорбел, видя, как гражданская жизнь, торговля, земное благополучие, казачья "домашнесть" заедают казака.
Глядя на богато убранные курени, обставленные заграничной утварью казачьими офицерами, вернувшимися из походов, глядя на бархатом и шелком крытые кресла и диваны, на венецианские зеркала и флорентийский хрусталь, Платов постоянно повторял:
- Мы не рождены ходить по паркетам, да сидеть на бархатных подушках; так можно вовсе забыть родное ремесло. Наше дело ходить по полю, по болотам, а сидеть в шалашах, или, еще лучше, под открытым небом, чтобы и зной солнечный, и всякая непогода не были в тягость. Так и будешь всегда донским казаком. Всякое дело тогда и хорошо, пока всегда с ним, а то ты от него на вершок, а оно от тебя на аршин, и так и пойдете вы врозь: - хорош будет толк!
Выбирая место для новой столицы донского войска на Черкасских горах, на юру, без воды, в голой степи, ставя город "на горЕ - на гОре", Платов хотел, чтобы Донцы оставались всегда "донскими казаками, чтобы и зной солнечный, и всякая непогода была им не в тягость". Степные ветры гуляли на просторе в Черкасских горах. Зимние бураны заносили их. Летом нестерпимо грело солнце. Вода была внизу, в маленьких речках Аксае и Тузлове.
Очень не нравилось это место казакам, но с Платовым не поспоришь.
И позже - уже заслуженный герой, граф, атаман всеми уважаемый - кривился Платов, когда в своем Новочеркасске видел казачек и своих дочерей, одетых в модные французские платья, казаков в фраках и сюртуках.
Однажды, проезжая по Новочеркасску, Платов встретил двух молодых людей, одетых во фраки со светлыми пуговицами. Они остановились и поклонились атаману. Платов принял их за проезжих и спросил сопровождавшего его полициймейстера:
- Куда проезжают эти "сипуташки"? На Кавказскую, что ли, линию?
- Никак нет, ваше сиятельство, - ответил полициймейстер, - это наши донские студенты, которые учатся в Харьковском университете.
- Донские?! Как же смеют они носить здесь "сиповский" мундир, да еще и с "гуциками"? Позови их ко мне сейчас.
Коляска остановилась. Студенты подошли.
- Кто вы такие? - строго спросил Платов.
- Студенты Харьковского университета.
- Донцы?
- Донские казаки.
- Как же смеете вы у себя на Дону ходить в таких дурацких нарядах! В первый и последний раз прощаю. Да, смотрите у меня. Покажетесь на улицах в этих вот "сиповках" - в тюрьму засажу! Когда вы на Дону - носите казачьи чекмени!
С таким атаманом, да еще поддержанным из Петербурга самим Императором, спорить и прекословить не приходилось. Весною 1805 года было приступлено к разбивке улиц и планировке казенных зданий. Улицы проводились прямые и широкие, просторно ставился город, "по-европейски". Из Усть-Бело-Калитвенской станицы сплавляли в Аксайскую для города серый камень. Тысячи казенных рабочих из донских крестьян (иногородних), сотни землемеров, каменщиков, плотников, садовников и землекопов были согнаны на место постройки. Насаждали деревья бульваров, садили сады, рассаживали кусты, как то видел Платов в Петербурге и заграницей. За работами наблюдали инженерный капитан Ефимов и войсковой строитель Бельтрамн. В апреле из Заплавской и Кривянской станицы были потребованы плуги и проложены борозды, обозначавшие улицы. Места домов наметили кольями.
