- Террористической организацией? Вы именно это хотите сказать?
Филип кивнул.
- Вы думаете, что он был террористом?
- Возможно, - ответил Филип.
- Он работал на ООП? "Абу Нидал"? Народный фронт освобождения Палестины? На кого же?
- Фрэнк прямо не назвал ни одну из этих группировок, но дал понять, что Чарльз работал на палестинцев.
- Я не верю этому, - воскликнула Ники. - Не верю.
- Палестинцы, - проговорила Анна, вдруг отстранившись от Филипа и выпрямляясь. Она в замешательстве переводила взгляд с Филипа на Ники. - Ты сказал, что Чарльз работал на палестинцев?
- Да, Фрэнк имел в виду именно это.
Анна смертельно побледнела. Глаза ее будто остекленели, из них ушла жизнь. Она сидела, глядя вдаль; казалось, она видит то, что не могут видеть Ники и Филип. Ее отрешенность, молчание и совершенная неподвижность производили такое впечатление, точно она впала в транс.
Филип обеспокоенно посмотрел на Ники.
Ники кивнула. Памятуя о том, что ей сказал Чарльз в Мадриде, она проговорила:
- Возможно, Чарльз не был предателем. Может быть, он был двойным агентом. Британским разведчиком, который ушел в подполье и работал и жил по легенде.
- Не знаю, - ответил Филип. - Впрочем, все возможно. Иногда такие операции проводятся на очень высоком уровне. Так что сотрудники, не имеющие к ним отношения, могут ничего не знать, по соображениям безопасности. Возможно, Фрэнк не в курсе дела в целом.
- Именно, - воскликнула Ники. - Если Чарльз был двойным агентом, то он уж точно не предатель, не так ли?
- Да, - согласился Филип и посмотрел на Анну, надеясь, что она слышит то, что говорит Ники. А в этом был свой резон. Такое возможно. Очень даже возможно. Предположение Ники и в самом деле очень разумно.
Ники откинулась на спинку кресла, быстро прокручивая в голове все факты, имеющиеся в ее распоряжении, и вдруг подумала: "А действительно ли Чарльз погиб? Или же инсценировал свою смерть во второй раз?"
Он мог не поверить ее обещанию держать язык за зубами. Он боялся - боялся, что она навлечет на него опасность. Да, видимо, так оно и есть. Ему удалось "погибнуть" во второй раз для того, чтобы продолжать работу в качестве тайного британского агента.
Сердце ее сжалось. Ну что, что ей теперь думать? Погиб ли он на самом деле? Если да, то "Моссад" убрала не того. Неужели они ликвидировали британского секретного агента?
В квартире Кли все было тихо. Даже тиканье часов не нарушало спокойствия. Было поздно, почти полночь. Ники была одна, Кли все еще находился в Брюсселе по заданию "Пари матч". Она уже поговорила с ним по телефону, не слишком распространяясь о своем пребывании в Лондоне. Теперь она сидела в гостиной, доедая суп и размышляя о событиях минувшего дня.
Ошеломляющие известия, принесенные Филипом, поразили ее не так, как Анну, - и по совершенно очевидной причине. В конце концов, она виделась с Чарльзом десять дней назад, выслушала его рассказ и поверила ему. А еще она верила, что он жив. Чарльз Деверо, которого она знала, с которым была помолвлена, был в высшей степени изощренным, изобретательным человеком. Поэтому разумно было бы предположить, что он еще и прекрасный агент, лучший из лучших. Так что его могло не быть на борту самолета, взорвавшегося в мадридском аэропорту. Не исключено, что ему удалось устроить так, что все подумали, будто он находился там, потому что ему нужно было, чтобы и она, и все остальные считали его погибшим. Она уверена, что на борту "Фалькона" был другой.
Независимо от того, жив он или мертв, она уверена, что он не работал на палестинцев; он просто проник в террористическую организацию. В глубине души ей хотелось рассказать Анне все, что она сама знала, лишь бы той стало легче при мысли о сыне. Но ради Чарльза, на тот случай, если он все-таки жив, она не осмелится и слова вымолвить.
