Она прошла в хозяйственную комнату, заткнула пробкой раковину и отвернула холодный кран. Потом разулась, сняла брюки, аккуратно сложила их, чтобы не помялись, и опустила в воду. Будь что будет. Она уже не так сильно переживала из-за одежды Брук. Ей более чем хватало других переживаний. Например, из-за Фица.
Кстати о Фице. Он сказал, что задержится ненадолго. Надо скорее надеть джинсы, пока он не вернулся.
Но она опоздала. Должно быть, звук льющейся воды скрыл его возвращение. Брон резко остановилась в дверях, увидев перед собой высокую фигуру. Фиц стоял, прислонившись к кухонному столу и сложив руки на груди, и его вид почему-то испугал ее.
- Брюки, - прокаркала она тупо. - Мокнут. - Не устраивать же девичий визг из-за того, что мужчина увидел ее в одних трусиках.
К счастью, Фиц смотрел только на ее ноги. Ну, они у нее длинные, так что посмотреть есть на что. Длинные, загорелые, покрытые легким, посветлевшим на солнце пушком. Прошла, как ей показалось, целая жизнь, прежде чем он сказал:
- Какие интересные у тебя коленки.
Она стоит полуголая у него на кухне, а он только и нашелся сказать, что у нее интересные коленки? Коленки у нее совсем не интересные. Сплошь покрыты застарелыми шрамами и шишками - ужасными последствиями борьбы за овладение искусством катания на доставшихся ей от Брук роликовых коньках. Она ненавидела свои коленки. Почему он не похвалил, например, ее бедра? Они у нее очень даже ничего. Или ее попку. Ее ягодицы, как и бедра, окрепли за годы беготни вверх и вниз по лестнице. Ее попка определенно заслуживала упоминания… Нет! Надо отвлечь его внимание и придумать, как добраться до сумки и джинсов, не поворачиваясь к нему спиной.
- Коленки? - Она засмеялась. - Ах, коленки… - Ничего не получалось. Как бы между прочим она сказала: - Будь добр, передай мне мою сумку. - С этими словами она медленно отступила в хозяйственную комнату. Он вошел следом, поставил сумку на подставку для сушки. Но вместо того, чтобы повернуться и уйти, подошел к ней еще на шаг. В небольшом пространстве хозяйственной комнаты этого было достаточно, чтобы он оказался так близко, что мог протянуть руку и обнять ее за шею.
Она закрыла глаза и не двигалась. Ей следовало протестовать. Но прикосновение его пальцев к чувствительной коже за ухом заставило ее онеметь.
Еще один шаг приблизил его к ней почти вплотную - достаточно близко, чтобы понять: она не одинока в своем чувстве.
- Фиц… - Протест прозвучал слабо, но все же прозвучал.
- Молчи. Я собираюсь поцеловать тебя, Бронти Лоуренс. Поцелуй номер четыре, раз ты не умеешь считать… - Ее глаза захлопнулись, как только его губы коснулись того самого места под ухом. Настоящее блаженство. Но потом… стало еще лучше. Его пальцы, лежавшие у нее на шее, передвинулись под кромку свитера, а губы медленно заскользили по ее щеке…
Бронти? Он назвал ее Бронти? Она открыла глаза. Он знает?! Тогда почему он?..
У нее вырвался тихий стон наслаждения, когда его пальцы стали гладить ей плечо и спину. Его глаза были закрыты; густые ресницы темными полукружьями лежали на изумительно вылепленных скулах.
Брон боролась с собой. Рассудок приказывал опомниться, потребовать, чтобы Фиц остановился, а потом вымолить у него обещание не говорить Брук, что она ездила на ее машине.
Но сердце - а надо сказать, что Брон думала сердцем, а не головой с того момента, как распечатала письмо Люси, - советовало: молчи и наслаждайся, потому что второго такого шанса у тебя не будет.
Рассудок, будучи более опытным, одержал верх.
