"Все-таки Карцева жестокая сука. Не хотела бы я быть ее ребенком!" – раздраженно думала она, пробираясь арбатскими переулками к МИДу… но мысль все время съезжала на кинокадр про Карцеву в постели с экзотическим красавцем.
Она не первый раз была в МИДе и легко нашла Герин кабинет с тяжелой дверью. Насколько неуютно и разрушенно было у него дома, настолько правильно и четко было на работе. Ухоженные цветы, большой аквариум, логичная картина на стене, выдержанный портрет Путина на столе.
– У тебя здесь хорошо, – сказала Елена с порога и протянула купленный по дороге детский подарок в пластмассовом домике.
– Так я здесь практически и живу, – развел он руками, – Домой идти незачем. Ой, подарок… Кстати, мне тоже есть что подарить.
Открыл ящик и достал ручку-паркер:
– Для бессмертных строк!
– Спасибо! – Елена обошла кабинет, все осмотрела и потрогала.
– Ты прямо как кошка изучаешь новую территорию, – усмехнулся он. – Соври что-нибудь сентиментальное!
– С ходу ничего не приходит. А, вот, есть одно стандартное, действует на мужчин любого возраста, роста и вероисповедания: "Я соскучилась по тебе физически, химически и лирически!"
– Ловко у тебя получается… – заметил Гера.
– Профессия такая, – шутливо напомнила Елена.
– Творческие планы? Есть поедем или, как говорят американцы, будем прямо здесь вместе делать секс?
– Здесь? Да здесь все камерами обставлено…
– Вот и порадуем ребят, а то они все переговоры да переговоры смотрят и слушают… – Он, как когда-то у себя дома, торжественно достал рюмки, разлил коньяк и зажег свечку. – За приближение праздника к нам и нас к празднику…
В кабинете у Геры был какой-то особенно номенклатурный вид, и Елене даже показалось, что она пришла брать у него интервью.
– Как твоя тактичная доча поживает?
– Ничего. Вот сейчас с психологом обсуждала, что с первого января надо перестать ее кормить, – грустно поделилась Елена.
– С ума сошла? Она ж красотка – по рукам пойдет! – испуганно предположил он.
– То есть ты считаешь, что я как мать в нее до 23 лет не заложила, что проституция, это нехорошо? – удивилась она.
– Ну мало ли… во всех закладывают… а посмотри, сколько их со старыми мужиками спит…
– Так ведь закладывают не декларациями, а собственным образом жизни.
– Для меня вообще загадка, как из одних детей потом хорошие получаются, а из других плохие…
– Надо просто перед их носом жить по-людски, а это мало кто умеет…
– Толковая ты баба, Ленка. Только… невезучая, – как-то очень по-родственному сказал он. – Ну что, настоящую любовь еще не встретила?
– Не-а, а ты квартиру еще не продал?
– Тоже нет… Видишь, никуда мы оба не двигаемся. Мать в больнице. Все помирает потихоньку, никак ее бог не берет! Устала и всех вымотала…
– А ребенок твой как? – Елена не поняла, как продолжать в таком тоне тему матери.
– Какие-то конфликты в школе. Мордобой. Переходный возраст вроде… А ты чего, собственно, сегодня сюда спланировала? Больше некуда было?
– Ага…
– А если честно?
– А я честно…
– Ни фига себе!
– Именно! – Врать не было смысла. – Слушай, пошли погуляем. А то как-то сидим не по-людски…
– По улице? Оригинальное предложение… Ну давай… – растерянно согласился он и начал собирать в портфель вещи, задувать свечку, натягивать пальто какими-то строгими заученными движениями.
– Гер, а почему ты в постели такой свободный, а в жизни такой зажатый? – вдруг спросила Елена.
– Не знаю… Может, потому что в жизни я знаю, как надо все делать, а как в постели надо – не знаю…
– А можешь себе представить, что ты не знаешь, как в жизни надо? Может, и жизнь станет ярче?
– Не могу! Внутри все в бронзе отлито!
