В баре мелькали лампочки и играла, словно из юности, музыка оркестра Поля Мориа. Елена взяла кофе с пирожным, задумалась. Конечно, вся эта мужская карусель украшала жизнь на зависть окружающим, но… если в постели с Никитой у нее словно в каждой отдельной клетке взлетали фонтаны салюта, то с Патроновым… встречались, словно попутчики в купе или музыканты, сошедшиеся на один концерт. Без правил и обязательств, с перфекционистской технологической планкой и нулевой душевной.
С Муркиным и Герой было неплохо, но они висли эмоционально… у них были глаза, как у бездомных собак. И реагировать на них хотелось так же: вроде бы стыдно за человечество, сначала приручившее, а потом выкидывающее собак на улицу… но не было готовности взять на себя обязательство перед каждой конкретной собакой. То есть вынести ей еду или выбросить в форточку обрезки мяса – да. А чтобы сделать своей – нужна любовь.
И перебирая эту постельную четверку в голове, она вдруг поняла, что почему-то не помнит, как ей было в постели с Каравановым, словно все стерто ластиком. Не технология, а то, чем она была начинена… вот это да… так быстро и так начисто! Если бы призналась в этом Караванову, он бы наверняка назвал ее эмоционально непотопляемой сукой!
Набрала телефон Караванова под музыку Поля Мориа:
– Привет!
– Привет. Как поживаешь, какие проблемы?
– Да вроде все ничего. Елку вот только нет моральных сил для самой себя поставить.
– Скорблю вместе с тобой. Мне легче: нет елки – нет проблемы.
– Крупные объемы сочувствия… Что новенького на работе?
– Да хрен его знает. Вот вышел в перерыв на улицу, успел в баре пива выпить, – похвастался он.
– Совсем крутым становишься, – усмехнулась Елена, раньше он ходил по улице с бутылкой пива как подросток. – А ты пива не много стал пить? Пивной алкоголизм – это проблема…
– Смотри-ка, как строится разговор: про меня – проблемы, про тебя – решения. Все-таки я был для тебя очень удобным мужем. Декоративным мужиком, подтверждающим полную укомплектованность твоей жизни.
– Но тебе тоже был удобен отсвет моего авторитета, моей силы характера, моих связей. Этот отсвет падал на твой интеллигентный профиль… А как ты мог быть неудобным, если ты не умел сопротивляться? Если тебе все клали на голову, и тебе это было удобно…
– Кто все? Лида меня уважает больше, чем тебя!
– Не думаю. Ты искал у нее дешевой популярности старшего брата, который вместе с ней воюет с грозной мамочкой. Ты не умел быть отцом ни своим детям, ни ей…
– У тебя звонок целевой?
– В каком смысле?
– Поругаться перед Новым годом и не дарить мне полотенце? – пошутил он.
– Извини. Полотенце получишь. И еще кое-что. А тема сама за ниточку потянулась…
– А нечего тянуть все, что торчит!
– 31-го Лидка с Вадиком хотят заехать к тебе, поздравить…
– Это приятно.
– Ты их назначь на внятное время, чтоб они тебе вечером картину не портили…
– Картину одиночества?
– Ее или какую-то другую. Правда, продумай время, а то нам потом к бабушке с дедушкой. А опосля я уезжаю праздновать на всю катушку.
– Не сомневался. Тебе дать развод – это, как говорят американцы, все равно что поручить вурдалаку охранять банк донорской крови…
– Какой ты душка, Караванов.
– Я познакомился с девушкой по Интернету. Она занималась рукопашным боем, – вдруг гордо сказал Караванов.
– Это большая везуха, – улыбнулась Елена. – Сможет защитить тебя от хулиганов.
– Совсем молодая. Замужем и с комплексом пожизненной ненужности.
– Какая разница, что у нее в приданом, главное, что ты не один…
– Как раз я – один! И мне совершенно понятно, почему тебе так важно сбагрить меня кому-нибудь! Потому что чувствуешь себя виноватой? Но вынужден тебя огорчить, собираюсь наконец в этой жизни пожить один. Это трудно, больно, но я научусь! – вдруг заорал он.
