– Много хочешь… В мужике духовный наполнитель образуется с убыванием потенции. Слышала? Мошенница обменяла сбережения владимирской пенсионерки на самодельные деньги с портретом Путина. Представилась старушке работницей собеса, помогающей пенсионерам обменять "старые" рубли на "новые" – с портретом Путина. На 9500 рублей бабку сделала!
– Не сотвори себе кумира… – вздохнула Елена.
Включила "аську", обнаружила Никиту.
Никита. Здравствуй. Главный вызвал тебя до сегодняшнего утра?
Белокурая. Рехнулся?
Никита. С точки зрения формальной логики предположить больше нечего. Человек говорит: меня вызывает главный. И исчезает с концами…
Белокурая. Срочный текст делала, а потом с астрологиней обсуждала твой гороскоп. А ты меня во всяких глупостях подозреваешь.
Никита. Потому что я слишком уязвим с твоей стороны…
Белокурая. А я вся в железной броне?
Никита. И ходишь по мне железными подошвами…
Белокурая. В конце недели будет Новый год…
Никита. Ты не хуже меня понимаешь мой расклад в бизнесе… зная все, бьешь по самому больному…
Белокурая. Не верю, что нельзя найти два часа в сутках на меня.
Никита. А если мне не хватает в сутках порядка 8 часов?
Белокурая. Найдешь 2 для меня, то появится 8 дополнительных.
Никита. Чем ты занимаешься сегодня?
Белокурая. Попытаюсь купить себе в подарок лампу – какую я хочу. Раньше надо было делать вид, что согласовываю дизайн с Каравановым. Еще посмотреть подарок родителям, набрать косметики… Как-то надо обживать дом в одиночестве. Я еще даже толком не расставила книги на пустые полки.
Никита. Прости, что никак не смягчаю углы твоей жизни…
Белокурая. Да я сама. Такой неудобный тип бабы: умею зарабатывать, принимать решения, отвечать за базар… но мужчина все равно зачем-то нужен.
Никита. Теряюсь в догадках… зачем?
Белокурая. Очень много положительной энергии, кому-то надо отдавать.
Никита. Если то, что ты передавала мне – положительная, то представляю себе, чего стоит отрицательная!
Белокурая. Разную отдавала.
Никита. Я тебя страшно зауважал после собачьей вечеринки. Любить абсолютно бесперспективного парня…
Белокурая. Караванов объявил, что на Новый год будет один. Глупейшая история.
Никита. Почему бы тебе не отпраздновать с ним?
Белокурая. Это будет означать аннуляцию развода. Нельзя жить с человеком, с которым ты не хочешь спать. С ним можно дружить.
Никита. А со мной можно дружить?
Белокурая. Наверное, тому, кто не хочет с тобой спать, можно. Разбуди меня завтра по телефону. У меня день лучше складывается, когда с тебя начинается.
Никита. Завтра не смогу. С утра будет встреча…
Белокурая. Встреча так встреча.
Никита. Тебе нравится ставить меня в положение оправдывающегося?
Белокурая. Больше не буду.
Никита. Очень хочется есть, подожди, нажму на кнопку, может быть, моя тупая секретарша принесет чай с печеньем. Не могу ее научить покупать печенье без шоколада. А знаешь почему?
Белокурая. Знаю. Потому что ей нравится с шоколадом. Лиши разок премии, научится покупать правильное печенье, да еще и бутерброды делать.
Никита. Ладно, посижу на диете. Буду больше девушкам нравиться.
Белокурая. Я за свою жизнь не заметила особой пропорциональности между количеством поклонников и весом.
Никита. А чего тогда все бабы голодают?
Белокурая. От неуверенности в себе. И мужики тоже. У нас замглавного – придурок, на диете сидит, ему секретарша сок выжимает и морковку трет. Не веришь? Приходи у него поучиться секретарш воспитывать.
Никита. Ладно… поверю… ты ведь меня еще ни разу не обманывала…
Белокурая. Совершенно уверен?