18-го мая, в день праздника Вознесения Господня, была торжественная закладка города. От тридцати ближайших станиц прибыли станичные атаманы и служилые казаки со станичными знаменами. Все генералы и офицеры войска съехались на место закладки. У временной деревянной часовни с колокольней было отслужено молебствие; после него торжественным шествием прошли к тому месту, где теперь стоит собор, у крутого спуска, на вершине горы, и там был установлен врытый в землю кирпичный ящик. В него Платов и епископ Воронежский и Черкасский положили серебряную доску с надписью:
"Город Войска Донского, именуемый Новый Черкасск, основан в царствование Государя Императора и Самодержца Всероссийского Александра Первого, лета от Рождества Христова 1805 года, мая 18 дня, который до сего существовал двести тридцать пять лет при береге Дона на острове, от сего места прямо на юг, расстоянием в двадцати верстах, под названием Черкасска".
На обороте доски был изображен новый герб войска Донского.
После закладки собора заложили церковь во имя св. Александра Невского, Гостиный двор, войсковую канцелярию и гимназию.
По окончании закладок и благодарственного молебствия, во время которого стреляли из пушек и ружей, было народное гулянье. По Задонью, где станом стояли съехавшиеся на закладку казаки, горели костры, там пускали ракеты и римские свечи, и горели фонари иллюминации. Там были поставлены бочки с вином, подле них гуляли казаки, и далеко за полночь по луговым просторам Задонья раздавались дружные казачьи песни.
Через год, 9-го мая 1806-го года, состоялось перевезение знамен и войсковых регалий и дел Войсковой канцелярии из Черкасска в только что отстроенное новое, строгого Александровского стиля, здание в Новом Черкасске.
Платов обставил это самым торжественным образом. По отслужении в Старо-Черкасском соборе литургии и молебствия, при громе 51 выстрела с крепостных Черкасских валов, атаман, сопровождаемый знаменами и регалиями, конными и пешими казаками станиц от Грушевской и Мелеховской до Кочетовской и всех Донецких, а от остальных станиц по три старика и по три выростка от 13-ти по 16-ти лет - громадным многотысячным шествием спустились к Донским пристаням, где ожидали лодки.
Впереди на богато разукрашенных и убранных коврами лодках поплыли вверх по Дону знамена, духовенство, регалии, за ними следовали атаман, генералы и офицеры, дальше представители СтароЧеркасских станиц, Бесергеневской, Заплавской, Маноцкой, Богаевской, Александровской, Гниловской и Аксайской, потом шли лодки с директором гимназии и гимназистами, с учениками приходского училища, и дальше остальные казаки и гости. У Аннинской крепости с лодок началась пальба из ружей, из крепости грянул 31 выстрел.
Жаркий, ясный, солнечный, подлинно праздничный был день. По всему широкому разливу Донскому полыхали выстрелы и неслось с лодок мерное красивое пение молебнов.
Когда стали приближаться к Новому Городу - с горы раздалась пальба собранной там казачьей артиллерии. Шествие из Аксая направилось по Крещенской улице вверх к месту, где был заложен собор, потом по Платовскому проспекту, установленному рядами войск к Войсковой канцелярии, там сдали в канцелярию знамена и регалии.
На другой день утром состоялась церемония Войскового Круга. Днем был обед всем казакам, съехавшимся на торжество. Пели песельники. В семь часов вечера на особом поле за городом состоялись первые скачки в городе Новом Черкасске. Скачка была на семь верст с многими препятствиями - плетнями, валами, канавами и оврагами. Пришедший первым получил большую серебряную, вызолоченную кружку с надписью:
"Победителю скачки месяца мая 10-го дня 1806-го года".
Второй и третий получили серебряные позолоченные стаканы с надписью:
"В утешение последних, чтобы знать о доброте их коней".
Всем участникам скачки было предложено угощение с "выпивкой и заедкой".
Гулянье у атаманской ставки, музыка и песни продолжались почти всю ночь.
Нерадостный и невеселый вид имел новый город. На Платовском проспекте - кое-где стояли маленькие деревянные лавочные ларьки, два-три дома, отделенных один от другого на сотни саженей. Перед ними шла широкая немощенная, разъезженная колеями улица. Везде валялись груды мусора. Вдали, на площади, были навалены камни для будущего собора. Одиноко стояли: здание войсковой канцелярии, большой каменный дом с колоннами и огромным балконом Семена Курнакова и небольшой дом атамана Платова, с двором, на котором был насыпной курган; в стороне виднелся остов начатой постройки гимназии - вот и весь город.
