– Пока, – безучастно откликнулась Елена, пытаясь понять, что происходит на том конце провода.
"Поздравить по-людски не может!" – подумала она и тут заметила идущего навстречу с двумя рюмками Зябликова.
– "Куда плывете вы, когда бы не Елена, что слава вам одна, ахейские мужи?" – пафосно продекламировал он.
– Так вы, несмотря на то что режиссер, еще и образованный человек, – подколола Елена.
– Мы все учились понемногу… Давайте выпьем за Новый год, а то я все никак не дойду до ощущения праздника.
– Давайте, у меня оно тоже как-то вдруг оборвалось…
– Мне сказали, кто вы. И я заинтересован в том, чтобы вам понравиться…
– Заинтересованы?
– Готов дать интервью вашей газете…
– Дайте.
– Когда?
– Когда захотите. Позвоните в рекламный отдел, оплатите, вам пришлют кого-нибудь из отдела культуры. – Елена ужасно не любила, когда ее клеили под дела, даже если при этом видела, что нравится как женщина.
– Я? Оплатить? Вы шутите? Я – гениальный режиссер, – весело сверкнул он глазами.
– Фамилии гениальных режиссеров вашего возраста обычно уже широко известны народу, – кокетливо напомнила она.
– Так я снимаю всего третий фильм, до этого был киноведом…
– Естественно, гениальным?
– Конечно…
– Слушайте, Зябликов, я не занимаюсь режиссерами, особенно неизвестными. Или ухаживайте за мной бескорыстно, или валите… – нежно предложила она.
– Какая вы резкая… Придется ухаживать бескорыстно. Мы с вами идеальная пара – оба одиноки и амбициозны, вместе нам все по плечу. Да вы не дергайтесь, я обошел всю квартиру, выяснил, что более привлекательной бабы для меня здесь все равно нет, а вы аналогичное выяснили уже до моего прихода. Так что выбора нет…
– По крайней мере на сегодня, – усмехнулась Елена, он жутко ей нравился.
– Каждый из нас крайне одинок внутренне, общее веселье только возводит это в степень, хотите, пойдем гулять?
– Так одежда ведь под этими… – кивнула она на спальню.
– Ну, пойдем в чужом, разве это проблема?
– А вы сюда как попали?
– Арина у меня снималась. И вообще дружу с Бермудами, вот приехал, гостиница забронирована, но туда идти незачем – там никого. Так что шляюсь по друзьям. – Подошли к вешалке, выудили из нее первое попавшееся.
Елена оказалась в алом девчачьем стеганом пальтишке с капюшоном, а Зябликов – в кожаной молодежной куртке.
Вышли в переулок, падал изумительный снег. Пошли к Гоголевскому бульвару, держась за руки, как влюбленные. Все было так странно, словно они снимаются в каком-то молодежном сериале про любовь.
– Знаете, Елена, я по дороге из Питера понял, про что буду снимать следующее кино. И даже придумал название. "Электрический ошейник". Нравится? – доверительно спросил он.
– Не знаю, – пожала плечами Елена.
– Слушайте, я приглашаю вас в свое безумие… Взрослый человек – ну, как мы с вами – идет покупать своему псу электрический ошейник…
– Взрослый? Зябликов, вы инфантильны… Справедливо было бы сказать, зрелый человек, немолодой человек, стареющий человек, – поправила она.
– А я не чувствую себя ни тем, ни другим, ни третьим, я словно только что вырос, – заметил он. – Так вот… ошейник удобен тем, что только пес сунется не туда – сожрать помоечную кость, рыкнуть на ребенка, погнаться за сукой, – хозяин нажимает на кнопку на поводке… и пса не сильно, но убедительно шарашит током.
– Какой ужас!
– И вот, наблюдая за жизнью собственного пса, которому теперь ничего нельзя, хозяин вдруг понимает, что сам провел всю жизнь в электрическом ошейнике. И только теперь, когда разглядывание себя по утрам в зеркале перестало доставлять удовольствие, понял, что надо срочно делать в жизни то, что хочется, потому что потом уже будет некогда…
– Зябликов, – вздохнула она. – У меня что, такое лицо, что ко мне подходят только мужики с поиском себя? Да?
