Должно быть, он ощущает мое напряжение, поэтому, одним пальцем касаясь моего подбородка, поворачивает мое лицо к себе и добавляет:
- Я имею в виду фильм, Сладкая Лола. И книгу. Сегодняшний вечер.
- Ой, - я чувствую себя идиоткой. Паника исчезает, и я так широко улыбаюсь, что смешу Оливера. - Думаю, все довольно неплохо.
- Я едва был знаком с тобой, до того как все это началось, - говорит он. - Рэйзор вышел почти сразу после Вегаса, и с самого начала у меня ощущение какого-то вихря. И ты, похоже, поначалу не особенно верила, что это произойдет. Хотел бы я мельком взглянуть на Лолу до этих забот.
- Та Лола была студенткой, - напоминаю я ему. - Вся на нервах от экзаменов и платы за жилье.
Он кивает и переводит взгляд на мой рот. Никакого смущения; он делает это умышленно.
- Иногда я забываю, насколько ты юная.
Не знаю, почему, но мне нравятся его слова. Это ощущается извращенно, будто он меня немного растлевает.
- Я не чувствую себя такой уж юной.
Он медленно выдыхает через нос.
- Тебе пришлось рано повзрослеть.
- Тебе ведь тоже, да?
Я так мало знаю о его жизни до университета. Он никогда не рассказывал о братьях или сестрах, о родителях. Раз или два упоминал про бабушку с дедушкой, но допытываться не в наших правилах. По крайней мере, так было до сих пор. И мне хочется сломать эту традицию.
Оливер смотрит мне в глаза, но мы оба поворачиваемся в сторону бармена, который ставит перед нами напитки.
- Счет не закрывать? - спрашивает он нас.
- Да, конечно, - отвечает Оливер, достает кошелек и протягивает ему карточку.
Бармен отворачивается, и тут до меня доходит.
- Что? Подожди, - я завожу руку за спину, нащупывая сумочку. - Подожди. Это я должна угощать! Я ведь притащила тебя сюда.
- Лола, - говорит он, останавливая меня и качая головой бармену, чтобы показать, что он по-прежнему платит. - Постой. Не имеет значения, кто угощает.
- Имеет, но спасибо.
Оливер усмехается.
- Всегда пожалуйста.
Виновато улыбаясь, я снова вешаю сумочку на спинку.
- Это странно - забыть, что я теперь могу заплатить за напитки?
- Я так не думаю, - он проводит кончиком пальца по краю стакана. - Господи, я помню, как долго отходил от мышления полуголодного студента. Мой отец умер пять лет назад и оставил мне кое-какие деньги, - длинные пальцы обхватывают стакан, и, поднеся его ко рту, он делает глоток. Мне хочется попробовать виски с его губ. - Это было огромное потрясение. Я не видел его с семи лет. Жил у бабушки с дедушкой. Почти все детство думал, что отец сидел на героине.
Я моргаю, спешно пряча свой полный неуместной похоти взгляд.
- Что?
Он кивает.
- Поэтому когда со мной связался юрист сообщить о его смерти - плюс об отличной новости, что я унаследовал его деньги - я был в ярости. Он жил своей жизнью, успел заработать денег, скопить их, но даже не озадачился вернуться ко мне.
Я ощущаю начинающие выступать слезы, жар и ком в горле, когда на его лице вижу боль.
- Я не знала о этом.
- Ну, в любом случае, - он протягивает мне мой стакан и слегка чокается своим. - За то, чтобы находить своих людей!
Кивнув, я выпиваю вслед за ним, но почти не замечаю, как обжигает алкоголь. Его тоже бросили. Отец. И даже мать. Мы словно два спутанных друг с другом провода, искрящиеся током.
- Лола? - зовет он.
Я смотрю на него и стараюсь улыбнуться.
- Да?
- Потанцуешь со мной?
Меня едва не душит собственный пульс.
- Что?
Оливер смеется.
- Потанцуй со мной. Давай, поживи немного.
Он протягивает мне руку, и что еще я могу ответить после только что рассказанного, кроме как "Хорошо"?