- Ты не понимаешь, Фиц… - начала она, но не договорила, а лишь досадливо застонала, когда он слегка отстранился и сказал:
- Нет, я понимаю, можешь мне поверить… - Но тут он снова вернулся к своему занятию, и она блаженно вздохнула, когда губы его повели дорожку из теплых и влажных поцелуев к ее щеке. В это время другая его рука проникла под свитер снизу и обняла ее за талию, а пальцы щекотно прошлись по ребрам. Она содрогнулась от удовольствия, и это движение подтолкнуло ее еще ближе к нему, так что щека оказалась прижатой к его груди, а бедрами она ощущала нарастающую силу его желания.
Неудивительно, что она уже не могла точно припомнить, что собиралась спросить или сделать.
- Фиц…
- И я понимаю кое-что еще. - Его губы теперь приблизились к ее губам; глаза его были так темны, что она видела в них свое отражение; эти глаза больше ничего не скрывали. - Я понимаю, что если немедленно не займусь с тобой любовью, то, скорее всего, умру от фрустрации, и как ты это объяснишь Люси?
- Это же шантаж, - выдохнула она.
От его чувственной улыбки ее интересные колени превратились в кисель.
- Только на тот случай, если ты скажешь, что не хочешь. - Он почти не держал ее, и ей потребовалось бы лишь усилие воли, чтобы отстраниться от него. - Но ты ведь хочешь, Бронти Лоуренс, не так ли?
- Да… - У нее получилось что-то вроде тихого писка, и она еще кивнула головой - для большей ясности.
Он уже нацелился ее поцеловать, но она остановила его вопросом:
- Как ты догадался?
- Брук никогда не краснела… - (Бронти немедленно залилась горячим румянцем.) - У нее прекрасные колени. И у нее нет шрама на этом месте. - Фиц коснулся этого места губами. - И она сдала экзамен на водительские права только с третьей попытки. Она сама мне это сказала.
- Вот как. - Бронти с трудом сглотнула. - Ну, раз уж мы оба знаем, кто есть кто, тогда…
- Тогда что?
- Нельзя ли найти место поудобнее?
Его губы растянулись в улыбке.
- Какие будут пожелания?
Ее воображение непрошено нарисовало образ его прекрасной кровати, но этого она сказать не могла…
Ничего и не пришлось говорить. Джеймс Фицпатрик умел читать ее мысли.
- Что мы скажем Люси? - Брон все еще лихорадило от внезапности случившегося. От неожиданности того, что она любит и любима. От этого чуда из чудес, когда Фиц знает, что она - Бронти, и все равно хочет ее… а не Брук. Она не понимала, почему так получилось, но эти чувства были слишком новы, слишком хрупки, чтобы их прощупывать и допрашивать. Она знала лишь то, что они мчались обратно в больницу, словно парочка провинившихся подростков, которые забыли о времени, загулялись допоздна и должны были получить нагоняй…
- Ничего, все обойдется.
Брон обернулась и удивленно посмотрела на него.
- Придерживайся своего первоначального плана, Бронти. Придумай какой-нибудь предлог, чтобы не ехать во Францию, а потом появись в своем качестве. Ты ведь это собиралась сделать, не так ли? - У них не было времени поговорить, что-то объяснить. Не было времени даже поесть. Была лишь жгучая потребность узнать друг друга, держать друг друга в объятиях, кожей ощущать тепло кожи, показать всю глубину чувств, слишком сильных, чтобы их можно было выразить словами. - Если ты объявишься во Франции и скажешь Люси, что мама попросила тебя приехать вместо нее, то она…
- То она ужасно расстроится.
- Ненадолго. - Он свернул на парковочную площадку больницы. - Ты ее слышала, Брон. Она тебя любит. У тебя может быть другое имя, но человек ты тот же самый, так что Люси будет все так же тебя любить.
- А ты знаешь, что у тебя рубашка надета наизнанку?
Он отстегнул ремень безопасности.
- Нет, но, если ты поможешь, я и с этим справлюсь.
- Повернись-ка, дай я тебе помогу… - Она обхватила его руками, потянула за подол рубашки и стала снимать с него через голову.
- Боже милостивый, женщина, что ты делаешь? Мы же на общественной парковке…
- Если ты войдешь туда в рубашке наизнанку, Фиц, то всем станет известно, что именно я делаю. - Она вдруг перестала смеяться, обнаружив, что она смотрит ему прямо в глаза, прямо в сердце. Он пытается защитить, оградить ее от страданий Люси, от ее гнева. - Мы не можем начинать со лжи, Фиц. Нам придется сказать ей правду.