Не прошло и года, как работы приостановились. Начался ряд войн. Атаман Матвей Иванович Платов оставил за себя наказного атамана Адриана Карповича Денисова, ушел с казаками в далекие походы, ковать мировую славу донским казакам и себе самому.
Новочеркасск стал заселяться и застраиваться, как следует, только после войн с Наполеоном, когда вернулся на Дон Платов.
Глава XVIII
Станичная жизнь. Казаки хотят оставаться казаками. Одежда казаков и казачек. Рождение казачьего сына. Подарки "на зубок". Воспитание молодого казака. "Малолетки". Военные игры.
Заграничные походы, начало народного образования на Дону, развивавшаяся торговля и промысл, садоводство и земледелие, а более того широкая Русская жизнь, уже заглянувшая только, как то было раньше, но тесно обступившая Донское войско и, конечно, православная церковь, ставшая в каждой станице, изменили внешний вид донских станиц и хуторов, но не сломили внутреннего быта донского казака.
Курени обвесились черешневыми, яблоневыми и грушевыми садами. Где только было можно, по южным пристенам крутых донских берегов и балок, высоко "кустами" поднялись виноградники. На станичной толоке было полно скотом и овцами. В степи паслись казачьи станичные табуны, и каждый казак стремился получить из старшинских табунов хорошего производителя.
В беленых глинкой куренях было чисто. Появились там заграничные, из походов привезенные предметы - где затейливые часы, где швейцарская гармоника или немецкая скрипка, где резной баварский ларец.
Кубанская линия отошла на восток, к Кавказским горам. Там жили Кубанские казаки. Ничто не угрожало станицам. Валы осыпались, рвы сравнивались с землею, засеки были сняты. Безмятежно и спокойно становилось на Тихом Дону.
Но казаки оставались казаками. Их учили этому отцы и деды.
Отец знаменитого донского атамана графа Платова, войсковой старшина Иван Платов, отправляя тринадцатилетнего сына Матвея урядником на службу, напутствовал его:
- Смотри, Матвей, служи Государю и Тихому Дону примерно. Помни меня. Из простых казаков дошел я до чина войскового старшины - храбростью, да примерною службою. Береги отцовские обычаи - будь казаком… Уповай на Господа Бога, и Он тебя не оставит. Слушай начальников. Будь внимательным к равным тебе, снисходителен к низшим, и строг более всего к самому себе. Но помни всегда: никогда, Матвей, и думать не моги забыть наш Тихий Дон, вскормивший и взлелеявший тебя!.. Аминь!..
Платовский завет был общим казачьим заветом всех Донцов. Такими, или подобными словами каждый казак-отец напутствовал сына на службу.
Дома, в станицах, казаки носили форменные чекмени, или кафтаны синего сукна, шаровары с алыми лампасами, высокие сапоги и барашковые папахи. Одеваться в праздник в форменную одежду, носить щегольские сабли или шашки, украшенные золотом и серебром, надевать ордена и медали, старые кивера, было в обычае. Сабля хранилась из рода в род, переходила от отца к сыну, от деда к внуку. Её украшали, вешали под образа, на почетное место. Почетом пользовалась и пика. Называли ее "дончихой". В порядке содержалось старое дедовское ружье. И еще долго стрельба из лука была любимым развлечением в станице.