Мы отставляем наши напитки, встаем и идем на танцпол. Помимо бармена, в баре еще три человека, и они ни черта не понимают, почему мы стоим в центре пустого пространства, глядя друг на друга.
- Тут нет музыки, - говорю я.
Он пожимает плечами.
- Ну и ладно.
И тогда включают музыку, слишком громкую, от чего мы оба вздрагиваем. Бармен делает потише, и по бару растекаются звуки Aerosmith.
- Да неужели? - смеюсь я.
Оливер усмехается, игриво извиняясь.
- Уж что есть.
- Это почти настолько же плохо, насколько хорошо, - говорю ему, задерживая дыхание, когда он скользит рукой по моей талии, и ощущая прикосновение каждого пальца. Другая его рука ложится чуть ниже, на поясницу, которая внезапно становится местом пересечения всех нервных окончаний. Оливер притягивает меня к себе. Я ощущаю его ремень у своего живота и как моя грудь прижата к его солнечному сплетению.
Ухватившись за его бицепсы, я вглядываюсь ему в лицо. Темные брови, искорки в глазах, тень щетины на челюсти… Каким-то образом все эти отдельные черты сплетаются в самое важное для меня лицо на свете. В момент, когда Оливер смотрит на меня, на мгновение его губы приоткрываются, и я замечаю, как потом сжимается его челюсть, и как пальцы сильнее впиваются мне в спину. Это - напряжение. Это, вот прямо сейчас, - похоть, и я в жизни ничего так сильно не жаждала, как его поцелуев. Такое желание почти болезненно. Внутри меня что-то бунтует, пронзая меня острой потребностью и заявляя, что спокойствия не будет, пока я не получу желаемое. Я в заложниках у собственного сердца.
Мы движемся, еле переступая и очень медленно поворачиваясь.
- Неплохо, - говорит он. - Я давно не танцевал.
Я продолжаю ждать, когда же наступит понимание, что происходящее - немного странно, но этого не происходит. Ощущение, будто я, перед тем как чихнуть, задержала дыхание.
- Дыши, Сладкая Лола, - шепчет он, и внутри меня что-то оживает.
Оказывается, я на самом деле не дышала. И просто бездыханно стою здесь, ожидая, что он меня поцелует, что мое тело расслабится, а время замрет, и тут внезапно ощущаю, каково это - быть в кого-то влюбленной.
- Я в ужасе, - произношу я. Мы сейчас так близко друг к другу, и хотя не могу покрыть поцелуями каждую черточку его лица, я ощущаю его дыхание и почти могу попробовать его губы с привкусом скотча.
Его взгляд путешествует по моему лицу, а голос мягко утешает:
- Я знаю, лапочка.
- Мне никогда не удавались отношения. Мне хочется, - говорю я и тут же быстро добавляю: - но это пугает.
- Знаю, - снова говорит он и прижимается поцелуем к моему виску. Одна его рука скользит вверх по спине и зарывается в волосы на затылке. - Но я просто хочу тебя. И мне не нужно, чтобы все было легко или идеально. Я не хочу ускорять события.
Вот оно: такое простое и откровенное признание. Его честность ломает плотину внутри меня, и я чувствую, как из меня рвется мое - грубоватое и сбивчивое.
- Мой первый раз был с самым настоящим наркоманом, - выпаливаю я и чуть не плачу, когда он поворачивается и прижимается небритой щекой к моей. Его ухо сейчас как раз у моего рта, и я шепотом признаюсь: - Он работал в 7-Eleven на углу и просто хотел кайфануть и потрахаться. Мы даже никогда толком не разговаривали.
Сглотнув, я продолжаю:
- Мне было всего четырнадцать. Ему двадцать, - я чувствую, как Оливер напрягается всем телом. - О нем никто не знает, даже Харлоу с Миа. Они думают, я лишилась девственности совершеннолетней. Но папа работал до обеда, поэтому по большей части после школы я не хотела сразу идти домой, а искала что-то вроде… - я качаю головой, - чтобы отвлечься или… Даже не знаю. После ухода мамы я принимала не совсем верные решения.
