- …статья хорошая, - произнес он, вытаскивая ее из воспоминаний и размышлений о нем, сворачивая внимательно изученную газету и убирая в карман пиджака. - Сильная статья - можно сказать, сенсационная. Конечно, написано так, что можно как угодно понять - даже что ты его отвлекала специально, чтобы ему в этом время мину подложили. Но это для особо подозрительных. А так - очень хорошо. Как раз то, что тебе надо, - широкая популярность и всеобщий интерес…
Он оглянулся - словно думал, что эти самые дружки покойного или милиционеры уже за ней следят. Он вообще был осторожный во всем - а сегодня особенно. Даже подошел к ней не сразу - он, похоже, сначала убедился, что она пришла одна. И в тот момент, когда она решила, что он уже не придет, он вдруг появился откуда-то из толпы. На Арбате в субботу куча народа - ему легко было спрятаться.
А теперь они шли медленно по Калининскому - он сам туда вывел, сказав, что там удобнее поговорить. И незаметно поглядывал по сторонам, пока она ему рассказывала обо всем, что с ней произошло. А вот сейчас, высказав свое мнение по поводу статьи, посмотрел на нее внимательно и улыбнулся - в привычной своей манере, так по-джентльменски, очень сдержанно, - встретив ее беззаботный, кокетливый взгляд.
- Я только сказать хотел, чтобы ты не пугалась - а ты, оказывается, пугаться и не думала. Ты мне скажи, пожалуйста, - ты сама в газету позвонила? Догадаться несложно - откуда у них твоя фотография? А к тому же в статье ничего нового нет - только эмоции. И еще милицию грязью закидали. Кстати, милиция на тебя точно обидится - и даже сильно…
- Это плохо?
Она снова усмехнулся:
- Это как сказать. Сейчас на них начнут оказывать давление сверху - а им придется или доказывать, что это не убийство, что уже очень сложно, или искать убийцу. Не было бы тебя, не было бы и дела - а теперь будут искать. А найти его невозможно - заказные убийства не раскрываются. Значит, будут тебя постоянно вызывать, вызнавать мельчайшие подробности, требовать, чтобы ты дала точное описание второго мужчины, - а ты…
- Не продолжайте, прошу вас! - Она погрозила ему пальцем. Она намеренно была с ним на вы - ей так больше нравилось, потому что больше маневра было для кокетства. А плюс она подчеркивала этим, что он намного старше - хотя, к сожалению, разница была всего в пятнадцать лет, можно было бы и побольше. - Сейчас вы скажете, что я наверняка все забыла, и ничего им толком рассказать не смогу, и мужчину того я тоже не помню, - и будете правы. Но ведь женщина не обязана быть умной - особенно если у нее есть масса других достоинств…
- Согласен. - Он свернул вдруг в образовавшуюся между плотно прилепленными друг к другу домами щель, и они пошли вниз по лестнице, и она только через минут пять догадалась, что они возвращаются на старый Арбат. - Как ты относишься к японской кухне? Тут ресторанчик есть, "Японская лапша" - достаточно экзотично.
- О!.. - Слово "лапша" вызвало неприятные ассоциации, связанные с детством. - Нет, я не голодна. Вы ведь знаете, я вообще очень мало ем. Женщине так сложно жить на свете - все время надо думать о фигуре, и…
Он оглянулся, рассматривая ее сверху вниз и обратно. Спокойным, ровным, совсем не похотливым, не раздевающим ее взглядом.
- По-моему, у тебя с этим все в порядке. Если хочешь - давай посидим в итальянском, там столики на улице под навесом, очень уютно. Бокал вина и чашка кофе - устроит?
Она кивнула автоматически. Повторяя про себя: "У тебя с этим все в порядке". Вроде банальные слова, достаточно Сухие, - но у него они прозвучали как комплимент. Дополненный взглядом - в котором была оценка, давно выставленная и до сих пор очень высокая. Будь на его месте кто-то другой, она бы решила, что оставляет его равнодушным, раз он говорит так, а не восклицает восторженно, что у нее фантастическая фигура, она потрясающе выглядит и все в таком роде. А вот он был безэмоционален и во взглядах, и в словах - но эффект от них был сильнее, чем от любых цветистых восклицаний. Потому что он был другим.