Казачки дома носили повойник и кубелек. И тот, и другой из простого черного сукна. В праздник казачки надевали повойник из парчи, на повойник повязывали платок, к которому прикалывали цветы, или разноцветные страусовые перья. Носили еще собольи шапки, вышитые жемчугом, алмазами и яхонтами. Из-под шапки, по-старинному, свешивались на лоб чикилики - кружево, вынизанное жемчугом. Поверх рубашки и турецких шальвар, надевали кубелек - длинное платье, украшенное под мышками пастовками, по пояснице уперами, на груди капкачем. Кубелек застегивался жемчужными или золотыми пуговицами, имевшими форму груши. При выходе из дома богатые казачки надевали поверх кубелька карвак. Казачки носили ожерелья из камней или, чаще, из золотых и серебряных монет, браслеты из золота и жемчугов. Жемчуг был любимым украшением женщины на Дону. На ноги обували легкие туфли.
Так одевались в станицах. В Новочеркасске только лишь старые казачки блюли одеяния своих бабушек. Молодые, при атамане Иловайском 3-м (1821–1826), стали носить французские платья, и на Дону появились первые портнихи из Москвы и Варшавы.
Когда в семье рождался сын - он рождался воином. Его не называли мальчиком, но казаком, казачьим сыном.
Новорожденному на зубок - родные, друзья, знакомые, однохуторцы и однополчане отца - приносили подарки, и подарки эти всегда были какой-нибудь военный предмет: патрон пороха, стрела, лук, пули. Дед дарил свою шашку или ружье. Дареные вещи развешивались по стене в той горнице, где лежала мать.
Когда, по истечению сорока дней, мать с сыном возвращалась из церкви, их встречал отец. На дворе держали лошадь. Отец брал сына на руки, надевал на него саблю, сажал на лошадь и подстригивал ножницами волосы в кружок. После обряда он возвращал сына матери и поздравлял ее с "казаком".
Когда у младенца прорезывались зубы, отец садился верхом, брал сына на руки и ехал с ним в церковь, где служили молебен Иоанну-воину о том, чтобы сын был храбрым казаком.
Трехлетние казачата ездили верхом по двору, а пяти лет скакали, отводя коня в табун.
Сердце матери замирало от страха. Губы испуганно шептали:
- Болезненький ты мой!.. Казак ведь!.. Казак!..
А у казачонка, ловко сидящего на отцовском коне, глаза горят. Весь дышит отвагой, и в маленькой головенке - жажда подвигов и казачьей удали.
17-ти лет - он малолетка. Он в строю. Малолетки собираются на смотр. Скачка. Стрельба в цель. Стрельба в цель с коня на всем скаку. Рубка шашками. Фланировка пиками. Разгоревшись отвагою, целые станицы малолетков с полного разгона, с крутого яра кидалась в реку и плыли на другой берег с лошадьми, в амуниции и с пиками. Они рассыпались лавою, скакали друг против друга, схватывались в объятия и боролись на конях. Они лихо джигитовали.
Как сто и двести лет тому назад, зимою строили из снега крепость, водружали знамя и атаковали на конях и пешком.
- Чего не могу?! Все могу!! - задорно кричал малолетка, и мчался в самую кипень боя, навстречу туче снежков.
Кто их учил?.. Никто. Старый урядник, казак, а чаще отец - он ведь тоже казак, - покажет прием, и прием уже на лету схвачен. Один перенимает у другого. Один спешит показать другому.
- Э! да не так! Ить вот как надо-ть! Мне надысь батяня показал.
В ту пору - влюбиться в женщину, грезить о девушке?..
Какой стыд!..
…- Это горе - нам не в горе,
Не привыкли этап жить,
Чтобы по ветреной девчонке
Тосковаться и тужить…
Девушки-казачки, не знавшие рабства крепостных и неволи боярских теремов, свободные, ловкие, мало в чем уступавшие братьям, любуясь играми казаков, слушая их песни, танцуя с ними, даря им за лихость цветы и ленты, угощая их стаканом вина или меда, любили их всех, любили казачество, молодцов казаков своей станицы. Влюбиться в кого-нибудь, показать свое чувство - какой срам для девушки-казачки!
Глава XIX
Выбор невесты. Смотрины. Сватовство. Рукобитье. Сговор. "Подушки". Девишник.