Наконец Анна вышла из полузабытья, и у Ники появилась возможность повторить свои рассуждения о том, что Чарльз не предатель, а двойной агент. А еще она упирала на то, что приятель Филипа Фрэнк Литтлтон не располагает полными сведениями.
Ее доводы несколько успокоили Анну, и через некоторое время, извинившись, она удалилась в спальню, сказав, что ей необходимо побыть одной.
Ники и Филип проговорили еще с час, прежде чем она отбыла в аэропорт "Хитроу", а оттуда в Париж. В какой-то момент Филип высказал опасение, что он совершил ужасную ошибку.
- Мне, наверное, не стоило ничего рассказывать Анне. Как ты думаешь, Ники? Надо было бы сохранить все в тайне.
Ники убедила его, что он поступил совершенно правильно, и Филип повеселел.
- Я очень люблю ее, Ники, вот уже много лет, - признался он. - Даже не мог поверить своему счастью, когда она наконец согласилась стать моей женой. И рассказал ей о Чарльзе, потому что уважаю ее, потому что мы всегда были откровенны и честны друг с другом. Ни она, ни я никогда не прибегали ко лжи. Анна разумная женщина, и я подумал, что она имеет право знать то, что знаю я о ее сыне, знать то, что Фрэнк доверил мне по старой дружбе. А еще я подумал, что ты тоже должна знать правду.
"Если только это и действительно правда", - сказала себе Ники, но вслух произнесла:
- Да, вы правы, Филип, вы и в самом деле поступили наилучшим образом. Ни одна женщина не хочет, чтобы мужчина обращался с ней как с недоумком.
- Ники, крошка моя, ты увиливаешь от ответа, - сказала Мария-Тереза. - Как это ты не знаешь, хочешь ли ты выходить замуж за этого, твоего Кли? Тебе следовало бы прояснить для себя собственные намерения.
- Но я и вправду не знаю, - возразила Ники. - Он сделал мне предложение только в воскресенье утром.
- Но сегодня-то уже вторник! - рассмеялась Мария-Тереза. - Пора, пора тебе разобраться в своих чувствах. Я думаю, что он надеется получить от тебя ответ по возвращении в Париж завтра утром. Не так ли? По моему мнению, ты должна сказать "да", дорогая. А что еще ты можешь сказать?
Ники улыбнулась француженке, ее дорогому другу с детских лет.
- Ах, Мария-Тереза, ты неисправимый романтик. А я ведь могу сказать "нет".
- М-м-м-да, пожалуй. С другой стороны, зачем тебе отказывать, если ты так влюблена в него?
- Почему ты так думаешь?
- Вижу по твоим глазам, моя крошка. Когда ты говоришь о нем, личико твое так и светится любовью.
Ники вздохнула.
- Поглядим. Полагаю, я приму решение в Провансе. В последние дни у меня не было времени подумать об этом. - Взглянув на часы, она воскликнула: - Ой, мне пора! Я обещала Йойо, что поужинаю с ним вечером, а у меня еще столько дел на сегодня. Спасибо за прекрасный обед. Бог даст, когда я вернусь из Прованса, с тебя уже снимут гипс, и я дам ответный роскошный ужин в "Реле-Плаца" в твою честь.
- Вместе с Кли, я надеюсь.
Ники кивнула.
- Вместе с Кли.
- А если мы все-таки не сможем отобедать, позвони мне перед отъездом в Штаты в конце сентября. Обещаешь, Ники?
- Обещаю. Не беспокойся. Но обед у нас будет непременно. Обязательно. - Наклонившись, Ники поцеловала Марию-Терезу в щеку. - Не надо, не вставай. Я сама найду дорогу.
- Оревуар, дорогая.
- Оревуар. Всего наилучшего.
Ники захлопнула за собой дверь и сбежала вниз по крутой лестнице. Выскочив на улицу, она повернула направо, надеясь поймать такси, и наткнулась на группу мужчин, выходивших в этот момент из ресторана расположенного рядом с домом Марии-Терезы.
- О, пардон, - воскликнула она, налетая на одного из них.
- Ничего, мадемуазель, - ответил человек и обернулся.
У Ники потемнело в глазах - перед ней стоял Чарльз Деверо.
- Боже мой!