– Я тоже про себя так думала. А попробовала – получилось…
– Это надо твою раздолбайскую натуру иметь. А я как лошадь, которая в тележке детей по парку возит. Распряги меня, я в день загнусь… не переживу свободы…
– А как же ты найдешь счастье со своей тележкой по кругу? – испуганно спросила Елена, они уже ехали в лифте.
– Человек счастлив не когда он ищет счастье, а когда ставит перед собой и выполняет задачи.
– Какие задачи?
– Построить карьеру, создать семью, вырастить детей…
– А потом? – Они вышли на Смоленскую площадь, порошил приятный снег.
– Правда, машину отпускать? – недоверчиво спросил он.
– Правда! А потом? – настаивала Елена, видя, что ему не хочется отвечать.
– А потом – суп с котом! – Вокруг шли люди с предпраздничным выражением глаз, держась за руки и неся пакеты с подарками.
Елена с Герой смотрелись так же, как они, хотя при этом словно шли в другую сторону.
– Гер, ну вот, я выполнила все задачи… Сделала карьеру, построила три семьи, вырастила ребенка. Теперь что? – Было очень комфортно идти с ним под руку, как будто много лет так ходила.
– Что это мне за гамлетовские ухмылки? – поморщился он. – Сто лет не гулял с бабой по Садовому кольцу, а она мне проклятыми вопросами вечер отравляет!
Шли в сторону Калининского. Все сверкало, гудело и радостно толкалось вокруг них.
– Гер! Ты сказал, что счастье – это ставить задачи и выполнять. Я – выполнила! Где счастье? – почти выкрикнула она, и молодая пара впереди оглянулась на них и прыснула.
– Чего ты на меня голос повышаешь? Я у тебя счастье отнял? Напиши в книгу жалоб! – надулся он. – Пошли в кабак напьемся… А то, я вижу, ты сегодня озверину объелась!
– Да сегодня хрен куда попадешь! Везде корпоративные вечеринки…
– Плохо. А то у меня деньги грустят в ячейке – хочется купить себе немного радости… Заворачиваем на Калининский?
– Да там ни одного нормального места.
– А "Метелица"? – подмигнул он.
– Так это же казино! Туда приличные люди только в верхний зал ходят на презентации… И то там от проституток тесно!
– А мы с тобой в нижнем зале денег спустим…
– Ненавижу! Там одни параноики у столов…
– Ну, милая! Это категорический императив… К тому же я есть хочу!
– Гер, у меня мечта последнего года поесть на улице под снегом "крошку-картошку", говорят, ничего вкусней не бывает!
– А что это такое?
– Слишком далеки они от народа… – усмехнулась Елена и потащила его к киоску.
Снежинки оседали на фольге и печеной картошке, набитой начинками, которую они ковыряли пластмассовыми вилками, стоя у столика на морозе перед фирменным киоском. И Гера смущенно приговаривал:
– Правда, вкусно. Главное, чтоб никто не увидел… А то мы выглядим как бомжи и студенты.
– А ты говорил "кабак"! – счастливым голосом упрекнула его Елена.
– Дядя, тетя! – раздался детский голос. – Помогите деньгами на еду.
Перед ними стоял румяный, хорошо одетый мальчуган лет двенадцати с большими голубыми глазами.
– А ну пошел! – рявкнул Гера, и парень попятился.
– Подожди! – остановила Елена, – Иди сюда!
Мальчик вернулся.
– Есть хочешь? – спросила она.
– Хочу! – Он вытер нос рукавом.
– Тебе с чем картошку взять? – уточнила она под неодобрительным взглядом Геры.
– Я покажу. И кока-колу, – деловито сказал мальчик и пошел с Еленой к киоску, видимо, был тут завсегдатаем.
Он вернулся со своей порцией и кока-колой к столу, занял позицию поближе к Елене и подальше от Геры, и Елена осторожно спросила:
– А ты в школе-то учишься?
– Не… В первый класс ходил. Мало совсем.
– А откуда приехал?
– С Ижевска.
– А родители где?
– А… там.
– Убежал?
– Ага. – Он поедал горячую картошку с такой быстротой, что было страшно.
– Не торопись, обожжешься. А почему убежал?
– Били все время… Пьяные всегда. – В глазах у него на секунду встали слезы, но он быстро справился с ними.
