Пару лет назад мама Саманты заявилась к нам на День благодарения. Она ворвалась в дом в норковой шубе до пола, грозно посмотрела на индейку, словно та ее оскорбила, съела ровно одну ложку клюквенного соуса и осыпала Джой дорогущими "Маленькими американками" с наборами аксессуаров. Предварительно она громко заявила в пространство, что портит чужих деток при любой возможности, поскольку от Сэм внуков не дождешься.
- Тогда кого-нибудь с работы?
- Список сотрудников есть в Интернете, - отозвалась Сэм. - Мать посмотрит, кого я привела, и тут же меня разоблачит.
- Мать станет искать твоего кавалера в Интернете?
Сэм пожала плечами.
- Честно говоря, я страдаю манией преследования.
- А если пригласить сотрудника из другой фирмы? Наверняка ты с кем-нибудь познакомилась на курсах повышения юридической квалификации.
Саманта покачала головой.
- С женатыми. С голубыми. С несколькими женатыми голубыми.
- Гм. Можно нанять актера.
- Только в крайнем случае, - возразила она. - Я уже сделала пару звонков. Якобы ищу актеров для низкобюджетной рекламы. Знаешь, сколько получают в день члены Гильдии киноактеров?
- Откуда мне знать?
- И то верно. К тому же в выходные - двойная ставка, за поездки - доплата, так что дешевле не связываться. - Сэм доела печенье. - Тебе невероятно повезло. Даже не представляешь насколько.
"Тогда почему Питер хочет перемен? И что происходит с Джой?" - подумала я, но не стала озвучивать эту мысль.
- Ну, с богом! - Я обняла Саманту на прощание, взяла куртку и посмотрела на часы. Сходить на Уолнат-стрит полюбоваться витринами? Но уже почти восемь, Джой может понадобиться помощь с домашним заданием по английскому. Я потуже обмоталась шарфом, натянула шапку на уши и отправилась в путь величиной в десять кварталов - к дому.
Я живу в этом районе достаточно долго и уже могу докучать друзьям и знакомым рассказами о том, как тут было раньше. "Старбакс" - бывшая пиццерия, там продавались чесночные плетенки, три штуки за доллар. Мексиканское бистро - бывший видеомагазин. Обувной - бывший книжный.
На двери, за которой торгуют сырными сэндвичами, еще мерцала рождественская гирлянда. Ярко освещенные окна магазина здоровой пищи уже были украшены красными и розовыми "валентинками". Погода снова испортилась. Промозглый ветер нес по Южной улице гравий, газеты и чье-то брошенное вязанье. Голые ветви деревьев дрожали в темноте. Я пристроилась за группой девчонок в закатанных черных джинсах и на шпильках. Они снимали друг друга на мобильные телефоны. Сквозь резиновые подошвы моих ботинок проникал холод тротуара. "Интересно, сколько им лет? - попыталась я прикинуть, когда одна из девочек просунула язык между разведенными пальцами, а ее подружка щелкнула камерой. - Их матери знают, что они шатаются по улицам?"
"Тебе невероятно повезло", - сказала Сэм. Но если наша жизнь так хороша, почему Питер хочет перевернуть ее с ног на голову? Я задумалась. Ребенок все изменит. Может, это к лучшему? Может, я вовсе не нашла ту тихую гавань, о которой мечтала в своем несчастном детстве? Может, только лень - или, того хуже, страх - заставляла меня сидеть на месте, жить в одном и том же доме, отдыхать непременно в Джерси и не надеяться на большее?
Конечно, когда-то я мечтала. Давным-давно, когда мне еще не было тридцати и я ничего не боялась. Я продала сценарий, опубликовала роман и очень, очень ненадолго приобрела весьма сомнительную популярность. Ни к чему хорошему это не привело. Я отогнала прочь воспоминания, еще сильнее натянула шапку и перешла улицу. Изо рта выходили клубы белого пара. Я очень спешила домой, со стороны, должно быть, казалось, что за мной кто-то гонится.