– Вы вздохнули тяжело, как корова в стойле… Скорее да, чем нет. У вас лицо человека, который сумеет выслушать, понять и обхамить. Так вам нравится идея фильма?
– Я в этом не понимаю. Могу сказать, что под это легко тяпнуть денег у фирм собачьих кормов, если договоритесь, что в кадре полфильма будут болтаться их этикетки.
Дошли до Гоголевского, начали лепить снежки и бросаться.
– Елена, вы ведь уходите в иронию, потому что у самой все внутри болит. У меня профессия – видеть все, что происходит у человека с лицом, – усмехнулся он.
– Зябликов, в конце концов, мы с вами на карнавале! Смотрите, что на нас надето, не дай бог знакомых встретить… Что вы мне в душу лезете? Я хочу хоть Новый год провести в состоянии полной амнезии…
– Хорошо, продолжим в мой следующий приезд, – согласился он.
– А вы что, уезжаете? – неожиданно для себя спросила она упавшим голосом.
– Днем. А что это у вас так глаза изменились, вы что, это заметите?
– Похоже, что замечу…
– Господи, ну, слава богу, хоть что-то человеческое проклюнулось! Это просто волшебно! Я уж думал, вся из бронзы… – Он потянул ее на лавочку, и они начали целоваться.
"Какая фигня! – подумала Елена. – Он мне совсем ни к чему, но как же мне с ним хорошо!"
– А поехали со мной завтра? Тебе понравится. Я тебя в эпизоде сниму… будешь у меня играть классную руководительницу или торговку пивом, а?
– Нет, только Наташу Ростову, иначе с места не сдвинусь, – пошутила она.
– Так едем?
– С ума сошел? У меня работа.
– Работа в первые дни января только у меня.
– У меня ежедневная газета…
– И ты не можешь на недельку отпроситься?
– Солидные журналисты не отпрашиваются, это секретарши отпрашиваются.
– Странно, такие адреналиновые наркоманки обычно не отказываются.
– Стало быть, не такая уж адреналиновая…
– Зачем скупая жизнь нужна, ведь завтра может быть война… – запел он.
Зазвонил ее мобильник.
– Тебя убили и съели? – озабоченно спросила Ритка. – Я всю квартиру обыскала…
– Практически съели. Скоро появлюсь, – успокоила Елена.
Они покатались с горки в компании незнакомых подростков в маскарадных шляпах и вернулись к Бермудам. Там все было на прежнем градусе, правда, многие уже обессилели и добропорядочно пили чай на кухне.
– Ой, Ленка, нашла кого кадрить, – возмутилась Арина, увидев их вместе. – Зябликов – известный пьяница и бабник!
– Малоизвестный, – поправила Елена. – Я его первый раз вижу!
– Как первый? – вытаращила глаза Арина. – Ты ж была на премьере в Доме кино, когда я банкиршу играла. Помнишь?
– Помню, – согласилась Елена. – Зябликов, так это ты то говно снимал?
– Я, – кивнул Зябликов. – Это была моя первая картина. Я – расту.
– Зябликов, в нашем возрасте уже растут вниз… – захохотала Арина.
– Ребятки, я – никакая, – взмолилась Ритка, у нее глаза были красные почти как волосы. – Мне бы баиньки поехать…
– Я тоже, – согласился Кирилл, он уже давно перебрал, потом протрезвел, потом опять перебрал.
– Сейчас, чаю попьем и поедем, – уклончиво пообещал трезвый Егор, держащий на коленях хорошенькую блондинку, кормящую его с ложечки тортом.
Елена с Зябликовым зашли в спальню, долго раскапывали ее пальто. Потом оказались лежащими рядом и как-то очень по-родственному обнимающимися.
– Хочешь, я тебя, как в анекдоте, спасу от изнасилования? – спросил Зябликов.
– Как? – удивилась она.
– Уговорю…
– Мне кажется, что сегодня это будет перебором, – почему-то сказала она, хотя никаким перебором бы это не было.
Просто в спальне не было задвижки, большинство гостей протрезвело, и по тону Арины было слышно, что у нее были шашни с Зябликовым, и ей не хочется делить его в своем кругу.
– А мне кажется, что нет, – возразил Зябликов.
– И вообще ты не слишком изысканно ухаживаешь, – сказал Елена, чтоб что-нибудь сказать, и подумала: "Веду себя как Ритка-беспредельщица! Почему я не хочу, когда я хочу? Может быть, я решила в него влюбиться по всем правилам?"
– Я вообще никогда ни за кем не ухаживаю. Главный шик кавалергарда – это отсутствие шика. – Он включил ночник над кроватью и внимательно посмотрел на Елену своими огромными сине-серыми глазами. – Давай просто телефоны забьем друг другу в мобильники. А там уже как пойдет. А то влюбимся сейчас, все повалится, все прахом пойдет. Я, когда влюбляюсь, в такого мудака превращаюсь, ты себе не представляешь… А мне надо сейчас пару фильмов снять. Смотри, я тебе забил в память для краткости "Зяблик".
– А меня под каким ником забьешь?
– Тебя? Только не Лена, Лены там уже есть. Ты у меня будешь называться Гоголевский. Годится?
– Клиент всегда прав, – усмехнулась Елена, хотя обилие Лен в его телефонной памяти резануло слух.
– Ты сейчас уедешь со своими? – спросил он.
– Ага, – ответила она, интонационно сообщая "но могу и остаться, если очень попросишь…".
– Тогда увидимся до отъезда. Говори где? – старательно не услышал он подтекста.
– Я люблю встречаться в ресторанах, потому что домашняя обстановка обязывает. Ну, это как остаться после секса до утра. Уже повод для знакомства. Уже надо выучить имя партнера, – обиженно сказала она.
И он съел и мягко сказал:
– Удачное сравнение. Значит, я жду твоего звонка.
По домам разъезжались, бойко обсуждая праздник. Кирилл мирно спал; Ритка восхищалась мэтром, байки которого слушала до рассвета; Егор расспрашивал, как правильней узнать телефон блондинки, кормившей его тортом. Собственно, из-за выпитого никто не понял, что Елена зависла на одном из гостей. И слава богу… Рассказывать "кто да что, да как, да сколько" не было сил. Внутри было празднично, как будто там кто-то зажег лампочки. Осторожно, чтоб не расплескать это ощущение, она добралась до дома, отключила все телефоны и рухнула спать.
…Проснулась с ощущением праздника. За окнами было темно. Не поняла, утро, день, вечер… Часы показывали семь, судя по всему, вечера. По телевизору шли увеселительные передачи. Стало быть, вечер первого января… Подарки стояли, вытянувшись, как войска на параде.
Сделала кофе. Удивилась, что все это время никто не звонит, и испуганно вспомнила, что все телефоны выключены.
Скорее набрала Лиду:
– Поздравляю! Как дела?
– По-разному… – уныло ответила дочка. – У тебя что-то с телефоном, я тебе звонила…
– Выключала, хотела выспаться. Почему грустный голос?
– Так… Слушай, мать, если я через часик на тачке припрусь, оплатишь? – спросила Лида как бы небрежным голосом.
– Оплачу… А куда денусь? – удивленно ответила Елена с интонацией: "Я тебе вчера двести долларов дала, неужели все уже промотано?"
– Класс! Тогда я загляну помыться, побриться и поночевать немножко. Надеюсь, твой разнообразный досуг не нарушу?
– У меня он сегодня однообразный…
Интересно, как надо гулять, чтоб в ее возрасте укатать за ночь двести долларов? Ни стыда, ни совести! Голова болит! Дочка-раздолбайка! Все проспала! Надо скорее найти этого Зябликова. С другой стороны – с такой опухшей рожей? Ничего, потерпит. У него небось не лучше.
– Привет, Зяблик, – нежно сказала Елена в трубку.
– Здравствуй, шоколадная, – ответил он. – Куда ты спряталась? Я тебе раз пять звонил, а теперь уже все…
– Что все? – удивилась она.
– Сажусь в самолет, так и не повидавшись.
– А зачем ты садишься?
– Да там в Питере форс-мажор. Послезавтра приеду, жди. Мне тут кое с кем надо встретиться про будущее… А вечер свободный. Послезавтра вечер. Запомнила?
– Запомнила. Ну пока, – заторопилась она, чтобы первой закончить разговор.
– Пока, не скучай… целую, обнимаю, раздеваю, ласкаю, овладеваю…
"Очень надо по тебе скучать…" – раздраженно подумала Елена, но настроение испортилось. И еще появилось ощущение неизбежности, непоправимости, неотвратимости отношений при всех их минусах… Почувствовала, что просто пухнет от злости, надувается до потолка! Стала спрашивать себя: "Ты что, не видишь его проблем? Он же поколенчески унижен, и это сразу считывается! Он же легкомысленный, поверхностный потребитель! Он – инфантильный! Он – целиком придуманный!"
Но даже при этом настроение не улучшалось оттого, что она не встретится с Зябликовым целых два дня.
Включила компьютер. Там не было никого из любимых собеседников. Включила телевизор – почувствовала себя на работе. В программах с известными гостями – все были знакомы, проинтервьюированы. Везде было слышно, кто, что и зачем врет. В мармеладных кинухах было ясно, зачем канал это поставил и почем. Позвонила Кате:
– Привет, ты как?
– Здравствуй, моя коханая! Нагулялась? Приезжай ко мне, жратвы навалом, – пропела Катя.
– При слове жратва сразу становится плохо…
– Перебрала?
– Не столько перебрала, сколько перемешала… Кать, я влюбилась.
– Ну за тобой глаз да глаз… В Деда Мороза? – ахнула Катя.
– Практически да. Кинорежиссер из Питера. Зябликов. Слышала?
– Ни разу в жизни. В Интернете про него посмотри. А я у одной сценаристки спрошу, она всех знает. Сколько лет?
– Хрен его знает. Может, сорок два, может – пятьдесят пять.
– Женат?
– Вроде нет.
– Кобель?
– Вроде да.
– Пьет?
– Вроде да.
– Без денег?
– Скорей всего.
– Да… ровно твой поэтический размер… – резюмировала Катя. – Ну, приходи с ним.
– Да он уже в Питер свалил… – жалобно ответила Елена.
– Уже? Ну и на хрен тебе такой?
– Он – праздничный.
– Клоуна из цирка закажи, дешевле обойдется.
– Грущу…
– Брось, Лен, ты – женщина, мощностью в пять лошадиных сил, достойна лучшего. Ой, в дверь звонят, гости прутся. Короче, не грусти, а приезжай! Поняла?
Елена стала сумрачно бродить по квартире, переставлять что-то из угла в угол. Опять включила компьютер, влезла в Яндекс, нашла несколько рекламных простыней, связанных с зябликовскими фильмами, две ругательные рецензии и его фотографию в дурацкой меховой шапке на каком-то боевом корабле.
Перекачала фотографию в отдельный файл под названием "Зяблик". У нее все – любимые, мужья, родственники, герои интервью, политики, звезды, кулинарные рецепты, составы масок на лицо, списки нужных телефонов – были в отдельных файлах. При внешней разнузданности Елена была жуткой формалисткой в работе и ненавидела бардак в мозгах и информации.
Появилась Лида с серым грустным лицом, нагло сказала:
– С тебя стольник.
Елена протянула деньги, дочка побежала платить таксисту. Вроде бы привычная сцена, но у Елены внутри лопнула какая-то маленькая пружинка, и пригнанный механизм начал сбоить. Она попыталась притормозить себя, нашла в приемнике добрую музыку и заткнула себе рот шоколадной конфетой.
Но Лида, словно понимала, что воздух набит электрическими разрядами, и чем быстрей шарахнет током, тем быстрее начнутся восстановительные процессы. Она швырнула сапоги с узкими носами в коридоре ровно так, чтобы о них спотыкались; бросила куртку на пол, возле вешалки; свалила сумку и шарф на кухне; пробежалась по кастрюлям и холодильнику и презрительно спросила:
– А что, жратвы теперь у нас в доме не будет? Все, кроме Караванова, недостойны кормления?
Как всякая мать, Елена услышала это с точностью до наоборот, вместо "посмотри, как мне хреново, что провоцирую тебя на всю катушку!" в ее ушах прозвучало "тебя никогда не интересовало ничего, кроме твоих мужиков, даже собственная дочь!" – Это, конечно, было ударом ниже пояса. Добрая музыка в ушах и шоколадная конфета во рту запылали, как факелы. Елена встала напротив дочери, уперла руки в боки и, как во фламенко, пошла на нее, прищурив глаза:
– И как это ты угадала? Не будет! Или будет, но в новой логике! И Караванов тут ни при чем! Точнее, он только катализатор!
– Чего? Пустого холодильника или поисков смысла жизни? – усмехнулась Лида.
– А это иногда приходит вместе!
– Конечно, особенно если искать смысл каждый день с новым мужиком! – фыркнула Лида.
Это было уже слишком. И она поняла, что слишком. Поэтому выпрямилась, гордо пошла в свою комнату и защелкнула задвижку. Елена бросилась за ней, уперлась в дверь и злобно постучала.
– Что такое? – спросила Лида мерзким голосом.
И если в любую другую минуту Елена бы расслышала в этой издевательской интонации попытку одновременно и спровоцировать, и нарваться, и защититься, и пожаловаться, то сейчас нет. Она хорошо понимала, что такое глаза, налившиеся кровью, но сейчас у нее словно налились кровью уши.
– Я хочу с тобой поговорить! – чеканя слова, потребовала Елена.
– Я занята, – капризно ответила Лида.
– Я требую, чтобы ты открыла дверь!
– Я – у себя в комнате! – напомнила Лида.
И тут Елена совсем полетела с тормозов и практически со стороны увидела, как она сносит дверь вместе с задвижкой… оказывается напротив испуганных Лидиных глаз и дико орет:
– Все! Хватит! Я тоже у себя в комнате! Я тоже у себя в своей жизни! Тебе достаточно много лет, и с сегодняшнего дня ты живешь на свои деньги!
Потом бросилась в кухню, собрала оттуда небрежно швырнутые сумку, шарф, перчатки, вбросила это все в Лидину комнату, ушла в ванную комнату и заревела.
Она даже толком не поняла, отчего ревела. От всего сразу. Оттого, что самый близкий человек, ради которого она… так равнодушен и отделен. Оттого, что теперь уже нет дороги назад, и совершенно непонятно, на что девочка будет жить. Оттого, что довела себя до такого скотского состояния, что выламывает двери в чужие комнаты. Оттого, что уехал Зябликов… и вообще не хочется жить.
Она стала наполнять ванну, забрала телефоны и легла в воду, продолжая реветь. Внезапно поняла, что после фразы "будешь жить на свои деньги" квартира словно необратимо опустела, хотя Лида никуда при этом не девалась. С ужасом поняла, что это означало для нее контроль отношений с дочерью через деньги. Что она совершенно не умеет жить и строить отношения по-взрослому, а только отталкиваться от опекаемого объекта. Что не готова к тому, что Лида станет взрослой. И получалось, что и она не готовила Лиду к этому. И теперь обе маются, столкнувшись с реальностью, потому что так и не поняли, Лида уже большая или еще маленькая.
Большинство друзей и сверстниц Лиды уже не только работали, закончив вуз, но защищали диссертации, крутили серьезный бизнес, воспитывали детей. В компании она была лидером по "поиску себя". Коридор этого поиска уходил за горизонт, но это ни секунды не волновало девочку. Видимо, ей казалось, что она всегда будет маленькой, разносторонне талантливой опекаемой дочкой, которой совершенно нет смысла оформляться в молодую женщину. Всегда будет просыпаться, когда хочется, полдня смотреть телевизор, тусоваться до рассвета и снова просыпаться в 2 часа под ношей огромного чувства вины.
Ой, как Елене было плохо! Почти так же, как хорошо было в объятиях Зябликова. И от таких размашистых качелей колбасило каждую клетку организма.