– А как тебя зовут?
– Антон.
– А в интернате был?
– Там хуже. Там бьют тоже. Сидишь как за решеткой…
– А где ночуешь?
– Подвал один теплый. Там нас, пацанов, много. А летом… в троллейбусе.
– Антон, но ведь ты вырастешь, ничего знать не будешь, а другие все будут знать… – машинально сказала она.
– Так у них – родители… – степенно пояснил он.
– А на что ты живешь? – убито спросила Елена.
– Так на Арбате прошу… У Смоленского прошу… Вот штаны надо теплые купить. Уже на рынке себе присмотрел, завтра наберу денег и куплю. Спасибочки… Пошел я? – робко попросил он.
– Да, конечно… – кивнула Елена. – Пока. Может, еще увидимся…
Он аккуратно собрал фольгу от картошки, бросил в урну и вприпрыжку заспешил в сторону Арбата.
– Макаренко… – выдохнул Гера, словно с осуждением.
– Извини, что омрачила тебе вечер.
– Да мой пацан практически такой же по возрасту… Этих какой-нибудь цыган держит, все деньги с них потом собирает! Его или совсем забирать надо или вообще не трогать.
– Ты считаешь, что накормить его вредно? – удивилась Елена.
– Да ничего я не считаю! – вдруг повысил он голос. – Я считаю, что если б я от родителей в свое время сбежал и вот так вырос, то был бы более счастливым человеком!
Снова побрели по кольцу, и Елена подумала, что очень правильно выбрала компанию. Асфальт скользил под ногами, снежинки ложились на ресницы, а Гера монотонно напевал "Амурские волны", обнаруживая полную расслабленность и полное отсутствие слуха. Добрели до "Краснопресненской", свернули на Большую Никитскую.
– Лен, колись, зачем я тебе сегодня? – нахмурился он.
– Сказала же – ничего лучше не было… – пропела она.
– Ну, конечно, как говорила принцесса у Шварца: "Три дня я гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны"…
– Гер, отвянь. Так хорошо без выяснялок. Встретились два одиноких человека, протусовались вечер, обогрели друг друга и расстались… Не годится?
– Темнишь… бабы себя так ведут со смыслом, пытаясь решить какую-то конкретную задачу: мужика на ночь, мужика на Новый год, мужика в мужья… – многозначительно предположил он, мол, опровергай меня.
– Да я еще свежеразведенная… Я ж еще к вечеру на тусовке начинаю поглядывать на часы, мол, муж волнуется, – доверчиво призналась она. – Потом вспоминаю, что никакого мужа нет в помине и перестаю торопиться. Мне даже иногда нравится поздно возвращаться по темным переулкам. Словно нарываюсь, но не боюсь…
– Допрыгаешься! – покачал Гера головой.
– Всю жизнь думала, что мне море по колено, а поняла, что только теперь начала запросто смотреть на мужиков и строить отношения… Представляешь? – Елене нравилось так разговаривать с ним, словно они встретившиеся через много лет одноклассники.
– Ладно прибедняться, видно, что ты и Крым, и Рим прошла… – сказал он ворчливым голосом старшего брата.
– Не, ты не понимаешь! Раньше это было в манере: "Вы мне нравитесь, но… хотя, конечно, это ерунда, мой муж лопух, но… если вы не будете особенно болтливы… потому что я боюсь его огорчить…" Понимаешь?
– Нет…
– Ну, раньше я была такая логичная. Брак – это храм, остальное – паперть… А теперь на мне написано: "Давай, парень, договоримся о правилах. Зарабатываю я на себя сама. Твоя поддержка мне не нужна, про вашу поддержку я все знаю. На что ты можешь раскрутиться: на престижный брак, на сумасшедший роман, на качественный секс? Третьего не предлагать… потому что мне некогда…"
– И никто тебя после этого не посылает?
– Никто! Заметь, и ты тоже…
– Да я-то что? Я так… прохожий. Просто ты мне любопытна… И все, что ты говоришь, непривычно…
– Гер, это так же непривычно, как и то, что банан является травой… – захохотала она.