4
В День святого Валентина ученики Академии Филадельфии дарят друг другу сахарные печенья с розовой и красной глазурью в форме сердечек, к каждому прикреплена маленькая открытка. Одно печенье стоит доллар; все деньги идут в школьный строительный фонд.
Сразу после детского сада я начала ходить в Академию Филадельфии. И каждый год четырнадцатого февраля нахожу на парте одно и то же: по печенью от Тамсин и Тодда и печенье от Джереми Албина - его, как и меня, мать заставляет покупать печенье всем одноклассникам.
Я уже заранее знаю, что в начале февраля мы с мамой поссоримся. ("Разойдемся во мнениях", как она говорит, но на самом деле поссоримся.) Я скажу, что должна покупать печенье на карманные деньги и дарить своим настоящим друзьям, а она возразит, что в течение жизни круг общения постепенно сужается, но начинать в седьмом классе (или шестом, или еще каком) слишком рано.
Я отвечу, что если дарить печенье всем и каждому, то потеряется значимость подарка. Мама вздохнет, отчего ее сиськи мерзко заколышутся, и произнесет: "Нет, он будет значить: "Поздравляю с Днем святого Валентина. Джой"". Вдруг кто-нибудь вообще не получит ни одного печенья? Каково ему будет? А каково мне будет сознавать, что я могла предотвратить чью-то обиду и разочарование, потратив мамины деньги - даже не свои, а мамины - и подарив всем по печенью?
Отчасти она права. В нашем классе есть ребята, которые, если бы не мы с Джереми Албином, могли бы остаться без печенья. Джек Кореи, например. У него жуткая перхоть. В темном свитере он выглядит так, словно только что попал под снегопад. А может, даже Тамсин. Порой она слишком увлекается, рассуждая о фантастике.
Проблема в том, что некоторые люди не заслуживают лишнего печенья. Например, Эмбер Гросс. Она ни разу в жизни со мной не разговаривала, хотя и в обычную школу, и в еврейскую мы поступили одновременно. Даже "Музыкой для самых маленьких" мы занимались вместе. Нам тогда было по два годика. У мамы сохранились фотографии, и на них мы с Эмбер всегда в разных углах. Наверное, Эмбер презирала меня еще до того, как научилась говорить. Она получает горы печенья. И мое ей совершенно ни к чему.
Но в пятницу накануне Дня святого Валентина, когда я указала на это матери, она скривилась и выдала очередную бесполезную фразочку:
- Джой, жизнь слишком коротка.
Мне хотелось спросить: "Слишком коротка для чего?", но раздался школьный звонок. Его было слышно даже сквозь закрытые окна машины. Мама сунула мне в руку двадцать долларов. "Просто подари всем немного счастья", - попросила она и попыталась меня обнять, но я отодвинулась на край сиденья. Сунув деньги в карман джинсов, я опустила голову и под трели звонка пошла через игровую площадку.
- Удачного дня! - крикнула вслед мать.
Четырнадцатого февраля, как и в каждый учебный день, будильник зазвонил без пятнадцати шесть. В ванной я потерла ноги и локти "Энергетическим сахарным апельсиновым скрабом", подаренным тетей Элль, затем побрила ноги и подмышки, вымыла волосы выпрямляющим шампунем "Секретный агент" от Джона Карама, нанесла кондиционер из той же серии, включила холодную воду и, дрожа, досчитала до тридцати, чтобы приостановить рост кутикул.
К шести пятнадцати я уже завернулась в полотенце, почистила зубы пастой и нитью, спрыснула волосы выпрямляющим спреем и смазала выпрямляющим кремом. Еще сорок пять минут ушло на возню со щеткой для волос и диффузором. Я бы справилась и быстрее, если бы поменьше оглядывалась на дверь. Мать считает, что мне незачем выпрямлять волосы. По ее мнению, я должна наслаждаться своей природной красотой. В результате я единственная девочка на свете, которая прячет выпрямляющий утюжок под кроватью, словно это непристойный журнал или пистолет.