– Чего ты орешь? Что я такого сказала? – попыталась отступить Елена, но он бросил трубку.
"Бедный… – подумала она. – Как ему плохо. Как он меня боится. Какая ему нужна дистанция, чтоб сохраниться от моего воздействия…"
Захотелось заболеть, заплакать или съесть много сладкого. Купила себе еще два пирожных, бутылку воды и пошла за рабочий стол.
– Что ты делаешь? – оглянулась на нее Катя. – Лирический ковбой наверняка любит молоденьких и худеньких!
– Вот ведь не повезло бедняге, – покачала головой Елена, уплетая пирожное. – А я люблю астеничных негров… Что ж нам теперь с ним делать? Как писала Ахмадулина: "Все влюблены мы невпопад…" С Каравановым поговорила, захотелось сладким заесть…
– Коханая моя, – внимательно посмотрела на нее Катя. – Знаешь, как добивались того, чтобы собаки в войну бросались под танки, обвязанные гранатами?
– Как?
– Их под танками кормили. Так и ты, дура, звонишь Караванову, думая, что там тебя ждет что-то съедобное…
– По-твоему, лучше не звонить?
– Конечно. Разошлась – сделай зачистку… Вещи, книги, компьютер, старые зубные щетки, фотки, коробки от подарков… Все на помойку. Иначе новый не войдет, ему просто некуда будет.
– А эти все, по-твоему, не новые? – удивилась Елена.
– Это вообще массовка. Ты когда-нибудь нашу-то газету читаешь?
– С ума сошла?
– Вот смотри, у меня в колонке в прошлом номере было, сейчас я в компьютере отлистаю… "Американские психологи, переодевшись продавцами, выставили в супермаркете банки клубничного джема 24 сортов. 60 % посетителей замедлили шаг или остановились, но лишь 3 % из них совершили покупку. Когда психологи сузили ассортимент джема до шести сортов, он привлек внимание лишь 40 % процентов посетителей магазина, но зато каждый третий из них сделал покупку. Аналогичные результаты дали эксперименты с разными сортами шоколада. Покупатели, столкнувшись с чрезмерно широким ассортиментом, ощущают повышенную ответственность за выбор и начинают сомневаться, не упускают ли они еще какую-то – лучшую – возможность. Это вызывает стресс, растерянность и желание вообще отказаться от покупки…" Въехала?
– По-твоему, мне теперь сузить постель до шести сортов джема? – тоскливым голосом спросила Елена, заканчивая с пирожными.
– Думаешь, что ты от четырех своих липовых получишь больше счастья, чем от одного натурального?
– А как это замерить?
– По количеству нервно сжираемых пирожных…
К концу рабочего дня появился замик и попросил Елену прокомментировать указ Руслана Аушева о сложении с себя полномочий Президента Республики Ингушетия.
– Я не понимаю, зачем в нашей газете создан отдел политики? – возмутилась Елена. – Пусть они пишут!
– Они отпишутся в своем унылом формате. А тут нужно ваше перо! – подлизался он.
– Я – обозреватель. Не вижу темы по росту! – закапризничала Елена.
– А вот как раз к нашей с вами любимой теме многоженства! Единственный президент, установивший официальное многоженство! – многозначительно напомнил замик.
– Да у него этот закон всего год продержался. И при выезде с территории Ингушетии не работал… – замахала руками Елена.
– Смею встрять, – довольно вмешалась Катя. – В Непале испокон веков официальный закон о многомужестве. Однако об этом у нас почему-то ни разу не было большого материала!
– Да кого реально ваше многоженство занимает? Горстку новых русских и их нарожавших любовниц! – пошла в оборону Елена.
– В руках этой горстки вся экономика! А потом, знаете главный принцип политического пиара? Не важно, 50 человек участвует в демонстрации или 50 000, в телекамеру все равно влезает не больше 50. Наша задача сделать вид, что это занимает всех. Тогда это всех и займет… – многозначительно сообщил он. – Ну, соберитесь… Подумайте.