Зашли в ресторан ЦДЛ, попросили продать им бутылку водки. Сели на обледенелую скамейку возле памятника Пушкину с Натали, именуемого в народе "брачующимися карликами", хлебнули из горла.
– Ну что? – спросила она игриво. – По домам?
– Давай… было бы глупо портить такой искренний вечер траханьем, – усмехнулся он.
– Гер, ты клевый!
– От клевой слышу! Пошли, я поймаю тебе машину… Тут мой приятель, ну, один важный бандит, подарил своей бляди на Новый год звезду. Представляешь? Там, когда открывают звезду, дают ей порядковый номер, а Клавой Ивановой ее можно назвать за приличные бабки. Со всеми делами, с регистрацией в гарвардском каталоге…
– А именем покойного кота можно? А то он мне тут снился… Может, звезду хочет на Новый год?
Дома было пусто и празднично. Елена хвастливо положила Герину ручку и Катин сверток в ряд подарков под елкой. Поняла, что ужасно промерзла, положила на себя второе одеяло, шубу и заснула как убитая…
…Утром встала, включила громкую музыку, подошла к зеркалу в ночной рубашке и, раскланявшись, поздравила себя с Новым годом. Налила кофе, села под елку, начала к себе прислушиваться.
Что она сделала и поняла за этот год? Написала кучу громких материалов, отформатировала семейное положение, пустилась в бурное плаванье по личной жизни, многое поняла о себе из встреч с психологом, приняла решение дистанцировать Лиду, осознала все претензии к близким… осознала… а что толку? Было ясно, что она может придумать сто вариантов вопросов и упреков родителям, Лиде, Караванову, Никите… но не сможет их озвучить, потому что им это по фигу.
Это значит, что либо у нее что-то не так с близкими, либо что-то не так с вопросами… А скорее всего и с тем, и с другим. То есть, как неаккуратно выразился в застой арестованный сантехник, вызванный чинить унитаз в ЦК партии: "Тут всю систему надо менять!"
Начинать новую жизнь в сорок пять лет? Опять? Ой, как надоело! Какой выход? Никакого! Придется начинать…
Позвонила однокурснице Ритке:
– Ну что? Все в силе?
– А то! – сказала Ритка. – Значит, в одиннадцать ты с Егором и Кириллом ко мне вламываешься. Ясно?
– То есть мне еще с ними созваниваться? И при них их бабы будут? – поморщилась Елена.
– Не, баб они решили не брать! Говорят, в этот раз хорошая примета встречать Новый год холостым. Тогда обязательно встретишь любовь! – Ритка говорила сто слов в минуту. – Я сейчас голову крашу, потом убираться буду, салаты резать. Еще надо потомству подарки вручить. Короче, звони ребятам, в одиннадцать я вас жду. А дальше свободное плаванье…
Елена положила трубку, настроение поднялось. Праздновать в компании однокурсников – это было клево. Захотелось вырядиться поярче. Набрала мобильный Лиды:
– Привет, зайка!
– С Новым годом! – прошелестела томная дочка.
– Как планируем день?
– Ну, мы с Вадиком гребаный ящик завезем Караванову часов в семь, потом он нас с тобой до стариков докинет…
– Учти, мне надо быть в одиннадцать на "Семеновской"! – предупредила Лида.
– Мне тоже в это время надо быть кое-где! Короче, жди к полседьмого. Целую.
Елена села к телефону и честно поздравила человек двадцать. Это было единственным выходом, потому что иначе они поздравляли бы ее всю ночь, и посредине мобильный бы умер.
Начала копаться в шкафах, мерить вечерние варианты. Остановилась на обтягивающем нахальном салатном платье, которое прежде носила под черный серьезный пиджак, а теперь решила надеть так. Под него не было сапог, пришлось взять черные сапоги и долго приделывать на них салатные пластмассовые клипсы, купленные на парижской барахолке. Вместе платье и сапоги получились нереально нахальными.