В семь прическа была готова. Я повесила мокрое полотенце, повторно сполоснула рот и приклеила ежедневную прокладку. До месячных еще неделя, но рисковать не стоит.
Со мной и так не все ладно. Еще не хватало прибежать в медкабинет с чужим свитером вокруг талии. Все будут пялиться, прекрасно понимая, в чем дело.
Я вытерла раковину туалетной бумагой, снова натянула ночную рубашку и забралась в постель. Через пять минут постучалась мать.
- Проснись и пой! - воскликнула она.
Ее волосы были убраны в узел, из которого торчал жидкий хвост. В вырезе папиного банного халата виднелись ее очки.
- Что будешь, яичницу или овсянку?
Я уже год не прикасаюсь к яичнице и овсянке. Мой завтрак - три четверти чашки отрубей с высоким содержанием клетчатки и белка, полчашки обезжиренного органического молока и шесть сырых миндальных орехов. Но мать все равно каждое утро спрашивает, что я буду: яичницу или овсянку.
- Нет, спасибо. Предпочитаю хлопья.
Я отбросила покрывало и направилась в ванную, как будто не провела в ней до этого целый час. Я снова почистила зубы, натянула джинсы, ботинки и розовый свитер, сунула в карман тушь для ресниц и блеск для губ и спустилась на кухню. Мать застыла, держа в руках красный чайник, словно неведомый волшебный артефакт. Я отсчитала миндаль. Она не пошевелилась.
- Мама! - наконец произнесла я.
Она поставила чайник на плиту и включила газ.
- Извини, милая.
Мать села напротив, вздохнула и пригладила растрепанные волосы, однако лучше не стало.
- Я просто задумалась.
- О чем?
Она еще немного потеребила волосы и довольно печально улыбнулась.
- Ерунда. Всякие взрослые заморочки.
Полагаю, именно так нужно беседовать с дочерью. Если дочери четыре года.
Как обычно, мать высадила меня у сетчатого забора, отделяющего игровую площадку от тротуара. На втором этаже я завернула в пустой туалет для девочек и нанесла на губы блеск. Затем расстегнула рюкзак и достала школьный обед в розовом пакете с молнией и моим именем. Я переложила еду из этого кошмарного розового пакета в обычный пластиковый, как у всех.
В завершение я вытащила из ушей слуховой аппарат и сунула его в карман. Конечно, обмануть никого не получится. Почти все одноклассники помнят, как я ходила в детский сад с огромными кошмарными штуковинами за ушами. До третьего класса учителя надевали беспроводные микрофоны, а я - наушники, вроде айподовских. Я старалась сильнее распушить непослушное гнездо на голове, чтобы никто не увидел слуховой аппарат или наушники. Но все равно о них знали, и однажды это даже пригодилось. Миссис Миэрс забыла снять микрофон и ушла в учительскую. Весь класс столпился у моих наушников и слушал. (На следующий день вместо обсуждения фотосинтеза миссис Миэрс прочла лекцию "Синдром раздраженной кишки - это не смешно".)
В шестом классе я доросла до внутриушного слухового аппарата с ним нужно сидеть только в первом ряду. Но прошлым летом тетя Элль провела с нами неделю на море. С собой она взяла самое крошечное на свете черное бикини и холщовую сумку, битком набитую "Элль", "Вог", "Ин тач" и "Инстайл". Мама покачала головой, когда тетя Элль положила глянцевые журналы рядом с шезлонгом и стала намазывать плечи маслом. У нас в доме таких изданий не бывает - мать опасается дурного влияния.