Шагнув к ней, Чарльз схватил ее за руку и затолкнул в машину, ожидавшую у тротуара.
- Бернар, Хаджи, оревуар, - крикнул он и сел следом.
- Что происходит, куда ты меня везешь, Чар…
- Тихо, - шепнул он, оборвав ее. - Ни слова больше.
36
Они стояли друг против друга в гостиной неряшливой квартиры, куда он привез ее.
- Ради Бога скажи мне, что ты делаешь в таком захолустье, как Бельвилль? - спросил Чарльз. - Я глазам своим не поверил, когда увидел тебя. Что ты здесь делаешь?
- Прежде чем я отвечу на твои вопросы, - закричала Ники, - хотелось бы задать парочку своих!
Он кивнул.
- Хорошо. Я отвечу, если смогу.
- Сначала, ты заталкиваешь меня в машину, которая несется по Парижу, сворачивает на какую-то улицу, названия которой я не успеваю рассмотреть, а потом тащишь меня в этот дом. У меня нет ни малейшего представления, где я нахожусь. Где мы, могу я узнать?!
- Это квартира на улице Жоржа Берже, северо-восточнее Триумфальной арки, за парком Монсо, рядом с бульваром де Курсель.
- Почему ты запихнул меня в машину?
- Я не знал, что ты можешь сказать от неожиданности. Проще было привезти тебя сюда. А теперь говори, почему ты здесь. Бельвилль не самое лучшее место в городе. Ты что, готовишь репортаж? Интервьюируешь местных жителей?
- Нет, а что ты вообще имеешь в виду? Здесь и правда есть о чем рассказать?
Чарльз пожал плечами.
- Откуда мне знать.
- Но ведь ты первый об этом заговорил!
- Потому что я представить себе не могу, что привело тебя сюда, только и всего. Это арабский квартал, тут полно иммигрантов из Северной Африки. Впрочем, ты должна была знать это и без меня.
- Я навещала Марию-Терезу Буре, француженку, которая меня нянчила, когда я была маленькой. Я как-то рассказывала тебе о ней.
- Что-то припоминаю.
- Она переехала в Бельвилль, потому что ее друг живет здесь. Они решили быть вместе.
- Он что, марокканец, тунисец, алжирец?
- Не знаю, я его никогда не видела. - Ники тотчас вспомнила кускус, который на прошлой неделе Мария-Тереза заказывала на обед из ресторана под названием "Танжир". Она воскликнула: - А тот ресторан, из которого ты выходил, он североафриканский, так?
- Марокканский.
- Почему ты привез меня сюда? - опять принялась за свое Ники.
- Не хотелось разговаривать посреди улицы.
- А нам есть о чем разговаривать? - Она пристально посмотрела на Чарльза и добавила: - Ты мог бы мне доверять. Я бы тебя не предала. В Мадриде я дала тебе честное слово. Вот видишь, тебе не было необходимости умирать вторично.
- Ты ошибаешься. Я полностью доверяю тебе, Ники.
- Все думают, что ты был на том маленьком частном самолете, который взорвался в Мадриде на прошлой неделе. Мне сказали, что ты погиб в результате взрыва.
Пораженный заявлением Ники, Чарльз метнул на нее острый взгляд.
- Кто сказал тебе о самолете?
- Филип Ролингс.
Он заглянул ей прямо в глаза.
- Ты виделась с Филипом?
- Да. На этой неделе я летала в Лондон. В понедельник. Я ездила навещать твою мать, она была буквально раздавлена. Она стала сомневаться в том, что ты покончил жизнь самоубийством. Я приехала к ней обедать. Хотела убедить ее, что тебя нет в живых…
- Почему она стала сомневаться?
- Из-за фотографий. Тех, с телеэкрана. Твоих фотографий.
- Ясно. Продолжай.
- Я разговаривала с ней около часа, и мне удалось наконец убедить ее, что ты мертв. И тут явился Филип. Он и сказал нам о том, что ты погиб, и объяснил твоей матери, что я была права. - Ники повторила рассказ Филипа, но не стала упоминать Фрэнка Литтлтона.
Когда она закончила, Чарльз кивнул и задумался.