– Хорошо… – вздохнула Елена ему в спину и пожаловалась Кате: – Господи, какой козел! И думать не собираюсь. В январе прилетит главный, нормальное задание даст.
– Видишь, парнишка тоже ищет себя в этой жизни, пытается понять, кто он… только зачем-то он пришел делать это на поле, где с ним никто рядом не сядет? – вздохнула Катя.
Дома, по совету Кати, начала чистить компьютер, уничтожая тексты Караванова, фотографии его близких, его музыку… Долго ходила по дому в поиске неопровержимых примет прошлого брака. Как после окончания школьного года: когда воодушевленно выбрасываются старые тетради, в стопочку складываются учебники для сдачи в библиотеку, когда надо выпустить подол школьного платья, подумать о новых кружавчиках на манжеты… а впереди праздничное лето, за которое ты вырастешь, похорошеешь, а с нового года в класс придут новые мальчики, и все они будут от тебя без ума!
Засыпая, подумала: "Караванов, как я тебя люблю за то, что я тебя больше не люблю!"
…С утра было понятно, что уже пора устанавливать в организме праздничное настроение, но все равно хотелось выть. Особенно при мысли о ненаряженной елке.
Набрала Лидин мобильный, та сонно ответила:
– Чё так рано?
– Думаю, наряжать ли елку? Хотела с тобой посоветоваться… – спросила Елена.
– Мне, если честно, по фигу, – пробормотала Лида. – Чё ты на такую ерунду мобильные денежки тратишь?
– По-моему, твой мобильный и все остальное пока оплачиваю я, – обиженно напомнила Елена.
– Это не повод будить меня так рано…
– Когда я тебя увижу?
– Ну, повезу твой поганый телик Караванову и к вампирам заодно…
– А до этого не зайдешь?
– Не. Не получится.
– Тогда пока!
– Пока.
У Елены защипало в носу, и она заревела. Почему-то вспомнилось, что каждый раз, стреляя у Елены денег на подарки друзьям и подружкам, Лида умудрялась ко дню рождения матери оказываться без копейки и дарить радостный поцелуй, шоколадку, книжку с намеком, нарядную коробку леденцов, дешевую китайскую игрушку из киоска у метро…
Почему? Маленькой, с Толиком и Филиппом, она старательно делала или помогала выбирать трогательные подарки. Но подарочный пофигизм Караванова – "да ты все равно лучше знаешь, что тебе надо" – словно вывел Елену в Лидином сознании за кромку людей, достойных подарков. Она отшучивалась и отсмеивалась:
– Никто не виноват, что ты воспитала такую плохую дочь…
И Елене было больно, хотя понимала, что все началось не с Караванова, а с мамы с папой, даривших только "нужные вещи" и не напрягавшихся по поводу устройства дочериного дня рождения.