Мама нахмурилась, глядя на красивых длинноногих моделей на обложках, и сообщила, что их фото обработаны, что все дело в специальном освещении, ретуши и редактировании. Позднее она загрузила снимки в компьютер и показала, как дизайнеры разглаживают морщинки и подтягивают руки, ноги и зады. Одной модели даже сделали руку длиннее.
- Да ладно тебе, Кэнни, это всего лишь журналы, - возразила Элль и подсунула мне парочку, когда мать отвернулась.
Через семь дней внимательного чтения "Вог" и наблюдений за тетей я решила, что настала пора меняться. К черту слуховой аппарат и первый ряд! Я буду выпрямлять волосы, краситься и заправлять блузку. Все увидят меня с новой стороны. Поймут, что я не какая-нибудь чудачка с жалкими двумя друзьями, гнездом на голове и матерью, которая обращается со мной как с ребенком.
Мне казалось, что получается не очень. Но когда я вошла в класс тем утром, у меня забрезжила надежда на лучшее. Сначала я увидела, что Тамсин и Тодд шепчутся в углу. А через секунду - предмет их обсуждения: двенадцать сахарных сердечек на моей парте. Невероятно! Даже Эмбер Гросс не получила больше.
Я проверила, в тот ли класс попала. Затем пересчитала парты - все правильно, третья. Взяла печенье и подождала, ожидая, что кто-нибудь хлопнет меня по плечу и скажет: "Гм, извини, но это вообще-то мое".
Кому: Джой.
От: Мартина.
Поздравление: Поздравляю с Днем святого Валентина.
Единственный Мартин в нашей школе - Мартин Бейкер, парень Эмбер. Он всегда ходит в бутсах, чтобы мы не забывали о его футбольных успехах. Я осторожно взяла печенье. В детском саду мы по очереди приносили из дома игрушки и делились ими с другими детьми. Во время упражнения "покажи и расскажи" воспитательница предупреждала: "Держим аккуратно!", и это напоминало, что играть можно, но вещь чужая.
Я посмотрела на другое печенье.
Кому: Джой.
От: Тайного поклонника.
Поздравление: Ты милая.
Я покраснела. У меня есть тайный поклонник! Я взглянула на печенье, потом - быстро - на Дункана Бродки и так же быстро отвела глаза.
Я медленно перебирала остальное печенье, пока не обнаружила то, от которого сердце на мгновение остановилось.
Кому: Джой.
От: Эмбер Гросс.
Поздравление: С Валентиновым днем!
Эмбер Гросс. Эмбер Гросс прислала мне печенье. Эмбер Гросс поздравила меня с праздником. Определенно солнце взошло на западе, реки потекли вспять, а рак на горе свистнул прямо в мой слуховой аппарат.
Дальше некуда. Наверное, я сплю, но скоро пробужусь в своей комнате под теплым одеялом в цветочек и звездами на потолке. В дверях вырастет мать и спросит об овсянке. Тут Эмбер Гросс собственной персоной продефилировала ко мне, засунув большие пальцы в карманы джинсов с очень низкой талией. ("Нет, не куплю", - отрезала мать, когда я выбрала себе такие в торговом центре. У меня хватило ума поинтересоваться: "Почему?" "Потому что они непристойны, - пояснила мать. - К тому же под них нужно новое белье".)
- Привет, Джой, - начала Эмбер.
"Привет, Джой"! Словно мы и вправду подружки, вечерами треплемся в "аське", а утром вместе садимся в автобус.
- Спасибо за печенье! - пробормотала я.
Надеюсь, получилось не слишком ужасно. Поверить не могу, что она назвала меня по имени. Я сомневалась, что она вообще его знает.
- Не за что, - откликнулась Эмбер и улыбнулась. Сверкнули скобки. - Может, сядешь с нами за обедом?
- Ой. Гм. Да, конечно, - кивнула я.
Даже если мой голос звучит странно, слова, надеюсь, правильные, и манера достаточно небрежна.
- Круто! - ответила Эмбер и пошла к своей парте.
Тамсин обернулась с широко распахнутыми глазами.