- Полагаю, что Филип узнал о взрыве самолета от старого приятеля в разведке. Я знаю все о британских устоях и узах дружбы между выпускниками элитарных учебных заведений. - Показав на кресла, Чарльз сказал: - Давай присядем. Так, думаю, нам будет удобнее.
Когда они сели, он продолжил:
- Ты ошибаешься, считая, что я разыграл свою гибель, взорвав самолет. Если честно, я действительно должен был быть там, если бы не перемена в планах в самую последнюю минуту. Мне понадобилось задержаться в Мадриде - дела. И поскольку освободилось место - мое место, - его занял Хавьер. Самолет направлялся в Гибралтар, там живет его сестра. Он хотел погостить у нее в выходные.
- И ты подозреваешь, что самолет взорвали? Что кто-то пытался убить тебя?
- Не подозреваю. Я знаю, что это так.
- Кто?
- Не уверен, хотя предположения имею.
- "Моссад"?
Чарльз нахмурился.
- Почему ты говоришь об израильской разведке?
- Филип сказал, что это они могли взорвать "Фалькон", что они охотятся за тобой.
Чарльз промолчал.
- Я ничего не сказала твоей матери и Филипу. И даже не упомянула, что мы виделись с тобой в Мадриде. Была очень осторожна во всем, что говорила и делала. - Ники глубоко вздохнула. - И знаешь, я думала, что ты жив. Верила в это. Чувствовала, что ты не погиб. Так что навредить тебе, поставить под угрозу твою жизнь, я никак не могла.
Чарльз по-прежнему молчал.
- Филип сообщил одну странную новость, - торопливо продолжала Ники.
- Какую именно? - Чарльз вскинул бровь.
- Он сказал, что человек, который сообщил ему в понедельник о происшествии в Мадриде - о твоей гибели, я имею в виду, - полагает, что ты террорист.
Чарльз не шелохнулся. Лицо его снова стало задумчивым. Наконец он посмотрел на Ники в упор и произнес:
- Тот, кто для одних террорист, для других - борец за свободу.
Ники покачала головой.
- Извини, конечно, но я не понимаю, к чему ты клонишь.
- Все зависит от точки зрения, не так ли?
- Так вот оно что. - Ники долго смотрела на Чарльза, потом произнесла: - То есть ты хочешь сказать, что ты и вправду террорист?
- Ну конечно же, я не террорист!
- Ты британский агент, который ушел на нелегальное положение, - с облегчением воскликнула Ники. - Ты проник в террористическую организацию на Ближнем Востоке. Так?
- Нет, не так.
- И ты не британский агент?
- Нет, и никогда им не был. Ни двойным, ни тройным.
- Ты мне лгал тогда, в Мадриде?
- Да.
- Почему?
- Потому что не хотел говорить правду.
- Какую еще правду?
- Я и в самом деле связан с одной организацией на Ближнем Востоке, Ники.
- Как она называется?
- "Аль-Авад", что значит "возвращение".
- Я знаю, что это значит, - крикнула Ники, в ужасе отпрянув. - Это значит возвращение на родину, в Палестину. - Она подалась вперед и добавила с нажимом: - Это террористическая организация. Палестинская террористическая организация. Я кое-что слышала о ней, хотя она не так известна, как "Абу Нидал" или другие подобные группировки.
- Мы не террористы, - выпалил Чарльз.
- Как же, рассказывай! Что ты для них делаешь? - наступала Ники, возвысив голос. - Убиваешь детей и женщин, невинных людей?
- Говорю тебе, что я не террорист, - прервал ее Чарльз. - Я имею дело с деньгами, финансовыми вопросами.
Ники, сверкнув глазами, крикнула:
- Вот уж не обязательно палить из "Калашникова" или "Беретты", чтобы быть террористом. Деньги, которыми ты занимаешься, идут на варварские убийства. Это что - не терроризм?
- Ники, Ники, ты что же думаешь, что британская секретная служба, ЦРУ, "Моссад" или французская Дэ-эс-тэ лучше? Все они хороши. Везде то же самое. Все лгут, обманывают, убивают и умирают - во имя чего, спрашивается? Говорят, во имя патриотизма. Так вот, палестинские борцы за свободу - тоже патриоты.