Никита. Лен, я просил не включать установки "воздух – земля"…
Белокурая. Однажды на отдыхе познакомилась с женой высокопоставленного военного, она напивалась и рассказывала мне, какой это шизофреник. Говорила, у меня все время страх, что я ему не так дам, так он весь мир ракетами расхуячит…
Никита. Забавно слышать от известной журналистки такой текст.
Белокурая. Журналист – это только орган слуха своего народа.
Никита. Лен, тебе бы пошло быть "хорошей девочкой".
Белокурая. Хорошие девочки не двигают прогресс и плохо трахаются.
Никита. Возразить нечего… Общение с тобой на меня плохо действует. Так на работе достали, что вчера даже при жене первый раз выматерился…
Белокурая. Неужели становишься взрослым мужиком?
Никита. Ругаться матом – не признак взрослости, а признак распущенности…
Белокурая. Если подросток в свое время не поругался матом, то он вырастает идиотом.
Никита. Наверное, не должен тебе такого говорить, но когда после тебя ложусь в постель с женой, думаю, что трахать несексуальных женщин – это как преодолевать закон земного притяжения. Все! Остапа несло… Пойду работать.
Белокурая. Удачи.
Никита. Такое впечатление, что я могу только умножать и складывать, а мои соучредители только отнимать и делить. Пока…
Белокурая. Пока.
Елена вышла в фойе, там девушки слушали рассказ Олечки, делая страшные глаза:
– И вот, заходим мы с Ксюшкой в этот бар, а там уже темно, музыка орет, народ обжимается, травой пахнет, и вдруг ровно перед нами ее мужик танцует с какой-то шлюшкой. Ну, такая, кислотная вся, с кольцом в носу, в пупке и в клиторе. И так ее обжимает, что забеременеть можно… Ну, Ксюха пошла вискаря ломанула, подходит сзади и говорит: "Разве ты не на охоту уехал?" У него тут все упало, он что-то завякал, мол, только что приехал, случайно зашел, шалашовку танцевать пригласил, даже имени не знаю… Ксюха так эффектно пошла, он за ней бежит, чего-то лопочет. Короче, догуливали уже в другом месте.
– И в чем цимес? – спросила молоденькая фоторепортерка.
– А в том, что я ей говорю: "А чё ты полезла, могла же совсем все обломить? Он мог послать, и с концами…" А она говорит: "Я по спине поняла, что он пока трезвый. А трезвый он в бутылку не лезет. К тому же мне новая машина к Новому году нужна, что я, как толкушка, на восьмерке езжу? А баба очень кстати! Не надо развивать суету, теперь можно из него за одно это "фольксваген" вытянуть. Но лучше бы, конечно, в койке застукать, тогда можно на "ауди" раскрутить!" Вот как надо жить! – восхищенно закончила Олечка.
Елена в очередной раз удивилась, как далеко это все от ее и Лидиной жизни. И как бойко и бездумно живет в стране огромный пласт оптовых проституток и оптовых клиентов, совершенно ничего не понимающих в человеческих отношениях. И, принимая за жизненную реализацию перечень накопленных предметов, совершенно не думает о том, что с чем-то надо умирать. Ведь когда человек не жил, ему очень страшно умирать… И подумала: "Вот ругаю красавицу Лидку за инфантильность, а ведь ее инфантильность – это только способ медленно состояться в быстрых и бесстыдных обстоятельствах… это я когти отточила, поскольку выбора не было, а ей можно и погодить…"
Время до встречи с Патроновым еще было, решила позвонить Караванову:
– Привет, с наступающим…
– Взаимно! – с подъемом откликнулся Караванов. – Сейчас примерно 23 на нашем термометре, и ветер жуткий.
– Ужас, ужас, ужас! Выходить страшно, но вроде послезавтра потеплеет, – с надеждой сказала Елена. – Неужели тебя никто не приглашает на Новый год?
– Многие! Кто за то, что был женат на тебе, кто за то, что разошелся с тобой… С такой кредитной историей не пропаду, – засмеялся он. – Я сам не хочу, хочу в одиночку. Веришь?