- Ты тогда по-другому и не могла, - замечает он, целуя меня в щеку. Его губы оставляют на моей коже огненный след.
- Но как это ни ужасно признавать, те отношения были самыми легкими. Все, с кем я встречалась, после разрыва меня ненавидели, - я отстраняюсь, чтобы встретиться с ним взглядом. - Всегда было так, что едва все становится серьезным… Я не знаю. Короткое замыкание. Не хочу, чтобы и у нас так было.
Не отрываясь взглядом от моего рта, он спрашивает:
- Ты не хочешь, чтобы это было серьезно, или не хочешь, чтобы закоротило?
- Не хочу все испортить, - отвечаю я. - Наша дружба для меня слишком важна. Что, если… мы сделаем это, и все изменится?
Оливер кивает и снова прижимается ко мне щекой.
- А у меня нет выбора не хотеть этого, Лола. Я влюблен в тебя.
Его слова жгут мои легкие, и я снова замираю, не дыша. Словами не описать, что я сейчас чувствую. Это как находиться на лезвии бритвы между блаженством и ужасом.
- Ш-ш-ш, - шепчет он. - Только не паникуй, ладно? Я просто хочу быть честным в этом. Я люблю тебя. Хочу тебя, - он прерывисто выдыхает у моей шеи. - Пиздец как хочу тебя. Но я понимаю, что все не просто, и не жду этого. Я просто хочу попробовать. В смысле, если мы…
Я быстро несколько раз киваю - мое сердце оказалось уже в горле, стуча без остановки и нуждаясь в нем - и когда он резко притягивает меня к себе и крепко стискивает, я ощущаю его облегчение. Не думала, что возможно быть еще ближе, но это так. Наши тела будто требуют так сильно прижаться друг к другу, чтобы стало трудно дышать.
Какое-то время мы молчим, и я замечаю, что танцевала без единой мысли. Мне далеко до прирожденной танцовщицы, но обычно я не задумывалась о том, куда ступают мои ноги, или как движутся руки и бедра.
А сейчас я представляю, каково это - быть с Оливером: как он будет рядом со мной, надо мной. Он выше, шире, и его прижатые к моим бедра ощущаются такими твердыми. В движении его рук нет ни капли неуверенности; я могу вообразить, как он проводит ими по изгибам моего тела. Хочу его руку у себя в волосах, сгребающую их в кулак и оттягивающую голову назад. И хотя он не станет здесь так делать, в его пальцах, не отпускающих меня, таится обещание.
- Я был на Aerosmith в четырнадцать, - говорит он, а я задаюсь вопросом, он думал сейчас о том, как это было давно, или обо мне в четырнадцать, наедине с обдолбанным парнем. Или же он говорит это, чтобы вернуть внимание в нас двоих, сюда. В то, что мы сейчас делаем, кто-то с признанием в любви, кто-то без него. - Это было как раз после их баллады из "Армагеддона"…
- "I Don’t Want to Miss a Thing"?
- Ага, этой, - смеется он. - Мы сами пошли на концерт и чувствовали себя охренеть какими взрослыми. До Сиднея мы доехали на автобусе, а это почти двести километров, но мои бабушка с дедушкой заявили: "Да, конечно, вперед". Я не шучу, когда говорю, что на автобусах нужно печатать фото каждого такого сумасшедшего.
- Ого.
- Ага, - соглашается он. - Это так по-детски, но я думаю, это был лучший вечер в моей жизни. Моему приятелю билеты дал его двоюродный брат. Я даже не знал ни одной песни Aerosmith. Хотя нет, знал, - продолжает он, - но не думал, что они - их. Песни были потрясные. Может, именно тогда я решил путешествовать. Может, и раньше, кто знает. Но, сев в тот автобус, я научился бесстрашию. Решив, что если я уехал в Сидней на выходные, могу потом уехать, куда угодно.
- Мой первый концерт был Бритни Спирс.
Он тут же хохочет, немного отстраняется и улыбается мне.
- Ужас.