- Ты не понимаешь, чего просишь. Ты не понимаешь…
Она рукой закрыла ему рот.
- Нет, понимаю, все понимаю. Не ты так поступил, а я. Я и должна ей сказать. Ты для нее опора в жизни. Нельзя разрушать ее доверие к тебе.
- Я хочу, чтобы она любила тебя, доверяла тебе.
- Я тоже этого хочу, Фиц, но должна это заслужить. Сама.
- Ты уверена?
- Больше, чем когда-либо в жизни. Идем.
- Бронти. - Он на мгновение обнял ее, и она приникла к нему. - Не сейчас. Я не хочу говорить ей сейчас - подождем, пока она не вернется домой.
Всем своим существом Бронти хотела покончить с ложью и все-таки понимала, что Фиц прав. Люси надо быть дома, чувствовать себя в надежном месте, в безопасности. Она должна иметь возможность, если захочет, уединиться, чтобы примириться с правдой.
Брон внутренне застонала. Примириться с тем, что ей лгали, ее обманывали те, кому она должна была верить? Люси восемь лет. Она, может быть, и способна на такой вот ужасно взрослый поступок. Но в восемь лет никакой ребенок не может справиться с логическим объяснением подобной ситуации…
- Все будет нормально, Бронти. Она поймет.
- Поймет ли? - Она попыталась представить себе, что бы сама чувствовала на месте Люси. - Остается надеяться, что ты прав.
- Верь мне. Вот, подержи-ка это, пока я извлеку телевизор.
Она взяла сумку, набитую вещами, которые могли, по их мнению, понадобиться Люси.
- Помнится, кто-то говорил: "Никакого телевизора на одну ночь"? - сказала она.
- Меня заело чувство вины. Я подумал, каково ей в больнице без утренних мультиков, когда мы дома так интересно проводим время.
Брон покраснела.
- Я приехала, чтобы побыть с Люси.
- Неужели? - Он погладил ее по щеке. - Ну а кто теперь чувствует себя виноватым?
Она оставила этот вопрос без ответа.
- По части вины я непревзойденный мастер. Она просто прилагается к приобретаемой территории, к отцовству. Она присутствует там изначально: ты десять раз встаешь ночью проверить, дышит ли твое драгоценное дитя; тебя без конца мучает подозрение, что ты плохо справляешься со своей ролью; когда из-за работы приходится оставлять ее с кем-то на день, ты все время думаешь, что нужен ей, что она по тебе скучает. Я и не подозревал, насколько глубоко это во мне укоренилось, пока не поймал себя на том, что стараюсь придумать, как уговорить твою сестру выйти за меня замуж, чтобы исполнилась заветная мечта Люси…
- Ты и раньше делал ей предложение, - быстро сказала Брон, почему-то боясь взглянуть на него, боясь того, что увидит, но он поднял ее голову за подбородок и заставил смотреть ему в глаза.
- Да, ради Люси, но она презрительно высмеяла эту идею. Когда же я повторил свое предложение вчера, то ты не стала смеяться, у тебя просто был вид человека, испытавшего шок. Если бы не мое состояние, я бы уже тогда понял, что ты никак не можешь быть Брук. - Он держал ее подбородок в чаше своей ладони. - Брук не приехала бы на школьный праздник только ради того, чтобы осчастливить маленькую девочку. Брук никогда не отличалась добротой.
- Но ты пригрозил ей.
- Значит, ты приехала только поэтому? Чтобы защитить доброе имя сестры? - рассмеялся Фиц. - Неужели ты думаешь, что ее испугали бы мои угрозы? Она слишком хорошо меня знала.
Конечно, Брук его знала. Ведь она была его любовницей. Она родила от него ребенка и даже сейчас имела какую-то колдовскую власть над ним. Он делает вид, что его это не волнует, но в действительности так и есть. По существу, он занимался любовью с ее зеркальным отражением, пытаясь вернуть невозвратимое прошлое, жить в невозможном будущем.
Именно в этот момент Бронти поняла, что если она живет во сне, то это не ее сон, и ее новый, сияющий мир рухнул.