– Верю. Но на себя почему-то не могу примерить… В каком смысле "кредитная история"?
– Ну, ты темная… Одна из проблем банков – короткая кредитная история заемщиков. История того, как данное лицо брало в разных банках кредиты и их возвращало. Если есть история, то можно делать вывод о надежности. Так и тут: есть кредитная история, был мужем такой-то, значит, можно…
– Как моя бабушка говорила: не люби холостого – на ней не женился, на тебе не женится; не люби разведенного – с ней развелся, с тобой разведется; люби женатого – на ней женился, на тебе женится…
– То-то смотрю, у тебя в списке одни женатые, – хихикнул он.
– Да у меня пока список не систематизирован. В нем нет логики: кто первый под руку попался.
– У меня тоже. Всякая пересортица сыплется. Либо молодки, которым нужен папа. Либо зрелые матроны, которым нужен представительский муж. Сам я пока не нужен никому…
– Не горюй, будет праздник и на нашей улице!
– Спасибо за поддержку!
– Так что на Новый год придумал?
– Напьюсь, ясный пень…
– Так назойливо про это говоришь, словно это не твоя жизнь. И словно не ты распорядился ею так, чтобы праздновать ее таким образом. Я тебе больше не мамочка!
– Какая ты нервная! Не нервничай, если будет нужна помощь в качестве мамочки, то прямо скажу, без намеков. Я человек простой.
– Есть пожелания в смысле подарка?
– Полотенце для лица…
– А для тела?
– Для тела есть, для лица только одно синее, взятое у тебя без разрешения… Вчера встречался с одноклассниками.
– Было ли народное ликование по поводу твоего третьего развода?
– Меня все утешали в связи с плохим настроением.
– А чего это оно у тебя было плохое?
– Оно у меня плохое уже давно.
– Чего это?
– Возрастной кризис.
– А когда начался?
– Как один стал жить.
– Тяжело в ученье, легко в бою. – Ей стало его ужасно жалко, но уже не настолько, чтобы закапывать под этой жалостью свою жизнь.
Потому что она уже потихоньку пыталась расставлять по-новому мебель в квартире и в голове.
Перед "Националем" успела забежать домой, переодеться в более фривольную кофточку, на автопилоте сунула в сумку условные трусики, состоявшие из пары ленточек и пары кружавчиков.
Когда-то бабушка по отцу учила ее: "На свидание обязательно надо взять с собой самые красивые трусики и понять, где можно их успеть переодеть… Если вдруг на трусиках лопнула резинка, надо перешагнуть и пойти дальше, будто это не с тобой… Если на юбке появилось пятно от месячных, ни в коем случае не надо прятаться. Наоборот, выпрямить спину и делать вид, что ты этого не знаешь. Когда ты прикрываешь, это твое несчастье, когда ты не прикрываешь, это несчастье глазеющего. Пусть сам с ним и справляется".
Бабушка по отцу была "из благородных", всю жизнь, и не без взаимности, презирала маму. Работала библиотекаршей, курила как паровоз и исполняла романсы хриплым голосом. Собственно, в честь нее и была названа Лида, несмотря на громкие протесты матери.
Елена шла в "Националь" почти вприпрыжку, дело было не в Патронове, а в том, что можно было выйти на "Библиотеке Ленина" и прогарцевать по морозу мимо родного факультета журналистики, погладить пуховой перчаткой железную ограду, показать язык памятнику Ломоносова… Она никогда не ходила на сборы однокурсников; кто был интересен, и так оказался досягаем. Что-то все эти годы мешало заходить внутрь. Но пройти рядышком тянуло и всегда подпитывало энергией…
Сейчас просто летела по Охотному Ряду, удивляясь, что каждый раз после развода попадает ровно в тот возраст, в котором выходила замуж. И тут же худела и хорошела ровно на то состояние.
Патронов сидел спиной ко входу – узнала его по несолидному пиджаку в яркую полоску. Его часто заносило с одеждой. Напротив громоздился лохматый толстый мужчина, шумно и неопрятно поедавший суп.