- Потрясающе, - говорю я. - Честное слово. Были я, Миа, Харлоу и Люк - бывший Миа, - я качаю головой и вспоминаю наши приплясывающие задницы и улыбки Люка сквозь зубы. - Бедняга Люк.
- Окруженный тремя девчонками? Ой да, что может быть хуже.
- Он встречался только с одной из нас. Но, - подумав, замечаю я, - думаю, сейчас женская очередь к Люку куда длиннее, чем к Стивену Тайлеру в 1979 году.
Оливер смеется, но песня заканчивается, и он останавливается, выпуская меня из объятий.
- Ты сделала это, - с полуулыбкой говорит он. - Танцевала с австралийцем в пустом баре, и конец света не наступил. Поставь галочку в списке.
- И мы… - начала я.
Мы поговорили. Мы признали очевидное. Сделали это ужасающий шаг вперед. С теплым, но нейтральным выражением на лице он ждет, как я закончу фразу.
- Да, это мы тоже сделали, - наконец говорит он, кивая в сторону бара. - Выпивка ждет.
И все вновь стало легко.
* * *
Я в одиночестве просыпаюсь на огромной кровати среди белых простыней, купаясь в ярком солнечном свете.
За последние несколько месяцев я путешествовала так часто, что бледно-голубые стены и большое белое кресло в углу не сразу дали мне понять, где я нахожусь. Я переворачиваюсь и замечаю свои сложенные на стуле кожаные штаны и топ с лифчиком, аккуратно висящие на спинке.
Очевидно, Оливер в своем номере.
Скучая по нему, я ощущаю пустоту в животе. Хочу его рядом с собой.
После второго стакана и от признания, что мы явно увлечены друг другом, напряжение быстро развеялось. Нас прервал умеющий потрясающе не вовремя появляться НеДжо, по телефону рассказавший о том, что девушка, с которой у него было свидание, сейчас пьяная спит у себя на диване, а когда он ушел, заметил севшую батарею на телефоне и что оставил кошелек в магазине, поэтому ему пришлось отдать таксисту свои часы, чтобы тот довез его до дома.
Где-то в час ночи мы ушли из бара и, держась за руки, прошли два квартала до нашего отеля. У меня было пять пропущенных звонков от Остина, но поскольку он не оставил ни одного голосового сообщения, я не стала перезванивать. Не хотелось, чтобы еще кто-то, кроме Оливера, занимал мои мысли. Когда мы подошли к моему номеру, он махнул в сторону своего, но прежде чем я собралась с духом пригласить его к себе, он наклонился и поцеловал меня в щеку.
- Давай не будем торопиться, - сказал он. - Увидимся утром.
У меня в голове тут же сформулировался ответ, но я не смогла произнести его вслух: можем ли мы в таком случае заняться неторопливым сексом?
Я снова переворачиваюсь, отключаю телефон от шнура зарядки и проверяю почту. Приподнявшись на локте, я прищуриваюсь, чтобы прочитать написанное на экране.
- Какого хрена?
Я сажусь на постели, скрестив ноги, и увеличиваю текст, чтобы убедиться, что это не плод моего воображения. Оказывается, пока мы с Оливером флиртовали и выпивали, избегая разговоров о свиданиях, Columbia-Touchstone утвердила основной каст. И мне пришло больше трехсот писем и не меньше десяти голосовых сообщений от СМИ, чтобы я сделала заявление.
"Пытался поймать тебя после ухода. По поводу сценария, - написал на почту Остин. Слава богу, я отметила его письма как важные, иначе, кто знает, нашла бы я их теперь? - Там Лэнгдон на прошлой неделе уже кое-что сделал. Но не нервничай, хоть мы и быстро утвердили каст, ты все замечательно успеешь".
Он не догадался рассказать мне об этом вчера вечером? Сказал только, что Лэнгдон только начал писать и еще не закончил.
Проверка банковского счета и обнаруженная на нем огромная сумма чуть не довели меня до тошноты. В панике я начинаю думать, что пора прятать золотые слитки под матрасом.
От стука в дверь я подпрыгиваю и надеваю халат. На пороге стоит Оливер, он выглядит потрепанным и немного нервным.