Глава девятая
Она - Бронти Лоуренс. Бронти. Не Брук. И даже ради Фица она не будет жить с этой ложью, не позволит и ему лгать - даже ради нее.
- Нам пора двигаться, а то Люси, чего доброго, вышлет за нами поисковую группу, - сказала она, резко отвернувшись от него, так что его рука соскользнула и он больше не касался ее.
- Бронти, подожди…
Она оставила его с телевизором и направилась к больнице.
- Эй, помедленнее!
Она повернулась к нему, когда он догнал ее у входа и схватил за руку, улыбаясь как ни в чем не бывало.
- Подожди меня. - Тут его улыбка исчезла. - Эй, что случилось?
- Ничего.
- Ведь все прекрасно, не так ли? Совершенно не стоит все драматизировать.
- Мисс Лоуренс? - Голос показался знакомым, и она обернулась, радуясь возможности отвлечься. - Я Энджи Мейкпис, из "Сентинел". Я пытаюсь связаться с вами весь день. У вас в офисе, похоже, вообще не знают, где вы находитесь, а ваша сестра отказалась уделить мне время, сославшись на занятость.
"Сентинел". Только этого не хватало. Понимая, что не стоит восстанавливать журналистку против себя, Брон сказала:
- Но отчего такая срочность?
- Ну, одна маленькая птичка мне начирикала, что вы были вчера в местной школе на спортивном празднике, в котором участвовала и ваша дочь. Ее ведь зовут Люси? Я правильно записала?
Брон открыла было рот, но не нашлась что сказать. Ей хотелось только одного - пощечиной стереть с лица Энджи Мейкпис самодовольную улыбку. Она сдержала свой порыв - это не поможет.
- А теперь, как я слышала, с ней произошел несчастный случай, - напористо продолжала журналистка. - Это серьезно? Сколько она еще пробудет в больнице?
Женщина улыбалась, словно кошка, которая недавно съела канарейку, припрятала у себя в кладовке мышь и сейчас пожирает глазами весьма крупную золотую рыбку. Пощечина, вероятно, не поможет, подумала Брон, но ощущение будет отличное. Она сделала полшага к ней, но Фиц крепко сжал ее руку. Это не прошло незамеченным для репортерши.
- Вы не хотели бы поделиться мыслями с нашими читателями в это трудное для вас время, мисс Лоуренс?
Тут вмешался Фиц:
- Я уверен, что вам известен новый подход к вопросу вторжения прессы в личную жизнь, мисс Мейкпис. Совсем незначительный ушиб, полученный ребенком, едва ли достоин внимания публики.
- Напротив, мистер Фицпатрик… вы ведь Джеймс Фицпатрик, не так ли? Отец Люси? - Энджи Мейкпис не стала дожидаться подтверждения. - Я уверена, что публику очень заинтересует…
Теперь пришла очередь Бронти удерживать Фица. Шестеренки у нее в голове наконец сцепились, и мозг форсированно заработал.
- Мисс Мейкпис, Энджи, вы ведь понимаете, что сейчас я только хочу увидеть Люси. Может быть, не прибегая к этому агрессивному, - она лишь с легчайшим нажимом произнесла слово "агрессивному", образчику журналистики… - Фиц фыркнул. - мы могли бы устроить настоящее интервью, когда Люси будет дома.
На журналистку это не произвело большого впечатления.
- Разумеется, это еще не все, - не сдавалась Брон. - Я знаю, что вам известно о всякого рода слухах… - К этому выводу она пришла после разговора с секретаршей Брук. - Я уверена, что вам захочется услышать правдивую версию. - Она чуть-чуть пожала плечами.
У Энджи Мейкпис загорелись глаза. Она слышала-таки эти слухи, о чем бы в них ни говорилось.
- Значит, это правда? - Она с трудом сдерживала свое возбуждение.
Брон заставила себя улыбнуться.
- Ну, это зависит от того, что именно вы слышали. - Она не имела ни малейшего понятия, о чем идет речь, но была готова сделать все, чтобы получить парочку дней передышки.
- Интервью, которое вы предлагаете, будет эксклюзивным?
- В обмен на полное молчание, пока Люси поправляется.