Холодный, уравновешенный, расчетливый, трезвый - безо всяких понтов, без гонора, без дешевой самоуверенности, без показухи. Абсолютно непохожий на многих из тех, кого она знала, - кичащихся дорогими машинами, успехами в бизнесе, яркими костюмами от Версаче и золотыми кольцами, цепями и браслетами. Хотя при этом очень обеспеченный и явно со связями.
Раньше ее всегда привлекали те, кто притягивал к себе внимание. Кто чем-то выделялся, отличался от других. Его бы она просто не заметила. Да и сейчас прошла бы мимо ничем не примечательного мужчины средних лет - интеллигентного, аккуратного, ухоженного, хорошо одетого, приятного внешне, но при этом выглядящего как большинство. Если не знать, то и не догадаешься, что клубный пиджак, который сейчас на нем, стоит долларов шестьсот, - она как-то увидела бирку "Хьюго Босс" на внутреннем кармане, случайно, он не собирался ей ее показывать, он просто положил пиджак на заднее сиденье своей "Вольво-850". Внешне, кстати, тоже самой обычной - но с кожаными сиденьями, автоматической коробкой и прочими наворотами.
И в лице его - если увидеть такое в толпе - тоже ничего не было. А если присмотреться - получался совсем другой эффект. У него очень умное было лицо, жесткое и холодное - на ее взгляд, ничуть не менее опасное, чем у того бандита, который сидел во взорвавшемся джипе. Просто тот притягивал к себе внимание - а этот не высовывался. Более того - словно специально старался не выделяться, мимикрируя, сливаясь с толпой.
- Должен предупредить - милиция будет стараться тебя напугать. - Он обернулся, притормаживая, ожидая, пока она, идущая на шаг позади, поравняется с ним. - Обязательно будет - поскольку им надо, чтобы ты отказалась от своих показаний. Очарованного тобой лейтенанта к тебе больше не подпустят - кто-то посерьезней тобой займется. И все будет строго.-, официально, под запись. Может быть, даже специально будут тебя запутывать - чтобы доказать, что ты либо все придумала, либо была в таком шоке, что твоим показаниям верить нельзя. Так что мой тебе совет - контролируй каждое слово и постарайся, чтобы в твоих рассказах не было разночтений. Есть у тебя своя версия - заучи ее наизусть, так легче. И…
- О, вы слишком высокого мнения обо мне, - вставила игриво, разбавляя серьезность обстановки. - Боюсь, на такое я не способна - мои способности проявляются совсем в другом…
- Марина! - Он посмотрел на нее укоризненно. - Далее. Они даже могут начать намекать, что ты, возможно, соучастница - которая специально к ним пришла, чтобы их сбить со следа. Но, пожалуйста, не забывай, что это пустые угрозы - у них просто нет другого выхода. Так что ничего не бойся. Максимум, что они могут, - это испортить тебе настроение.
Она кивнула, вслушиваясь, но он замолчал, погрузившись в себя.
- Самое главное - не дай им себя сбить. Если будут слишком усердствовать, пообещай, что расскажешь газете. Им огласка не нужна - а против тебя у них все равно ничего нет. Но лучше не доводить до конфликта - лучше веди себя как всегда, и у них просто опустятся руки. Пусть думают, что ты дурочка - ничего не понимающая, наивная, честная. Настолько честная и настолько дурочка, что даже не убежала, когда увидела взрыв, - и теперь хочет донести, несмотря ни на что, всю правду до широкой общественности. Ты ведь идеальная инженю - можешь мне поверить, меня с детского возраста водили по театрам, и до недавних пор я был завзятым театралом…
Ей жутко понравилось это слово, когда она его услышала в первый раз. Именно от него и услышала. И что так называют актрису, которая играет невинных, неопытных, наивных девушек. И это так звучало - инженю, - так необычно, так красиво, так… Так, словно было придумано специально для нее. И она в него буквально влюбилась, в это слово. И обожала его до сих пор.