"Рабочей лошади не нужны подарки, ей достаточно овса досыта… – подумала Елена. – Странно, что мужики надарили столько… то ли не разобрались… то ли я с развода начала новую, подарочную жизнь, а Лидка в это не въехала…"
Она вспомнила слова Карцевой: "Почти все дети убеждены, что родители существуют как подсобные приспособления для удобства их жизни. Поставить на место ребенка гораздо труднее, чем поставить на место мужчину… На это уходит гораздо больше сил, расходуется гораздо больше крови и боли…"
Елене было трудно понять, почему Лида "не слышит" подарочной темы. Девочка все понимала, все ловила, но при этом априори считала мамочку железной, везучей и неиссякаемой. То есть совершенно адекватно воспринимала весь мир, но на месте матери рисовала "бермудский треугольник", в котором исчезали все "хорошо и плохо". Надо было пройти рубеж, после которой мать и дочь становятся подругами, а у Елены все не хватало мужества жестко обозначить его:
– Ты взрослая – теперь мы на равных…
Она подумал: "Итак, впереди Новый год, и я совершенно одна, несмотря на наличие родителей, дочери и… коллективного мужчины, который совместными усилиями решает мои сексуальные проблемы и скользит мимо душевных… Придется самой начать хорошо к себе относиться…"
Приняла душ, намазала тело кремом с неистовым запахом сирени, включила громкую музыку и полезла доставать елку. Караванов, конечно же, засунул новогоднюю коробку в дальний угол антресолей. Перед ней громоздилась какая-то ненужная, но священная, по его меркам, фигня: старые электрочайники, телефоны, магнитофон Лидиного возраста. Караванов испытывал восхищение перед всем электрическим и не умел с ним расставаться; а потому играл в то, что ему могут понадобиться детали от этого электрического для починки другого электрического. Правда, за всю совместную жизнь ничего электрического он так и не починил. Но для самоуважения ему вполне хватало сознания, что это возможно…
Стоя на стуле, Елена потянула на себя коробку с елкой; и тут чайники и телефоны посыпались ей на голову. Вместо того чтобы увернуться, она начала ловить, видимо, мозги отдали рукам команду, что это важные для Караванова вещи… Однако роль жонглера неудобными предметами быстро исчерпала физические возможности, она покачнулась и грохнулась со стула с очередным чайником в руках.
Вроде все, включая электрических любимцев бывшего мужа, осталось цело, но коленка… та самая коленка, пострадавшая в разборке на Арбате, приняла на себя всю опасность падения, и болела так, что из глаз сыпались искры… Встать на ногу не получилось. Морщась от боли, Елена доползла до дивана. Веселенький Новый год – одной в постели или в больнице! Первая мысль почему-то была позвонить Караванову… с трудом объяснила себе, что он тут ни при чем. Лиде? Еще раз слышать ее безразлично-сонный голос было невыносимо. Подружкам? Мужикам? Ерунда… Надо учиться самостоятельно справляться с любыми задачами. Вот разве что Муркину, чтобы понять степень опасности.
Набрала его мобильный:
– Муркин, я тут с потолка на коленку упала. Что посоветуешь?
– Если ты начала работать в цирке, то посоветую пользоваться лонжей, – ответил он.
– Я елку доставала!
– Чтобы подарить ее бывшему мужу вместе с телевизором?
– Нет, чтобы сделать вид, что на моей улице тоже праздник.
– Значит, так… – Он наконец начал нормальным голосом давать ей указания нажать на коленку в определенных местах и описать ощущения, и резюмировал: – Страшного ничего, но поболит… Забинтуй. И заведи приспособление для доставания елки.
– Мужика, что ли?
– Это самое дешевое и удобное приспособление… Пока, у меня тут больной.
Елена поползла за эластичным бинтом. По счастью, он оказался в аптечке еще с Толиковых спортивных травм. Через некоторое время уже ковыляла по квартире, добралась до зеркала, показала ему язык, сказала риторическое "Не дождетесь!" и снова полезла за елкой. Вторая попытка оказалась удачней.
Долго собирала ее из пластмассовых веток и совершенно не могла понять, почему Караванов делал это в пять минут, играючи. Казалось, что ни одна ветка не подходит ни к одной дырочке; и осталось загадкой, как, в результате поцарапанных пальцев и обломанных ногтей, из зеленых пушистых расчесок срослось внятное деревце.
Когда игрушки уже сияли, Елена села под елку с чашкой кофе и ощущением, что забралась на Эльбрус. И, несмотря на разрывающуюся от боли коленку и прочие потери, почувствовала себя почти счастливой, потому что первый раз нарядила елку для самой себя.
– Что это ты ковыляешь? – спросила Катя, когда Елена появилась на работе. – Опять любовью перезанималась?
– Ага. С одним пластмассовым предметом! – мрачно ответила Елена.
– Ну ты продвинутая! Неужели на Новый год купила себе вибратор? – восхищенно воскликнула Катя, и народ в соседних ячейках оторвался от компьютеров.
– Не, пока обхожусь природными ресурсами. Вибратор – это на следующее десятилетие, если денег на мальчиков не будет! Елочку собирала!