- Побереги свое красноречие! - взорвалась Ники, не веря своим ушам. - Подумать только, Чарльз связался с палестинцами. Вот уж никогда не предполагала! - И все же она взяла себя в руки, понимая, что ни ее прошлые отношения с Чарльзом Деверо, ни чувство ярости и гнева не должны помешать ей. Чувства не должны мешать мысли. "Думай головой, - сказала она себе, - задавай вопросы, докопайся до сути. Разреши загадку Чарльза Деверо раз и навсегда".
- Зачем тебе все это? - спросила она. - Ради денег? Ради чего?
Чарльз отпрянул с презрительным выражением лица и с горечью проговорил:
- Как же плохо ты меня знаешь, Ники, если считаешь, что меня можно купить. Я работаю на эту группу потому, что верю в нее, верю в ее цели.
- Ты веришь в их цели?! - Ники зло прищурилась. - Ты хочешь сказать, что разделяешь их идеологию? Да?
- Да, именно это я и хочу сказать.
- Но почему? И почему ты? Англичанин, аристократ. Никак не пойму.
- Ты действительно хочешь понять?
- Что за глупый вопрос, конечно, хочу.
Чарльз откинулся в кресле, положил ногу на ногу и внимательно посмотрел на нее.
Ники вдруг заметила, что на нем коричневые контактные линзы. Они и в самом деле меняли внешность. Он показался ей совершенно непохожим на того Чарльза Деверо, которого она когда-то любила.
Подумав несколько секунд, он сказал:
- Причиной всему - мужчина, которого я любил…
- Мужчина!
- Нет-нет, Ники, ты совсем не то подумала. - Чарльз усмехнулся и продолжил: - Итак, я любил мужчину, а он любил меня, вот почему я оказался в рядах "Аль-Авад", защищающей дело палестинцев. Его любовь, его влияние на меня, его величие - все это вместе взятое повлияло на меня таким образом, что я воспринял его убеждения и пошел по его стопам.
- Он палестинец, так?
- Он был палестинцем.
- Он умер?
- К несчастью, да.
- Кто он такой?
Прежде чем дать ответ, Чарльз поколебался, но совсем недолго.
- Мой отец. Он был моим отцом.
Ники как громом поразило. Наконец она смогла пролепетать:
- Ты хочешь сказать, что Генри Деверо - не твой отец?
- Да.
- Анна тебя усыновила?
- Нет. Анна - моя мать.
- Твоя настоящая мать?
- Да. Точно так же, как Найеф аль-Кабиль - мой настоящий отец.
- У Анны Деверо был роман с палестинцем? - В голосе Ники прозвучало недоверие.
- Да. Но об этот может рассказать только она сама, так что я помолчу. Если хочешь узнать больше, спроси ее.
- Но ты родился и вырос в Англии, получил образование в Итоне и Оксфорде. Как все случилось? Как ты столь близко сошелся со своим отцом?
- Моя мать посчитала, что я должен знать его.
- Когда ты с ним познакомился?
- Еще в детстве, мне было лет шесть.
- И тогда же тебе начали промывать мозги?
- Нет, намного позже, когда я все уже понимал как надо. Только я не считаю это промыванием мозгов. Это было его завещание мне. В моих жилах течет его кровь! Я его сын!
- Кровь твоего отца для тебя важней, чем кровь матери? Я тебя правильно поняла?
- Вероятно, я и в самом деле больше аль-Кабиль, чем Клиффорд. В этом-то, наверное, все и дело. Я сын своего отца.
- Когда он умер?
- Он был убит в восемьдесят первом году. В Южном Ливане, когда там началась заваруха.
- И ты именно тогда проникся его делом?
- Нет, это случилось раньше, в семьдесят девятом. Отец попросил меня помочь его организации в финансовых вопросах. Он основал "Аль-Авад" в пятьдесят восьмом, и, хочешь верь, хочешь нет, но придерживался умеренных взглядов, верил в согласие, насилие было ему чуждо, Ники. Отец верил в успех за столом переговоров.
Ники пропустила это замечание мимо ушей.
- Так, значит, ты был членом его группы, когда мы встретились?
- Да.
- Тогда, позволь тебя спросить, почему ты завязал отношения со мной?