Наступала пора женить молодца. Не его это была забота. Давно подумали об этом и не раз загадали родители. Сыну-казаку нужна и невеста-казачка. В ту пору брак с иногородцами был редок; брак с иноверкой еще того реже. Это всегда были браки самовольные, без родительского на то благословения.
Сын еще и пятнадцати лет не имеет, а отец с матерью тишком, да молчком приглядели ему невесту. Чтобы и не родня была, и чтобы все-таки своя была, с одной станицы или с соседнего хутора.
В доме невесты приглядываются к будущему жениху: "Не пьет ли дюже? Не охальник ли? Не сквернослов ли?.. Не развратник ли?.." И тем временем складывали и складывали приданое в большой сундук.
Когда наступало время женитьбы, обычно за год до отправления в полк на службу, когда минет казаку 20 лет, отец говорит сыну:
- Сынок, тебе время жениться. Мы с матерью выбрали тебе невесту. Она хозяйка домовитая и работящая.
- Воля на то ваша, - отвечал сын и кланялся отцу в ноги. После этого устраивались смотрины невесты.
Родители жениха с женихом отправлялись в дом родителей невесты на вечернику. Собирались гости. Все уже знали, в чем дело, но по обычаю и вида не показывали, что знают, почему вечеринка.
Гости, друзья родителей невесты, заводили разговор о хозяйской дочери, хвалили ее красоту и ум, называли ее доброю хозяйкой и просили, чтобы она поднесла им вина.
- Нешто и то, - говорил отец невесты, - покликать ее, что ли?
Мать шла в соседнюю горницу. Там невеста была подготовлена к выходу. Она была по-домашнему одета, но принаряжена и прибрана для гостей. Она брала приготовленный поднос с чарками с вином и шла обносить гостей. Подав всем чарки, она, скромно потупившись, становилась в углу. Гости медленно пили и похваливали вино. Жених смотрел на невесту.
- Бог даст, - говорили гости, - она и нас полюбит.
Теперь уже знали, в чем дело, но никто и вида не показывал, что знает.
Нужно было послать сватов. Получить согласие - не невесты - но родителей, на брак. Хотя о том и было сговорено давно, но на смотринах могли выйти перемены. Чем-нибудь не понравился жених, - не невесте, невесту о том и не спрашивают, - а родителям ее. То ли показался он слишком тихим, или, напротив, мало уважения им показал, тогда - хотя это и редко бывало - мог быть и отказ.
И тут - веками, с восточной, изящной цветистостью был выработан весь обряд сватовства. Сваты - друзья родителей жениха или их родственники - снаряжались в поездку, и, приодетые по-праздничному, на телеге, запряженной добрыми конями, ехали в дом родителей невесты. Здесь по первому взгляду, по всему приему хозяев было видно - отказ, или предложение будет принято. Родители невесты, "причепурившись", выходили в чистую горницу и, после обычных поклонов, сваты говорили:
- Урядник Мосей Карпович и Маланья Петровна так что желают вступить с вами в родство.
Если слова эти встречали с поджатыми губами и серьезными лицами и отвечали:
- Благодарим покорно за доброе мнение о дочери, но только мы не можем собрать свадьбу.
Это означало отказ. Посидев недолго для приличия, поговорив о постороннем - о видах на урожай, о прошлой службе, сваты, не солоно хлебавши, уезжали.
Если было согласие, отец невесты говорил:
- Постойте… Нельзя же так… Дайте посоветоваться, да и ее самую поспрашивать. Заходить на послезавтрева.
Невесту когда спрашивали, а когда и нет. Она все равно не смела ответить иначе, как сказав:
- Воля ваша.
В назначенный день сваты приезжали с хлебом-солью на блюде, покрытом полотенцем.
- Отец и мать Гаврилы Миронова, - говорили они, - наказали вам кланяться и просить принять их хлеб-соль.
Хозяева молча целовали гостинец.
- Дай Бог, - говорили сваты, - в добрый час!