– Елочку? Молодец! А я вот тут нашла в Интернете рецепт печеночного пирога. Представляешь, делаешь блины из печенки, а потом внутри смазываешь соусом и кладешь их друг на друга!
– Отвали со своей прозой. Лучше скажи, что в мире хорошего. – Елена включила компьютер.
– Легко! Американке, летевшей самолетом скандинавской авиакомпании SAS, пришлось большую часть пути провести в туалете. Воспользовавшись во время полета туалетом, женщина нажала на кнопку смыва, не потрудившись перед этим встать. Система вакуумной очистки присосала женщину к сиденью и продержала в таком положении до конца полета. Освободить пассажирку удалось лишь после посадки… Клево?
– Ну вот! А я SAS считала лучшей компанией. Там мужики так самолеты сажают, что я всегда завидую их женам в постели: точность, расчет, выдержка, такт…
– Помедленней, пожалуйста, я записываю ваш диалог для последней страницы, – выкрикнул слева молодой человек из отдела "Общество".
– Сначала обговорим гонорар, – шутливо осадила его Катя. – Лен, а вот плохая новость: первый в Европе бордель для женщин разорился из-за того, что клиентки не хотели платить по счетам. Хозяина борделя арестовали после того, как он напал на пожилую пару, угрожая игрушечным пистолетом. В полицейском участке он объяснил, что его предприятие, располагавшееся в швейцарской деревне Лейбштат, разорилось из-за того, что клиентки, с которых не спрашивали денег до секса, платили столько, сколько находили нужным. Ну, швейцарки! Ни стыда, ни совести! А наши-то платят-платят мужикам и ничего никогда не спрашивают…
– Я вот тоже последнее время платить перестала. И пистолеты мне тоже часто показывают, правда, настоящие! – заметила Елена и обрадовалась появлению Никиты. – Все, замираю, лирический ковбой на связи!
Никита. Привет.
Белокурая. Привет.
Никита. Есть подвижки, жизнь, возможно, и наладится…
Белокурая. Какие признаки налаживания?
Никита. Пока не буду говорить, чтобы не сглазить! Но настроение хорошее!
Белокурая. А у меня так себе… Дочка не чуткая…
Никита. Мои тоже матери хамят вовсю. Парень курит тайком! Девчонка намазалась, как проститутка!
Белокурая. Что там у тебя с Новым годом?
Никита. Родственная сходка, где я в качестве дона Корлеоне. Они считают, что раз у меня огромная квартира, значит, я крутой. Жена возится с закупкой продуктов и подарков. Нанял ей в помощь тетку из нашего буфета. Все как у людей… Человек двадцать. Туши свет, короче. А ты?
Белокурая. С однокурсницей пойду вразнос.
Никита. Куда разноситься будете?
Белокурая. Начнем у нее, а дальше, как фишка ляжет.
Никита. Мужиков много себе на праздник приготовили?
Белокурая. Пока немного.
Никита. Мне сверху видно все, ты так и знай…
Белокурая. Ладно, пора трудиться… Пока.
Никита. Пока. Завтра услышимся?
Белокурая. Наверное…
Подумала, что Никита, конечно, очень мил. И, конечно, переживает финансовый кризис, хотя и масштабно принимает родственников. Но понятно, что выделить час времени и денег на условный подарок вполне решаемая в его обстоятельствах проблема. И он хочет пропустить ход исключительно из чувства вины перед женой. Причем не за факт измены, а за финансовый провал.
Стало противно. Точно так же, как от мысли, что Лида тоже ничего не подарит. Сделает подарки бойфренду, подружкам. Пафосно вручит купленные Еленой подарки бабушке с дедушкой и Караванову. И даже не задумается о матери. Ей сто раз не нужны сами подарки, но их отсутствие ощущается ровно, как в детском саду.
Ей было лет 5, когда однажды на елке большей части детей вручили подарки, а меньшей нет. Дети без подарков испуганно переглядывались, пытаясь понять, что они такого сделали. А дома мама расставила все по местам: