- Да, мама была очень красивой. Ее три раза воровали.
- Как это так?
- Чтобы жениться. Когда ей было семнадцать лет. Мы жили в таком месте, где это было принято.
- Ой, как интересно! Расскажи мне.
И он рассказал ей про свое любимое место - Кавказ. Любое описание которого будет звучать бледно. Он прожил там пятнадцать лет, вырос и сложился. Потом уже поступил в университет, в столице.
Юджиния над чем-то задумалась после его рассказа.
- Значит, воруют на конях? А на машине будет быстрее?
- Ты сообразительная девочка. Так сейчас и делают. Увозят в горы, а потом родственники смиряются.
Она еще миг подумала и встряхнулась:
- Ты пишешь маме?
- Да.
- Вы можете звонить друг другу?
- Они звонят мне раз в месяц. Но ни о чем говорить нельзя. Только о незначительном, о погоде. Что скучают или ходят куда-то. Чтобы им (не повредить больше, мой отъезд и так на них сказался.
Раздался звонок, Александр поднял трубку, но кто-то ошибся номером.
- Мы можем обедать, если ты хочешь, - сказал он.
- Ты даже приготовил обед? - Да.
Они сели за стол. Она была в восторге от обеда. И даже шампанского, оно было полусладкое. Что стоило ему огромного труда - достать. Так как найти в этой стране, в Америке, не сухое шампанское было невозможно.
После обеда она нежно поцеловала его со словами благодарности. Он ухаживал за ней как мог. И совсем не заметил, что она на редкость удобно и уютно вписалась в его маленькое убогое жилье (как он считал), которого он так стеснялся. И как-то не заметил, что в душе его исчезла пустота и появилось что-то похожее на чувство. Он сначала не понял отчего, потом догадался: она была в его доме, где он чувствовал себя самим собой, и что она девочка, а не дочь, и она принадлежит или будет принадлежать ему.
Их губы коснулись друг друга. Ее тело расслабилось и затрепетало. Он на руках отнес ее в спальню. Вернее… в спаленку.
- Я не знала, что у тебя есть вторая комната, - сказала она.
- Это имеет какое-нибудь значение?
- Нет. Но это приятно.
И она улыбнулась, не открывая глаз.
Он взял ее мягко и бережно, словно боялся сломать. Внутри все слилось в одновременном всплеске.
Она заснула у него на плече. Совсем нечаянно. Что же будет, думал он, понимая, что владеет не своим.
Он посмотрел на Юджинию. О Юджинии можно было написать много страниц, но лучше… Она сама, один ее вид говорил за себя. Это был необыкновенный ребенок и необычайная девушка. На ее лице, как на лице чистого озера, не было ничего хмурого или волнующегося. Лицо было чисто. Как слеза, как лик ребенка.
Слегка подрезанные скулы придавали определенный эффект от природы чуть мягкому овалу лица. Какая-то смесь американоевропейской очаровательности, которая, неясно было, во что еще выльется. Глаза, постоянно искрящиеся. Волосы, едва касающиеся лопаток чуть ниже плеч, оттеняли темной пепельностью лик и снежность лица. И все вместе создавало, восполняло, дорисовывало прекрасную картину: американская невинность.
Он мысленно поблагодарил papa, мистера Нилла, за произведение. Несколько раз… Знал бы papa! - подумал он.
- Юджиния, солнышко, нам пора.
- У-у, не хочу.
- Но никто не спрашивает твоего желания. Она подставила ему губы. Он нежно поцеловал
их. Они слились опять.
Она медленно одевалась в ванной, каждый раз возвращаясь и целуя его. После очередной вещи. Было забавно смотреть, как она появлялась то в одном чулке, то в трусиках, но без лифчика, то в лифчике, но без платья.
- Я не хочу уходить.
Совершеннейший самородок, улыбался он, разглядывая ее тело. Никак не желающее одеваться.
- Что тут смешного, я не понимаю, - театрально обижалась она.
И чтобы вымолить прощение, он сжал ее в объятиях, когда она была в платье. Потом опустил руку вниз и - коснулся обнаженного тела.
Она с улыбкой открыла глаза.
- Я сняла их, я знала.
- Но как? - Он действительно удивился.
- Поэтому я и делала вид, что я обижалась… - и ее губы поплыли по его шее.
Он еще раз подумал: какая умная девочка.
Когда все кончилось и она вышла из ванной совершенно одетая, Юджиния подняла трубку телефона.
- Мне надо позвонить. Можно?
- Надеюсь, что не папе.
- Анне, это моя подруга. По идее, мы с ней сейчас смотрим кино, а потом едим легкий ужин.
Александр не понял, и она объяснила: что Анна привезла ее сюда и должна забрать отсюда, чтобы отвезти домой. Так как папе она сказала то же, что сказала ему. И всегда будет так.
- Как? - удивился он.
- Когда я буду приезжать к тебе, сюда.
И он понял, что она серьезно. Он никак не мог понять, что она нашла в нем, и до последнего думал, что это каприз или шутка.
- И здесь ты совсем другой, чем в отеле…
Он вздрогнул: прозорливая девочка. Впрочем, у них рано в Америке взрослеют, подумал он про себя. - Ты не возражаешь?
- Даже если б я и возражал, ты бы все равно сделала по-своему.
Она рассмеялась. Анна приехала через полчаса. И они любили друг друга еще два раза. В молодости все быстро.
Стоял декабрь, и пришла окончательная зима. Их поездки представляли теперь интересное зрелище со стороны. Едва они отъезжали от дома, Юджиния пересаживалась вперед и целовала его. Ее не волновало, что она закрывала его лицо своим, целуя, и он, не видя, вслепую вел машину, несущуюся на скорости шестьдесят миль в час, благодаря Бога, что в Америке широкие дороги. Иногда она отрывала его от руля и поворачивала к себе, и тогда он ее целовал. На полной скорости. Ее ничего не волновало. Вот это ему очень нравилось. То ли она так была уверена в нем… И только перед самой школой она останавливалась и успокаивалась. Зная, что сбежит с занятий и он повезет ее к себе. Его комплекс "отношения к дочери" наконец исчез, растворился, и он стал к ней относиться как к равной, к своей девочке. К такой, какие были, хотя и была она ни на кого не похожа. Да и другой она была. К вечеру, после обеда на кухне, мистер Нилл вызвал его к себе.
- Откуда взялись розы, которые привезла Юджиния?
Прошла уже неделя, он и думать позабыл, но этот человек, похоже, помнил совершенно все.
В мгновение секунды Александр припомнил тот раз. Он сидел, открыв дверцу, и ожидал Юджинию. Она появилась точно вовремя, в темно-голубом платье с белым воротником, считалось простое, в каких она ходила всегда в школу. Но за ней увязался какой-то длинный сотоварищ. На ходу она что-то быстро ему говорила. Наверно, его надо будет подвезти, подумал Александр. Юджиния была добрая девочка.
Но когда они приблизились, тот схватил Юджинию за руку и сказал:
- Ладно, почему ты не хочешь?
На секунду Александра ослепило. Он даже не представлял, что к ее телу кто-то может прикасаться. Как не представлял, что его это так заведет.
- Оставь меня в покое, - сказала Юджиния. И хотела быстро сесть. Юноша дернул ее на себя, так, что она уронила книжку - американские дети всегда носят книги в руках, - и сказал:
- Да ладно, сходим один раз, будет хорошая компания, к десяти я привезу тебя обратно.
Она отдернула руку. Тот вцепился в ее плечо. Александр выскочил сразу из машины. Сначала он хотел пробить, потом подумал, что не достанет до лицa, и школа рядом. Поэтому он сказал только:
- Оставь ее в покое.
Долговязый повернулся с удивлением к нему, как бы недоумевая:
- Ты - грязный шофер, займи свое место за рулем.
Почти не присев, Александр схватил его за пояс и приподнял, чтобы бросить на землю.
Но Юджиния, схватив его за руку, закричала:
- Он же школьник! Не надо.
Александр опустил школьника на землю. Потом она их познакомила.
- Питер Колинз, - представился тот.
На что он ничего не ответил и сел в машину. Юджиния быстро попрощалась и уселась рядом с ним. Он впервые видел ее испуганной. Она дрожала.
- Он не такой плохой парень, просто шутки у него странные.
Едва они отъехали, Александр сказал:
- Успокойся, Юджиния. Она сразу послушалась.
- Я испугалась, что ты ему сломаешь что-нибудь. Или уронишь.
Он улыбнулся последнему слову: он собирался расшибить его об асфальт; к ее телу никто не имел права прикасаться, оно было священно.
- Я даже не знала, что ты такой сильный, - сказала Юджиния.
- Это случайно, в жизни я слабый. - Он засмеялся, вспомнив анекдот про актера-импотента, который изображал суперлюбовников: Петра I, Юлия Цезаря, Александра Македонского.
- Кто ей подарил розы? - спрашивал мистер Нил л.
- А, розы, простите, я не понял сразу, о чем вы… Питер Колинз.
- Кто это?
- Ее одноклассник. Вежливый такой очень, до машины проводил.
- Почему?
- Она помогла ему в какой-то работе, написать. Мистер Нилл успокоился, последние сомнения рассеялись. К этому времени он уже не боялся, что между ними что-то завяжется. К тому же ей нравились высокие.
(Бедные отцы, как они ошибаются насчет своих дочерей. - Ремарка автора.)
На следующее утро он обратил внимание, что впервые занавеска у окна кабинета мистера Нилла не отодвинулась, - его проверка окончилась.
В то время, когда все только начиналось.
Их расписание, как у поездов в зимнее время, усложнилось. В четыре часа, не позже, ей обязательно нужно было быть дома. Школу пропускать она так часто не могла, к тому же близился конец полугодия. По идее, она пересмотрела с Анной все спектакли, театры и балеты в городе по воскресеньям. Благо, что папа никогда не просил ее рассказать, в чем там суть. Было интересно, что бы она рассказала. И в каких деталях.
Александр только поражался, как она к нему относилась. Юджиния слушалась каждого вздоха. И впервые в жизни ему не хотелось командовать или подчинять (женщина - раба мужчины, его ранняя теория), а хотелось баловать ее, ласкать и угождать. С ним она как бы исправлялась, все капризы исчезали, она была нежна, прекрасна и необыкновенна.
Как жизнь складывается, думал он, и уже ничему не удивлялся. Но главное удивление все-таки было впереди.
Декабрьский месяц стоял мокрый и грязный. Снег облеплял все едущее, идущее или стоящее, и лучше всех было деревьям: им не надо было мыться.
Он ненавидел мойку, на которую теперь приходилось ездить каждый день, - причуды или капризы мистера Нилла. Хотя это и давало им еще полчаса, час общения: он говорил, что была очередь.
Он привез Юджинию домой. И когда обедал на кухне, посмотрел на календарь. Приближалось Рождество. Самый большой праздник в Америке. Еще неделя, и у Юджинии начнутся каникулы.
Юджиния все время что-то обдумывала, была задумчивой, но ему ничего не говорила. Чтобы она не забеременела, он пользовался лимоном. Теперь его Дом был полон лимонов. Иногда Юджиния с ними играла и тогда была похожа на папуасского ребенка. А ему вспоминалась прекрасная строка из романса:
В бананово-лимонном Сингапуре…
Но хотелось поехать в Европу. Летели дни, и на, календаре, и в жизни их становилось меньше.
Мчался, полз или двигался навстречу Новый год, который на самом деле был старым, так как с каждым годом все становилось старее и никто не новел.
На кухню заглянула Юджиния и улыбнулась ему, так она с ним прощалась. Обедала она с папой и Клуиз. Клуиз почему-то про себя он никогда не называл мамой.
Он вспоминал ее длинные стройные ноги и воздух, разделяющий их тогда… Ноги.
Дома он смотрел в окно и думал, что, если повесить сеть над городом и снег остановить, снег повиснет над городом, не будет падать вниз и улицы будут чисты. Он засмеялся - ему не придется мыть машину.
Это были не самые умные мысли.
Он сделал себе чашку горячего шоколада, который любил, и заснул с воспоминаниями о прошлом.
В Рождество он проснулся с утра и не поверил, который час. Половина двенадцатого. Он никогда не спал так долго. И подумал, что Бог отпустил ему его грехи. А были ли они у него? Они у всех есть. С отпущенными грехами он встал и пошел умываться. Когда он позавтракал, рука взяла книгу, и он стал читать рассказ Куприна о Рождестве. Он всегда так делал в Америке: это давало ему действительное ощущение зимы, снега и какого-то праздника. Так он читал весь день до звонка. Это была Юджиния. Она поздравляла его, он поздравил ее тоже. Но поговорить они не успели, она быстро попрощалась.
Не прошло и двух мгновений, как снова раздался звонок. Он поднял трубку, подумав, что это она, и уже сказал:
- Здравствуй, Ю… - но запнулся и возмолился Богу, что не сказал "Юджиния".
Голос мистера Нилла произнес:
- Вы заедете за нами ровно в шесть часов. Костюм, пожалуйста. Благодарю, поздравляю, до свидания.
Александр тут же пошел к зеркалу и посмотрел на свой рот, который н е$7
Он тщательно уложил волосы феном, что делал очень редко, так как они волнились, были пышны и развевались, надел свой единственный костюм-тройку, который купил в Риме на базаре по невероятно дешевой цене: за сорок тысяч итальянских лир, но костюм все-таки был хорош и ладно скроенный. Накинул дубленку на плечи и вышел из дома.
Снежинки плясали маленьким хороводом и падали на землю. Они не таяли. Подморозило. Его собственный конь завелся только с третьего раза, и ему стало нехорошо при мысли, сколько бы стоило такси до дома мистера Нилла и что бы было, если бы он опоздал. Проклятая жизнь! Только в этих случаях он проклинал е ё$7
Он поехал. Машин на улицах почти не было, стояли рождественские сумерки, и было уютно смотреть на светящийся щиток приборов, светлый, как живой. Не будь Юджинии, он бы чувствовал себя страшно одиноко. В чужой стране, один, - особенно это чувствуется в праздники. Когда все с семьями, все с друзьями. А ты - ни с кем. Одинокий.
Он въехал в Гросс-Пойнт, здесь было еще тише, еще безмолвнее, чем везде.
Кто-то уже поставил машину у двери, так что ему не нужно было заходить в гараж.
Ровно в шесть парадное открылось. Ради праздника он вышел, чтобы открыть дверь, просто так, в шутку, - ему это делать никогда не надо было.
Он взглянул в горящие и удивленные глаза Юджинии: она никогда раньше не видела его в костюме.
И понял, что ей понравилось. Далее сказал с улыбкой мистер Нилл:
- Александр, ты становишься действительно настоящим шофером.
Он поблагодарил его за сомнительный комплимент. Юджиния легко усмехнулась: она-то знала, кем он в действительности становится.
Все сели в машину. Он поздравил семью с праздником, они тоже пожелали ему всего хорошего. Кроме Юджинии, она молчала.
Семья Нилл ехала в дорогой привилегированный ресторан праздновать, он должен был ждать в машине, чтобы потом везти их дальше. За один этот вечер мистер Нилл платил ему сто долларов. Они поехали. Александр впервые видел мистера Нилла в смокинге, и тому он шел. Клуиз была одета супермодно, что называется, экстравагантно, - он поразился, как может быть голо и прекрасно женское тело… когда отбросились меха. От его белочки чем-то вкусно пахло, она, бесспорно, была цветком семьи.
Всю дорогу они шутили, были в хорошем настроении, но он не прислушивался и только постоянно ловил внимательный взгляд Юджинии в зеркальце.