Сбегала в магазин, притащила две полные сумки еды. Половину – деликатесы для родителей, в которых они себе отказывали, несмотря на полную кубышку. Половину – в дом. Как-то не по-людски было под Новый год при пустом холодильнике. Завалилась в ванну с книжкой, наложив на лицо маску. Вылезла из ванны, начала краситься. Как это называла Катя, "восстанавливать лицо по черепу…". Докрасилась до немыслимой красоты.
Почувствовала себя что-то уж совсем свободной и счастливой и, чтобы жизнь малиной не казалась, начала готовить обед. Мол, Лида с мальчиком придет, надо их покормить, а то будут до двенадцати кусочничать. Давно не стояла у плиты, так что делала это с большим кайфом. Решила приготовить солянку, но забыла, что в нее входит, набрала Катю.
– Кать, чего в солянку кладут?
– Смотря в какую. Сразу видно, что ты у нас интеллектуальный журналист, ничего про жизнь не знаешь… Солянка, Лен, это не только суп. Это и второе. Образовалась от слова "селянка", когда на праздники кто какую жратву принесет, все и мешают. Въехала? Бывает солянка мясная, рыбная, грибная, из кислой капусты с мясом, рыбная с кислыми яблоками, с кальмарами, из трески, матросская с перловкой… Как говорил герой моего любимого фильма "Форрест Гамп": "Вот это все, что я знаю о креветках…"
– Кать, не умничай. Мне нужна такая, какую в ресторане "Петрович" делают, с маслинами. Хочу дочку и будущего зятя побаловать…
– Ну-ну, еще Караванову в кастрюльке пошли. Прям на телик поставь кастрюльку, пусть под елочкой, бедняжка, кушает… – захохотала Катя. – Ладно, смотри: кусок мяса на кости, ветчина со шкуркой, сосиски, почки, лук, соленые огурцы, томат… Запомнила? Потом сметанки, лимончика, маслин и зелени в тарелку. И вообще, деревенщина, Интернет не только для того, чтобы с мужиками кадриться, а для ценной информации тоже. Ко мне не заедешь?
– Сегодня нет…
Елена наваляла феерическую солянку с маслинами, жаркое, салат оливье, селедку под шубой, паштет из печенки с орехами… Дозвонилась однокурсникам, накрыла стол, и к половине седьмого смотрелась, как конфета в бомбоньерке.
В половине седьмого Лиды, конечно, не было. Но уже позвонила мать и начала обиженно спрашивать, когда ждать. Ответить было нечего:
– Когда сможем! Мы приедем с Лидой. У Караванова вечеринка на работе…
– Хорошо, – сказала мать голосом, объясняющим: "Понятно, он занимает солидный пост. Конечно, на него никто не может обижаться. И вообще странно, что тебе достался такой приличный муж…"
Мать никогда не могла и не пыталась сообразить, что статус Елены всегда был выше статуса ее мужей, и на вопросы приятельниц всегда отвечала: "Статейки пописывает… но вот муж у нее!"
Телефон у Лиды не отвечал, и Елена заволновалась. Она понимала дочерину необязательность, но сегодня все было расписано по часам, и та это знала.
В полвосьмого Лида влетела с Вадиком, бешено вращая глазами:
– Ты себе не представляешь, какие пробки! И телефоны все подвисли! Перегрузка! Я тебе пыталась позвонить! И мой, и Вадиков вырубились… Гони телик! Мы помчались к Караванову!
Елена взяла в руки свой мобильный, он молчал. Выговаривать про необязательность было некогда и бесполезно.
– Лида, ну я ж волнуюсь!
– Знаешь такой анекдот? "Мама с дочкой ждут запаздывающего зятя-мужа. Дочка говорит, мол, неужели он завел любовницу? Мамаша успокаивает, мол, не надо думать о плохом, может, он просто попал под машину…" – протараторила Лида.
Стоящий столбом Вадик прыснул. Рядом с партнерами дочка занимала ту же роль, что и мать: светской, активной, развлекающей, командующей.
– А я хотела покормить вас обедом, – разочарованно сказала Елена, понимая, что напрасно потратила столько времени у плиты.
– Ты что, мать! Мы опаздываем, как подорванные! – Лида вбежала в кухню и начала есть салат из салатницы чайной ложкой. – Вадь, беги сюда на секунд!