- Вы расскажете мне все до конца? - Журналистка взглянула на Фица. Брон ничего не ответила, так как знала, что ее молчание будет воспринято как согласие. - Вы позвоните мне в понедельник?
- Во вторник.
- Отлично.
И мисс Мейкпис улыбнулась с таким глубоким самодовольством, что Брон стало действительно очень страшно. Она не знала, во что втравила Брук, однако у нее было ощущение, что сестра будет сердиться. Но она и так уже дала достаточно много поводов, чтобы та рассердилась на нее. Неужели может быть еще хуже?
- Вам следует быть осторожной, - угрюмо предупредил журналистку Фиц. - Очень легко можно впасть в заблуждение.
- Неужели? - Энджи Мейкпис не испугалась. - Ну, если мисс Лоуренс не позвонит мне во вторник, то в среду мой материал будет на первой странице номера, и читатели получат возможность сами судить об этом.
- Вы так мило угрожаете, мисс Мейкпис, - сказала Брон. - Разве кто-нибудь может устоять? - Она взяла Фица под руку, глазами умоляя его больше ничего не говорить. - Люси наверняка недоумевает, куда мы подевались. - На мгновение ей показалось, что Фиц сейчас взорвется. Он не взорвался, но весь его вид ясно предупреждал, что это лишь временная отсрочка. Он толкнул дверь больницы и держал ее открытой перед Брон, а потом отпустил ее, так что она качнулась назад и створка из толстого стекла отгородила их от мисс Мейкпис.
- Что, черт возьми, все это значит? - Он сделал нетерпеливый жест, вновь беря ее за руку. - И я имею в виду не Люси; кто-то явно позвонил в газету, я этого ожидал…
- Правда? - Она была так поражена, что ее сдерживаемое раздражение улетучилось. Потом до нее дошло. - И ты готов был использовать это, чтобы заставить Брук подчиниться?
- Чтобы заставить тебя подчиниться, - сказал Фиц и поднял руку в ответ на приветствие швейцара, а она улыбнулась ему рассеянной улыбкой.
- Ты думал, что я - Брук… - свистящим шепотом начала она.
- Нет! Да… - У него был такой растерянный вид, что она пожалела бы его, если бы не приберегала всю свою жалость для себя самой. Она ей очень пригодится. - Послушай, мы можем поговорить об этом после?
- И намного после. Я буду какое-то время занята попытками связаться с Брук, чтобы признаться, что передала впечатляющие факты из ее биографии такой газете, в какую она побрезговала бы завернуть свои картофельные очистки. - С этими словами она повернулась и стала подниматься по лестнице. Фиц шел за ней по пятам.
Люси подняла голову и радостно улыбнулась, когда Брон вошла в небольшую палату. Она сидела на кровати поджав ноги и складывала старую головоломку-картинку, которую кто-то нашел ей.
- Смотри-ка, я почти все сложила.
Брон посмотрела из-за ее плеча.
- Ну, просто замечательно, - сказала она и добавила еще один недостающий фрагмент. - Извини, что мы так задержались. К тебе приходил кто-нибудь, пока нас не было?
- Только одна леди. Она знала, что ты моя мама. - Люси попробовала вставить еще фрагмент, но он упорно не вставлялся, и вся головоломка рассыпалась. - Ну вот, все пропало!
Тут Фиц поставил на тумбочку телевизор, наклонился и чмокнул девочку в макушку. Она обрадованно прижалась к нему.
- Папа, включай же его, включай!
- Давай попозже. Что еще она спрашивала у тебя, принцесса?
- Ну, где я живу, кто за мной присматривает и всякое такое.
- А как ее звали? - Люси пожала плечами, и Фиц посмотрел на Брон, которая собирала фрагменты головоломки в коробку. - Знаешь, похоже, я зря притащил все это сюда. Думаю, тебе будет гораздо лучше дома.
- Правда? - Люси, копавшаяся в сумке, которую Брон поставила на кровать, подняла голову. - Значит, можно поехать домой сейчас, да?
- Чем скорее, тем лучше.
- Но я уже собиралась пить чай. Мне разрешили выбрать, что я хочу, и я попросила…
- А мы закажем домой пиццу.