– Здравствуй, дорогая, – демонстративно поцеловал ее Патронов, и Елена поняла, что ему надо зачем-то похвастаться ею перед едоком супа. – Что-нибудь закажешь?
– Чай, пирожное.
– Знакомься, это Митрофан Иволгин, главный редактор журнала "Те, кто в кадре", – представил Патронов.
– Елена, – протянула она руку Иволгину.
– Наслышан, наслышан, читал… – сказал он и потянулся к ее руке жирными от супа губами. – Может быть, для нас что-нибудь напишете?
– Никогда не слышала о таком журнале, а что у вас за тираж? – Она еле успела отдернуть руку.
– Тираж пока небольшой, но скоро раскрутимся, – закивал он.
– Небольшой – это сколько? – настаивала Елена, разглядывая его лоснящийся пиджак и два жутких свитера под ним.
– Это по-разному. Мы работаем под заказ, вот данный номер будет целиком посвящен господину Патронову. Сколько скажет тираж, столько и сделаем… – Он начал есть суп так быстро, словно Елена собиралась его отнять.
– А как вы распространяете тираж? – Она все еще ничего не понимала.
– По-разному. Но это не главный наш вопрос. Главное, это показать героя в полном объеме. – Он сверкнул глазками на Патронова.
– Ты чего, Лен? Ревнуешь к чужому печатному изданию? Вопросов как у следователя, – остановил тот.
– Кругозор расширяю. А нет ли у вас с собой номера показать?
– Забыл, к сожалению, – развел руками Иволгин, потом забросил в себя последнюю ложку супа. – Уже сто раз извинился! Ну, пойду? Я тогда позвоню и фотографа пришлю.
– Чего ты так сурова? – спросил Патронов, когда толстяк оставил их, совершив еще одну безуспешную попытку поцеловать ей руку жирным ртом, обрамленным хлебными крошками в бороде и усах.
– Зачем тебе этот маргинал? – удивилась Елена.
– Ну, журнал, посвященный только мне. Стоит не так уж дорого. Я смогу его дарить, рассылать… – ответил Патронов. – Правда, мужик какой-то убитый… Сначала выпил два кофе, потом попросил горячее, а потом суп. Что-то у него с обменом веществ неправильно…
– С обменом денег у него правильно. Он просто не сразу понял, на какую сумму тебя можно раскрутить. Постепенно подходил… – хихикнула Елена. – Ты видел, во что он одет?
– Да, одет странно. Но мало ли… Мне тоже не нравятся все эти "версачи", я просто вынужден их носить. Думаешь, главный редактор журнала не может сам заплатить за свою еду здесь?
– Смотря какого? И с чего ты взял, что журнал в принципе существует? Если никто о нем не слышал и никто его не видел… А где ты этого мутного мужика нашел?
– Он мою пресс-службу так достал, что легче было дать, чем объяснять, что не хочется… А вообще-то я даже не подумал, что это может быть липа. Особенно когда он назначил встречу здесь…
– Патронов, ты живешь в космосе. Тебя любой продавец гербалайфа может развести…
– И разводит. Мне их всех жалко, когда они что-то продают, упрашивают…
– Значит, много наворовал, высокое чувство вины, – усмехнулась она. – Вот текст, читай. Мне нужны твоя правка и твоя подпись внизу.
– Слушай, уже полвосьмого. У меня встреча с одним генералом, съезди со мной. – Он взял ее за руку.
– В качестве сопровождения? – скривилась она.
– Да я вечно всем сто встреч на одно время назначаю. И вообще, тут невкусно, а мне с утра хочется восточной кухни, я в "Белом солнце пустыни" назначил… Там такие сладости… а тут стандартный кофейный набор.
– Ладно, поехали. – Елена была очень соглашательски настроена, при виде Иволгина она почему-то испытала жалость к Патронову, как к слепому, которого надо перевести через дорогу.
Понимала, что у него не убудет денег от пообедавшего толстяка, но сразу увидела объем финансовых потоков, перераспределяемых в кошельки патроновского окружения. И тут же остановила себя: "А тебе-то что? Нашла нового опекаемого?"