Припарковавшись у ярко освещенного подъезда, он помог им выйти. Портье хотел забрать машину, но он остановил его жестом. Мистер Нилл сказал, что он может съесть свой ужин в кафе напротив. И потянулся к карману. Александр поблагодарил, ответив, что не голоден. Он поставил машину за угол, включил музыку и вытянулся на сиденье. Играли легкий рок, он закрыл глаза и задумался. Александр вспомнил, как встречал Новый год там, - компании, друзья, его звали наперебой, гулянья до утра. И здесь…
Единственный человек, который теперь у него был во всем мире, - это Юджиния. Он по-прежнему не понимал своих чувств к ней, но знал, что то ощущение чувства, которое она ему дает - не одиночества, - важнее всего. Она появится только через два долгих часа.
Сначала ему послышался стук, потом повторился, он глянул в окно и не поверил: это была Юджиния. Она прибежала к нему в одном тонком гарусном платье, с обнаженной шеей. Он быстро открыл дверцу, которая закрывалась автоматически. Она упала в его объятия и стала целовать. Эта девочка бежала ради него, к нему, чтобы поцеловать его, не дать быть одному, не чувствовать одиночества. Уже за это, он знал, будет благодарен ей до конца жизни.
Ее жаркие с холодом губы шептали ему, как они соскучились, как они ждали, и такое, что у него кружилась голова. Он сжимал хрупкость ее плеч и не верил: за что ему это.
- Я хочу к тебе, - шептала она.
- Что ты, Юджиния?!
- Ты быстро ездишь…
- Да, но даже я не смогу успеть все это…
- Я хочу…
Он закрыл ее губы поцелуем, потом поцеловал ее глаза. Ее рука коснулась его за ухом, и он вспомнил. Александр достал из кармана бархатную коробочку, обвязанную лентой.
- Это тебе, Юджиния.
Ее глаза лучисто засияли. За этот свет он отдал бы потом много лет своей жизни, лишь бы они светили.
- Это мне? - Она не поверила.
Он кивнул. Она осторожно раскрыла, и мягкая улыбка озарила ее лицо. Это была маленькая цепочка на руку, недорогая, но золотая. Она сразу стала надевать ее.
- Юджиния, - сказал Александр.
- Что?
Он покачал головой.
- Почему?
- Твоя мама слишком внимательна. А из туалета не приходят с новыми золотыми цепочками.
- Как жаль. - Она засмеялась и поцеловала его. - Ты умный.
- Нет, но иногда случается. Надо же кому-то быть умным, одному… Она улыбнулась.
- Это твой первый подарок мне. Я буду беречь его всю жизнь. Можно, я положу его сюда? - и она указала на его любимое место на ее теле. Он кивнул, и она опустила цепочку в вырез платья.
- Надеюсь, Клуиз не будет проверять там… даже при всей ее экстравнимательности. - Она обняла его и поблагодарила. Он был рад, что она ничего ему не подарила, это не был его праздник. Ей пора было возвращаться, и Александр подвез ее прямо ко входу, чтобы она не шла даже шага раздетая.
Она выбегала еще два раза, чтобы поцеловаться с ним и обнять его в машине. Было томно и сладко сжимать ее льнущее трепещущее тело.
Вскоре вышла вся семья, и они поехали в Бирмингем, к другу мистера Нилла, продолжать вечер и веселиться. Они ехали и обсуждали обед, и какое было французское вино, и какой десерт, а Юджиния мягко улыбалась и смотрела на него в зеркальце.
Неожиданно Клуиз вспомнила:
- Юджиния, что-нибудь случилось с твоим животом?
- А что? - спросила Юджиния.
- Ты три раза выходила в туалет в течение обеда. И не просто шла, а почти бежала.
Мистер Нилл с тревогой посмотрел на дочь.
- Ю? - Он часто звал Юджинию первой буквой ее имени.
- Все нормально теперь, до этого было плохо. Чуть-чуть.
Все успокоились. Как над ней дрожат, подумал Александр.