- О, это ужасно! - вздохнула притворно. - Вы обо мне такого мнения…
- Давай надеяться, что и они о тебе будут такого мнения. - Он опять улыбнулся сдержанно - типичной своей полуулыбкой. - Потому что если нет…
Он посмотрел на нее быстро, словно спохватился, что мог ее испугать. И тут же улыбнулся уже по-другому - широко, весело и ободряюще.
- Ты же знаешь, я все время перестраховываюсь. Кстати, хотел спросить - тебе не хотелось оттуда убежать? Я, признаюсь, был удивлен, когда ты сказал, что осталась. Нет, ты поступила абсолютно правильно - но… В общем, я бы предположил, что ты убежишь, - все-таки тяжелое зрелище. Так что должен выразить восхищение твоим поступком. Очень смело. И очень хитро - в смысле саморекламы. Но все же - неужели не хотелось убежать? Только честно…
На лице его была улыбка, но под ней прятался неподдельный интерес. Словно он видел ее почти насквозь и ему очень важно было до конца понять, какая она на самом деле. Вот прямо совсем понять, заглянув не просто внутрь, но в самую суть.
Она не в первый раз ощущала, что он ее как газету читает - газету, в которой для него не все понятно, потому что некоторые статьи набраны неразборчиво, но в которой с каждым днем разбирает все больше и больше, - и всякий раз испытывала дискомфорт. Может, потому, что он - единственный, кто разглядел что-то за ее игрой, - и так видел в ней больше, чем все остальные. И она с ним мало того что чувствовала себя абсолютно голой - не в физическом смысле, это было бы просто удовольствием, но в смысле моральном, - но и сама не хотела знать, что у нее там внутри. И естественно, не хотела, чтобы знал он.
Она уже так привыкла к своей роли, что с ней срослась, - а он почти всякий раз напоминал ей, что знает, что это просто роль. Очень хорошая, очень профессионально исполняемая - но роль. Ей все время вспоминался фильм про семнадцать мгновений весны - у нее школа была с идеологическим уклоном, так что образы личностей всяких типа Штирлица подлежали обстоятельному изучению, анализу и восхвалению. Так вот, она себя с ним чувствовала как Штирлиц, которому какой-нибудь Мюллер подмигивает все время при встречах, давая понять, что знает, кто он такой на самом деле, но не скажет никому. И Штирлиц испытывает дискомфорт, потому что одно дело знать самому, кто ты есть, и гордиться, что умеешь прятать и скрывать то, что надо, выдавая на поверхность совсем иное, - и другое дело, когда об этом знает хотя бы еще один человек. Не то чтобы ей нравились сравнения с мужчиной - но зато они точно передавали ее состояние.