– Ничего страшного, я привык за всех платить, карма такая, – пафосно признался Патронов. – Девушка, счет!
– А чай и пирожное, я уже пробила, – испугалась официантка.
– Мы не можем ждать, оплачу, а вы пообещайте съесть это пирожное за мое здоровье. Ладно? – пококетничал он.
Пока ехали до "Белого солнца пустыни" белой морозной Москвой, пели песню Максима Леонидова "Я, наверно, молодой бог…". И на словах "…значит, просто не дай ему уйти…" Патронов долго и многозначительно смотрел ей в глаза, так, что она пугалась, что сейчас "мерседес" закрутится на гололеде и в кого-нибудь врежется.
Видела в его глазах охотничий огонек, понимала, чем кончится вечер, но при этом уже знала, что все, что Патронов делает, он делает автопилотно… И беседа, и пенье Максима Леонидова, и Иволгин, и гляденье в глаза, и даже стон во время оргазма. Как будто давным-давно его кто-то убил, а в породистую оболочку посадил робота, который по ходу диспетчерских команд делал все как надо, но без душевного проникновения.
"И отлично! – подумала она. – Нельзя же влюбиться в вибратор, даже столь совершенно устроенный…"
И миролюбиво спросила:
– Что за генерал?
– Да хочет за бабки сесть ко мне в передачу, – отмахнулся он.
– Фамилия?
– Боков.
– Ха, да он такой же генерал, как мы с тобой. Ему Ельцин погоны подарил за суету на побегушках, – вспомнила Елена. – А зачем ему в программу?
– Да в губернаторы захотел…
– А деньги-то есть?
– Нефть под ним, сама понимаешь…
– Тогда шансы. Внешность солидная, в особой грязи не замешан, говорит по-русски без словаря, младенцев по ночам не жарит…
– Ты ему позадавай вопросов острых, – вдруг попросил он, и Елена увидела, что ее перед постелью еще хотят слегка попользовать.
– А что, твои редакторши сами не справятся? – напряглась она.
– Так ведь они дуры дурами. Из-за них и я в кадре дураком выгляжу. Ты же ко мне работать не пошла…
– Для меня это понижение.
– В статусе, но не в деньгах!
– А для меня статус важнее.
– Карьеристка!
– На себя посмотри… А как ты меня представишь при разговоре?
– Как помощницу. Он тебя в лицо не знает?
– Нет. Но ты же его подставляешь таким образом…
– Да и хрен с ним…
Большой осанистый генерал с буйной шевелюрой был окружен двумя такими же громилами и не слишком уютно чувствовал себя в пейзаже ресторана.
– Понаехали! – хмуро озирался он на посетителей. – Чернота одна!
– Так что будем обсуждать? – спросил Патронов, когда стол был уставлен яствами раз в пять большего объема, чем могла употребить данная компания.
– Надо, во-первых, лечь животом на скандал с деньгами Севера у действующего губера. Во-вторых, край попал в кризис из-за плохого лова рыбы. Надо на этом оттоптаться, – загибал генерал толстые пальцы. – Опять-таки задолженности по зарплате и детским пособиям… речь о десятках миллиардов рублей.
– А в качестве кого вы хотели бы поднять эти вопросы в программе или вы уже объявили о намерении избираться? – спросила Елена и поймала на себе восхищенный взгляд Патронова, видимо, ему было неудобно сформулировать этот бесхитростный вопрос.
– Надо продумать… я вообще там родился, – запнулся генерал и посмотрел на сопровождение, мгновенно пожавшее плечами.
– Вам надо взять грамотного пиарщика уже сейчас, чтобы не делать пустых ходов, – заметила Елена, было странно, что такие взрослые и богатые дяденьки не понимают простых вещей.
– Да они все воры, – вздохнул генерал. – Вот у моего друга выборы вели, только соперникам все сливали. А нехилые бабки получали…
– Значит, плохую фирму нанял, – объяснил Патронов. – А почему действующий губернатор вдруг начал политикой заниматься, в чужие конфликты лезть?