В выражении его лица мне тут же заметно уязвимое счастье, мелькающее в легкой улыбке и прищуренных глазах - всего на мгновение, после чего он тщательно все стирает.
По моим ощущениям, с прошлого вечера прошла целая неделя, и он выглядит как-то иначе. Меньше чем просто симпатичный друг и больше похож на мужчину с таким телом под одеждой, к которому мне все более отчаянно хочется прикоснуться.
Мы оба молчим, и я боюсь, что вчерашний вечер все изменил. Мне не хочется испытывать неловкость в общении с Оливером.
- Как дела у самого лучшего на свете владельца магазина комиксов по имени Оливер Ло?
Он так широко улыбается, что слегка приподнимаются его очки, а в уголках глаз появляются морщинки.
- Представь, что я говорю смайлами. Так вот: иконка яичницы.
Ага, можно сказать, что дела отлично.
- Пойдем позавтракаем? - предлагаю я. - Или… закажем сюда?
Этот вариант звучит куда интимнее, и Оливер, кажется, тоже это понимает.
- Не-а, - отвечает он. - Давай сходим в ресторан внизу. У них шведский стол, и думаю, я готов съесть там все.
- Заходи, - говорю я и беру свою сумку и одежду. - Дай мне минут пять. Нужно быстренько позвонить Бенни.
Оливер входит в номер, и я замечаю его задержавшийся взгляд на моей вчерашней одежде, так аккуратно сложенной на стуле. Интересно, думает ли он о том же, что и я: если бы он остался вчера здесь, то мои кожаные штаны, наверное, были бы принесены в жертву богам секса.
- Лола! - кричит Бенни через громкую связь, и я съеживаюсь, глядя на экран, будто он меня обжигает.
Еще нет и девяти утра, откуда столько бодрости?
- Привет, Бенни.
- Спорим, я знаю, почему ты звонишь? - пропел он. - Рэйзор вошел в список Sexiest Man Alive в People, и предрекаю, что ты жаждешь оказаться сегодня в Голливуде отпраздновать.
Оливер поворачивается ко мне с округлившимися глазами. Я поднимаю палец, имея в виду, что мне нужно еще пару секунд.
- Я уже в Голливуде, - отвечаю я. - Но собираюсь домой. Остин вчера не слова не сказал о сценарии.
- Наверное, потому, что знал, ты попросишь его прочитать прямо там, на месте, а потом будешь требовать внести правки, прежде чем его утвердить, но он уже утвержден.
Я покусываю губу, подавляя усмешку.
- Ну и что сейчас происходит?
- Я сделал заявление от твоего имени, - говорит он. - Как там пишут? "Подтверждаю, что Лолерей Кастл в абсолютном восторге от каста".
Я жду продолжения, но понимаю, что он закончил. В другом конце комнаты Оливер, кажется, тоже ждет, но потом наклоняет голову, как бы говоря: "А все ведь не так уж плохо". Это еще раз показывает, что я далека от СМИ и с трудом понимаю такие ходы.
- Это идеально, правда, - замечаю я. - Я действительно в восторге от этой новости. И не думаю, что есть необходимость в личном интервью. Но Бенни, может, ты подтолкнешь их прислать мне сегодня сценарий? Если они хотят, чтобы я откорректировала - и я надеюсь, что под этим подразумевается нещадная правка - мне нужно увидеть его как можно раньше. В моем расписании и так полно дел.
- Я уже. А ты иди занимайся своими делами. На тебя скоро будут набрасываться с просьбой получить автограф, поэтому все, о чем я тебя прошу, - это хорошенько надрать всем задницы.
Я благодарю его, шлю воздушный поцелуй и кладу телефон на кровать. Мои руки дрожат.
- Не была уверена, что люблю Бенни, - говорю я. - А теперь да. Не представляю, что бы я без него сейчас делала.
- Они уже провели кастинг? - спрашивает Оливер. - И Остин вчера ничего об этом не говорил?
Когда мы с Оливером ушли с вечеринки, мы практически не обсуждали фильм.