- О, конечно, я испугалась! - Она закатила глаза, всем видом передавая, какой ужас выпал на долю молодой эффектной женщины, которой совсем не стоило такое видеть. - Был такой чудесный день, у меня было такое настроение, и он был такой приятный, он мне махал - и вдруг… И должна вам признаться, что я чуть не убежала. Но это было бы несправедливо по отношению к тому приятному молодому человеку. И к себе тоже. В конце концов, он себя повел как большинство мужчин, он исчез в самый неподходящий момент. И я подумала… Я подумала, что он даже не угостил меня бокалом вина. Я обратила на него внимание, я готова была с ним поехать куда-нибудь - а он… И я подумала, что ведь нет ничего страшного в том, если я сама себе компенсирую то, что он не сделал. Ведь ему все равно уже, и он меня подвел к тому же… А я - я помогу ему и себе. Может быть, меня заметит какой-нибудь режиссер или модный фотограф? О, вы представить себе не можете, какие ужасные девицы снимаются в журналах - в то время как эффектные девушки прозябают в безвестности. О, одинокой девушке так нужен мужчина, который бы ей помог! Небескорыстно, конечно, время джентльменов, увы, прошло, - но хотя бы так. И я подумала - пусть он мне поможет. Я ему - а он мне. И осталась…
- Впечатляет. - Он кивнул, глядя на нее задумчиво. - Честное слово - впечатляет. И напоминает о том, что мы планировали зайти в ресторан. Чтобы ты потом не сказала про меня кому-нибудь, что я подло исчез и даже не угостил тебя бокалом вина. И тебе самой пришлось компенсировать то, что не сделал я…
- О, какого ужасного вы обо мне мнения! - воскликнула с наигранным возмущением, вдруг ощущая холод внутри, судорожно пытаясь почувствовать, почему он вдруг говорит такое, словно подозревает ее в намерении с ним расстаться. У нее действительно бывали разные мысли, в последние две недели особенно, - но ведь это были только мысли, внешне все было по-прежнему. Или он показывал ей, что способен их улавливать, ее мысли, - и ей лучше с ним не играть, иначе… - Вы считаете, что это возможно - что я кому-то скажу про вас такое?..
- В мире нет ничего невозможного - увы. - Он посмотрел на нее внимательно и пристально - и сменившая мрачную задумчивость полуулыбка была совсем призрачной. - Не обращай внимания - это я философствую. А вообще нам пора переходить к твоим делам. Так что хватит лирики - будем настраиваться на серьезный лад…
- Ну разве можно требовать от легкомысленной девушки, чтобы она была серьезной?
Она сказала это специально, вдобавок игривым таким тоном - чтобы он сказал что-нибудь веселое, чтобы ей стало ясно, что эта фраза насчет невозможного просто так произнесена, что на самом деле все по-прежнему. Но он не улыбнулся - он посмотрел на нее так, словно хотел что-то сказать. Что-то типа того, что во внешне легкомысленных серьезности больше, чем в тех, кто ее не прячет. Но он промолчал, словно скрывая от нее что-то.
- Я ненавижу, когда вы так себя ведете! - выкрикнула негромко, но эмоционально. - Ненавижу, когда говорят непонятно и запутанно - специально мне показывая, что я слишком примитивна, чтобы это понять…
Он наконец усмехнулся:
- Прости. Хотя не помню, чтобы я говорил что-то непонятное. А теперь давай вернемся к делам - у нас же деловая встреча. Я бы предпочел личную - тем более что давно хотел с тобой поговорить на одну важную на для нас обоих тему. Но теперь это придется отложить до того момента, пока не решится твоя проблема. Кто мог знать, что ты окажешься в такой ситуации?
Он как-то слишком громко произнес последние слова, провожая взглядом проходившего мимо парня.
- А о личном - уже потом. Все закончится, поедем отдыхать - где говорить о личном, как не на отдыхе?..
Он подмигнул ей, и она подмигнула ему в ответ. Думая про себя, что за последние две недели он уже не раз произносит эту фразу насчет совместного отдыха. И хотя он всегда был совершенно безэмоционален, эту фразу он мечтательно произносит, с предвкушением удовольствия, с нетерпением даже - что было так на него непохоже, что казалось даже, что он для нее это говорит, чтобы она поверила, что он жутко этого ждет, потому что ему очень важно ее в этом убедить. А вот сейчас фраза показалась ей сухой, скучной и какой-то неискренней.
- О, я польщена - вы и в самом деле так сильно хотите уехать вместе со мной?
Он ничего не ответил - просто кивнул. И ей почему-то это не понравилось - то, что он отреагировал именно так, хотя знал, чего она ждет. Это было на него не похоже - не среагировать в соответствии с ее ожиданиями, которые он обычно легко просчитывал. И потому не понравилось. Очень.
Она тут же сказала себе, что этот внезапный холод внутри - он ничем не оправдан. Потому что они говорили сейчас о делах, о ее делах, и он был по-деловому настроен, и ему совсем не до сантиментов. Потому что та на первый взгляд простая и безобидная ситуация, в которую она попала, на самом деле оказалась чуть сложнее. Ну не такая сложная, как думает Вика и этот Мыльников тоже, - но тем не менее.