- Что происходит? - прошептала она по слогам и в дополнение выразительно пожала плечами, чтобы я точно ее поняла.
Я открыла рот, хотя не знала, что сказать. Тут мистер Шауп бросил портфель на стол.
- Успокоились, - велел он.
По крайней мере, так мне показалось. Мистер Шауп носит усы, и чем они пышнее, тем сложнее моя жизнь.
Он повернулся к доске, и я склонилась над партой, надеясь, что никто не услышит, как колотится мое сердце.
Через четыре бесконечных урока, когда я забирала обед из своего шкафчика, Тамсин крикнула мне в правое ухо:
- Ты ведь не собираешься с ними сидеть?!
Я опустила голову.
- Не знаю.
- Она просто тебя использует! - возмутилась Тамсин.
Чтобы до меня быстрее дошло, подруга закатала рукава серого свитера, встала передо мной и знаками показала: "Использует тебя!" (В Академии Филадельфии, кроме испанского, французского и латыни, преподают американский язык жестов. Тамсин учит все четыре языка.)
- Использует для чего? - Тодд догнал нас в коридоре.
На нем была его обычная школьная одежда - собственноручно отглаженные брюки хаки и рубашка. Симпатичное лицо и рост выделяют его среди одноклассников. Но поскольку он предпочитает петь, а не гонять мячик, толку от его красивой внешности немного. В октябре мальчишки из команды по лакроссу написали на его шкафчике слово "ГОМИК". В результате всем пришлось провести целый день на семинаре. Психолог рассказывал о важности терпимости и понимания. "Бывает и хуже, - заметил Тодд. - К тому же нас сняли с алгебры".
- Может, попросит списать домашнее задание? - предположила я. Догадка так себе, но за четыре урока ничего лучше не придумалось. Хотя я так запустила учебу, что только полная идиотка захочет у меня списать.
Тодд задумался.
- Возможно, - произнес он после слишком долгой, на мой взгляд, паузы. - Но по английскому лучший ученик я, а по математике - Тамсин.
- Вообще-то я по всем предметам лучшая ученица, - уточнила Тамсин.
- Может, она намерена списать у того, кто периодически ошибается, - возразила я.
- Ты не вернешься, - вздохнула Тамсин. - Помнишь, как получилось с Амелией Рейли?
Конечно помню. Все мои одноклассницы помнят историю Амелии Рейли. Она была самой обычной девочкой. Немного ума, капелька обаяния. И вдруг - бац! - Грегори Боуэн пригласил ее на свой школьный выпускной. Внезапно Амелия Рейли, или Амели, как она стала себя называть, оказалась за столом Эмбер Гросс. Кроме имени, в ней ничего не изменилось. Ни новой прически, ни новой одежды. Внимание Грегори Боуэна - вот волшебная пыльца, которая позволила ей взлететь и стать популярной. Кстати, а Амели прислала мне печенье?
- Я не Амелия Рейли, - произнесла я, когда мы вошли в столовую. Я выпрямилась и поправила лямки рюкзака. - Поэтому вернусь.
Сначала я прошла мимо стола неудачников. Мне тоже доводилось за ним обедать, когда Тамсин и Тодда не было рядом. Здесь сидит Джек Корен, усыпанный перхотью. И толстая Салли Каллин. И Элис Бланкеншип, в прошлом году она неделю провела дома, когда выяснилось, что ее проект по английскому - куча стихотворений на тему самоубийства.
За следующим столом находятся спортсмены, игроки в футбол и лакросс. Затем - спортсменки, они привязывают разноцветные резиновые каппы к шнуркам и носят их на шее.
Дальше - артистические натуры в гетрах и трико. Они ведут себя как в "Классном мюзикле" и пританцовывают в очереди за едой. Мы с Тоддом и Тамсин обычно сидим в конце этого стола. Тодд официально признан артистической натурой, а мы с Тамсин составляем ему компанию.