Но внутри все равно было холодно. Потому что он внезапно повел себя не так, как всегда. Потому что ей, совсем не мнительной, начинало казаться что-то неприятное. А с учетом той ситуации, в которой она оказалась, это было совсем ни к чему. И вместо того чтобы думать над его поведением, лучше было представить себе пляж, и себя в купальнике, а лучше с открытой грудью, и его в крепнущих при взгляде на нее плавках. И номер отеля, из окна которого доносятся стоны и горячечный шепот, запах секса и пота, яростный скрип пружин и мокрые шлепки тела о тело.
С ним вряд ли было такое возможно - такое неистовое совокупление, как на увиденной картинке. Но она предпочла об этом забыть - и заодно забыла обо всем остальном. Ощущая влагу в шортиках и легкую дрожь, пробежавшую по всему телу. В который раз доказывая себе, что она не для дел создана и предназначена.
А совсем для другого…
7
- Но женщину не спрашивают, сколько ей лет, - это так не по-джентльменски…
Она с притворной беспомощностью посмотрела на сидящего в углу Мыльникова. Но тот отвел глаза. Ему, видимо, и так досталось за прошлый разговор с ней. И хотя она чувствовала, что он хотел бы ей помочь, этого хамелеона, легко и охотно меняющего окраску, он боялся. Тем более что тот опять начал багроветь, хотя они сидели тут всего две минуты.
Правда, он уже был красноватый, когда она вошла. Видимо, злобился, что она задерживается. Ну так сам виноват - зачем назначать встречу в такую рань, ведь можно, только взглянув на нее, понять, что она не встает так рано. А тут - в десять утра. Это что же, вставать в восемь, чтобы привести себя в порядок и к десяти быть у них? Естественно, она опоздала - но всего на час сорок. Совсем на немного. А тут такая реакция.
Мужчина неблагодарны - она всегда это знала. Оценили хотя бы, что она приехала - можно сказать, примчалась по первому зову. То хамят, отталкивают, убеждают отказаться от своих слов - то трезвонят в субботу вечером и умоляют в воскресенье утром приехать.
Она бы и не поехала - но Мыльников так звучал по телефону, такой грустный был и подавленный, и так просил, когда она протянула неопределенно, что, кажется, занята… "Вы поймите, теперь главк все на контроль взял - у нас тут такое вообще…"
Он поначалу даже несмело намекнул, что неплохо было бы встретиться прямо сегодня, скажем, через час, потому что он ей звонит уже полдня, а начальство рвет и мечет. На что она ему заметила спокойно, что это исключено, насчет сегодня, - а что касается завтра, то у нее, кажется, были планы. Тем более что начальнику его она ничем не обязана. "С вами я бы, конечно, встретилась, Андрей, - вы такой милый. Но он…"
И Мыльников совсем погрустнел. Он и так был печальный, и так сто раз извинился, что беспокоит в такой день, а тут просто затрепетал, как огонек зажигалки на ветру. "Вы поймите, Марина, - мне за тот разговор с вами вообще чуть голову не оторвали. Результатов никаких - а я даже ни отчества вашего не записал, совсем ничего…"
И ей стало его жалко - в конце концов, он из-за нее потерял на время голову, которую потом вернул на место, но которую теперь ему собирались отрывать. И она согласилась приехать к ним в воскресенье. Тем более что он просил так жалобно, уже не надеясь ни на что, - а в голосе было отчаяние осужденного на смерть, которому только что отказали в помиловании.
И вот она приехала - вместо десяти затормозила около мрачного этого здания в полдвенадцатого, быстренько изучила себя в зеркале заднего вида и еще через десять минут была внутри. Обнаружив в комнате, в которую ее направил милиционер внизу, этого багровеющего, уже слегка изменившего окраску - и тихого, бесплотного Мыльникова в углу.